Одержимые сконцентрировались в центре подвала. Как раз там, где и возвышались огромные медные кубы, в которых под давлением перегоняли брагу. Работать с ними необходимо было чрезвычайно внимательно. В прессе не раз писали о том, как незадачливые муншайнеры сами выдавали себя властям – они нарушали технологию приготовления, а их самогонные аппараты взрывались, вызывая разрушения и пожары.

Однако зомбированные рабочие наплевали на все свои обязанности. Выбивая барабанный ритм по бочкам, они развлекали себя дикими танцами, крича и приплясывая вокруг мертвого мафиози, которого подвесили под потолком на его же кишках. Лицо и тело несчастного были частично обглоданы, а пол под ним залит кровью.

– Нам не пройти здесь, мистер Локхарт, – зашептала мне Таона, прячась со мной за ящиками. – Это кровавый пир злых лоа.

– А разве есть и добрые боги-вуду? – шепотом поинтересовался я.

– Конечно, есть, – ответила мне креолка. – Просто они не пожелали явиться. Ритуал не был проведен по всем правилам...

– Как много вы об этом знаете? – спросил я, уверившись в том, что моя знакомая разбиралась в вуду гораздо лучше меня.

Креолка промолчала.

Барабанный ритм ускорялся, под потолком вновь замигал свет, танцующие двигались быстрее и кричали все громче. Потом они внезапно расступились и мы увидели, как другие одержимые тащат к ним троих, еще живых, ирландцев. Израненные мафиози в рваных костюмах корчились и стонали, отчаянно пытаясь за что-то уцепиться, будто это могло спасти их от ужасного конца. Я узнал одного из них, с яркой рыжей шевелюрой – это был командир за баррикадами.

Одержимые выкрикивали слова на неизвестном языке, кто-то из них запел. А затем они всем скопом набросились на свою добычу, рыча и расталкивая друг друга. Звуки разрываемой плоти прозвучали уже так ожидаемо и привычно, что даже не вызвали у меня отвращения.

Я потянул креолку за руку.

– Сейчас, пока они отвлеклись, – прошептал я.

Таона Иман панически посмотрела на меня, и все же побежала.

Короткими перебежками, прячась за баками, исполинскими бочками и кубами, мы обогнули одержимых по правой стороне и смогли пробраться дальше, не вызвав лишнего внимания. О том, как придется возвращаться, я старался не думать. Главное найти Кэт, живую, дышащую, способную мыслить...

Даже если она ранена – не беда. Я отдам все деньги, обращусь к отцу, найду лучших врачей. Мы все выдержим и со всем справимся. Только бы не опоздать сейчас.

Барабанный бой утихал, оставшись позади. Эта часть подвала мне была уже знакома. И этот короткий коридор, по которому меня вначале волокли, а затем сопровождали мафиози. И эта дверь...

Дверь, окропленная кровью, болталась на одной петле. За ней, в тесном помещении, вповалку лежали трупы.

Нет! Кэт не могла все еще находиться там! Она убежала бы, спряталась, спаслась... Я, видевший за войну сотни мертвых тел, почувствовал дрожь в во всем теле, когда заметил среди умерших рабочих и мафиози маленькую ножку в фиолетовой туфле.

«Девчонка уже давно мертва», – послышался мне голос командующего, растерзанного одержимыми.

Девчонка уже давно мертва.

Вероятно, он видел ее сам. Когда все только началось, они с другими мафиози заперлись в этой самой комнатушке. Они находились здесь, пока одержимые пытались выломать дверь. Ее почти сорвали с петель, затем завязался короткий бой, в котором части людей удалось вырваться, пробиться к началу подвала и организовать оборону у люка. Те же, кому не повезло, так и остались лежать здесь.

Кэт...

Ты появилась в моей жизни на пару дней, подарила надежду на счастливый конец и почти сразу же отняла ее. «Ничего не могу обещать», – сказала ты и улыбнулась. Разве возможен смысл в жизни без тебя? Разве останется хоть какая-то надежда?!

Я упал на колени, прямо на густо залитый кровью пол, и принялся разгребать лежавшие на ней изуродованные тела.

– Соболезную вам, мистер Локхарт, – тихо проговорила Таона, помогая оттащить тело грузного рабочего с пробитой автоматной очередью головой.

Наконец, показалось и ее лицо. Красное от залившей его крови, но все такое же красивое. По крайней мере, ни мафиози, ни одержимые не смогли отнять ее красоту.

