Следующее утро странник провёл в суматохе дел. Промедление казалось непозволительным. Он не знал, насколько покидает Лондон и вернётся ли вообще, потому оповестил управителя ресторана и забрал положенное жалование, а по приходе домой уведомил о своём решении уехать пожилую хозяйку и Шеффера, сославшись на плохое самочувствие своего опекуна. Те не стали влезать в личные проблемы юноши, а Шеффер лишь укрепил свою догадку, что вчерашние незнакомцы были теми, кто принесли эту тяжёлую весть.

– Нет ничего важнее семьи, – напутственно хлопнул Леона по спине Шеффер. – Ты уж позаботься об этом, друг мой, а об остальном не тревожься. По твоему возвращении я комнатку подыщу, не сомневайся. Друзей у меня полно.

В этом Леон не сомневался. Что-что, а Шеффер удачные знакомства заводить умел. Вот только Леон не был уверен, что однажды вернётся в Лондон насовсем. Если всё получится так, как задумано, он навсегда останется рядом с тем, к кому тянется душа, и место будет совершенно неважно.

Пожитков у Леона, как и раньше, оказалось немного. Большую часть вещей он оставил в Кронхилле, чтобы те не маячили перед глазами и не напоминали каждый раз о прошлой жизни. Взяв саквояж в руку, он с тоской оглядел зелёную комнату. Недолго, но она стала его спасительным пристанищем.

Вызванный кэб уже ждал перед домом, чтобы отвести юношу в пансион. Там он и Грехи договорились встретиться с Николь и Викери. Видеть мадам Тулле Леон не горел желанием, но встреча так или иначе была неминуема. Одно лишь радовало: он сможет повидать кухарок и старика Лойда. Без разрешения леди Констанции попасть на территорию пансиона он не мог, но иногда встречался с ними за его пределами, чтобы скрасить жизнь разговорами по душам за чашкой чая и пирожным в забегаловке на соседней улице.

Они были одними из немногих, с кем он поделился своим горем, кому доверил правду о гибели Рэйдена. Умолчал лишь о том, как это произошло, и о чувствах, что их связывали. Последнее им наверняка было бы сложно понять, поэтому даже пытаться не стоило. Однако их поддержка помогла ему справиться с частью трагической ноши, за что юноша был безмерно благодарен.

Устроившись на сидении кэба, Леон вгляделся в запечатанный конверт с печатью дома Аверлин – то самое разрешение, что позволит ему войти гостем в пансион. Николь выпросила его задолго до того, как Грехи уверили его в возможности своего плана. Прозорливости ей не занимать: уже тогда она догадывалась, что Леон не посмеет отказаться. Слишком хорошо его знала.

Сторожи остановили кэб перед воротами пансиона и постучали по дверце, запрашивая разрешение. Леон приоткрыл дверь и протянул письмо. Мужчина заметно удивился, признав бывшего мальчишку-прислугу, но спешно разломил печать и принялся вчитываться в бумагу.

– Открывай! – громко скомандовал он другому сторожу.

Его напарник провернул ключ в замке и поспешил развести ворота, пропуская кэб на территорию. Беспокойство, которое Леон чувствовал во время своего последнего появления в пансионе, никуда не делось. И чем ближе он приближался к ненавистной парадной двери, тем сильнее оно становилось. Однако мысль бросить всё и сбежать так и не появилась. Наоборот, хотелось принять в лоб любые препятствия.

Мадам Тулле встретила с циничной ухмылкой, от которой у Леона возникло неприятное жжение в груди. Кожу на спине стянуло от воспоминаний, как с похожим холодом в глазах она секла его розгой и избивала указкой. Леон перехватил покрепче ручку саквояжа и двинулся к ней.

– Мистер Самаэлис, – протянула она с непонятной ему приветливостью, – соскучились по прошлой жизни и решили навестить нас?

– Скучать свойственно по приятным моментам жизни, а по вам, к счастью, я не скучал.

Взгляд мадам неожиданно потеплел, но сделался ещё более тёмным и опасным, чем если бы она колола его острым холодом.

– Приятно знать, что мы оставили друг у друга схожие чувства.

– О схожести наших чувств судить не возьмусь, – хмыкнул Леон.

