Первым делом тем утром я направился в «Ноунейм». Аптекарь, прикрывающий спикизи, как суровый страж запретного для простых обывателей мира, уперся руками и ногами, настаивая на том, что бара в этом месте никогда не было, и никогда не будет. Только после нескольких минут уговоров, и после слов о том, что я был здесь вчера вечером в компании хорошо известного ему Эрика Даймонда, он смилостивился и кое-как согласился пропустить меня внутрь. Правда, заметил при этом, что в такое время посетителей нет, как нет и смысла в посещении заведения.

Вскоре удалось лично увериться в том, что внутри было совсем пусто. Сонный бармен всем видом старался симулировать уборку, натирая тряпкой стойку в одном и том же месте. Пройдясь по липкому от пролитых напитков паркету, среди разбросанной тут и там мишуры, стеклянных осколков и утерянных бусин с подолов платьев, я оглядел столы с остатками грязной посуды, пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах могла случиться пропажа. Заглянул под столы и стулья, даже зашел в уборную.

И только ничего не найдя, обратился к бармену.

– Если мы обнаружим ваш медальон, то обязательно сообщим вам, сэр, – буднично ответил он. – Вы можете оставить свой адрес мистеру Флаэрти, и потом...

– Мне не нужно «потом», мне нужно сейчас! – вспылил я. – Вы даже не представляете, как это важно! В какое время придут уборщики?

– Около полудня, сэр, – безразлично пожал плечами бармен. – Если хотите, можете подождать их наверху. Мистер Флаэрти нальет вам чего-нибудь... успокоительного.

До полудня оставалось еще несколько часов, так что ждать я никак не смог. Вернувшись в аптеку, спросил о том, имелся ли у них телефонный аппарат. Аппарат, к счастью, имелся.

Мне отчаянно нужны были контакты тех, с кем я вчера разговаривал или пересекался. Чего только не творили люди на пьяную голову? Я мог рассказать кому-нибудь лишнего – ведь спрашивали о талисмане меня не раз, мог даже показать его, а мог и просто потерять, как последний идиот. Допустим, из-за того, что порвалась цепочка, или расстегнулась застежка.

Бессмысленно было спрашивать о гостях спикизи у бармена или аптекаря, поэтому я позвонил в дом Эрика. Дворецкий сообщил, что молодой сэр отдыхает после бурной ночи, но сдался после нескольких минут уговоров и все же позвал его к аппарату.

Через полчаса мы уже были в Линкольн-парке – тот находился в непосредственной близости от его семейного особняка.

Теплое майское солнце проглядывало сквозь кроны деревьев. Пели птицы. Полноватые нянечки-негритянки выгуливали своих малолетних белокожих подопечных, сплошь обряженных в кружева и рюши, деловые люди в костюмах и котелках останавливались возле газетного киоска, чтобы купить утренний выпуск новостей и поспешить дальше по важным делам... Словом, вокруг царила полная идиллия. Ее нарушал только помятый и недовольный вид моего друга, пребывающего в скверном похмельном настроении.

Эрик то и дело отхлебывал нечто из своей фляжки, стремительно приходил в себя, и все равно упорно не проявлял интереса к моей деликатной проблеме.

– Сдался тебе этот талисман, – буркнул он, позевывая. – Закажи себе у ювелира новый и не докучай больше добропорядочным людям по утрам.

Он нехотя выдал мне адреса тех, с кем я, по его мнению, мог вчера общаться. Я торопливо записал их в блокнот, уже представляя, что отправлюсь по этим адресам сразу же после того, как в «Ноунейме» мне сообщат о том, что никакого талисмана не нашли. И только после этого понял наверняка: все было проделано зря. Я только терял драгоценное время, отвлекая самого себя от личности настоящей преступницы.

Перед глазами отчетливо возникла одна из сцен вчерашней ночи.

Мы с моей новой знакомой прогуливались по парку – возможно, по этому самому парку... Кэт с хохотом обнималась с фигурным фонарным столбом и отхлебывала бурбон из горла. Я же, как это часто бывает со мной в подпитии, рассказывал об автомобилях.

– Понимаешь... У всех машин есть душа, – говорил я.

Кэт смеялась пуще прежнего:

– А у меня?

А я с восторгом смотрел на нее, такую веселую, искрящуюся в фонарном свете, и думал о том, что она не похожа ни на одну из моих прежних приятельниц.

– Нет. Я думаю у тебя ее нет, – отчего-то решил я. В тот же миг почувствовал ее руки у себя на шее, и ее пальцы, нащупавшие цепочку медальона.

Поморщившись от осознания собственной беспечности, я огляделся и обнаружил, что мы с Эриком тоже остановились у газетного киоска. Пока друг придирчиво разглядывал заголовки газет, я поведал ему о своих догадках.