Мы освободили ее холодное тело. Кэт Картер все еще была одета в коктейльное платье, сменившее фиолетовый цвет на багровый. Ее руки были сложены на груди, ноги лежали прямо. И ни одной раны, ни одного повреждения на теле. Она как будто бы спала...

– Мистер Локхарт, – проговорила креолка. Я перевел на нее непонимающий взгляд, потом вновь посмотрел на Катарину.

Что-то было не так.

– Мистер Локхарт, она дышит, – сказала Таона и зачем-то принялась меня трясти. – Мистер Локхарт, она жива!

Кэт в этот момент зашевелилась и закашляла.

– О боги, Кэт, – протянул я, заключая ее в объятья и помогая приподняться.

– Мы уже в мире мертвых, да? – хрипло пробормотала она, открывая глаза. – Ты пришел сюда за мной?

– Я прошел через ад, чтобы найти тебя, – прошептал я, покрывая поцелуями ее лицо.

Неожиданно я понял, что все так и было. Происходящее сейчас – тот самый мир мертвых, который предлагала мне мать в качестве выбора. Мир мертвых, сошедший на землю. Демонстрация того, что ждет меня там, если я соглашусь. Став богом, я превращусь в одно из тех существ, что отплясывали сейчас там, посреди подвала. Которые убивали ради развлечения, не считаясь ни с чем. И тогда агония из скуки, равнодушия и отсутствия эмоций не просто продолжится – она станет вечной.

– Мы прошли через ад, мистер Локхарт, – подала голос Таона. – Но нам еще предстоит вернуться в мир живых. Вы ведь говорили мне что-то похожее?

– Нам нужно торопиться, – кивнул я и погладил Катарину по растрепанным волосам – она с ужасом осматривала окружавшие ее мертвые тела. – Кэт, обхвати меня за шею. Я понесу тебя на руках.

– Не то, чтобы я была очень против, но... Так тебе будет сложно убить этих тварей, – слабо улыбнулась она. – Я почти уверена, что смогу пойти сама.

Она кое-как поднялась, взяла за руку меня и Таону, и с нашей помощью вышла в коридор. С каждым шагом она двигалась все увереннее, а песни одержимых и барабанный бой становился все слышнее.

Еще немного, и мы снова оказались в центре подвала.

Одержимые давно уже закончили свою кровавую трапезу, и продолжали танцевать, но как-то вяло, словно им это действие уже поднадоело. Они осматривались по сторонам, в поисках чего-нибудь, что могло бы снова разжечь их веселье.

Очевидно, раздирание по косточкам еще троих живых людей могло бы их повеселить.

– Нужно их чем-нибудь отвлечь, – шепотом предположила Кэт.

Надеяться на то, что и в этот раз они отвлекутся сами, не приходилось. Я мог бы пробить один из баков, не находящихся под давлением, но они все равно услышали бы выстрел и направились бы в нашу сторону. Хотя, если девушек рядом не будет...

– Бегите туда и спрячьтесь за теми бочками, – скомандовал я, указывая им новое укрытие по левой стороне. До него было несколько ярдов.

– А что будете делать вы, мистер Локхарт? – спросила Таона.

– То, что предложила Кэт – отвлеку их, – сказал я. – Как только это произойдет, бегите по левому коридору к люку. И, ради всего святого, не оглядывайтесь.

– Лаки, ты же не... – начала было Катарина, но не успела договорить – Таона уже потянула ее за собой.

Дождавшись, пока они спрячутся, и убедившись, что их не заметили, я вытащил пистолет. Прицелился и выпустил последние пули по огромной деревянной бочке, галлонов на двести, которую использовали для брожения сусла. Едко пахнущая дрожжами и спиртом жидкость шумно полилась из пробитых дыр на пол, пенясь и смешиваясь с кровью.

Я поудобнее перехватил металлическую трубу, которая все еще должна была заменять мне оружие, и махнул Кэт и Таоне, подавая им сигнал.

В тот момент, когда они побежали вперед, на меня напал одержимый.

Несколькими точными ударами мне удалось повалить его в вонючую воду. Я устремился было за своими спутницами, ведь самое главное – это добраться до люка и выбежать на улицу, но... Еще несколько зомбированных рабочих уже приближались ко мне.

