Прошлое

Решение было принято. Я рассказала Мине об аборте Соми, пока мы сидели в столовой за ужином.

- Ты шутишь, - сказала она, роняя картошку фри изо рта.

- Нет. - Я сглотнула ком в горле. - Я слышала, как она говорила об этом с той дылдой, которая вечно лезет не в свое дело.

Я засунула в рот последнюю соломинку картофеля и облизала соль с губ.

- С Джи? - спросила Мина, отодвигая свою тарелку.

- Да, с ней, но никому не говори о том, что я тебе рассказала, Мина. Будет ужасно, если об этом узнают.

Вглядевшись в миловидное лицо моей соседки, я нахмурилась. Возможно, это будет единственный раз, когда Мина и правда никому не разболтает. И что мне тогда делать?

- Думаешь, Чонгука это расстроит? В смысле, думаешь, он бы хотел оставить этого ребенка?

Я уставилась на ее блестящие глаза и почувствовала, как в животе оседает свинцовым грузом вина. Я даже не думала об этом. Он бы и правда захотел оставить ребенка, я знала это в глубине души. То, как он говорил о своей семье в кафетерии, подсказало мне, что он хочет быть отцом. Я закрыла глаза и вздохнула.

- А мне-то откуда знать?

Мина пожала плечами.

- Ты его вроде как знаешь. В смысле, ты же провела с ним немного времени, верно? Я просто подумала...

- Я ничего о нем не знаю, - огрызнулась я, вставая и хватая свой поднос.

«...Кроме того, что я хочу его больше всего на свете», - закончила я про себя.

Посмотрев на Мину, я вдруг запаниковала. У нее было настоящее словесное недержание. Сплетни об аборте разлетятся по всему колледжу очень быстро. Теперь я официально обеспечила себе место в первом классе на поезде, мчащемся в ад.

Чух-чу-у-ух!

- Я пойду в комнату.

Я хотела, чтобы она пошла за мной: так я могла бы за ней проследить. Я уже не была уверена, что хочу...

- Ладненько. Я посижу тут еще немного. - Мина сладко мне улыбнулась.

Выражение ее лица казалось ангельски-невинным, но в глазах плясали черти. Я видела, как сплетневый монстр уже царапается в ее груди и яростно пытается вылезти через рот.

Развернувшись, я сбежала прежде, чем она успела увидеть, как мои глаза наполняются слезами.

Чух-чу-у-ух...

Новость об аборте раскручивалась и набирала обороты в сплетневой цепочке, пока не достигла Чонгука два дня спустя. Последний удар нанесла одна из его бывших, воспользовавшись шансом вывести из игры Соми. Я видела, как она бросала на Соми неприязненные взгляды последние несколько недель. Я узнавала их, потому что сама бросала такие же.

Весь разрыв занял меньше десяти минут. Его засвидетельствовала значительная часть студентов, слетевшихся на сцену, как мухи на истекающий кровью труп. Меня там не было, но мне рассказала Мина, которая заняла место в первом ряду.

Бывшая идеально подобрала момент, сообщив Чонгуку прямо перед тем, как он должен был встретиться с Соми на ужин, а потом встала в стороне, чтобы понаблюдать. Соми встретила Чонгука на крыльце столовой - он ждал ее. Их разговор был коротким. Соми в истерике призналась Чонгуку во всем. Кто-то говорил, что Чонгук после этого ударил в стену кулаком, а другие - что он швырнул в дерево скамейку. В действительности он просто ушел прочь с каменным лицом и больше никогда с ней не разговаривал. На следующий день Соми уехала домой, якобы даже оставив все свои вещи. Я гадала, знает ли она, от кого именно всем стало известно, - думала ли она обо мне после того дня или мое лицо сливалось в ее памяти с лицами прочих непопулярных девушек?

Я чувствовала себя виноватой примерно неделю: словно чья-то твердая рука сжимала меня сзади за горло. Я стыдливо опускала голову и кралась по общежитию, как тень. На восьмой день, впрочем, я уже начала оправдывать свой поступок.

Я погрузилась в приятное самолюбование. Я воспользовалась девушкой, которой некому было больше довериться, для собственной выгоды. Я была истинной дочерью своего отца. Я ненавидела себя.

Мой отец, Ким Джиен, был худшим из тех, кого женщина только может родить на свет. Моя мать говорила, что он напоминал картонную копию Элвиса: темноволосый, сексуальный, глаза с поволокой. Он говорил сладко и льстиво, но, как только обстоятельства начинали складываться не по его плану, рот его кривился в ядовитой ухмылке, а слова резали по больному. До того, как сбросить маску обаяния, до того, как он скажет, что единственная причина, по которой он с тобой, - это тупое отродье, которое ты от него понесла, до всего этого он был неизменно улыбчив, расточал поцелуи и комплименты. Так он заполучил мою мать и так он получил меня - упомянутое «тупое отродье».