– Так зачем вы пожаловали, раз уж не за тем, чтобы навестить нас по доброй воле? – поинтересовалась мадам Тулле и вежливым жестом предложила переступить порог распахнутой двери.

– Сугубо по деловому вопросу к мисс Аверлин.

– И какие могут быть дела у благородной мисс с человеком подобного вам положения?

Она сказала это легко, словно не пыталась причинить обиду, но Леон знал, что именно это женщина и старалась сделать. Теперь она не могла поднять на него руку, не могла унижать и приказывать повиноваться, а потому скрывала своё садистское намерение за вежливой улыбкой и ранила остротой брошенных слов.

– Наши дела вас не касаются, мадам, – пресёк Леон и, глядя в зеркало, заприметил, как мадам осторожно закрыла дверные створки и повесила цепочку, выглядя при этом настолько взбудораженной, что закусила нижнюю губу. Вероятно, испытывала удовольствие от возвращения «старой игрушки». – Может, вы запамятовали, но на данный момент я числюсь членом семьи лорда Кассергена, и моё положение выше, чем ваше. Так что не суйте нос не в своё дело.

– Насколько мне стало известно, вы уже как год исчезли из-под крыла лорда Кассергена, – улыбнулась она со сквозящей надменностью в голосе. – Неужели он настолько в вас разочаровался, что выбросил на улицу, где вас и подобрали?

– Я ушёл сам, – пожал плечами Леон, ничуть не обидевшись на грубость. Он подался вперёд, в точности копируя её самодовольный изгиб губ. – Но осмелюсь заметить, что из нас двоих разочарование вызываете только вы. По-прежнему испытываете постыдное желание, избивая кого-то розгами?

Управляющая отшатнулась и возмущённо схватила губами воздух: не ожидала подобного прямолинейного нахальства. Леон заметил, как её рука рефлекторно потянулась к переднику, в кармане которого выступали очертания чего-то тонкого, но тут же дёрнулась, сделав вид, что занята приглаживанием складок на юбке.

– Вижу, что язык у вас по-прежнему длиннее здравых мыслей, – нахмурила тонкие брови мадам, сделавшись похожей на хищную птицу.

Леон довольно усмехнулся.

– О нет, я произнёс ровно то, что желал сказать, мадам. А теперь извольте не задерживать меня и проводить к мисс Аверлин и гостям, что должны были прибыть помимо меня.

– Вы определённо распробовали вкус власти, – прорычала управляющая, гордо вздёрнув подбородок.

– Я никогда его не забывал, просто на мгновение решил притвориться, чтобы ввести вас в заблуждение своей беспомощностью.

– Прошу за мной, – пробурчала она, утратив прежнюю весёлость от их встречи, и повела юношу в гостиную.

Леон был уверен, что в её шёпоте расслышал: «Высокомерный щенок!», и не стал подавлять улыбку. Он так давно хотел поставить эту омерзительную женщину на место, что вкус победы в мимолётной перебранке ощущался сладкой патокой на губах. Перекидывание остротами напрочь испортило мадам настроение. Ощущая взгляд задорных глаз, вонзающихся колом в спину, Тулле старалась не подавать напряжённого вида, но не могла перестать напрягать желваки.

Леон этого не видел, но чувствовал, как в женщине закипает приятное его сердцу бешенство. Ему нравилось наблюдать за тем, как ей приходится выслуживаться перед ним, сопровождая всё фразами: «Да, мистер Самаэлис. Как вам будет угодно, мистер Самаэлис». Аж сердце трепетало от наступившего возмездия. Для дамы её положения нет ничего оскорбительнее, чем пресмыкаться перед бывшим подчинённым.

Благо долго находиться в её обществе не пришлось. Она сопроводила Леона в гостиную, где на диванах их уже дожидались Грехи, Викери и Николь. Последняя выглядела воодушевлённой.

Мадам Тулле обвела необычную компанию взглядом. Откровенные наряды посетительниц определённо навели её на мысль о неблаговидном способе их заработка, но ей пришлось затаить своё негодование и смиренно поинтересоваться, не желают ли они ещё чая и сладостей.

– Спасибо за вашу заботу, мадам, но этого вполне достаточно, – ответил Викери, вероятно, желая поскорее выпроводить женщину из комнаты.

