– Мы должны вернуться в Лондон, – объявил Викери спустя пару дней, собрав всех в каминной комнате. – Точнее, я и Николь. И как бы не хотелось покидать вас в столь нелёгкий миг, но мы должны. Мы пробыли несколько месяцев здесь, и наверняка наши родители уже истосковались. К тому же грядут Рождественские праздники. Для них не будет большего подарка, чем возвращение блудных детей в родной дом.

– Ты не обязан объясняться, Викери, – улыбнулась Джоанна. – Я знаю, что таковым был наш уговор. Однажды вам бы всё равно предстояло вернуться в свой мир.

– Да, но от этого не легче, – подала слабый голос Николь. – Мы так привязались к этому миру, что родной теперь кажется чуждым и непонятным. Увы, но мы не знаем, каковы будут последствия. Рэйден... – Она замялась, не желая произносить пугающее слово «погиб». – В общем, его чары могли развеяться. Кто знает, может, моя тётушка вспомнила обо всей нашей афере с побегом, и тогда страшно представить, что произойдёт.

– Небесные руны – лишь приёмник и проводник для эфира, а сам эфир – материя нескончаемая, берущаяся из сил прародителей и самого мира. Он не может развеяться с чьей-то смертью. – Леон дословно озвучил слова Гастиона, стоящего за спиной. – К тому же Рэйден управлял желаниями и мыслями, а людям свойственно сомневаться в них.

– Разве можно заявлять это с такой уверенностью? – Викери плюхнулся на диван и сжал пальцами виски. – Наш мир – не Энрия. Там может не быть эфира, чтобы поддерживать чары даже после гибели наложившего их.

– Эфир есть в каждом из миров, – ответил Леон, – как и боги, которые его используют.

– Откуда ты всё это знаешь? – усомнился Викери.

И Леону пришлось соврать, чтобы не выдать бестелесную сущность, что нашёптывала ответы.

– Рэйден рассказывал во время наших занятий.

– Когда вы отправляетесь? – спросила Джоанна и нежно сжала руку Николь. – В Лондоне, наверное, сейчас холодно. Я подготовлю для вас тёплые вещи.

– Отправимся завтра ранним утром, чтобы прибыть около полудня. Мы уже предупредили Женеву. Она вызовет для нас кэб. В Лондоне сейчас зима, стало быть, ты права, но я не хочу нагружать тебя заботами.

– Мне нисколько не в тягость, – улыбнулась бессфера. – В кладовой должны были остаться зимние вещи. Уж пару тёплых пальто да платье для тебя, Николь, я как-нибудь найду.

И хотя никто не посмел задать один важный вопрос, он отчётливо читался в глазах: «Что мы будем делать дальше?» Грехи не заявлялись к ним с самых похорон. Видимо, Эйрена решила на некоторое время позабыть о клятве и ушла с головой в безудержное горе, да и по Грехам, судя по всему, произошедшее ударило неслабо. Сражение с Дардариэль растоптало их в щепки, и пройдёт немало времени, прежде чем они смогут собрать себя вновь.

Когда на следующее утро часы пробили шесть часов, Николь и Викери уже были в холле поместья. Рядом стояли набитые чемоданы. Они старались не брать много вещей в надежде, что ещё вернуться в Энрию. Прощание вышло тяжёлым. Николь с трудом заставила себя выпустить Леона и Джоанну из объятий. Ей не хотелось оставлять их наедине с пустотой Кронхилла. Не сейчас, а может, и вовсе никогда. Но пришлось. В отличие от юной леди, Викери вёл себя более сдержанно. Он не показывал своей грусти, нарочито спрятав ту за широкой улыбкой, но в каждом его слове сквозило непризнание скорой разлуки.

– Мы найдём способ вернуться, – пообещали они, растворяясь в серебряной дымке амонов.

Глухая старушка в розовой шали встретила их, как и обещала. Напоила горячим чаем, прежде чем попросить одного из живущих в её доме странников выловить ребятам кэб. Она долгое время расспрашивала их об Энрии, об их приключениях, но старалась не трогать болезненные темы – научилась этому за долгое общение с энрийскими беглецами. Николь и Викери старались ничего не утаивать и говорить медленно, чтобы та могла прочитать историю их губам, ведь женщина им много раз помогала, не прося никакой платы взамен. Она привечала их в своём доме, отправляла письма их родственникам. Это стоило того, чтобы быть честными с ней.