– Танцовщица из таксидэнс-холла, это ясно как день, – невозмутимо отреагировал Эрик, протягивая продавцу мелочь. – Они все сплошь искристые, заводные и необычные. Такая у них работа, Лаки – танцевать с партнером за установленную плату! Тьфу, и до чего же докатилась наша любимая Америка!

– Очень смешно, – проговорил я сквозь зубы, когда мы вместе с Эриком направились к стоящей неподалеку скамейке. – Она не была одета как танцовщица из дешевого дансинга! Платье, расшитое стеклянными бусинами, мех на накидке, модная прическа... Все это стоит немалых денег! Да и что такая танцовщица могла делать в спикизи?!

– Друг мой, открою тебе страшную тайну – в таксидэнс-холлы ходят не только ирландцы и негры. Есть и другие, закрытого типа, для более обеспеченной публики... – захихикал Эрик и тут же шутливо прикрылся от меня газетой, словно опасаясь, что я могу его ударить. Мне и вправду хотелось.

Расположившись на скамейке, мы замолчали. Эрик развернул газету и принялся читать. Впрочем, молчание не продлилось долго – почти сразу же он ткнул пальцем в одну из статей и громко воскликнул:

– Ты глянь, что творится! Это же первая фотография семьи Фьоре в прессе, – и добавил, существенно понизив голос: – И говоря о семье, я имею в виду не мафиозную семью, а настоящую. Он здесь с женой и дочерью!

– Эрик, мне все равно, – раздраженно выговорил я, нарочно отворачиваясь.

– Быть этого не может, – продолжал сокрушаться Эрик, читая статью. – Катарина Фьоре, его дочь... Я ее знаю! Это же мисс Картер, известная гостья на всех сколь-нибудь значимых вечеринках! Почему она называлась всем другим именем?

– Может быть именно потому, что она дочь босса мафии? Серьезно, Эрик, мне нет никакого дела до местных сплетен, – отмахнулся я, раздумывая о том, что еще каких-то полдня и у Чикаго появятся проблемы поинтереснее, чем таксидэнс-холлы и мафия.

– Нет, ты все же посмотри! – с нажимом проговорил друг и даже дернул меня за рукав.

Я повернулся. С маленькой черно-белой фотографии, немного нечеткой и смазанной, явно сделанной исподтишка и впопыхах, на меня смотрела моя новая знакомая Кэт. Вместе с матерью и отцом – главой Чикагской мафии.

– Это ведь та самая девушка... – только и смог выдавить я.

– Я тоже ее узнал! – горделиво сообщил Эрик, после чего гаденько захихикал. – Вот это совпадение на совпадении! Тройное попадание! Никогда не доверяй девушкам-флэпперам, мой друг.

– Значит, Кэт Картер, – повторил я, торопливо придумывая план. – В твоей газетенке не сказано, где находится их дом?

Улыбка на лице моего друга тут же погасла, выражение стало беспокойным.

– Дом Роберто Фьоре? Не дури, Лаки!

– Есть иные предложения?

– Всему нужно тебя учить, – наигранно вздохнул Эрик и вновь ткнул пальцем в газету. Новая заметка была совсем короткой и располагалась в самом низу страницы. – «Самое громкое событие вечера пройдет сегодня в «Дивном саду» – личном особняке Дина Монтгомери. Приглашаются состоятельные джентльмены и очаровательные леди в своих лучших нарядах. В программе: модные джазовые композиции в исполнении избранных музыкантов Чикагского симфонического оркестра, выступления артистов, безалкогольные коктейли и фуршет», – прочитал он и поднял на меня глаза. – Кэт никогда не пропускает подобных сборищ. Она должна будет там появиться.

– Надеюсь, ты в этом уверен, – проговорил я. У меня не было ни единого права на ошибку. Но кто, как не житель Чикаго, мог хорошо разбираться в привычках местного высшего общества? Эрик Даймонд жил здесь уже несколько лет, после того, как они с семьей переехали из Нью-Йорка.

И, разумеется, он не проявлял никакого интереса к моей проблеме ровно до того момента, пока в ней не оказалась замешана известная личность. Зато теперь уж можно было предположить, что он наизнанку вывернется, но поможет мне. Словно в подтверждение моих мыслей друг смерил меня осуждающим взглядом.

– Только не говори, что ты поедешь в этой визитке, – протянул он, покачав головой.

– У меня кроме нее ничего нет, – только и усмехнулся я.

– Вздор! – воскликнул Эрик. – Показываться на Голд-Кост в визитке после семи вечера просто неприлично! Тебе нужен будет смокинг.