Лишь в одно мгновение, перед тем, как меня обступила толпа, я успел увидеть бегущих к выходу девушек и больше не видел и не слышал ничего, кроме бесконечных рук, зубов, хрипа и рычания.

Они вцепились в меня, словно собаки в кость. Я чудом мог отбиваться. Зубы клацали совсем рядом с кожей, их ногти царапали, рвали мою одежду. Кто-то впился в мою руку и я выронил трубу. А затем сразу двое попытались отхватить куски от моей шеи.

Запоздало я понял, что трюк с пробитой бочкой оказался напрасным – напора и количества воды не хватало, чтобы утопить в нем одержимых, а сама жидкость, которая едва доставала до колена, почти не причиняла им неудобств. И уже начал терять сознание от боли, надеясь лишь на то, чтобы Кэт и Таона смогли в это время выбраться, как вдруг...

Тихий шепот легким ветерком прокатился по подвалу.

Он произносил незнакомые мне слова. Слова эти повторялись, нежно и мелодично, словно убаюкивая.

Одержимые притихли, разжали вцепившиеся в меня руки и медленно разошлись. Глаза ближайшего ко мне рабочего, белые и закатившиеся, вдруг приняли нормальный вид – с коричневой радужкой и черным зрачком. В них отразилось удивление, а уже в следующую секунду он упал замертво, с громким плеском.

Ноги меня уже не держали. Я осел в мутную воду и в отражении увидел Таону Иман. Ее губы беззвучно двигались, она медленно шла ко мне сквозь толпу словно в трансе, никого не замечая. Шепот продолжал разноситься по помещению.

Одержимые в немом молчании падали один за другим. Они были освобождены.

***

Кэт с Таоной кое-как оттащили меня в одно из складских помещений, подальше от других рабочих, еще находящихся во власти богов. Там все мы смогли отдышаться и немного перевести дух. Кэт, позаимствовав с полки бутылку с виски и смочив им лоскут ткани, пыталась промыть мои раны. Таона сидела на полу, мрачно глядя перед собой.

– Вы же говорили, что ваша семья из Джорджии? – спросил я ее, пока Кэт возилась с моими ранами.

– Все верно, семья – из Джорджии, – хмуро ответила Таона, переводя взгляд на меня. – А вот детство мое прошло у двоюродной бабки в Новом Орлеане.

– Это многое объясняет, – сказал я. – Так, значит, вы все-таки знаете нужные слова, чтобы их уничтожить?

– Нет таких слов, чтобы уничтожить богов, – насупилась креолка. – Но попробовать закрыть им ворота я могу. Для этого понадобится ваш талисман.

– Всего-то? – спросил я. – Он как раз валяется где-то по пути на улицу.

– Еще мне нужно свободное место и чистый пол, чтобы нарисовать особые знаки, – продолжила Таона. – И жертвенная кровь.

– А вот с этим могут возникнуть проблемы, – протянул я и ухмыльнулся. – Я имею в виду чистый пол, конечно.

Катарина легонько шлепнула меня куском ткани по носу.

– Не смешно. Еще ничего не закончилось, – протянула она. – И мне почему-то кажется, что просто так и не закончится.

– Ночь не будет длиться вечно, Кэт, – сказал я. – Даже если не все из нас смогут выжить, они все равно уйдут с первым лучом солнца.

– И вернутся к следующей полуночи, – закончила за меня креолка. – Нужно покончить с ними сегодня, мистер Локхарт. Во что бы то ни стало.

Не то, чтобы я не разделял ее уверенности... Мне виделись некоторые сложности. Как можно было правильно провести ритуал, чтобы никто не мешал, не отвлекал, не вгрызался зубами в шею или хотя бы просто не пытался тебя убить? Необходимо было обеспечить Таоне полную безопасность, а что творилось сейчас наверху, никто не знал.

Как бы там ни было, мы втроем вышли в коридор и потихоньку добрались до люка.

Сцена, представшая нашим глазам возле бывших баррикад, отнюдь не была воодушевляющей. Одержимые все же сломили оборону ирландцев. Кого-то съели на месте, а кого-то растащили на сувениры – все вокруг было залито кровью. Мертвые лежали повсюду – на полу, на мешках, были перекинуты через ящики.

– Они идут, – булькая кровью в уголках рта, прохрипел тяжело раненый мужчина, когда мы подошли ближе. – Они убьют всех.

– Куда идут? – переспросила Таона, склоняясь над ним.