Когда брумовский кэб остановился у обочины, хозяйка проводила их до дверей, любовно обняла и пожелала удачной дороги. Кэбмен помог погрузить чемоданы и, получив заранее плату, уселся на сидение. Придерживая облачённую в перчатку руку Николь, Викери помог юной леди расположиться внутри, а потом забрался сам и устроился напротив. Большую часть дороги они проверяли друг друга на знание алиби, что выдумали накануне, а остальное время молчаливо глядели через окно на пробегающие пейзажи.

Прежде чем поехать к поместью семьи Реймонд-Квиз, кэбмен остановил лошадей у ворот пансиона. Колёса гулко заскрипели.

– Пансион белой магнолии, господа, – объявил кэбмен и спрыгнул на землю, чтобы приоткрыть выходящей леди дверь.

Но Николь замешкалась. Ей не хотелось выходить. Там, в пансионе, она останется одна, а здесь был Викери. Она поглядела на юношу через опущенные ресницы. Прежде она не могла разглядеть в нём то, отчего сейчас не могла отвести взгляд, но время, проведённое в Энрии, изменило её основательно. Она хотела прикасаться к его рыжим прядям, в которых переливаются солнечные лучи, наблюдать, как разливается глубокое море в синих глазах, и целовать сладкие, подобно персику, губы. Николь протянула руку и ласково погладила юношу по щеке. Как она могла не замечать такого человека? Ради неё он готов был превозмочь любые тяготы, пойти на любые свершения. Викери поглядел на неё с нежностью, потёрся щекой о гладкую лайковую перчатку, но не посмел опорочить её честь своей решимостью. Но Николь это не волновало. Она наклонилась ближе и прижалась к его губам, оставляя почти невесомый поцелуй.

Но дверь кэба отворилась, разрывая момент немого признания, и ей пришлось оставить его. Приняв руку кэбмена, она вышла из транспорта. Завидев молодую хозяйку, воротные сторожила тут же метнулись к ней, чтобы взять багаж, но юная леди остановила их. Ей не нужна была чья-то помощь. Она крепче перехватила ручку чемодана и вошла на территорию пансиона.

А Викери так и остался сидеть за закрытой дверцей кэба, глядя ей вслед. Пальцы трепетно погладили губы, которых ещё мгновение назад она так ласково касалась. Тянущее тепло разлилось в груди и медленно спустилось к животу. В мыслях он уже бросился за ней, сжал в объятиях, не давая ступить ни шагу без него.

Он не желал возвращаться в родной дом. Мать снова заведёт звенящую шарманку о женитьбе, отец все праздники проведёт в пьянстве и рассказах о трудностях своей работы, с которыми Викери не желал иметь ничего общего. И всё же сильнее его пугали разговоры с леди Данэлией. Что, если она действительно устроит смотр невест против его воли, а он не посмеет сказать ей, что уже нашёл ту единственную, с которой готов разделить жизнь? Он любил Николь много лет, но она лишь недавно прониклась тем же чувством. Что, если она не пожелает выйти за него? Да и осмелится ли Викери сделать ей предложение? Такой шаг нельзя делать необдуманно.

Он оповестил родителей о своём приезде заранее, чтобы не поставить в неудобное положение. Викери ещё не успел спуститься со ступени кэба, как леди Данэлия уже бросилась ему на шею.

– Матушка! – раскраснелся Викери и вцепился в дверной проём руками, стараясь удержать себя от падения.

– Ой, прости, сынок! – запоздало вскрикнула Данэлия и попятилась, но стоило ему оказаться на земле, как она снова набросила на него, покрывая всё лицо поцелуями.

– Ох уж эти женщины, – с улыбкой протянул Тобиас в разговоре с немолодым кэбменом и по-дружески предложил сигарету, словно знал того долгие годы.

Кэбмен растерялся от внезапной вежливости богатого дворянина, но он сигареты не отказался. Тобиас похлопал себя по карманам.

– Чёрт, как же неудобно, забыл спички! – воскликнул он, вскинув руки. – Не возражаете, если я отлучусь в дом, а то, право, неловко делиться сигаретой и не дать её прикурить?

– Что вы, господин, не стоит, – дёрнул густыми усами в вежливой улыбке кэбмен и выудил из кармана рабочего костюма коробок. – Возьмите мои.

– Благодарю.

Тобиас вытащил из коробка спичку, чиркнул ей о тёрку и поднёс огонёк к кончику завёрнутого в бумагу табака, а после любезно поджёг сигарету извозчику.

– Ох уж эти мужчины, – повторила тон мужа Данэлия. – Его сын приехал спустя два месяца отсутствия, а он вместо объятий дымить изволил.

