- Ну и дура! – загоготала Артемизия, но вскоре замолчала: русалки устремили на неё возмущенные взгляды.

- Что взять с наивной незрелой девчонки, которая рождена на задворках задворок? – прыснула ей в ответ Фаина.

- Перестаньте! – вспыхнула Рада. - Разве это грех – идти за своей мечтой?! Разве плохо – верить в чудо?

- Конечно же, грех, дитя моё, - с улыбкой говорила ведьма. - Сладкий-сладкий, неразумный, бестолковый грех, необходимый каждому существу. Лучший из грехов! Особенно мечта пряна, когда она неосуществима. Ведь оттого душа и живёт, что вечно чего-то хочет. Что думаешь, Артемизия?

Бескрылая банши лишь надула свои губки, как обиженный ребёнок. Ворожея усмехнулась над ней, точно старший над неразумным дитём, после чего певуче продолжала:

- Разумно или нет, Майя доверилась страннику и его сказу. Зелёная надежда озарила её душу. Девушка смотрела на чужеземца и думала о том, что Золотая страна, мелькавшая в небесных далях её мечтаний, будет также прекрасна, как прекрасен этот юноша и как прекрасны его волшебные сказы в незатейливом изложении. Майя думала о том, как приятен воздух, когда вдыхаешь его молодою грудью; о том, что сегодня вино особенно сладко, и о том, как хороши весенние ночи. Она думала о том, что именно в такую ночь она бы предпочла умереть – умереть, уснувши и наблюдая в своём бреду, как причудливые птицы клюют плоды на ветвях Древа Жизни, а всадник в сером плаще продолжает своё путешествие.

И, как теперь, сто лет назад в поселении маленького народа гулял легковесный Ветер и развивал кудри юных прелестниц. Люди пели и плясали, болтали и пили сладкое вино. И Майино горло обжигал пряный напиток, и её ноги танцевали вокруг костра. Языки пламени не трогали её тела, зато какие пожары пробуждали они в неопытном алчном до жизни сердце!

Майя поздно вернулась домой, плохо спала и пробудилась на рассвете. Сон девушки был прерван неслучайно: едва уловимый звук шагов достиг её слуха. Слегка скрипнула дверь, и через несколько мгновений со стороны хлева послышались шорох и ржание коня. По-кошачьи крадучись, дочь охотника неспешно встала и вёрткой тенью проскользнула из дома в конюшню. Было темно, но среди мглы она разглядела странника, что гладил шелковистую гриву своего коня, приговаривая: «Маро, Маро». Шорох соломы под ногами Майи заставил его обернуться.

- Ах, это ты, хозяйская дочь? - улыбнулся всадник, что было заметно по глазам. - Прости, что потревожил твой сон.

- Вы покидаете нас? - шептала девушка.

- Солнце вот-вот взойдет. Я исполняю обещание, данное вашим старцам.

- И куда же Вы отправитесь?

- Вслед за Ветром.

Они оба устремили свои взгляды в чернеющие силуэты волнующегося леса.

- Отчего ж ты нейдешь назад, домой? - спрашивал всадник, лаская сильною рукой гриву своего спутника.

- Я не хочу!

- Чего ж ты хочешь, хозяйская дочь?

- Покинуть этот край. Я молю Вас, заклинаю именами всех живых тварей, всех людей и нелюдей, увезите меня отсюда! Я задыхаюсь!
Добродушное лицо чужеземца нахмурилось и посерьёзнело. Он вновь взглянул на путь, что ложился впереди.

- Стало быть, тебя манит Золотая страна, о которой ты вопрошала меня... - ухмыльнулся он, отвечая глухим печальным голосом. – Но Золотая страна требует своих жертвоприношений. Сколько ж тебе лет, хозяйская дочь?

- Пятнадцатый год отмерило Солнце прошлой весной.

- Пятнадцатый год! Ты чересчур юна, дитя лесов.

- Молю... - шептали её губы, чувствуя вкус солёной слезы.
Странник не отводил своих глаз от дороги. Он избегал просящего взора янтарных очей.

