Я боюсь стать таким, как взрослые, которым ничто не интересно, кроме цифр.
Антуан де Сент-Экзюпери
  
Шарлотта стояла в холодной, сырой комнате, морозной пустоте, воцарившейся в этот мёртвый час. В её голове бродила мысль: то, что она представляла собой раньше, и то, что представляет сейчас, — нет никакой разницы. Она всё та же маменькина дочка, пугливая и бесхарактерная.
  
Для матери она лишь нерадивая дочь, что не смогла найти общий язык со своими родственниками, в особенности с отцом, говорила на немецком с долгими паузами и ошибками, а до идеала модели ещё много чего нужно подправить. Женщина не раз подводила Лотту к зеркалу в ванной, убирала выбившуюся прядь волос за ухо, приподнимала голову за подбородок и говорила: «Твоё лицо слишком бледное и безжизненное, ты как моль! А твой вес, ты его видела? Ты поправилась на два килограмма! Нужно держать себя в форме — сидеть на диетах, больше двигаться и соблюдать режим. Как только тебе исполнится восемнадцать, то сделаем пластическую операцию. Тогда точно станешь настоящей красавицей, и все мужчины падут перед твоими ногами!»
  
Шарлотта лишь кивала, ничего другого она не могла делать — только молча следовать указаниям матери, без которых она попросту не смела существовать. Не могла, не умела.
  
Все её близкие люди погибли, остались она и Кристофер. Юноша был сильно подавлен и поэтому третий день безвылазно сидел в комнате. К нему приходили служанки с едой, но он прогнал их нечеловеческим криком. В какой-то момент Лотте показалось, что он вырвется из логова и сожрёт всех оставшихся обитателей.
  
 Девушка подошла к столику, взяла фарфоровую чашку — рука дрогнула, и посудина упала на пол. Раздался звук битого стекла, Шарлотта нагнулась над осколками и принялась их убирать. Один из осколков впился в подушечку пальца.
  
 — Ах! — воскликнула Мышь и прижала палец к губам. Кровь окрасила губы, запах вызывал тошноту и воспоминания о гибели близких.
  
 Шарлотта прислонилась головой к шкафу, подтянула к груди ноги и зарыдала. Её плач напоминал крик о помощи, пальцы впивались болезненно в кожу, оставляя царапины. В соседней комнате раздалось ворчание, быстрые и резкие шаги. Звук задвижки, после на пороге появился Кристофер. Его волосы были спутанными, сальные пряди висели по щекам, а одежда была помятой.
  
 — Ч-ч-что ты твориш-ш-шь, — злобно прошипел юноша, сверкая красными глазами. Только услышав очередной всхлип, он обратил внимание на разбитую чашку и следы крови.
  
 — Лотта, какого чёрта ты творишь?! — Змей подбежал к сестре, обхватил запястья, но следов порезов не увидел.
  
 Шарлотта выдернула руки и сложила их в замок.
  
 — Я случайно... Чашку взяла... А она... — Девушка отчаянно глотала воздух, её речь была отрывистой и непонятной.
  
 — Тише-тише. — Кристофер положил руку на макушку и бережно принялся гладить. Второй он слегка приобнял сестру за плечи. Шарлотта прислонилась к нему, но после скатилась на колени. — Чего ты, а? Хватит реветь, всё закончится рано или поздно.
  
 — Не хочу умирать! — выкрикнула истерично Мышь и вцепилась мёртвой хваткой в ткань штанов брата. — Хочу жить, но как? Я же ничего не умею.
  
 — Ты очень красивая, Лотта, — с теплотой в голосе сказал Кристофер. — У тебя есть мама, престижная работа. Уверен, что ты станешь ещё более известной и востребованной актрисой и моделью.
  
 Шарлотта приподнялась и посмотрела покрасневшими глазами на брата.
  
 — У меня нет матери. Только личный менеджер, вечно мной недовольный. — Девушка сжала кулаки и нервно усмехнулась. — До настоящего времени я ничем не занималась, кроме съёмок. Хочу сама сделать выбор хотя бы в этой жизни. Я надеялась, что она образумится, исправится, но... Нет, в каждой из жизней она была непреклонна: слава, богатство, изнурительные тренировки и диеты.
  
 — Ты прям гений. — Уголки губ Кристофера поползли невольно вверх.
  
 — Гений, скажешь тоже! Я самый обычный ребёнок, у которого не было нормального детства. Просто делала то, что было выше моих сил. В обмен на головокружительную карьеру пришлось отказаться от всего остального.
  
 — Напоминает контракт с дьяволом, — подытожил Змей, приобнимая сестру сильнее. — Тебе совсем не нравилось быть в центре подобного внимания?
  
 — Я делала это ради мамы, точнее, для того чтобы порадовать её. Я даже не задумывалась о собственных чувствах и желаниях, хотелось увидеть её улыбку. Блеск в глазах, румянец на щеках.
  
 — Ты её ненавидишь?
  
