— Вильям Веланд был вчера на вечеринке! Верней, он там живет! Это точно он! — истерила я в трубку следующим утром, в семь часов, роняя яйца, разливая молоко и сморкаясь в бумажное полотенце. Я едва сомкнула глаза ночью.

— Кто «он»? — зевнул Сейдж так громко, что пришлось отодвинуть телефон от уха.

— Это тот парень, которого... наша собака...

— Да быть этого не может. Ты что-то напутала.

— Клянусь! Я просто его не узнала. Немудрено, он так... изменился! А та девчонка с розовыми волосами, Бекки — его сестра! Бекки — это сокращенно от Вибеке! Уж ты-то должен был ее запомнить! Вы тогда так и пялились друг на друга...

— Не помню. Слегка что-то припоминаю, но не очень... Долорес, слушай, я перезвоню.

И тут я отчетливо услышала на том конце девичий голос.

— Ой, ты там не один... Ах, ну да...

Я совсем забыла, что Сейдж съехался со своей девушкой, с которой, само собой, еще лежит в кровати. Кровь прилила к щекам.

— Прости, позвони мне потом. Я в шоке и, наверное, должна начать искать новое жилье.

— С чего это вдруг?

— Вильям выставил меня вчера с вечеринки, на которую нас пригласила Бекки. Узнал меня и выставил. Господи, хорошо хоть сделал это не при всех! Хотя я заслужила бы и это тоже. Сейдж, у него нет двух пальцев на руке...

Слезы капали из глаз и текли по щекам. Я начала быстро вытирать их, как будто Сейдж мог увидеть.

— Я думала, что врачи все-таки смогут что-то сделать. Исправить, но... Боже, я ненавижу себя.

— Долорес, — вздохнул Сейдж. — Ну не плачь...

— Все-все, прости, отключаюсь, позвони потом.

— Нет, подожди... Я сейчас приеду.

— Не надо, я в порядке. Более-менее. Просто все это как снег на голову. И Бекки теперь возненавидит меня! А мне казалось, что мы могли бы... подружиться. Она мне понравилась. А у меня еще не было друзей... Вообще. Ну ты не в счет...

Больше я не могла разговаривать, голос начал подводить. Я кое-как распрощалась с Сейджем и позвонила родителям.

Те были потрясены. Мама три раза переспросила, уверена ли я. Заверила меня, что если с этими молодыми людьми начнутся проблемы, они подыщут другое жилье.

Я сказала, что не прочь съехать прямо сейчас.

Мама сказала, что это можно устроить, но если я согласна не паниковать, а подождать и посмотреть, как все пойдет, то это сэкономит нам почти пять тысяч, так как квартира оплачена на три месяца вперед.

Конечно же, я согласилась подождать и посмотреть, хотя паника меня охватила такая, какой я давно не испытывала. Я больше не могла думать ни об учебе, ни о том, как в понедельник впервые приду на лекции, ни о том, понравится ли мне университет. Все мое мыслительное пространство занял человек с глазами цвета зимнего моря, который прошлой ночью стоял напротив — такой высокий, что пришлось задрать голову во время разговора — и недвусмысленно попросил убраться восвояси.

Мне нужно извиниться перед ним. Не знаю, почему я не сделала этого сразу же. Я хочу, чтобы он понял: мне очень-очень жаль. И что если бы я могла вернуться в прошлое, то дала бы себе, малолетней дикарке, большой подзатыльник. Я расскажу ему, что этот поступок стал следствием моей социальной изоляции, а та в свою очередь — результатом редкой болезни. Что я социофоб, мало общалась с другими детьми, не ходила в школу, что люди до сих пор вызывают у меня неконтролируемый страх и настороженность.

Я должна объяснить ему все это и сказать, что той девочки, которую он ненавидит, больше нет. Время забрало ее, а вместо нее создало меня. А я больше не спускаю собак на людей.

И вообще я тише воды, ниже травы и милее зайчика!

Стигмалион сломал меня, растоптал и посадил на цепь.

***

Весь день я не знала, куда себя деть. Выплеснула немного грустных картинок в Инстаграм. Съела половину десертов, приготовленных для меня мамой на неделю, и в десятый раз посмотрела «Телохранителя», как обычно обрыдавшись в конце, на аккордах финального саундтрэка. А вечером...

Вечером ко мне зашла Бекки!