– Мы его не видим месяцами. Пора бы смириться, – хмыкнул мужчина. Взгляд жены стал хмурым и настойчивым, буквально прожигал дыру в его черепе, и Тобиас спешно пожал руку кэбмену. – Хорошей дороги тебе, друг.

– И вам счастливо поживать, господин, – распрощался кэбмен.

Он залез на сидение, и вскоре кэб скрылся из виду.

В поместье определённо царил переполох. Слуги носились по всем этажам, готовясь к возвращению хозяйского сына. А как только завидели подъезжающий кэб, так выстроились линеечкой у входа. Они-то знали, как сильно изводила себя ожиданием леди Данэлия, как сильно нервничала, получив письмо, и не скрывали своего воодушевления, когда Викери вошёл в родовое гнездо. Хоть ненадолго, но упрёки хозяйки должны были прекратиться. Всё её внимание будет приковано к сыну, нежели к слугам.

Чемодан Викери тут же унесли в его комнату, а пальто убрали в переднюю. Матушка не отходила от него ни на шаг, всё раздавала указания слугам, изредка отвлекаясь, чтобы посюсюкаться с сыном. Казалось, она вспоминала о его возрасте только когда речь заходила о продолжении их рода, а во всё остальное время возилась, как с ребёнком.

Пригласив его в гостиную, она положила руки ему на плечи и надавила, заставляя присесть на диван. Всё в ней выдавало нестерпимое любопытство. Дворецкий поставил на столик поднос, разлил чай по фарфоровым чашкам и подал каждую на блюдце.

– Ну же, Викери, не утомляй мать молчанием. – Данэлия отхлебнула чай. – Как прошла ваша поездка? Много повидал?

– Не смею жаловаться, – спокойно ответил Викери. – Поездка выдалась увлекательной. Нам много рассказывали о местной культуре, знакомили с интересными людьми.

– Твои ответы нисколько не удовлетворяют моё любопытство, – поджала губы мать. – Я хочу знать подробности!

Разговор с самого начала начинал утомлять, но Викери мысленно убеждал себя, что нужно терпеть.

– Я не знаю, какой историей развлечь тебя, мама. Мы ездили туда с целью обучения, поэтому каждый наш день был насыщен просмотрами и чтением. Мы побывали в нескольких пригородах, чтобы получше понять жизнь местных жителей. Стоит заметить, что, как и у нас, житие там отнюдь не лёгкое, но люди более приветливые и доброжелательные. И предвещая твой вопрос, – он перевёл взгляд на леди Данэлию, которая уже раскрыла губы и вдохнула воздух, желая осыпать речью, – о нас хорошо заботились. Мы не испытывали нужды в еде и средствах первой необходимости. Спонсоры пансиона позаботились о том, чтобы мы ни в чём не нуждались. Нас водили по храмам, просвещали в местной религии, провели по знаменитым местам. Мы даже были в крупной газетной редакции. Признаться, было интересно.

Вот здесь он, конечно, нагло лгал, но только этими словами можно было пресечь расспросы отца.

– И что ты думаешь об этой деятельности? – поинтересовался Тобиас.

– Не скажу, что понял всё, о чём мне говорили. Слишком уж сложен процесс. Но люди там работают упорно. Они каждый день обрабатывают сотни писем читателей и следят за новостями в мире. Это достойно уважения. – Викери напряг память, пытаясь выудить ещё какую-нибудь ересь, что звучала бы убедительно. – Ах да, ещё мы были в модном доме с одной из корреспонденток. Нам показали костюмы, что были на последнем показе в Париже.

– Как интересно! – прихлопнула в ладони леди Данэлия.

– Не спорю, но, увы, я по-прежнему не заинтересован в подобной работе. Отнимает много времени и сил.

– А ещё неплохо оплачивается, сын, – дополнил Тобиас. – Это тебя должно волновать в первую очередь, если хочешь в будущем прокормить свою семью. К тому же ты не обязан сидеть в офисе с утра до ночи, подобно мне. Можно ведь управлять бизнесом издали.

– Я подумаю над этим, отец.

– Бизнес всегда может подождать, – отмахнулась матушка, и Викери заподозрил к какому неладному повороту кренит беседа, – а личная жизнь ждать не станет! Скажи, милый, нашлась ли тебе там девушка по душе? Наверняка там было многих красивых юных особ, что глаз с тебя не сводили?

Лицо Викери перекосило. Возникло острое желание сострить, сказав, что единственные девушки, что обращали на него внимание, были сирены и наяды.

– У меня не было времени засматриваться на дам, матушка, – с холодком в голосе отсёк Викери. – Я поехал туда учиться, а не искать невесту.