Он остался с нами только на три года после моего рождения, а потом ушел с сумкой через плечо. Периодически он «мирился» с моей матерью, спал на левой половине ее кровати, а затем снова уходил в закат. Он проигрывал в азартные игры наши деньги на продукты, ругался при этом на нас и никогда не чувствовал себя ни в малейшей степени виноватым, даже если нам было нечего есть, кроме черствых крекеров. Мой отец, дамы и господа.

Однажды, когда наши кухонные шкафы были пусты, а пятилетняя я в голодном припадке грызла свой большой палец, он исчез снова, прихватив последний вон моей матери. Я тогда думала, что он отправился искать нам еду, но несколько часов спустя он вернулся - от него так сильно пахло чизкейком, что мой рот наполнился слюной. Ким Джиен заботился только об Ким Джиене. Это стало для матери последней каплей. Она вышвырнула его из нашей тесной квартиры, посылая ему вслед такую отборную брань, которую я никогда от нее прежде не слышала.

Лихорадка по Чонгуку началась вскоре после отъезда Соми. Девушки сражались за внимание Чонгука, как шимпанзе-наркоманы.

- Каждая хочет его банан, - прокомментировал Джин однажды, пока мы наблюдали, как парочка блондинок липнет к Чонгуку, как наполненные гелием воздушные шарики.

Чонгук рассмеялся, когда одна из них что-то сказала. Наклонившись, она поцеловала его в щеку, отчего он покраснел и удивленно отпрянул. Я ревниво отвернулась. Я больше не могла этого вынести. Каждые пять минут я мысленно кого-то убивала.

Моя возможность представилась в тот день, когда я провалила тест по латыни. Я никогда не получала даже тройку, так что жирный неуд, обведенный красным и подчеркнутый дважды, был для меня полнейшим шоком. Я теряла хватку. Я не могла сконцентрироваться. Чонгук пустил корни в моем разуме, как паразит, и кормился моими мыслями и эмоциями. Нужно было что-то предпринять. Я стояла между зданиями, прижимая тест к груди и уставившись в пустоту, когда кто-то подошел и вручил мне листовку. В другой раз я бы выбросила ее, но тогда я находилась в таком потрясении, что решила на нее взглянуть.

ВЕЧЕРИНКА В «ЗАКС»

Где? А где еще-то?

Когда? В субботу в 22:00.

С собой: пиво.

Вернувшись в комнату, я ткнула листовкой Мине в лицо:

- Пойдем туда.

Она сидела, склонившись над ватманом, и с помощью жидкой подводки для глаз выводила сверху надпись «Бизнесс-план». Бросив на листовку быстрый взгляд, она начала дуть на буквы.

- У тебя что, кризис среднего возраста?

- Мне только двадцать, мелочь. Кризис среднего возраста случается в середине жизни. Почему ты не используешь маркер?

- У меня их нет, и я не в настроении для шуток. Этот проект нужно сдать завтра, а единственное, что я знаю о бизнесе, - это то, как пишется это слово.

- Ну, этого ты тоже не знаешь, потому что у тебя тут лишняя «с».

Мина нахмурилась, глядя на свой плакат, и попыталась аккуратно слить две «с» в одну.

- Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.

Я подошла к своему столу и вытащила оттуда упаковку маркеров.

- Что ты собираешься делать на вечеринке?

Я подавила порыв ударить ее и попыталась прозвучать мило:

- Не знаю. Обычные вещи, которые люди делают на вечеринках. Например... тусить...

- Ты не пьешь, не танцуешь, не куришь. Прости, Дженни, но никто там не будет говорить с тобой о политике, если только ты не закатишь вечеринку в «Бета Ню», а это будет просто убого.

- Я умею танцевать, - сказала я в свою защиту, - и любой может пить - тут даже таланта не нужно.

- Да, но нужен талант, чтобы не вести себя глупо в процессе.

Она нарисовала сердечки в уголках плаката и смайлики в центре каждого сердечка.

Какая же она бестолковая... Я театрально вздохнула.

- Я сделаю за тебя проект, если пойдешь со мной.

Мина перекатилась на спину и помахала в воздухе руками, как будто плыла в бассейне.

- Слава тебе господи! Ты произнесла волшебные слова.

Я заворчала. Я бы в любом случае сделала проект за нее - будь я проклята, если позволю своей соседке сдать преподавателю бизнес-план, который выглядит как открытка на День святого Валентина.

В субботу я готовилась к вечеринке с тщательностью нейрохирурга. Все должно было пройти идеально. Я собиралась победить в этой битве любыми средствами, будь то помада от «Мэд Мерло» или белье от «Виктория Сикрет». В десять мы с Миной спустились по лестнице в общежитии братства «Закс», окруженные облаками сигаретного дыма. У меня кружилась голова, а платье - на размер меньше нужного - сдавливало грудь, как удав.