Я почему-то была уверена, что это будет Сейдж, даже в глазок не посмотрела. А когда распахнула дверь, то замерла на месте от изумления, с банкой мороженого в одной руке и с ложкой в другой.

— Зашла узнать, все ли в порядке, — объяснила девушка, озабоченно на меня глядя и сдувая с носа розовую челку. — Ты вчера так неожиданно ушла!

— Брат не рассказал тебе? — выпалила я.

— Рассказал, — кивнула она.

— Бекки, послушай. Мне очень-очень жаль, если бы я могла вернуться в прошлое, я...

— Ну-ну, не переживай, это же всего лишь вечеринка. Не первая и не последняя, — улыбнулась Бекки. — А если еще и мигрень, то...

— Какая еще мигрень?

— Ну Вильям рассказал мне, что у тебя голова разболелась, и ты решила пораньше лечь спать.

Значит, он не сказал ей.

Он. Ей. Не сказал!

— Как это... мило с его стороны.

— Хочешь, завтра вместе пойдем в универ?

— Нет, спасибо. Я думаю, что пойду туда пораньше, чтобы успеть отыскать нужную аудиторию, — начала отнекиваться я.

— О, тогда нам точно стоит пойти вместе! — воскликнула Бекки. — Я покажу тебе твою аудиторию! Универ как свои пять пальцев знаю! Я зайду за тобой рано утром.

— Твой брат — он пойдет с нами?

— Может, и пойдет, если сегодня не слишком долго будет... с Айви и не решит проспать первую лекцию.

— А, — смутилась я. — Понятно.

Мне захотелось, чтобы она рассказала о нем что-нибудь еще, но я не знала, как бы попросить об этом, не вызывая подозрений.

— И давно они с Айви встречаются?

— Почти два года. А что, хочешь отбить у нее парня? — подмигнула Бекки.

— Не смеши... Просто он спас меня вчера. Не знаю, слышала ли ты. Сказал всем, что у меня ревнивый бойфренд, когда заметил, что я не хочу ни с кем целоваться в «правде или действии». И все ему поверили.

— Ничего себе! — изумилась Бекки. — Нет, я не слышала, наверно, была на кухне.

— Я очень ему благодарна.

— А как Айви отреагировала? Глаза тебе не выцарапала? — хихикнула Бекки.

— По-моему, она была слишком пьяна, чтобы понять, что происходит.

— А-а, да... Айви вчера прямо во все тяжкие пустилась. Не помню ее такой. И с Вильяма весь вечер не слезала. Мне кажется, это частично из-за тебя.

— Я-то тут причем?

— Думаю, она приревновала. Ты очень красивая, Лори. И не похожа на других девушек: не ржешь во весь голос, не напиваешься, не трещишь. В тебе есть что-то загадочное... Как будто ты жила на каком-то далеком острове, где все не так, как здесь...

Мне еще никто не говорил комплиментов. Имею в виду посторонних людей. Поэтому я просто растаяла, растеклась, как мороженое. И поняла, что слишком слабовольна и эгоистична, чтобы сказать Бекки правду о том, кто я. Я не хочу терять ее. Если она и узнает об этом, то не от меня. Если нашей дружбе и суждено закончиться в ближайшем будущем, то не я положу ей конец...

— Как дела, ты в порядке? — позвонил вечером Сейдж.

— Да, мне получше. Уже не хочется сбежать, пробив головой дверь.

— О, Долорес шутит. Значит, точно полегчало. Я заеду к тебе завтра, сегодня жутко устал.

— И кто же тебя так утомил? — хитро спросила я, снова заслышав голос девушки.

— Вы слишком много вопросов задаете, инспектор, — отшутился Сейдж и повесил трубку.

На следующий день рано утром я собралась в универ с утра пораньше. Разогрела завтрак, оделась, уложила волосы; положила в сумку бинты и пластырь на случай, если кому-то вздумается потрепать меня по щечкам. И побежала к Бекки, перепрыгивая по две ступеньки за раз.

К моему удивлению, она открыла дверь в пижаме, с всклокоченными волосами, красными глазами и распухшим носом.

— Что случилось? — спросила, решив, что она проплакала всю ночь.

— По-моему, это грипп. Ужасно слезятся глаза, а нос просто не просыхает. Лори, прости, я не иду сегодня в универ.

— О, да ничего, поправляйся. Я доберусь сама.

— Вильям подбросит тебя.

