Снег был у меня везде — во рту, в носу, за воротом свитера. Даже в трусах, по-моему. Таял и стекал по спине холодными струйками. В ушах звенело, в глазах темнело. Это только потом мне удалось разобраться как все произошло, а в тот момент, обернувшись на вопль «берегись!», последнее, что я увидел, — снежный веер, взметнувшийся из-под лыжных кантов безнадёжно не успевающего затормозить пацана, с размаху въехавшего мне под ноги. Я рухнул прямо на него, вслушиваясь в грохот сталкивающихся досок, треск шлемов и поток матов. «Смешались в кучу кони, люди». «Пиздец!» — подумал я, чувствуя, как сверху на меня свалился Артур, локтем засадил мне прямо по ребрам и прижал мой борд кантом своего. Дашка с Лёлей верещали где-то рядом, но у меня перед глазами было только чьё-то плечо и рукав лыжной куртки в разноцветных разводах и пятнах. «Всё. Приехали, блядь!» — мелькнуло у меня в голове.

Рядом восторженно заорали:
— Страйк, бля!
Наш первый день в Горках начинался с экстрима.

В этом году несчастную неделю отпуска мне пришлось выдирать с мясом и кровью. Весь ноябрь и начало декабря в конторе был полный завал с клиентами и консультациями, а за три недели до Нового года наступил резкий спад и затишье. Меня отпускали неохотно. Привыкли, что я без возражений в праздники остаюсь на вахте, но на этот раз мне удалось отбиться и настоять на своем. Компания «на покататься» собиралась хорошая. В прошлом году я был в Горках в феврале, на борд встал после неудачных попыток научиться ездить на лыжах и за пару дней получил океан впечатлений и победного восторга. С доской сдружился сразу. Учился с инструктором, но будто бы и не учился, а вспоминал подзабытое. И борд, и тело отзывались правильно. А в этом году хотелось большего, и невозможно было не поехать.

В маленьком курортном городке у подножия заснеженных гор кипела бурная жизнь. После душного салона нашего джипа, когда мы, наконец, нашли место на парковке возле отеля и выбрались наружу, колючий морозный воздух мне хотелось пить, как воду. Привалившись спиной к кузову машины, я вытащил из кармана мобильник, сделал пару фоток открывающейся передо мной панорамы, скинул по привычке в ленту инстаграма. Пусть там, на работе, смотрят и завидуют. Не Австрия, конечно, но зато Олимпиада здесь была. А горы тут такие, что от восторга перехватывает дыхание и хочется сломя голову бежать к подъёмнику.

Снег и полуденное солнце слепили нещадно, заставляя болезненно щуриться. Всё тело противно ныло от усталости. Всё-таки дорога была долгой, а на заднем сиденье «Кашкая» втроём оказалось тесновато, приходилось часто останавливаться, чтобы пассажиры могли размять затёкшие спины и ноги. Но сегодня ничто не могло испортить мне настроения. Даже то, что мы уже больше часа ждали регистрации в отеле. Всеми мыслями я был уже там — на склоне, встёгивался в крепы борда, слушал, как вкусно шуршит под скользяком плотный укатанный наст, охватывал взглядом знакомые очертания гор, подпирающих снежными шапками ясное, пронзительно-синее зимнее небо, но окликнувший меня Артур напомнил, что я всё ещё стою на парковке рядом с машиной, до отказа забитой вещами, и мы ещё даже не в отеле.

— Там у ресепшена не протолкнуться! Ажиотаж сумасшедший. Серёга и Дашка с Лёлькой ещё в очереди стоят, прикинь? Но вроде мы уже на подходе, — голос у него был недовольный, и вид тоже.
— В прошлом году то же самое было, — я спрятал телефон во внутренний карман куртки. — Ничего удивительного. Праздники на носу, они цены взорвут. А народ хочет отдыхать.

Дорога была долгая и утомительная, и мне его раздражение было понятно. На таком серпантине человеку даже с самым отменным вестибулярным аппаратом поплохеет.

— Ну наконец-то! — выдохнул Артур, когда на крыльце администрации показались девушки во главе с Серёгой, протолкались через пеструю толпу таких же, как мы, приезжающих и отбывающих туристов, и издалека помахали ключ-картами. Можно было заселяться.

Мощённая серой брусчаткой узенькая улочка, петляющая между жилыми корпусами отеля, вильнула влево и привела в небольшой тихий внутренний дворик под бетонной аркой, где мы отыскали наше крыльцо и торжественно ввалились со всеми вещами в узкий холл. В самих номерах обстановка оказалась простой. Двуспальная кровать под тёмно-бирюзовым покрывалом и грудой белоснежных подушек у изголовья, вместительный комод, шкаф и пара прикроватных тумбочек, но самое главное — в комнатах было тепло. Даже жарко.

Скинув рюкзак на кровать, я подошёл к окну, отодвинул бледно-зелёную полупрозрачную штору и пару минут полюбовался открывающимся видом. Просторная, выложенная разноцветной плиткой площадь с разбегающимися от центра улицами и дорожками была тщательно очищена от снега. Отсюда видны были здания других отелей, витрины магазинчиков и красно-коричневые крыши коттеджей Горки Города, и склон горы, густо заросший лесом до самой вершины. В центре площади уже установили искусственную ёлку, и рабочие украшали её гирляндами и красными шарами. На самой макушке красовалась пятиконечная звезда. Я невольно улыбнулся, испытав почти детский восторг от предвкушения приближающихся праздников, которые следовали за этим моим отпускным загулом, так трудно отвоёванным в неравной битве с начальством.