- Наконец-то ты сегодня выглядишь нормально, - сказала Мина, одобрительно мне улыбаясь.

- Нормально - это в сравнении с кем?

Я подтянула платье повыше, пытаясь хоть немного закрыть выставленную напоказ грудь, которая торчала, как два пухлых кекса, в одолженном Миной пуш-апе.

Усмехнувшись, она одернула мое платье обратно.

- Природа не зря тебя этим наградила. - Она ткнула мне в грудь. - Ты вечно прячешь ее в этих уродливых, вышедших из моды блузках. А этот макияж делает тебя сексуальной и почти экзотичной. Ты выглядишь отлично, подруга.

Я очень на это надеялась.

- Ты готова, О? - спросила Мина, сжимая мою руку.

Меня немного тошнило, но я сделала глубокий вдох и кивнула.

- Хорошо. Потому что это будет самая интересная ночь в твоей жизни.

Дверь открылась, и мы вошли в комнату, так плотно набитую телами и так сильно пахнущую пивом, что первым моим инстинктом было отступить. Мина подтолкнула меня через порог по направлению к столику, уставленному бутылками.

- Сначала надо выпить, - сказала она, передавая мне красный пластиковый стакан, - а потом делай то, для чего пришла.

Мина налила водки в мой стакан и добавила немного клюквенной настойки. Я ужасно нервничала. Я сделала слишком большой глоток и пролила половину изо рта на платье.

- Осторожно, Джулия Робертс. План в том, чтобы казаться непринужденной. - Мина неодобрительно закатила глаза.

Я сделала еще глоток, на этот раз осторожнее. Было хуже, чем я думала. Люди вокруг потели и все трогали, дыша друг другу в лица алкоголем... Микробы! Гормоны! Они вели себя как животные. Я вдруг ощутила приступ паники. Это было слишком сложно - притворяться кем-то другим. Должен быть иной способ.

- Не думаю, что я смогу... - сказала я, оглядываясь вокруг.

Дверь была в десяти шагах. Мне просто надо уклониться от парочки тел по пути, и я смогу ускользнуть в прохладу ночи, не успев опозориться.

Мина схватила меня за руку.

- Вот и он, - прошипела она мне на ухо.

Я обернулась. Он играл в бильярд. До нас доносился смех: я уловила слова «вибратор» и «слесарь».

- Ну ладно, мы можем остаться ненадолго, - сказала я слабо.

Настал ход Чонгука. Он сосредоточенно наклонился над столом и забил два шара в лунки.

- Что теперь?

- Надо привлечь его внимание, не привлекая его внимание.

- Я не разбираюсь в этих девчачьих играх.

Мина помахала кому-то на другом конце комнаты.

- Слушай, просто не делай в лоб, - пояснила она. - Нет ничего менее привлекательного, чем девушка, которая открыто вешается на парня.

И это говорила та же Мина, которая втирала детское масло в декольте каждое утро, чтобы привлечь внимание к своим «лучшим частям», как она их называла.

- И каким боком мне это сделать?

- Это же ты хотела сюда прийти. Разберешься.

И на этом она меня покинула. Предательница. Я постояла у стола с напитками еще немного. Потом поняла, что, должно быть, выгляжу жалко, и отошла. Ладно, мне нужно сделать так, чтобы Чонгук обратил на меня внимание и понял, что я здесь.

Я заметила диджея - и тут мне пришла в голову идея. Танцы! Мое секретное оружие! Парень в футболке с Korn печатал что-то на ноутбуке за столом. Он кивнул мне, когда я подошла, и его взгляд тут же остановился на моей груди.

- Можно заказать песню? - спросила я, перекрикивая музыку.

Он кивнул, все еще глядя на моих девочек, и вручил мне кусочек бумаги с карандашом. Я быстро написала название песни и группы и передала обратно ему.

- Мое лицо выше, - сказала я, протянув руку и подняв его подбородок, пока он не посмотрел мне в глаза.

Он улыбнулся и подмигнул мне. Дегенерат. Мне он даже нравился.

- Твоя будет следующей, - крикнул он. Показал мне два больших пальца, и я ушла в толпу.

Я с трепетом оглядела танцпол: там танцевал только пьяный парень, который шаркал ногами и покачивал бедрами без малейшего попадания в ритм. Это меня убьет - но такова цена одержимости. Я собиралась сделать это. Я сделала большой глоток, приканчивая остатки водки в своем коктейле, и вспомнила о поцелуе в бассейне. Мысль об этом временно придала мне смелости. Я хотела, чтобы Чонгук снова поцеловал меня так - возможно, чтобы он целовал меня так каждый день моей жизни.