- Та страна, о которой бредишь, закрыта для смертных, - отчеканил чужеземец, - как и дороги, о которых вёл я свои речи. Ну же, дева, протяни свою руку – и ты поймешь, что тот, кто стоит перед тобой, есть тень, дух, колдун, которому не суждено более познать прикосновений и человеческого тепла.

Длинные пальцы Майи потянулись к широкой груди странника, но те не успели прикоснуться до плоти, покрывшись ледяной коркой. Испугавшись, девушка одёрнула руку. Ей показалось, что под платком чужеземец улыбнулся, как-то грустно и жалостно. Заметив, как внимательно собеседница следит за мимикой его глаз и лба, юноша, словно смутившись, продолжил:

- Желаешь приблизиться к Золотой стране? Жаждешь познать тот путь, что познаю я? Что ж, дело твоё, я не смею препятствовать. Только учти, тебе придётся,- он остановился, пытаясь подобрать более подходящее слово, после чего произнёс, - внести свою плату. Готова ли ты, хозяйская дочь, позабыть о доме и родине? Отречься от матери и материнства, всех предков и потомков? Готова ли ты, дитя лесов, навек уйти в мир теней? Возложить свою плоть на алтарь Ветра? Готова ли ты умереть для всего земного в свои пятнадцать лет?

Его слова падали ударами топора на тонкую девичью шею. Горечь накатывала к золотистым глазам, но их обладательница лишь задирала голову вверх и покусывала губы. Они молчали, и сам лес замер в ожидании Майиного ответа. Безымянный странник и дочь охотника стояли вдвоём, как на ладони у мира, на виду у внимающих звёзд и на слуху у деревянных стен, при свидетельстве всей лесной нечисти - фей и эльфов, русалок и вил, сатиров и нимф.

«Готова», - обронилось с её сухих губ.

В ответ чужеземец достал из сумы, висевшей на крепком плече, сиреневую чашу и кинжал. Лёгким движением он полоснул свою ладонь, из которой полилась вязкая индиговая жидкость. Пару капель с тяжестью рухнули на дно чаши, и не прошло и минуты, как рана затянулась и исчезла. Юноша безмолвно протянул своей спутнице аметистовый бокал и острие, орошенное колдовскою кровью. Следуя примеру чужеземца, Майя с робостью надрезала сияющую в лунном свете кожу. Алая струя, смешиваясь с синеватой жидкостью, порождала пурпурное месиво.

«Первый глоток – полному месяцу!» - узкая полоска его губ коснулась напитка.«Второй глоток – новой луне!» - она наклонила к себе аметистовую чашу, и вскоре язык коснулся солоноватой смешанной крови.«Третий глоток – всем растущим и убывающим месяцам и лунам!» - твёрдая рука вновь переняла бокал, вознося тот высоко над головами, и из чаши пурпур водопадом полился на землю.
- Близится рассвет, моя новоявленная сестра. Всем нитям с прошлым надлежит быть оборванными, - обращался колдун к девушке, - сними же серьги да состриги длинные кудри! Ни к чему украшения в мире, к которому отныне мы оба принадлежим!»

Переливающееся лезвие кинжала сверкнуло и пронеслось за Майиной шеей, управляемое её ловкой рукой. Одна за другой огненные локоны попадали на солому хлева; вслед оказалось на земле серебро серёг. Также скоро и просто Майя взобралась на коня. Пару мгновений – и ветер зазвенел в ушах, взметалась белая грива Маро. Мороз от дыхания колдуна, сидевшего позади, не касаясь её, бежал по девичьей спине.

Звёздные россыпи, словно тысячи ангельских фонариков, освещали двум душам их дорогу. Лес заканчивался. Впереди открывалась бескрайняя степь, и цвели в ней всюду красные маки.

- Куда же мы мчимся, брат? – вопрошала Майя, хохоча несущемуся навстречу воздуху.

- Запомни, молодая луна, отныне у тебя одно направление – вслед за Ветром! – кричал колдун, смеясь в ответ своей сестре.