– Хорошо, – согласился я из вежливости. – Я видел лавку «Тьерри Герара» неподалеку от пансиона.

– Магазин готового платья? Не смеши меня, – фыркнул Эрик. – К Дину Монтгомери не ходят в дешевом тряпье, он вписан пятнадцатым в «Светский реестр».

– О, этот ваш «реестр»... – не удержался я. Мои мысли по-прежнему были заняты предстоящим спасением жизней, в то время как друг думал только о сплетнях, тряпках и светских приличиях.

– Скажи еще, что в Британии подобного реестра нет, – насупился он, заметив мое пренебрежение.

– Совершенно верно, вместо этого у нас есть чувство собственного достоинства и система пэрства, – насмешливо проговорил я.

– Ладно, так и быть, предоставь все заботы мне, – махнул рукой Эрик, пропустив колкость мимо ушей. – Я приеду в «Фэйрфилдс» к восьми. Будь добр, дождись меня и не делай глупостей.

***

Оказавшись в пансионе, я понял, о чем говорила мне миссис Дороти Бишоп по приезду. В бушующем Чикаго, с его «Сухим законом» и мафией, «Светским реестром» и спикизи, дэнс-холлами и доходными домами обязательно должен был оставаться этот островок прежних традиций, как безопасная тихая гавань посреди штормового моря.

Завтрак здесь подавали с семи до одиннадцати, ланч с одиннадцати до трех, чай с трех до шести, обед с шести до восьми и ужин с семи до одиннадцати. В любое время постоялец мог затребовать кофе или другой напиток, удобно расположиться в гостиной, где играл граммофон или радио, почитать газету или пообщаться с другими гостями... И все это так мило, по-семейному и по-домашнему, чего просто невозможно было встретить теперь в новомодных отелях. Хозяйка «Фэйрфилдса» могла дать материнский совет, помочь и утешить, а могла и прикрикнуть, если кто-нибудь осмелится перед ней провиниться.

Увидев меня, бледного и не выспавшегося, она тут же приказала креолке подать сытный завтрак и лично отвела меня в столовую. На скатерти мгновенно были расставлены тарелки с простыми, но душевными блюдами: скремблом из яиц, жареным беконом, картофельным салатом и теплыми круглыми булочками. А кроме того, был принесен кофе и лимонад. Впрочем, после того, как я глотнул лимонада, стало очевидно, что одним лимонным соком и водой дело не обошлось.

Дороти Бишоп присела напротив, привычно закурив.

– Ах, эта молодость, – мечтательно протянула она. – Вот помню, когда я еще жила в районе Тауэртауна, была знакома с одним художником...

И вновь принялась рассказывать о прежней жизни богемного Чикаго, о художественных студиях, поэтических вечерах, музыкальных салонах...

Словом, завтрак прошел незаметно.

Вдоволь наслушавшись разных историй, я поднялся в свою комнату, намереваясь хоть немного вздремнуть. Но вот там-то меня и ждал неприятный сюрприз.

Только прикоснувшись к ручке, я обнаружил, что дверь оказалась не заперта. Посреди моей комнаты в полной растерянности замерла креолка.

Ее взгляд заметался от ниши в стене, где все еще стоял портрет моей матери, до меня, и обратно. Девушка прижала руки к своему накрахмаленному переднику, словно в попытке защититься, и попятилась назад. Я же, наоборот, сделал пару шагов навстречу, не зная, чего хотел больше – успокоить ее или обвинить.

– Она пьет горячий ром с перцем и до смерти любит танцевать... – пролепетала креолка, поднимая на меня полные страха глаза. – Простите!

Сорвавшись с места, она хотела было убежать на лестницу, однако я перегородил ей путь к отступлению. Девушка отшатнулась назад.

– Вы знаете, – с каким-то мрачным удовлетворением заключил я.

Мои тайны в течение многие лет хотели разузнать все – от репортеров до лучших друзей, а удалось лишь темнокожей горничной из маленького пансиона! Все-таки, как же я был вчера беспечен!

– Нет, что вы, сэр, – поспешно замотала головой креолка. Она с надеждой поглядывала мне за спину, в проем еще открытой двери. – Я ни о чем таком...

– А я, мисс, уверен. Вы знаете, – повторил я и захлопнул дверь.

– Я... Я всего лишь горничная, неграмотная, глупая, я... – совершенно перепугалась девушка, не зная, очевидно, как ей поступить.

– Вы когда-нибудь бывали в Луизиане? – спросил я как можно мягче. Не хватало еще, чтобы в панике она подняла шум по всему пансиону! Тут даже миссис Бишоп за меня заступаться не станет – сразу вышвырнет вон.