Мужчина приподнял руку, в которой еще был зажат пистолет, и указал на левый коридор, идущий параллельно тому, по которому мы шли.

– Они идут сюда, – сказала Кэт, указывая рукой туда же.

Там, мимо самогонных установок, толпой шли оставшиеся одержимые. Очевидно кто-то сверху подсказал им, что среди нас объявилась новоиспеченная жрица-мамбо, способная вернуть их обратно. И, очевидно, уходить они вовсе не желали.

– Валите отсюда, я здесь сам закончу, – прохрипел раненый и приподнял руку с пистолетом выше.

За одно мгновение поняв, что именно он собирается сделать, я подтолкнул девушек к лестнице и велел им забираться наверх. Когда моя нога наступила на предпоследнюю ступеньку, внизу раздался выстрел. А следом за ним, буквально через секунду, прогремел взрыв.

Лестницу подо мной тут же снесло взрывной волной, я едва успел ухватиться за края люка. Кэт и Таона с трудом подтянули меня наверх. Из подвала уже поднимался дым, так что я, поднявшись, захлопнул люк и придвинул сверху несколько тяжелых ящиков.

А в главном помещении нас вновь встречали крики и выстрелы.

– Когда же этот кошмар прекратится? – с отчаянием прошептала Кэт.

– Держитесь позади, – тяжело выдохнул я, выдвигаясь вперед.

На моем теле, казалось, не осталось живого места. За одну только сегодняшнюю ночь меня били по голове, избивали толпой, пытались сожрать живьем, и все равно я как-то умудрялся держаться на ногах. Уже осточертело думать о своем полу-божественном происхождении, но, очевидно, и в этот раз без его помощи не обошлось. Жаль, что от боли это меня нисколько не спасало.

Вечеринка одержимых была окончена. Вместо песен до нас доносились выкрики на их наречии, хриплое рычание, стоны раненых, и кое-что еще... Итальянская речь. Отдельные слова различались вполне отчетливо.

Как в здании, принадлежащем ирландской мафии, могли оказаться итальянцы? Учитывая, что за всю ночь до этого они ни разу нам не встретились... Это могло означать только одно.

Я украдкой глянул на Кэт – она тоже насторожилась. Решительно оттолкнув меня, подкралась к бочкам, стоящим возле двери и быстро заглянула в главное помещение.

– Да вы, должно быть, шутите, – пробормотала она, прячась обратно.

– Кто там, мисс Фьоре? – шепотом спросила ее Таона, подбегая и прячась с ней рядом.

– Там ее Семья, – догадался я, осторожно выглядывая из-за дверного косяка.

Все ирландцы были мертвы или ранены. Я не мог разглядеть среди сражающихся с одержимыми ни одного знакомого лица. Эрика Даймонда тоже нигде не было видно. Зато на смену им пришли другие.

Большие складские двери, ведущие на улицы Черного Пояса, были распахнуты настежь. Мужчины в черных костюмах, вооруженные пистолетами и автоматами «Томпсона» пытались отстреливаться, что удавалось им с переменным успехом.

Все было ясно. Мафиозная семья Фьоре начала подозревать неладное еще когда обнаружила пропажу Кэт в особняке. Они стали искать ее, наткнулись на следы погони на дороге, на погибшую «Лиззи», а может – и на разбитый Кадиллак ирландцев. И потому отправились на помощь.

То, как они смогли найти этот склад, мне было неведомо, но у мафии могли иметься свои способы добывать информацию.

Зомбированных было слишком много. Они лезли через открытые двери, намереваясь пробраться внутрь. Несколько итальянцев, под прикрытием огня своих товарищей, пытались закрыть створки дверей, но из-за обезумевшей толпы сделать это им никак не удавалось. Случилось худшее, как я и предполагал. Проклятие богов-вуду распространялось все дальше, с каждым часом они подчиняли себе все больше умов.

Я попытался представить себе, какое количество человек могло населять Черный Пояс. Ведь это же были трущобы – тесный и нищий район, забитый бедняками до отказа. Что, если все они уже стали одержимыми? Что, если одержимыми станут все жители города?

– Вы можете вырубить их, как сделали это в подвале? – спросил я Таону.

– Их слишком много, – покачала головой креолка.

– Тогда скорее начинайте ритуал, – сказал я. – В этой комнатушке никого нет, и крови на полу здесь совсем немного. Отодвинем ящики и у вас будет достаточно места, чтобы начертить свои знаки.