С вещами разобрались быстро. Есть хотелось зверски, и жалко было терять драгоценное время на отдых после дороги. Не для того столько ехали, вырвавшись из ежедневной рабочей рутины, чтобы валяться даже лишние полчаса. Решено было по-быстрому пообедать и валить в прокат за снарягой и за ски-пассами. Утро уже всё равно пропустили из-за задержки с поселением, зато на вечернем катании оторвёмся по полной, если в первый же день по традиции не отобьём себе плечо или задницу.

Сам городок радовал взгляд разноцветными фасадами домов, стилизованными под старину европейских улочек, коваными решётками на балкончиках и окнах, изящными фонарями и шероховатой брусчаткой на тротуарах. Мне нравился витающий в воздухе дух круглосуточного праздника, отдыха, привкус безмятежности в каждом мгновении. Никакой привычной городской спешки. Люди в ярких цветастых куртках целыми компаниями неспешно бродили, тащили с собой лыжи, палки, борды, кучковались у дверей столовых, кафе, магазинов, выстраивались в очередь на канатку. И лица у всех были весёлые и беззаботные.

— Ненавижу вас, — недовольно буркнул Серёга нам с Лёлей в спину, неуклюже и громко спускаясь в лыжных ботинках по деревянным ступенькам к станции канатной дороги, поднимающей из Нижнего города в Верхний, к началу лыжных трасс. Я не понаслышке знал, каково это — носить эти тяжёлые, неудобные кандалы, так и называл их в прошлогоднюю поездку, и мог только посочувствовать:
— Вот тебе ещё одна причина, почему я на борд перешёл. Идти приятней и тащить меньше.
— Точно, — поддержала меня Лёлька, резво сбегая по ступенькам вниз к подъезжающей кабинке, и поудобнее перехватила в руках доску. — И кататься интереснее, скажи, Эд?
— Ага, и падаете вы красивее, — хмыкнул Серёга, закидывая на плечо лыжи. — Прямо залюбуешься. Я видел.

Кабинка медленно поднималась над склоном, и у меня просто дух захватывало от открывающегося вокруг вида. Я уже и забыл, как здесь красиво. Артур обнимал Лёльку за плечи и восхищённо тыкал пальцем вниз, в сторону городка, который на глазах уменьшался, теряясь вдали у подножия гор. Эти двое уже давно были вместе. Года четыре точно. Мне нравилась их пара. Артур всегда носился вокруг своей девушки, словно она была бесценной хрупкой вазой, и страшно ревновал, если не к каждому столбу, то ко всему мужскому полу в мире точно. Горячая кавказская кровь, что тут скажешь. А Лёлька всегда оставалась весёлой и терпеливой, с Артуром не спорила, на столбы и на других парней не заглядывалась.

Серёга рядом со мной курил электронную сигарету и в перерыве между затяжками с умным видом рассказывал Дашке про технику карвинга. Это была её первая поездка. На лыжах кататься она не умела и заметно нервничала, хотя Серёга гордо обещал, что уже через час она спокойно поедет и обкатает все синие трассы. Я сомневался, вспоминая свой опыт, а ведь со мной инструктор возился, профессионал. Да и зная вспыльчивый характер своего друга, мог предположить, что, скорее всего, этот псих доведёт Дашку до слёз и сдаст кому-нибудь на обучение. И то, если она сама не взвоет и не пошлёт Серёгу вместе с лыжами и палками далеко и надолго. Я мысленно порадовался за себя. Всё-таки свобода есть свобода. Мне никого не хотелось опекать, и заботиться о ком-то — тоже. Я любил быть сам по себе, и сейчас мне хорошо было оттого, что никто и ничто меня не связывает.

На станции «Девятьсот шестьдесят метров» решили не задерживаться. Трасса тут была хоть и широкая, но слишком много народу. Зато вид открывался обалденный. Пока фотографировались, дурачились, выпили по стакану глинтвейна, людей стало ещё больше. Здесь обычно катались «чайники» и дети с инструкторами. У нас хоть и был один «чайник» в лице Дашки, но даже ей здесь показалось тесновато. Наверху трассы были поинтереснее и не так загружены, да и снег там ещё был не счёсан лыжниками в бугры до ледяной подложки.

Мы сошли с подъёмника, бахнули ещё по глинтвейну для храбрости и тепла. Мороз и ветер на высоте прохватывали до костей. Возле выката на трассу посвободнее было, хотя и узковато, конечно, но хоть можно было сесть с краю и встегнуться в крепы. Далеко внизу склона виднелись станции бугеля и креселки. Вот на них нам и надо было попасть чуть позже. Мне хотелось туда. Подстёгивали прошлогодние успехи, и адреналин пузырился в крови.

Я затянул ремешки на ботинках, поднялся, подпрыгнул вместе с доской, развернувшись в сторону склона и ещё удерживаясь от скольжения. Передо мной встали на ноги Артур с Лёлей, оглянулись радостно. Серёга ещё возился с Дашкой. Она никак не могла вщёлкнуть свой ботинок в лыжное крепление. Ждать не хотелось, но и бросать их тоже было неудобно.

А надо было. Потому что глаза у Лёльки, смотревшей мне за спину, вдруг стали большими и круглыми, рот удивлённо приоткрылся, и я успел только услышать позади отчаянный возглас перед тем, как мы все дружно рухнули в снег. Отдых удался. Однозначно.