Тонкая струйка крови стекала по плечу Гатса. Гриффит склонился к нему, слизнул темные капли. Наконец-то! Снова этот вкус — терпкий, крепкий, пьянящий. Как он по нему соскучился.

Когда Гатсу надоедали их абьюзивные отношения, он сбегал. Гриффита это печалило. Грустно и больно было осознавать, что любимый человек вот так взял и покинул тебя. Ушёл, как будто проведенное время вместе ничего не стоило. И вроде бы Гатс понимал, что его, Гриффита, любовь — особая, не похожая на любовь других. Но — иногда не выдерживал ее интенсивности.

Все началось ещё когда они только познакомились. Его страсть и безумие в битве не могли не пленить. А позже оказалось, что выдержка и хладнокровие Гриффита манили Гатса. Они могли часами обсуждать подробности боя. Спарринговались без устали. Мощь и сила Гатса, ловкость и хитрость Гриффита — одно удовольствие было пробовать себя снова и снова в этих поединках. Пока Гриффит не осознал, что желает видеть в нем партнёра не только в боях.

Аккуратно донести мысль до Гатса так, чтобы она вызвала минимум сопротивления оказалось непросто. Из-за пережитого насилия в особенности. Дружеские подколы, фривольные рассуждения, лёгкие прикосновения при осмотре ран. Слухи о любовной связи двух друзей в соседнем отряде, пущенные им. Рассказы о древних временах, когда это не считалось зазорным. Улыбки, намёки — и море обаяния.

О, Гриффит проводил свою партию очень умело. Безжалостно, не оставляя ни единого шанса выскользнуть из ловко расставленных сетей. Ведь он всегда получал то, что хотел.

И Гатс поддался. Их первая близость случилась после трудного боя. Обессиленные, они лежали рядом — в крови, поту и грязи. Гатс потянулся смахнуть с усталого лица друга задеревеневшие от крови волосы. И сам не заметил, как продлил движение губами. Прикоснулся ими к уголку рта. Отпрянул, в смущении за свои чувства. Он долго потом ещё думал, что сам сделал первый шаг.

Гриффит попросил его повторить. Сказал, что ему понравились его губы. Ещё бы — твердые, шершавые от солнца и ветра, с запекшимися капельками крови врагов. Они дразнили, не давали покоя. И только повторное прикосновение могло облегчить эту истому.

Поцелуй оказался нежным. Долгим. Затянул в свои движения руки. И вот они уже ласкали друг друга. Один — испытывая стыд и неловкость. Второй — жгучее наслаждение и смесь восторга со всемогуществом. Они кончили почти одновременно. Смотря в счастливые глаза Гриффита, Гатс ощутил и себя счастливым.

И это чувство долго не покидало его. Он ощущал счастье, идя в бой под руководством Гриффита и в его объятиях. Когда тот проникал в него и когда, разгоряченный сражением, он выкрикивал его имя. И когда в их игры Гриффит добавил свой клинок, Гатс тоже поначалу был счастлив.

И сейчас, прикованный цепями к потолку, ощущая прикосновения холодного металла к коже и чувствуя, как его сменяет горячий язык, Гатс млел и ненавидел себя одновременно. Каждый раз, уходя, он говорил себе, что больше не вернётся. Что их отношения — болезненные, томящие, мучающие его — пора прекратить. Но стоило увидеть прекрасное любимое лицо... Услышать голос, обещающий, что все будет иначе... Ощутить касания знакомых тонких пальцев, аромат... И сердце вновь играло злую шутку, нашептывая увещевания дать ещё один шанс.

Кончик сабли прочертил тонкую линию на груди Гатса. Гриффит прильнул к ней губами. Этот порез был немного глубже — они с каждым разом становились глубже. Хотелось добраться до самой сути, до жаркого сердца. Оно билось сейчас всё быстрее. Звук завораживал, возбуждал. Обогнув массивную фигуру друга, Гриффит коснулся лбом спины. Провел клинком по нижним рёбрам, отложил его в сторону. Обхватил торс Гатса руками и размазывая кровь, опустил ладони к бёдрам. Мускулистые ноги задрожали. Гриффит скользнул вперёд ладонями. Поймав возбуждённый орган, он довольно улыбнулся. Что бы там Гатс ни говорил — его тело опровергало все слова.