Мадам откланялась и, развернувшись, шагнула обратно к дверям, но, едва коснувшись ручки, быстро отвела руку и сжала предплечье стоящего рядом Леона. Странник удивлённо приподнял брови, глядя с долей опасения то на руку, сжимающую его рукав, то в её холодные глаза.

– Надеюсь, что вы будете держать себя в руках, мистер Самаэлис, – прошипела гадюка, сузив глаза. – Может, вы и гость, но осмелюсь предъявить, что после вашего интереса к вещам им свойственно пропадать.

– Не понимаю, о чём вы, – распрямил спину Леон.

– Не думайте, что я поверила, будто редкий экземпляр из нашей библиотеки исчез сам по себе. Леди Аверлин уверяет, что сама его взяла и не помнит, куда положила, но провалы в памяти ей не свойственны, стало быть, это происки её племянницы, чтобы угодить вашему интересу.

Леон усмехнулся. Мадам Тулле по-прежнему не помнит, как сама лично забирала у него книгу, чтобы перепрятать в тайник.

– Без доказательств ваши слова лишь оскорбительные домыслы, мадам.

– Может и так, – сверкнула глазами Тулле, – но ваша репутация в пансионе не настолько чиста и безукоризненна, чтобы эти домыслы не имели место быть.

Но не успел Леон ей ответить, как рядом с ним встала Астарот. Её хищный взгляд не предвещал ничего хорошего, но в попытке сдержать весь свой яд она растянула губы в мягкой улыбке, от которой мадам шарахнулась назад, выпустив рукав Леона.

– Посмеешь ещё раз открыть рот на этого мальчика, и я тебе язык вырву, ты меня поняла? – прощебетала угрозу Астарот таким тоном, будто нежничала с котёнком.

Мадам переменилась в лице. Её безразличная маска покрылась трещинам, являя неподдельный ужас перед властной госпожой.

– Да что вы себе позволяете! – взвизгнула мадам, но Астарот схватила её за челюсть и вдавила пальцы, оставляя красные вмятины на тонкой коже.

– Ты меня поняла? – надавила сильнее Астарот.

Мадам испуганно захлопала глазами и кивнула, растеряв былую браваду, а когда Астарот всё же отпустила её, быстро метнулась за дверь – только и слышно было, как быстро постукивают каблуки, удаляясь по коридору.

Леон поглядел на закрывшуюся дверь и нервно откашлялся.

– Спасибо, Аста, но не стоило... Я бы и сам мог поставить её на место.

– Знаю, – ласково улыбнулась Астарот и погладила его по плечу, – но эта женщина начала трепать мне нервы с самого нашего появления здесь, так что ты дал мне прекрасный повод хорошенько её припугнуть.

Её пальцы с медлительной нежностью пробежали по его предплечью и сжали ладонь, утягивая в центр гостиной, а после толкнули на диван рядом с Викери и Николь. Сама же Астарот устроилась на облюбованном месте рядом с Гласеей, скинула туфли и поджала ноги под ягодицы.

– Так это правда? – спросила Николь, как только удостоверилась, что всё внимание присутствующих сосредоточено на назревающем деле. – Вы нашли способ вызволить Рэйдена из багровых полей?

– Без гарантий, только предположение, – качнула головой Гремори и покрутила в руках чашку, задумчиво глядя на плавающие в ней чаинки. – Попасть в багровые поля несложно, сложно договориться с их владелицей.

– Как и все боги, Самигина не станет помогать, не имея своей выгоды, – подхватил разговор Андра. – Душу из её чертогов можно обменять на что-то соразмерное по ценности и вернуть в тело, что благодаря изобретению Гласеи всё ещё нетленно.

– Но долго мне удерживать его не удастся. – Гласеа отхлебнул из чашки и задумчиво поглядел на позолоченные завитки, украшающие фарфор. – КЭС потребляет слишком много моей энергии. Это не слишком ощущалось, когда приходилось поддерживать жизнь только одного Этана Самаэлиса, но у Рэйдена организм молодой и требует больше энергии. Это истощает.

– КЭС? – переспросил Викери, удивлённый непонятным сокращением.

– Криоэфирный сосуд, – разъяснил Гласеа. – Неужели это настолько неочевидно?

– А должно быть? – изогнул бровь Вик.