— Не-е-е, — протянула я шепотом, пятясь прочь от двери. — Не стоит беспоко...

— Подбросит. Он же все равно туда едет, — твердо сказала Бекки, взяв меня под руку и втягивая в квартиру.

Блин.

— Подбросишь Лори в универ, как мы договаривались? — крикнула она в сторону кухни.

Я вошла вслед за Бекки на кухню, где Вильям сидел за столом и ел сэндвич, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Уже одетый и готовый отчалить. Он мрачно оглядел меня с ног до головы и ничего не сказал.

— Бекки, я сама доберусь, — запаниковала я, отлично помня, о чем мы с говорили с Вильямом на этой кухне. А именно: я больше не прихожу в их квартиру.

— Там дождь, — возразила Бекки.

— Доеду на машине...

— Там сложно с парковкой. Просто кошмар для новичка...

— Не сложно, — возразил Вильям, лениво жуя сэндвич.

— Вильям, тебе так кажется! Когда я приехала туда в первый раз, то целый час потратила, чтобы припарковать машину! Лори, поверь мне, будет проще, если он тебя довезет и заодно покажет, что там и как устроено. Сбережешь себе кучу нервов.

***

Последнее утверждение явно было ошибочно: мои нервы сгорали один за другим, как мотыльки над свечой. Наверное, даже волосы на голове шевелились от напряжения.

Господин Тебе-Надо-Уйти не сказал ни слова, пока мы ехали в лифте на подземную парковку, шли к его машине, забирались в его черную, как смоль, «Теслу» — такую же надменную и прекрасную, как хозяин. Он меня презирал. Это читалось в его движениях, взгляде, молчании.

Я едва поборола в себе дикое желание убежать на другой конец парковочного зала, где стояла моя белая S7. Почему, черт побери, я заранее не разобралась с парковкой? Сделаю это сегодня же...

Вильям вывел машину с паркинга, резко огибая опорные столбы, и мы влились в поток других машин.

— Еще никогда не ездила в электрокарах, — сказала в попытке начать хоть какой-то разговор.

Но он не удостоил меня ни словом, ни взглядом.

— Вильям, — вздохнула я. — Мне очень-очень жаль... Я знаю, через что тебе пришлось пройти... Я была чудовищем. Я была жутким ребенком. Росла в изоляции, потому что...

Внезапно я не нашла сил признаться в своем недуге. Внезапно захотелось, чтобы он был последним человеком на земле, который узнает о нем.

— Я мало общалась с другими детьми и была диковатой. И еще я ужасно ревновала брата к другим детям. Я знаю, что ничего уже не исправить, но знай: если бы я сейчас могла все вернуть назад...

— Слушай, — ответил Вильям, глядя прямо перед собой, словно говорил с отражением в стекле. — Мне, конечно, как бальзам на душу знать, что ты раскаиваешься и все такое, но с таким же успехом можешь помолчать. Меня твои извинения не колышат. Я не смогу просто забыть о том, что произошло. Я обречен до конца жизни видеть кошмары, в которых меня терзает безумная псина. Как только было бы покончено с руками — она бы взялась за мое лицо. Если бы твой сосед случайно не проходил мимо...

— Вильям, прости меня.

— Не произноси мое имя так часто. Мне не по себе от того, что ты обращаешься ко мне, как к старому знакомому, в то время, как я знать тебя не хочу. И твои извинения мне даром не нужны.

— Тогда почему ты спас меня на той вечеринке?! Почему не доставил себе удовольствие видеть, как я становлюсь посмешищем?!

— Мне стало жаль тебя. Маленький перепуганный зверек, которому еще учиться здесь и учиться. Я знаю, каково это — быть не таким, как все, поэтому представил, что тебя ждет с имиджем нетронутой девочки, шарахающейся от поцелуев. Это была моя с Бекки вечеринка, поэтому я взял это на себя. Но впредь готовься решать свои проблемы сама. Приехали.

Я не двинулась с места, пытаясь собраться с мыслями. Все шло совсем не так, как я хотела. Подняла на Вильяма глаза и, дождавшись, пока он соизволит посмотреть на меня, сказала:

— И все-таки прости меня. Может быть, не сейчас, но однажды ты сможешь...

— Дверь открывать умеешь?