– Да, но мне все еще нужен ваш талисман, – возразила Таона.

– Черт! – выругался я. – Хорошо, я сейчас же его достану.

– Лаки, это еще не все, – протянула Кэт, указывая на помещение с люком, откуда мы пришли. Из него стелился дым. Пожар, начавшийся в подвале, грозился вырваться наверх.

– Я потороплюсь, обещаю, – выговорил я. – Оставайтесь на месте!

– Дьявол, Лаки, только попробуй не вернуться! – крикнула она мне вслед. В ее голосе звенели слезы.

Я подобрал чей-то липкий от крови пистолет и ринулся вперед, на бегу пытаясь сообразить, где же искать этот чертов талисман. Стоило уничтожить его раньше, хотя бы попытаться! Знал ведь, что эта ночь не принесет ничего хорошего.

Сходу выстрелил одному одержимому в голову, еще одному – прострелил грудь.

Коннор Брэнниган стоял в самом центре, когда все началось. Он держал медальон правой рукой, значит, и улететь тот должен был вправо, примерно в сторону дверей. Как раз туда, где итальянцы сейчас пытались сдержать толпу одержимых. Его могли уже давно затоптать, или оттолкнуть ногами дальше. Или вообще подобрать и положить себе в карман.

Отличная задача. Очередная самоубийственная идея!

Что же я мог сделать? Конечно, побежать прямо туда, в самую гущу сражения.

– Закрывай их, cazzo, закрывай! – кричал один из мафиози итальянцам, у которых никак не получалось справиться со створками двери.

– Sei un fessa?! – кричали ему в ответ. – Эти черти все лезут и лезут!

Зомбированными были уже не только мужчины-рабочие. В толпе я видел и женщин, и стариков, и детей. Нечеловеческий облик каждому из них придавали белые глаза без зрачков. Кто-то уже успел отведать свежей плоти – рты у них были измазаны кровью.

Пули не очень-то помогали их сдерживать.

Сквозь автоматный огонь они схватили возившихся с дверями мужчин и утащили на улицу, в непроглядную ночь. Створки дернулись и распахнулись еще сильнее. Одержимые снаружи зарычали и валом повалили внутрь. Мафиози отпрянули назад, а я, наоборот, старался пробиться ближе.

Стрелял до тех пор, пока в пистолете не закончились патроны, потом вырвал из рук мертвого ирландца «Томми-ган».

И вот, когда я уже почти добрался до проклятых дверей, и когда увидел, как мне показалось, блеснувший на полу среди крови талисман, прямо передо мной сразу трое одержимых набросились на отчаянно палившего из автомата итальянца. Он скрылся за их телами и закричал то ли от боли, то ли от ужаса.

Прицельным огнем я смог отогнать двоих, третьего ударил прикладом. И сам в то же мгновение был повален на пол их приятелями.

Я выхватил взглядом мигающую лампочку под потолком, а затем прямо перед моим лицом возникло лицо обезумевшей женщины в ночном розовом чепце, бешено рычащей и желающей не просто убить – сожрать живьем. Ей помешал чей-то выстрел, пробивший голову насквозь. Я спихнул с себя обмякшее тело и увидел итальянца в изрядно потрепанном костюме, спасенного мной минутой ранее.

– Вставай, сынок, – сказал он мне, протягивая руку. – Выглядишь неважно. Словно сам дьявол пожевал и выплюнул!

– Спасибо, сэр, – проговорил я, ухватываясь за его ладонь и поднимаясь на ноги. – У вас вид не лучше.

Я добежал до того места, где, как мне показалось, видел талисман, но на полу не было ничего, кроме луж крови, пустых гильз и мертвых тел. Замерев и пытаясь снова найти его взглядом, я представлял собой прекрасную мишень для одержимых.

Они приближались. Я уже слышал их хриплое рычание совсем рядом, когда заметил нечто, блеснувшее на полу в нескольких шагах. Медальон лежал возле мертвого чернокожего старика в рабочем костюме. Старика, разум которого захватили первым.

В последнюю секунду, вырвавшись из объятий нескольких одержимых и потеряв «Томпсон», я перекатился, подполз, выпрямился, и схватил цепочку. Талисман был у меня в руках.

Золотистый метал, поцарапанный и потертый от времени, вновь засветился.