– Это сейчас неважно, – прервала их Николь. Она поставила чашку на блюдце и поглядела на Андру, надеясь в его каменном выражении лица отыскать хоть какой-то ответ, но безрезультатно выждав момент, всё же спросила: – Как нам попасть в багровые поля?

– Будучи бывшим стражем тюрьмы межмирья, я знавал много путей, что ведут в царство Самигины. Одни служили конечным путём, другие – дорогой в обе стороны. Однако, даже если я проведу кого-то из вас туда, то слуги Самигины не позволят нам пройти по нему, не расплатившись жизнью.

– Нужен жетон, я правильно понимаю? – догадался Леон. – Символ доброй воли богини?

Андра кивнул.

– Я утратил свой давным-давно, а без него псы Самигины утопят нас в страхе и отчаянии, едва мы ступим на тропу в её владения.

– Значит, нам нужно отыскать жетон, – задумчиво подытожила Николь. – Есть идеи, где можно его достать?

– Жетон выдаёт лишь сама владыка смерти, – покачал головой Андра. – Если он и остался, то только в небесных чертогах. Перед гибелью моя первая ипостась спрятала его в тайнике, чтобы Дардариэль не смогла проложить себе путь в багровые поля.

– А в небесные чертоги нам путь заказан, – понуро констатировала странница.

– Даже если удастся получить жетон, то что мы можем предложить Самигине? – Астарот подёрнула плечами. – Очевидно, что ни один смертный не может предложить богине то, чего у неё не может быть.

– То, чего у неё нет? – Леон пошкрябал ногтем по подбородку. Кажется, что ответ крутился на языке, но что такого они могут предложить ей взамен на душу? Внезапно для себя он вспомнил слова Рэйдена и хлопнул кулаком по ладони. – Точно! Жизнь! Мы можем предложить ей жизнь!

На него поглядели, как на безумца. Никто из присутствующих не понял, какую идею он вложил в свой восторженный вскрик. Их посетила иная мысль...

– Ты из ума выжил?! – подскочил с дивана Викери. – Решил отправиться в багровые поля быстрым рейсом?

– Может и так, – спокойно согласился Леон, – но я говорю не о своей жизни, а о её. Рэйден как-то говорил, что Самигина больше всего боится отправиться следом за старшей сестрой, стало быть, то, чем она не может завладеть, – это клинок «Слёзы небожителей».

– Хочешь обменять клинок на жизнь Рэйдена? – фыркнула Гремори. – Бред! Без него нам не убить Дардариэль!

– Мы заключим сделку. Она получит клинок в качестве платы после того, как мы отправим в её владения душу Дардариэль. Самигина не откажется. Эта плата даже больше, чем она предоставит нам, а клинок навечно останется там, где никто не сможет им завладеть.

– Им завладеет Самигина, – воспротивился Викери. – Думаешь, что она не воспользуется им, если на то будет её воля? Это как дать палачу топор и попросить не рубить головы!

– Самигина ценит жизнь и уважает смерть больше, чем кто-либо из ныне живущих. Она не воспользуется им, если таковой не станет воля прародителей или Фуркас, – возразил Леон.

– Она пыталась отнять твою жизнь!

– Да, но не по собственной воле. Её влечёт ко мне печать, наложенная Дардариэль, но она пытается ей сопротивляться. Она не желает отнимать ни в чём неповинную жизнь из-за веления какой-то богини, что посмела поставить себя на один уровень с ней.

– Почему ты так в этом уверен? – нахмурилась Астарот. – Тебе бы стоило переживать за свою сохранность, но вместо этого ты хочешь вложить в её руки оружие, что способно убить всех нас. Понимаешь, как это абсурдно?

– Понимаю и не до конца уверен, что правда такова, но я склонен верить Рэйдену, который пришёл к такому выводу. Но чтобы убедиться в этом, я отправлюсь в багровые поля один.

– Ты точно ума лишился! – Викери раздражённо пнул жёсткий ворс ковра подошвой и устало потёр лоб. – Мы не позволим тебе отправиться в одиночку, даже не надейся!

– Викери, идти со мной – действо нелогичное и ничем не обоснованное. Мне терять больше нечего, а тебе есть что... – Леон качнул подбородком в сторону Николь. – Я не хочу, чтобы свадьба сорвалась только потому, что кто-то из вас решил откинуться пораньше, последовав за мной.