– С тобой ведь ездила юная Николь? – не обратила внимания на его тон леди Данэлия и заговорщицки хихикнула. – Как обстоят её дела? Слышала, что на балу она пользовалась завидной популярностью у кавалеров и всё же отдала свой последний танец тебе, мой дорогой.

– Всё вышло весьма забавно, потому как она сама попросила меня о нём, чтобы спастись от другого кавалера, – хмыкнул странник, скрываю улыбку за ободком чашки.

– Правда? Как смело! Что ж, Николь всегда была славной девочкой, а теперь расцвела, подобно свежему бутону. Думаю, из неё вышла бы прекрасная пара для тебя. Оба умные, красивые, не обделены состоянием и прекрасной репутацией...

Викери поперхнулся.

– Нет нужды смотреть так далеко, мама.

– Почему же? – искренне удивилась леди Данэлия. – Я же вижу, как ты краснеешь при упоминании её имени. И не смотри на меня такими глупыми глазами, Викери Персиваль Реймонд-Квиз! Думаешь, я совсем слепая? Ты за ней увиваешься с момента, как тебе исполнилось двенадцать. А в двенадцать, стоит заметить, ты свои чувства скрывать не мог, не от меня так точно. И судя по твоим напуганным глазам, с того момента ничего не изменилось.

– К чему тогда все эти допросы, мама? – возмутился Викери. – Зачем каждый раз давить на меня, если ты и так знала, что я не женюсь ни на ком, кроме Николь?

– Потому что иначе ты бы никогда не решился на это, – развела руками женщина. – Ты совсем, как твой отец, – непригоден для активных действий.

Возмущение обоих мужчин Данэлия элегантно проигнорировала.

– Так когда ты сделаешь ей предложение? – не унималась она и раздражающе постучала ногтем по ручке чашки.

– Мама, когда я буду готов, я сделаю предложение леди Аверлин, и она либо примет его, либо ответит отказом, но я приму её ответ, как полагается мужчине.

– Тогда поторопись, – упрекнула она. – Я хочу успеть понянчить внуков, пока ещё способна за ними ухаживать.

От её требования у Викери побелело в глазах. Он резко вскочил, и перепуганная леди Данэлия едва не перевернула на себя горячий чай.

– Господи, мама, прекрати нести эту чушь, иначе я прямо сейчас покину этот чёртов дом, и ты никогда меня не увидишь!

Женщина вжалась в спинку дивана и подняла голову, глядя на сына широко раскрытыми глазами. Она никогда не видела, чтобы он злился. Раньше он не позволял в своей речи грубостей, не смел повышать голос на родителей. Леди Данэлия оскорблённо поджала губы. Это всё ещё был её сын, но теперь он казался совершенно другим человеком.

– Не смей говорить так с матерью! – прикрикнула она. – Я всё делаю для твоего счастья, а ты лишь сопротивляешься. Вырастила себе на голову неблагодарного!

– Плохое воспитание ребёнка – вина его родителей, – хмуро бросил Викери, схватил брошенный на подлокотнике дивана пиджак и стремительно вышел в коридор.

Леди Данэлия проводила его взглядом и, вздохнув, устало рухнула на подушки. Настроение напрочь испортилось.

– Не хочу упрекать, но я предупреждал, что давление делу не поможет, – пожал плечами Тобиас и поставил опустевшую кружку на стол.

– Именно это ты сейчас и делаешь, – пробурчала женщина со скрещёнными на груди руками. – И в кого он такой, Тоби? Мы не были такими в его возрасте. Мы покорно выполняли то, что нам велели.

– Мы творили дела и похуже, помнишь? – усмехнулся Тобиас. – Нас не сдерживали ни запреты родителей, ни опасности. Мы хотели жить, как пожелаем, а не как велит общество.

– И чем это для нас обернулось? Мы живы только благодаря тому, что вовремя прислушались к зову разума.

Тобиас поднялся. Он обошёл диван, встав за спиной у жены, и положил руки на её напряжённые плечи.

– Он не живёт той жизнью, которой жили мы, дорогая. Мы избрали такой путь, потому что иначе наши семьи бы не выжили в суровых устоях Лондона, но он живёт в ином времени, в пору, когда брак не обязан быть столь скорым. Дай ему самому разобраться со своими чувствами.