Пальцы поднялись, собрали чуть побольше крови с рёбер. Вновь ушли вниз. Коснулись головки. Насытили ее темным красным цветом. Окрасили в него ствол, а затем и мошонку. Хотелось полюбоваться этими красками. Вновь обойдя Гатса, Гриффит опустился на колени. Член перед ним чуть подрагивал в предвкушении.

Гатс замер, когда теплые губы коснулись его разгоряченной плоти. Мелкие поцелуи прошлись вдоль ствола. Вобрали в себя мягкую ткань ниже. Разжигали внутри пламя. Гриффит медленно, осторожно насаживался ртом на член. Кровь с его поверхности переместилась на контуры губ, размазалась по щекам. От этого лицо казалось слегка демоническим и чуточку безумным. Гатс не сдерживал стонов удовольствия, и это ещё больше заводило. В этом был весь он — говорил и делал то, что думал, не скрывал своей страстной натуры.

Ощутив, что больше не может сдерживаться, Гриффит поднялся, взял со стола баночку с ямсом (растение, пюре из которого использовали ранее в Японии в качестве смазки). Подошёл к другу, огладил его ягодицы. Зачерпнув немного пюре, раздвинул их. Ввел внутрь один палец, едва сохраняя самообладание. Гатс простонал. Он, казалось, вечность не ощущал этих прикосновений. Хотелось выть, рычать, рвать зубами на части — от восторга и дикого желания.

Полностью отдавшись этим чувствам, Гатс не заметил, как в него входили уже три пальца, и как Гриффит, решивший, что этого достаточно, заменил их своим членом. Проникая все глубже, он не забывал ласкать руками тело друга — всё в тонких кровавых линиях от его сабли. Он то тянул короткие волосы, то покусывал мощную шею, то слегка натирал ладонями соски.

Приближавшийся оргазм вернул его внимание к члену друга. Тот стоял так, что смог бы заменить «Убийцу Драконов» — меч Гатса. Захватив ещё немного ямса, Гриффит обхватил руками ствол. Двигаясь внутри, он синхронно скользил ладонями вдоль члена. Когда пальцы касались головки, Гатс взрыкивал и сильнее сжимал ягодицами Гриффита в своей глубине. Почувствовав, что ещё вот-вот, и Гатс кончит, Гриффит аккуратно вышел, усмехнувшись от разочарованного стона друга.

Взяв саблю и приказав Гатсу не двигаться, он осторожно ввел кончик оружия в ещё раскрытое отверстие. Обвёл им стенки и жадно задышал, когда они начали сжиматься, почувствовав холодную сталь. Было невыразимо сладко наблюдать, ощущая, как Гатс балансирует на грани опасного удовольствия. Добавив пальцем немного смазки и обмазав кончик сабли, Гриффит начал медленно двигать ею вперёд и назад. Большой палец кружил по краю ануса, чтобы замедлить его закрытие. И все же, настал момент, когда стенки готовы были сомкнуться, поглощая остриё. Как бы ни хотелось оставить его внутри — как он всегда делал ранее — Гриффит все же заставил себя вынуть лезвие и заменил его своим членом. Гатс зарычал, ощущая как головка упирается в особо чувствительную точку. Этот рык стал спусковым крючком для обоих. Сам Гатс кончил — ярко, до звезд в глазах. А Гриффит, словно сорвавшись с цепи, набрал такой темп, что едва хватало дыхания в нём удержаться.

Пара минут — и Гатс почувствовал оргазм друга. Тот, все ещё оставаясь внутри, дотянулся до стола. Взял ключи и высвободил руки Гатса из железных оков. Они рухнули на пол — обессиленные, мокрые, удовлетворённые друг другом. Обняв сзади мощный торс, Гриффит оставил поцелуй на смуглом плече на месте пореза. Улыбнулся, засыпая и чувствуя как Гатс чуть отодвигается, выпуская его член.

Проснуться его заставила резкая боль — над ним возвышался Гатс. Все ещё обнаженный, с телом, достойным руки скульптора, он держал в руке саблю Гриффита. Остриё ее уткнулось в грудь лежащего на полу владельца. Прочитав в глазах немой вопрос, Гатс тяжело вздохнул:

— Мы не сможем расстаться. И остаться я не хочу. Поэтому так.

Клинок сабли медленно покачивался в такт шагам Гатса, оставляя блики от свечи на проткнутой им груди.