Устремившись обратно к комнатушке, я понимал: двери так и не были закрыты. Одержимых становилось все больше, а времени, отведенного нам – все меньше. Мафиози отступали назад. Становилось тяжело дышать из-за дыма.

– Таона! – крикнул я, стараясь привлечь внимание девушки. Пока я возился с одержимыми, они с Катариной уже успели отодвинуть ящики, и теперь креолка старательно вырисовывала что-то на полу, используя вместо мела жертвенную человеческую кровь, которой здесь было более, чем достаточно.

Кэт поймала брошенный мною талисман и тут же передала его Таоне. Креолка зажала его в кулаке. До меня вновь донесся ее шепот, тихий, но заполоняющий все помещение. Я подобрал с пола чей-то пистолет и продолжил стрелять.

– Месие ла ква авансе поул вее, – шептал голос, кажущийся потусторонним, пока я отбивался от очередного одержимого. – Маман Бриджит малад, ли коуче соу до...

– Назад, все назад! – перекрывал его голос спасенного мной мужчины.

Рычание толпы обезумевших превратилось в страшный вой. Лоа начинали догадываться о нашей затее. Они бросались все яростнее, и убивали быстрее. Речь уже не шла о каком-либо веселье – одержимые просто хотели нас уничтожить.

– Павол анпил па леве ле мо, – продолжала Таона, стоя посреди начерченного ею круга с неясными для меня символами. Она как могла старалась не обращать внимания на то, что в комнатушку, до этого пустовавшую, начинал набиваться народ. Мафиози смотрели на нее с не меньшим ужасом, чем на зомбированных, но приближаться опасались.

Последнюю пулю я всадил мелкому пареньку в ногу, надеясь не убить его, а обездвижить. И выбросил очередной опустевший пистолет на пол. У меня ни осталось ни патронов, ни оружия.

– Маре тет оу, маре вант оу, маре рен оу, – Таона забилась в знакомой мне конвульсии.

– Завалите проход! – командовал мужчина. По его приказу мафиози принялись подтаскивать к дверному проему ящики и бочки.

Баррикады не смогли бы задержать этих тварей надолго. Они уже прорывались, лезли друг по другу, и тянули к нам окровавленные руки.

Дым от пожара заполонял склад, жег легкие. Мы сами загнали себя в ловушку.

– О, господи, Лаки, – прошептала Кэт, подбегая ко мне и утыкаясь носом в грудь.

– Таона, поторопись! – крикнул я. Однако креолка, казалось, даже меня не услышала.

– Е прале ве ки джан яп мет а дженоу, – протянула она и глаза ее закатились.

Где-то под потолком пронесся высокий, похожий на смех скрежет. Одержимые остановились, но не спешили возвращать себе человеческий вид. Они просто замерли на месте.

Таона сделала шаг по направлению ко мне.

Я мягко отстранился от Катарины, понимая, что еще немного – и все, наконец, решится. Так или иначе.

Таона протянула ко мне руки и нежно заглянула мне в глаза. В ее чертах проступило совершенно иное лицо. Кожа стала молочно-белой, а глаза – изумрудными. Волосы окрасились в ярко-рыжий цвет.

– Мой дорогой, – произнесла она голосом моей матери, Мамы Бриджит. – Хорошее же веселье вы тут закатили... Его еще долго будут обсуждать в мире мертвых.

– Этот чертов талисман... – начал я, но мать прервала меня укоризненным взглядом.

– Этот счастливый талисман, Генри, – поправила меня она. – Талисман, который делал тебя тем, кто ты есть. Который позволил тебе познать вкус божественной жизни, находясь при этом здесь, в мире смертных...

– И который отравил мою жизнь, сделав ее невыносимой, – закончил я.

– Он подарил тебе то, о чем мечтает каждый, – печально проговорила мама. – Жизнь без забот и волнений, без опасности умереть или серьезно пострадать, жизнь, в которой абсолютно все удается. Это ли не идеал?

– Я уже спрашивал. Для чего нужна была моя удача? Зачем это все?! – прокричал я.

– Ты знаешь ответ, мой милый, – сказала Мама Бриджит. – Назови его.

Итальянцы наблюдали за нами, переглядываясь. Кто-то кашлял, кто-то прикрывался от дыма рукавами. Одержимые не двигались с места.

Что до вопроса, который терзал меня всю жизнь... Он был простым, как и ответ на него. За последние двое суток я это понял.