– Моя семья когда-то приехала из Джорджии, сэр, – тихо проговорила креолка, уставившись в пол. – Мы с братом одни здесь остались. Он работает на маленьком консервном заводе на границе Черного Пояса, а я...

– А вы, мисс, знаете о магии вуду, – закончил за нее я.

– Это темное дело! – сверкнув глазами, вдруг воскликнула горничная. – Этот алтарь в нише, и гри-гри, и ваш таинственный талисман... Это вы не знаете, с чем имеете дело, сэр!

– И с чем же, мисс? – терпеливо уточнил я.

– С истинным злом! Оно уничтожит вас и всех вокруг!

Признаться, в тот миг я даже растерялся. Креолка, надо отдать ей должное, не преминула воспользоваться моей слабостью, и прорвалась к выходу. А я только стоял и смотрел на то, как закрылась за ней дверь, и слышал, как каблуки ее туфель стучат по лестнице, стремительно удаляясь.

Не теряя ни секунды, я бросился к стенной нише. Убрал портрет матери в сумку, спрятал туда же полотняный мешочек и свечи, и переставил рюмку на тумбочку у кровати. Теперь, если этой не в меру осведомленной девице придет в голову позвать хозяйку, ничего подозрительного обнаружить уже не смогут. А копаться в моих личных вещах просто не посмеют.

Я присел на край кровати, мысленно успокаивая себя и колотящееся в груди сердце. Никогда прежде я не допускал подобной оплошности! Никто не должен был узнать... И все же, как ни странно, от мысли, что еще один живой человек в этом городе осознавал, что вскоре может приключиться страшное, мне стало легче. Я будто бы не был больше один.

Хозяйка так и не постучалась ко мне в комнату. Ни через пять минут, ни через пятнадцать.

***

Эрик Даймонд, как и было обещано, заехал за мной около восьми часов вечера. На роскошном и переливающимся ртутью Ролс-Ройсе Сильвер Гоуст, таком прекрасном, что еще несколько минут я крутился вокруг него, рассматривая все изгибы и детали. И друг тогда даже осмелился сказать что-то вроде: «Наконец-то ты начал понимать толк в хороших автомобилях!». Пришлось отрезвляться самому и отрезвлять его – променивать свою «Лиззи» на «Призрака» я не собирался.

Было решено, что Эрик отправится к «Дивному саду» – особняку семьи Монтгомери – первым, чтобы показывать дорогу, а я отправлюсь следом за ним на своей старушке.

Еще какое-то время было потрачено на ненужные, на мой взгляд, переодевания. Кроме автомобиля друг хотел поразить меня пошитым портным дорогим смокингом из черной шерсти, с шелковыми лацканами, белой сорочкой, брюками и черным галстуком-бабочкой. Все это он прихватил с собой из дома, в надежде, что костюм мне подойдет. Надежды оправдались и смокинг сел как влитой, однако никакого впечатления на меня не произвел. Таких одежд у меня было много еще в то время, когда я жил с отцом, или после переезда в Нью-Йорк, в семье Эрика. Да и, честно сказать, я никогда не видел смысла в тряпках.

Зато миссис Дороти Бишоп, увидев меня, тут же принялась восторженно охать и ахать, то и дело повторяя, что я ужасно напоминаю ей того самого художника, о котором она мне рассказывала. Вот только вряд ли какой-нибудь художник мог позволить себе такую роскошь.

Как назло, креолки, до этого всегда крутившейся где-то поблизости, не было видно. И вывод напрашивался неутешительный: она решила меня избегать. Оставалось только надеяться, что в случае моей неудачи ей повезет остаться в живых – она явно знала гораздо больше. Возможно, даже больше меня.

Наконец, Эрик сел за руль своего серебряного красавца, а я – за руль изумрудной «Лиззи», закинув на сиденье рядом с собой сумку со всеми вещами. Ехать предстояло недалеко – всего несколько кварталов до Норт-Стейт-Паркуэй, по направлению к Линкольн-парку, но, как я хорошо понимал, гости богатых вечеринок не привыкли передвигаться пешком.

Ртутный «Призрак» ярким световым пятном выделялся из редкого потока машин, так, что следовать за ни не составляло большого труда. Да и водил мой друг так себе – не лучше престарелой тетушки за рулем почтенного возраста Олдсмобиля, которую он все никак не мог обогнать. Я же глядел, как фасады привычных для Чикаго кирпичных строений сменяются то новенькими высотками, то утопающими в зелени частными домами. Где мне искать Кэт Картер? Как ей удалось выкрасть талисман? И, самое главное, для чего?

Истина терялась среди фешенебельных отелей, тайных спикизи-баров и особняков бутлегеров, где за плотно зашторенными окнами царило подлинное веселье и беззаконие.