Если взорвётся чёрное солнце,
Все в этой жизни перевернётся.
Привычный мир никогда не вернётся,
Он не вернётся.
В колокол бьёт, объявляя тревогу,
Печальный призрак нашей свободы,
Но не услышат и не помогут
Мёртвые Боги.

Би-2 "Черное солнце"

Жила-была большая семья. Прямо большая-пребольшая, как королевская семья из сказки про двенадцать лебедей или воронов – тут уж кому как. Да и семья эта тоже была, можно сказать, королевская (а можно и не сказать, а только подумать. А уж если представить...). Были там сыновья и дочери, братья-сестры, да один родитель. Отец. Хотя, возможно, была там и мама, да только кто помнит матерей?

И правили они Большой землей. У каждого из братьев-сестер был свой надел, за который он отвечал, судил и рядил по своему усмотрению. Жили они в относительном мире, спорили редко, мирились часто. Отца почитали и слову его не перечили. Да и не больно был отец разговорчив, все больше молчал, с улыбкой наблюдая за жизнью своих детей.

Был в этой семье лад да Мир.

Только лень было одному из старших сыновей своим наделом – к слову сказать огромным куском земли – заниматься. Праздные забавы привлекали его куда больше. А тут ответственность такая, что ни обернуться, ни на миг не отвернуться. На кого другого и не перекинешь. Все нужно делать самому, потому как никто другой власть не удержит, да и просто не ухватит вожжи – не дадутся они в чужие руки. И замыслил тогда старший сотворить хитрость.

Взял он для этого ни много ни мало – зеркало озерное, что у отца в имении покоилось, да каплю крови из левой руки.

И вышел из зеркальной глади двойник его – живой и настоящий. Глянул принц на дело рук своих, цыкнул зубом довольно, да и покатил кутить по праздным заведениям. А двойник остался за имением приглядывать.

И все-то у него спорилось. Только...

Не приняла семья чужака. Братья-сестры сердцем почуяли, что им подделку подсунули. Шутки не поняли, да и обозлились на двойника ни за что, ни про что. Начали шпынять его, гнобить и гнать.

Несчастный двойник из кожи вон лез, наизнанку выворачивался, чтобы показать всем, что дурна лишь шутка, а он-то и не дурен. Ладно скроен, правильно сделан, тих и послушен, трудолюбив и исполнителен. А старший принц – двойника создатель, тем временем, кутежил, да балагурил. Кое-где и бедокурил, да все ему с рук сходило и на руки двойника перекидывалось. Невзлюбили в общем подделку, что бы тот ни делал.

Это все присказка. Сказка короче будет.

Устроил как-то отец пир на весь Мир. Собрал, по обычаю, всю Семью в главном замке, где сам жил. В главном зале, где они могли все разом уместиться. А сам над ними, на внутреннем балкончике возвышался и на них любовался. Хороший выходил праздник, все пили-гуляли, зла-обид не вспоминали.

И зачем было старшему принцу своего двойника туда приволакивать? Да только праздная безнаказанность редко кого до добра доводила. Даже тех, кто зла и не задумывал.

Но пока же – кружился танец, рекой лилось живое красное вино, птичьим щебетом звенел смех.

Только маленькая девочка в сиреневом платьице, младшенькая доченька-любимица заметила, что грустна нынче улыбка отца. Поднялась она на балкончик по витой лесенке, папеньку утешить. Улыбается папенька, по головке кудрявой гладит. "Показать тебе чудо?"

Невдомек ребенку, что чудеса не всегда сказочные бывают. А если и всегда, то не всякая сказка хорошо кончается.

Не видит она, увлеклась чудесным. А меж тем внизу, в зале начинается страшное. Потихонечку затягивает, сгущается темный омут вокруг беспомощной зеркальной фигуры.

"Смотри, не урони. Это очень ценная вещь. Разобьется – не вернешь", – шепчет отец и протягивает дочке шарик зеленого хрусталя размером с яйцо (кулак? мяч для игры? булавочную головку? младенческую голову?). А сам-то на сферу и не смотрит даже. Мимо смотрит. Мимо и вниз, как в бездну, внимательно глядит-наблюдает. И оттого ли, темнеют его глаза, словно сами бездной напитываются, в нее превращаются. Темнеет в зале и вокруг...

Нож вонзается в открытый бок, открывая его еще больше – ужасной раной. Зеркало падает, разбиваясь. И осколки эти впиваются в глаза и сердца тех, кто был ближе. Девочка пугается крика и звона. Вздрагивает. Тяжелый (легкий?) шар выскальзывает из пальцев.

Ссутулится отец, становясь угрюмым, и растворяется в печальном тумане. На прощание взглянув с укором на непослушных глупых своих любимых детей.

Замок рушится, падают ступени лестницы, обваливается штукатурка, крошится мозаичный пол.

Дети растеряно мечутся, то сбиваясь в кучки, то рассеиваясь в разные стороны. Что случилось? Куда делся праздник?

И одна из старших дочерей вдруг вопит истошно, испугано и торжествующе: "Это она!! Она виновата! Она разбила Сферу!!!"

Она. Она виновата. Нашлась виноватая. Кто разбил Сферу, тот и виноват.

Она. Одна. Виноватая.

А мы все ни при чем. Мы – лишь жертвы обстоятельств. И я, и все. Вся Семья. И она одна – виноватая.

Кто-то спешит наказать, чтобы сразу искупилась вина, и все вновь стало правильно.

Кто-то спешит покинуть рушащийся замок, чтобы не зацепило неправильностью. Не замечая, что уносят неправильность с собой, словно каменную пыль на плечах, руках и подошвах.

Были и те, кто уклонился от осколков зеркал, и потому видели, когда, как и почему все стало неправильно. Но считали тогда, что ничего нельзя исправить потом, а только здесь и сейчас.

Они-то и спасли девочку от первых. От Палачей (Или первых от палачей? или палачей от первых?).

Но никто (некто?) не пытался спасти двойника. Потому что никому и в голову не могло прийти спасать мертвых взамен живых. И было уже не важно, что у зеркал не так просто отнять жизнь. Даже если эта жизнь заимствована в эквиваленте одной капли крови. Чем меньше, тем ценнее и тем труднее отдать и отнять.

Когда на голову грозится обрушиться небесный свод замка Мира, даже бессмертные начинают бояться за свою шкуру больше, чем за свою жизнь. Не задумываясь уже о том, как жить дальше, потому что выжить в такие моменты кажется гораздо важнее.