– Удача была проверкой, – мрачно ответил я.

– Глупцы те люди, что считают жизнь божеств прекрасной, – кивнула мне мать. – Не то зовется вечностью, не тем ты платишь за бессмертие. Нет в ней печали, но нет и радости. Как нет ни слов, ни песен, ни слез, ни волнений. Нет ничего, что заставляет сердца биться и нет ничего, что может их остановить. Лишь только пустота и скука – тем полон загробный мертвый мир. И только то возьмешь с собою в вечность, и только то дает тебе бессмертие. Таков удел богов, сын лоа. Таков ли он и для тебя? Что скажешь мне, в день двадцать пятого рождения?

– Нет, – твердо проговорил я. – Подобная жизнь мне осточертела. Я остаюсь.

Мама Бриджит тепло улыбнулась. Она была рада моему решению.

– И никогда не забывай об этом, – сказала она.

Вместе с дуновением ветра она исчезла, а вместе с ней исчез и талисман.

Глаза Таоны Иман стали прежними и я едва успел подхватить ее, когда она повалилась на пол. Вместе с ней разом рухнули и бывшие одержимые. Боги-вуду покинули этот мир. А из-за дверей главного склада уже показались первые лучи солнца.

***

Черный Пояс Чикаго постепенно приходил в себя. Люди, из числа тех, кто не пострадал, обнаруживали себя в странных местах, с провалами в памяти, и возвращались в свои бедные жилища. Те же, кто видел укрытые тряпьем, сложенные возле дверей склада трупы, говорили о том, что произошла очередная разборка между ирландской и итальянской мафией. А помня о Великом Чикагском пожаре, сам склад быстро потушили.

Власти города прислали несколько нарядов полицейских, чтобы те разобрались с жалобами на стрельбу и шум. Они и правда разобрались, причем тоже довольно скоро, когда отец Катарины Фьоре – Роберто, попросивший называть себя Робертом, передал им чемоданчик с внушительной суммой денег.

Я стоял на улице, возле лежащего на чьем-то крыльце Эрика Даймонда – раненного, искусанного, со сломанной ногой и ребрами, но все-таки живого. Его обнаружили люди Фьоре за какими-то ящиками. Друг говорил мне, что получил по заслугам, и что уже скоро планировал прийти в норму. Даже угостил меня сигаретой из своего портсигара, чудом не выпавшего из кармана брюк.

Раненым помогали медики, мертвых постепенно увозили. Таона тоже уехала, вернувшись в "Фейрфилдс". Она сказала напоследок, что не желала бы больше видеть нас с Кэт никогда, но сказала это не слишком уверенно. И наверняка не отказалась бы от чашечки кофе, когда я приехал бы проведать ее и миссис Дороти Бишоп.

Катарина, закутанная в одолженный у кого-то цветастый плед, общалась с отцом – тем самым мужчиной, которого я спас от одержимых, и судя по виду, была не очень довольна ходом беседы. Парой минут спустя, они вместе подошли ко мне.

– Так ты, выходит, не итальянец? – спросил меня Роберто.

– Англичанин, папа! – с возмущением поправила его Кэт.

– Моя бабушка была итальянкой, сэр, из Сицилии, – привычно рассказал я.

– Ну вот, из Сицилии, – удовлетворенно повторил синьор Фьоре и посмотрел на дочь так, словно это относилось к теме их предыдущей беседы, и все объясняло. – Итальянская кровь же присутствует? И по его лицу никто не скажет, что он не итальянец! Не вижу препятствий для вашего скорого брака.

– Боже мой, папа! – возмутилась Кэт вновь, и обреченно приложила ладонь ко лбу.

Роберто Фьоре, тем временем, по-отечески приобнял меня за плечо и отвел в сторону.

– А вы что скажете, молодой человек? Хотели бы стать уважаемым человеком? – спросил он. – Такие люди нам очень пригодились бы. Не стану обещать тебе долгую жизнь, как твоя матушка, но гарантирую, что она окажется увлекательной.

– Почту за честь, сэр, – кивнул я.

Глава итальянской мафии посмотрел на меня и довольно хмыкнул.

– Добро пожаловать в Семью, сынок. Добро пожаловать в Семью, – сказал он, протягивая мне свой, местами окровавленный пистолет.

Я тут же выстрелил, целясь в бутылку, стоящую на ящике неподалеку.

Выстрелил, и впервые в жизни позорно промазал.