Он поцеловал женщину в макушку и вышел из гостиной. Но Данэлию не покидало беспокойства. Она всегда яро предчувствовала что-то плохое, а сейчас что-то в её душе неистово вопило. Неожиданная догадка заставила её подняться. Требовалось её проверить и быстро. Она отдала приказ дворецкому позаботиться об оставленной посуде, а сама едва ли не бегом метнулась к лестнице. Слуги вежливо склоняли головы, встречая спешащую хозяйку, но она не обращала на них внимания. Лишь с каждым шагом ускорялась, пока не перешла на бег.

Она ворвалась в спальню, застав Роуз за уборкой. Та вздрогнула от резкого удара двери о стену, но леди Данэлия, не замечая её, принялась копаться в ящиках своего туалетного столика.

«Где-то точно был ключ, – повторяла про себя она, переворачивая всё вверх дном. – Где же он?»

Она вытряхнула на столик все свои шкатулки с украшениями, перебрала все флаконы с духами и баночки с косметикой, выбросила на пол аккуратно сложенные платки и шарфы из комода. Её служанка на всё это взирала с ужасом. Она только недавно привела всё в идеальный порядок.

– Если мне позволено спросить, то что вы ищите, госпожа? – тихо поинтересовалась она. – И могу ли я вам в этом помочь?

– Роуз, дорогая, ты помнишь, где ключ от мансарды? – спросила она, сосредоточенно роясь в карманах своих одежд, аккуратно вывешенных в шкафу.

– Так ведь вы отдали его мне, госпожа, – покорно ответила камеристка и вытащила ключ из кармана платья.

Леди Данэлия бросила на неё подозрительный взгляд. Она взяла протянутый ею ключ и рассмотрела. Мимолётно припомнила, что действительно отдавала его.

– Скажи, – протянула она, глядя на девушку сощуренными глазами, – кто-нибудь поднимался в мансарду без моего ведома? Только говори правду. Я ложь за милю чую!

– Только служанки, которым вы велели убирать мансарду от пыли, госпожа, – ответила девушка, но потянула с ответом, изобразив задумчивость.

Она не хотела выдавать Викери, но если госпожа что-то заподозрит, то её это коснётся первой, как ту, что держала ключ при себе, а лишаться хорошей работы она не хотела. Мало ли ещё с чёрным билетом из дома выкинут. А куда ей потом деваться, молодой-то девушке? В служанки не возьмут. Останется разве что телом торговать пойти, а это работа унизительная и порицаемая, всякими болячками обжитая. Её замуж потом никто такую не возьмёт.

Укорив себя за предательство, она всё же ответила:

– Был ещё кое-кто... Господин Викери просил меня отвести его в мансарду в прошлый свой приезд.

– Зачем? – давила леди Данэлия.

– Он мне не сказал, а я и не настаивала. Мне не положено лезть в дела хозяев. Но он что-то искал.

Хозяйка обмякла на краю кровати, с опаской представляя, что искал её сын. А что, если нашёл? Она убрала за ухо прядь волос и прижала ключ к груди. Нет, нельзя быть уверенной, не проверив. Может, он просто хотел найти старые книги, что она повелела туда запрятать.

– Мне проводить вас в мансарду, госпожа?

– Нет, не нужно. – Она остановила порыв девушки взмахом ладони и поднялась. – Я ещё помню, где находятся комнаты в моём доме. Лучше останься и прибери тут.

Роуз покорно кивнула, сложив руки на переднике, и поклонилась уходящей хозяйке. Данэлия бросилась в служебное крыло. Приподняв подол платья, она стремительно побежала по лестнице, перепрыгивая через ступени. Руки так дрожали, что она не сразу смогла вставить ключ в замочную скважину. Покрутила сначала в одну сторону – ключ застрял, не провернувшись, покрутила в другую. Лишь после пары оборотов замок поддался. Она толкнула дверь, навалившись всем телом, и вбежала в маленькую комнату, освещённую лишь одним окном. Взглядом нашарила старую картину и, перепрыгивая через насыпи старья, сорвала её с крючка. Бегло окинула взглядом. Шкатулка была на месте, но записей Тобиаса не оказалось. И приподняв деревянную крышку, она убедилась в своей догадке: амона в шкатулке нет!

Женщина без сил рухнула на пол. Шкатулка выпала из ослабевших пальцев. Леди Данэлия зажала себе рот руками от настигшего осознания. Викери знает! Он всё понял! Она не знала как, но он догадался. Может, всё, что он говорил о своей поездке, это ложь? Может, Викери всё это время находился в Энрии?

От этих вопросов к самой себе у женщины разболелась голова. Она откинула голову, судорожно глотая прохладный морозный воздух, что царил в мансарде. Лишь одна фраза сорвалась с её губ – та, которую она не произносила уже много лет вслух:

– Святые боги!