Ему не терпелось избавиться от моего общества. Но я все-таки осталась на месте, взяла себя в руки и сказала:

— Я перееду через три месяца. Квартира оплачена до декабря. Если бы я знала, что встречу здесь тебя, не стала тут селиться. Дальше: скажи Бекки о том, кто я. Сама я этого сделать не могу. Не хватает смелости, но она должна знать, почему ей не стоит общаться с маленьким перепуганным зверьком.

Я вышла из машины и с гордо поднятой головой пошла к корпусу университета.

Я совершила страшную ошибку, осознала ее, раскаялась, попросила прощения. Чистосердечно. Человек не захотел прощать, и, наверное, имеет на это право. Но больше я не собираюсь изводиться этим, презирать и ненавидеть себя. Я не плохая! Я спокойный и добрый человек, который больше не совершит ничего подобного.

Не важно, кем я была. Важно то, кем я стала.

***

Окей, я понимаю, что одной недели мало, чтобы составить полное впечатление о чем бы то ни было! Но, без оглядки забегая вперед, заявляю: университет — это кайф! Я познакомилась и уже сдружилась с несколькими ребятами со своего курса. С Брианной — румяной рыжеволосой девчонкой, которая может рассказывать анекдоты и байки с совершенно серьезным лицом.

С Аделаидой, которая приехала из России и которую мы зовем просто Адель, так как выговорить ее полное имя без ошибок никто из нас не может.

С Патриком, чем младший брат однажды чуть не покончил жизнь самоубийством, поэтому теперь Патрик волонтерствует в колл-центре линии доверия и очень ко всем внимателен, пытаясь не пропустить ни у кого на потоке «звоночки» и признаки надвигающегося суицида. И на любого человека с заплаканным лицом кидается с носовыми платками и объятиями.

И, наконец, с Дарреном — страшным фанатом фитнеса и здорового образа жизни, который постоянно носит футболки с надписями «Сначала отжимания — потом свидания», «Ешь, спи, качайся», «Мои веса — моя жиза» и вечно пьет протеиновые коктейли из-под парты.

Я вдруг поняла, что не выгляжу на их фоне странной. Что их маленькие странности компенсируют мои маленькие странности — вроде отказа от прикосновений и неизменных перчаток на руках.

— Что у тебя с руками? — спросила у меня вчера Адель. — Я как-то обморозила свои в тридцатиградусный мороз у бабушки во Владивостоке, и с тех пор они у меня болят от малейшего холода.

— О! Кажется, у меня то же самое! — бессовестно соврала я. — Отморозила в Альпах на лыжном курорте и с тех пор люблю перчатки.

— Я подарю тебе пару варежек из ангоры. Вот это кайф!

А Брианна сегодня заметила, что я никогда не ем в университетском кафе.

— Пищевое расстройство? — с пониманием спросила она. — Я страдала от анорексии в шестнадцать лет, долго лечилась, лежала в стационаре. Еле-еле набрала вес. Боже, какое это счастье — наконец-то иметь грудь. И задницу. И месячные в срок. И шикарные волосы. Быть женщиной, а не мумией. Я вечно болела, сил подняться с кровати просто не было, а теперь... Господи, я наконец живу на полную!

— У меня нет пищевых расстройств, — заверила ее я. — Просто у меня аллергия на... орехи. Сразу распухаю. И как-то мне попался орех в супе...

— Орех в супе?! — моргнула она.

— Прикинь. Кто бы мог подумать, что там может быть орех. С тех пор я не ем в общепите. Только свою еду, тщательно проверенную на отсутствие орехов.

— А-а, а я уж было подумала, голодом себя моришь.

В общем, правдами инеправдами я кое-как затесалась в ряды «нормальных». Я пока опасаласьрассказывать о себе правду, не хотела, чтобы кто-то узнал, что у меня пузыритсяи слезает кожа от легчайшего прикосновения. Но не исключено, что однажды яподелюсь этим со своими новыми друзьями, если дружба пройдет проверку временем.Вдруг они примут меня с моей болезнью так же легко, как приняли с обмороженнымируками и аллергией на орехи? 

__________________________

Ребята, спасибо всем, кто купил или только планиурет купить бумажную книжечку! Стигмалион вышел в лидеры продаж по версии сети магазинов Читай-город. Это просто офигеть, как... мега... круто... с ума сойти... НЕРЕАЛЬНО! И все только благодаря вам! Спасибо-спасибо-спасибо! 

Спасибо за изумительное фото https://www.instagram.com/lesenka1806/