 — А? Нет, всё так сложно. — Слёзы, тяжёлые, словно грехи, скатились из уголков глаз. — Когда папа завёл любовницу, то стал предъявлять маме претензии: она уже немолода, больна, безжизненна. Закатывала истерики и скандалы, требовала больше денег и внимания к себе. Он взял и ушёл к маме Гаса. Даже могу понять его — она ведь такая красавица! Милая, аккуратная, словно принцесса из сказки. У неё были огромные глаза, полные любви и счастья. Мне так всегда казалось в детстве. Отец разрешал маме жить в поместье, но когда там появилась она, то мы сразу же ушли. Сняли небольшую квартиру, хотя у нас были приличные деньги, их хватило бы на что-то более удобное и комфортное. Но это её дело. В то время мама стала повторять: «Покажи папе, чего мы стоим вдвоём». Она отдала меня на курсы актёрского мастерства, мне они очень нравились. Выступать на сцене и видеть радость на лице мамы — настоящее счастье. Я трудилась изо всех сил, а потом получила главную роль в спектакле про Ромео и Джульетту. Она стала радоваться ещё больше. «Покажи отцу, чего ты стоишь, стань очень известной и богатой, тогда он будет наказан». Если честно, то мне было всё равно, что он там думает, у него тогда уже был другой ребёнок — Гас. Вжился в роль хорошего отца, заинтересованного в жизни и благополучии сына. Но... Это же порадовало бы маму, поэтому и смирилась. Я не гений. Скажу больше, у меня нет таланта и моя внешность не идеальна. Я полна комплексов и страхов как внутри, так и снаружи. Меня заставили отбросить страх и выйти на сцену, играть, внушали внешнее уродство. Она неоднократно говорила о пластических операциях, об этом я рассказала отцу. Не смогла терпеть её упреков, но сделала только хуже.
  
 Лицо исказила боль, которая рвалась наружу после долгих лет жизни.
  
 — Маркус назвал меня бесполезной. Мол, я позорю его и не достойна брать фамилию Серенак. Сказал, что желал моей смерти.
  
 Лицо Кристофера стало словно пластмассовым. Стеклянные глаза даже не моргали, он открыл рот, но смог выдохнуть только холодный воздух.
  
 — Я... плакала. Много, очень много. После этого я отказалась от всего: учёбы, друзей, развлечений, любви. Но папа так ни разу и не обратил на меня внимание. Последний раз, когда я приезжала в поместье, он был болен. Лежал в кровати и смотрел в потолок. Его тело напоминало прозрачную дымчатую субстанцию. Я пожелала ему выздоровления, но он подметил, что я сама болезненно выгляжу и с такой фигурой привлеку только оголодавшего зверя. Они же любят лакомиться костями. Я возненавидела его ещё больше, когда узнала о смерти, то, естественно, была опустошена. Горевала, не могла поверить. Но у меня словно стало легче на душе. Теперь я не должна никому ничего доказывать. Мама видела не мои успехи, а бросившего её отца. Это очень ранило, но сейчас я пытаюсь противостоять. Неумело, глупо и бессмысленно, но это уже что-то. Надеялась, что в этом перерождении я стану свободной, но, видимо, вместо своей давней мечты стану мёртвой.
  
 — Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить такое, — произнёс Кристофер после долгой тишины. На его лице виднелись вздутые от злости вены. — Я хочу помочь тебе, если позволишь. Отчасти я даже понимаю тебя. Носить фамилию Серенак — никакая не гордость, а сущее наказание. Она лишь пачкает и уничтожает изнутри. Заставляет быть сущим подонком, ненавидеть всех, показывать всем своё превосходство. У меня тоже не было друзей, даже среди потомков. Фанетта пыталась подружиться, но по наставлению отца я был холоден с ней. А теперь она мертва... Ненавижу себя. — Кристофер ударил себя в грудь и сдавленно простонал. — Все человеческие дети убегали от меня из-за издёвок и жестокого отношения. Если я показывал чувства, то получал наказание.
  
 Кристофер аккуратно оттянул стойку воротника, на шее имелись глубокие и безобразные шрамы. После он загнул рукава — на запястьях имелись шрамы.
  
 — Нанесённые Богом раны невозможно зарастить. У всякой силы имеются ограничения. Даже у такой штуки как бессмертие.
  
 —Да, наш отец был... своеобразным. Возможно, он так выражал свою любовь. Ну, знаешь, подвергавшиеся насилию когда-либо существа становятся такими же — агрессивными и злыми. Это что-то вроде защитного механизма.
  
 Шарлотта замерла, поднялась и на ватных ногах поплелась куда-то вглубь коридора.
  
 — Лотта, ты куда? — Крис кинулся догонять сестру, но та уже скрылась в одной из многочисленных комнат. Не было слышно ни шагов, ни дыхания. Ничего.
  
 «Вот тебе и мышь», — хмыкнул Кристофер, опираясь о дверной косяк.
  
 Спустя пару минут из дальней комнаты появилась Шарлотта, в руках она держала деревянную рамку.
  
 — Посмотри сюда внимательно, ничего не припоминаешь?
  
 Кристофер взял рамку в руки и увидел фотографию всего семейства. Все потомки были как на ладони: живые, улыбающиеся.
  
 — И что я должен здесь увидеть?
  
 Шарлотта надула губы, ткнула накрашенным ногтем в падающую девушку во втором ряду. Подолы её многочисленных юбок держал Кристофер.
  
 — Это же... — Змей взволнованно посмотрел на сестру, та кивнула. — Ты думаешь, это он?
  
 — Да. Уверена, что именно Павлин решил нас перебить, забрать все годы себе и остаться единственным потомком. С настоящим бессмертием.
  
 Раздался телефонный звонок, мелодия насторожила обоих. Мышь достала гаджет и увидела знакомый номер, номер Эрика Дюрана. Человека, который связан со смертями её близких. С её смертью.