– Какой же ты эгоист! – От злости лицо Викери побагровело. – Если тебе терять нечего, то всё, по-твоему, в порядке? А о нас ты подумал?

Леон окинул его хмурым взглядом и поднялся. На мгновение показалось, что промелькнувшие между их глазами искры – символ начинающейся распри, но, сократив расстояние до одного шага, Леон похлопал друга по плечу.

– Подумал, и поэтому не собираюсь умирать раньше, чем увижу, как ты клянёшься в вечности Николь, – тихо произнёс он с твёрдой уверенностью в сказанном. – Даже если мне суждено стать третьим наказанием и повергнуть небеса в траурный плач, я верну Рэйдена, и мы вместе увидим это.

– Поклянись, – сжимая кулаки, прорычал Викери, не глядя на друга. – Поклянись самым святым, что есть в твоей жизни, что ты не станешь бездумно жертвовать своей жизнью!

– Я клянусь своей любовью к родителям – живым или почившим; клянусь родом, который не знавал, но унаследовал спасти; клянусь нерушимой святостью, что связывает мою душу с душой Рэйдена вечностью. Я передаю тебе конец нити, что вернёт нас обоих из багровых полей, потому что знаю, что ты не отпустишь её, брат.

Викери опустил голову. За рыжими прядями, упавшими шторой на его лицо, Леон заметил скатившуюся слезу. Он не понимал, что в его словах так растрогало друга, но ответ и не потребовался – Викери рывком притянул его к себе и сжал в объятиях.

– Какой же ты эгоист, – повторил он. – Собираешься не пойми куда и напоследок называешь меня братом. Как мне теперь тебя отпустить?

– С миром и благословением? – насмешливо предположил Леон и похлопал друга по спине.

– А ты всё шутки шутишь? – шмыгнул Викери. Он отодвинулся, но плечи Леона из хватки не выпустил и продолжил смотреть прямо в глаза. – Запомни: если не вернёшься, я сам лично спущусь во владения Самигины и поволоку твоё тело на этой самой нити, что ты отдаёшь мне.

– На это и надеюсь, – улыбнулся Леон, – но стану думать, что в этом не будет нужды.

– Подумай об этом прежде, чем совершать необдуманный поступок, Леон, – посоветовала Николь.

Леон кивнул. Он и сам не горел желанием бросаться в омут с горячной головой. Подобный план требовал холодного рассудка, но сохранять здравость разума, когда это касалось Рэйдена, удавалось с трудом.

– Раз уж эта часть решена, осталось найти, куда подевался клинок, – вздохнул Леон и вновь устроился на диване. – Я потерял его в битве с Дардариэль.

– Клинок в замке Кораве-Эйрини, – ответила Гремори. – Мы нашли его под обломками зала и спрятали в хранилище, защищённом печатью Эйрены.

– Прекрасно, – кивнул Леон и обратил взор на Андру: – Так где находится вход во владения Самигины?

– Не так далеко, как может показаться, – хмыкнул Грех. – Один из ходов находится в южной части Кораве-Эйрини близь города Санда. Там есть пещера, что местные прозвали Мертвенными вратами, и пути её уводят глубоко под землю во тьму владений богини смерти.

– Я бывала там однажды, – нахмурилась Гремори и сложила руки на груди, нервно постукивая пальцами по сгибу предплечья. – Атмосфера стоит такая, что ступить и шагу нельзя – сразу в обморок падаешь. Местные стаскивают туда трупы, веруя, что неуспокоенные души, которые Самигина не приняла в свои владения, навеки будут заточены в стенах пещеры и не станут мстить живущим.

– На деле же она обращает их в варнулов, обязанных прислуживать ей до искупления своих грехов, – развела руками Астарот, – а то, что жители считают тюрьмой для души, на деле гниющая плоть, что через пару лет мучительного томления обернётся чудовищем.

– Это не столь важно, – отмахнулся Гласеа. – Сейчас больше волнует то, как ты намерен получить жетон Самигины, чтобы спуститься в багровые поля?

Леон откинулся на спинку дивана и поглядел в, казалось бы, впервые заинтересованное лицо Гласеи через опущенную густоту ресниц.

– А разве не очевидно? – повторил он его издёвку. – Я собираюсь выманить её на собственную жизнь.