- Языки костра незаметно убаюкивали Майю.

- У тебя уже глаза слипаются, молодая луна, - посмеялся странник. - Мы не спали целые сутки.

- Но я не хочу! – восклицала она, пытаясь раскрыть два круглых ока как можно шире. - О чём же мне мечтать перед сном, когда моя жизнь красочней видений, когда моя жизнь слаще желаний? Мне так хорошо сидеть здесь, глядеть на этот огонь... Вдруг всё моё странствие и есть сплошной сон? Я не хочу ничего терять!

- То, чему суждено потеряться, обязательно потеряется, - говорил всадник. - Однако твои речи меня удивляют. Ты ли это, молодая луна? Где же твоя былая уверенность? Ну, а вдруг Солнце умрёт, а?

Он улыбнулся уголками глаз и присел у костра. Молодая луна обернулась. О каком сне могла идти речь? Золотистое пламя освещало ей лицо прекрасного божества, находившегося на расстоянии согнутой руки... Будто завороженная, сама не осознавая своих действий, Майя приблизилась к страннику. Резким взмахом она сдёрнула алый платок, скрывавший лицо её спутника. Девушка застыла без движения, словно через туман всматриваясь в подбородок, нос, рот, покрытые жуткими язвами и глубокими рубцами. От ужаса платок выпал из её рук...

На лице колдуна не было ни изумления, ни злобы; на губах застыло непонятное выражение, в котором невозможно было разобрать какое-либо чувство.

- Прости, - шептала Майя, заламывая пальцы. Она то и дело дёргалась, не зная, куда деваться, что делать и говорить.

- Ступай спать, молодая луна, - буркнул всадник в ответ.

- Моя мать - знахарка, – не отступала Майя, - и я немного умею, знаю... Наверное... Быть может, я способна тебе помочь...

- Нет больше у тебя матери, молодая луна! Своими огненными пальцами ты прожжешь мне всё лицо! – ухмыльнулся колдун, глухо и пусто. - Там, на Севере, меня исцелит конунгова дочь. Если, конечно, она существует.

- Существует! И я пойду с тобой! - с запалом заявляла молодая луна. - Я буду с тобой, слышишь? Ты не будешь одинок! Мы доберёмся до этой королевны, и ты будешь излечён! Обязательно! И будет новый день! Всё станется хорошо, я обещаю... Понимаешь?

- Всё итак хорошо, - смиренно кивнул юноша, - а уж как будет дальше, знает только Ветер.

Неловкое молчание повисло в воздухе. Тысячи слов застыли на устах Майи, готовые бешеным вихрем сорваться в любую секунду, но она сдерживала их, как буйных лошадей.

- Ступай спать, молодая луна, - повторил странник, направляясь к Маро.

Майя свернулась клубком у пламени, вся скованная ощущением незаконченности разговора и собственных мыслей. Несмотря на путаницу в голове, она, убаюканная золотом костра, вскоре закрыла глаза.

Едва ли Майиному сознанию удавалось зацепиться за одно из видений, навестивших её. Вихрями лоскутков сны кружились в безумном мозгу.

Майе виделся лес. Она бродила по родным краям тенью, никем не замечаемой. Всё также резвились на улице дети, всё также старцы в льняных рубахах воздавали чести лесным духом, всё также девушки вплетали полевые цветы в свои косы. Всё также жили люди – все, кроме неё. Дочь охотника и знахарки стояла на пороге своего бывшего дома, но незримая сила запрещала зайти ей внутрь.

Майе виделась дочь конунга – белокожая, беловолосая, почему-то с бельмами на глазах. Белые руки королевны заканчивались соколиными когтями. Белое лицо походило на безжизненный слепок.

Майе виделись прозрачные стены. Девушка кричала, нещадно колотила о них свои израненные руки, била холодную крепость ногами. Но стены, на вид такие хрупкие, оставались непокоримыми.

Майе виделось, как снежный ком таял в горячих пальцах. В нутре кома, под толстой коркой льда, проглядывалось чьё-то бьющееся сердце.

Майе виделось, как вновь колдовским кинжалом она оставляла надрез на своей ладони. Перемешанная кровь молодой луны и полного месяца лилась из аметистового кубка. Орошаемые пурпуром пески прорастали виноградной лозой.

Множество иных невероятных картин мелькали, как разноцветные маски на громком людном карнавале... Наконец, Майе виделись туманы над болотами, по которым она брела, ступая на крик колдуна. Странный зов преображался с каждым шагом, и вскоре вместо человеческого голоса стало различимо ржание Маро. Этот звук, пробравшийся сквозь её сон, возвращал Майины мысли в настоящий мир.

Белогривый конь беспокойно шагал по пещере, тряся разгоряченной головой. Молодая луна мигом вскочила на ноги и принялась успокаивать взбешенного зверя, что удавалось ей с большим трудом.

«Тише, тише, Маро, – ласково шептала девушка, гладя коня по длинной сильной шее. - Ну, что же тебя так встревожило, бедный мой друг?... Что терзает вас, бедные мои?... Ах, какая всё-таки у тебя грива! Какая в тебе сила и грация, Маро! Ты так беспокоен, Маро, и так красив в своих горячих чувствах! Достойный конь – достойному всаднику... Отчего, Маро, твой хозяин скрывает свои раны? Разве делают они его хуже? Нисколько! Я первая воткну нож в грудь тому, кто поспорит со мной! Глотку волком перегрызу тому, кто насмехаться посмеет! Не веришь, Маро?»

Её взор обратился к выходу из пещеры. Майя ахнула, пораженная: заснув на закате, она пробудилась тогда, когда Солнце уже восседало на престоле полудня. Но гораздо большую тайну и очарование таило другое. На просторах, где полагалось быть бедной тундре и вечной зиме, сквозь снега начала проглядываться трава...