Я вступила на танцпол, когда из динамиков полилась моя песня. У меня ушло всего десять секунд на то, чтобы привлечь всеобщее внимание. Люди одновременно прекратили все свои занятия, чтобы посмотреть на меня. Я была хороша. Я была очень, очень хороша в этом: вращая бедрами, мысленно я благодарила маму за восемь лет занятий в танцевальной студии, доставшихся нам бесплатно.

«Я становлюсь одержима от одной мысли о тебе...»

Лицо Мины возникло где-то в углу - она тоже хотела посмотреть, что происходит. Ее рот сложился буквой «О», и она одобрительно мне подмигнула.

«Это нездорово - чувствовать себя вот так...»

Другие люди начали присоединяться ко мне на танцполе, но сохраняли почтительную дистанцию, покачиваясь вокруг меня, как моя персональная подтанцовка.

- Похоже, кто-то тут решил отжечь по полной, - сказал диджей в микрофон.

Когда еще больше людей стали толпиться вокруг, чтобы посмотреть на меня, я увидела Чонгука и его приятелей по бильярду, выходящих из задней комнаты. «Правильно, - подумала я. - Иди взгляни, что за шум». Я позволила своим волосам соблазнительно упасть на лицо и двинула бедрами в его направлении.

«На этот раз, прошу, спасите меня кто-нибудь...»

Я наблюдала за его лицом, когда он заметил меня. В животе у меня танцевали бабочки. Бинго! Зрительный контакт. Но он лишь слегка прищурился - больше никаких эмоций его лицо не выражало. Проклятие! Я совершила свое фирменное движение из танца живота - и с удовлетворением заметила, что он поднял бровь. Когда Рианна спела «В твоем присутствии я теряю рассудок...» - я посмотрела прямо на Чонгука и поманила его пальцем. Он не выглядел удивленным. Оттолкнувшись от стены, он непринужденно подошел ко мне, все еще держа руки в карманах. Он позволил мне потанцевать вокруг него несколько секунд, улыбаясь тому, как заулюлюкала толпа, а потом схватил меня за талию и стал танцевать со мной. Он был прекрасным танцором - весь плавный, грациозный, как я и ожидала.

Когда песня закончилась, мы танцевали под следующую, и еще под одну, и так далее. Мои волосы были влажными от пота и липли к шее, когда Чонгук наконец потянул меня за руку прочь с танцпола. Я держалась за него, пока он скользил в океане тел. Мы вышли на крыльцо. Опершись на перила, мы наслаждались дуновениями прохладного ночного воздуха на липкой коже.

- Ты полна сюрпризов, - такими были его первые за несколько месяцев слова.

Я смаковала звук его голоса, прежде чем ответить.

- Почему? Потому что умею танцевать? - Приподняв волосы с шеи, я посмотрела ему в глаза.

Чонгук покачал головой и изобразил губами нечто такое, отчего я чуть не потеряла сознание.

- Нет. Потому что ты пришла на вечеринку... в этом платье. - Он улыбнулся, оглядев мое декольте. - И не потому, что умеешь танцевать, а потому, что решилась на это.

- Ты думаешь, я слишком зажатая. - Я вздохнула, наблюдая, как какая-то девчонка блюет в кусты азалии в сотне метров от нас.

- Все думают, что ты зажатая.

Я знала, что он не пытался меня обидеть. Это был просто факт, как то, что зеленые яблоки - кислые.

- Ты как высокие сапоги на пятнадцатисантиметровых каблуках... сплошной вызов и сексуальность, но людям становится некомфортно от одного взгляда на тебя.

Что ж, меня официально повысили с ламы до обуви.

- А после сегодняшнего? - спросила я, ковыряя краску на парапете.

- Думаю, ты сломала каблук и теперь носишь шлепки, как все остальные, - в его голосе слышался смех.

- Может, завтра я снова надену свои сапоги, - сказала я. - И почему мы говорим метафорами?

Чонгук рассмеялся - а потом внезапно посерьезнел.

- Мне нравятся твои сапоги. Они сексуальны.

Его голос был хрипловатым и соблазнительным. Я знала, что с помощью одного только этого голоса он мог заманивать девушек - возможно, даже меня - в постель.

- У меня для тебя кое-что есть, - сказала я, внезапно выходя из транса, в который он меня вогнал.

Он наклонил голову. Этот маленький жест так меня взбудоражил, что на пару мгновений я совершенно забыла, что хотела сделать. Схватив его за руку, я вложила подарок в его ладонь. Он улыбнулся мне почти вопросительно и посмотрел вниз. В его руке лежал пенни. Я нашла его в кармане толстовки на следующее утро после нашего поцелуя.

На этот раз я действовала первой. Я шагнула к нему, сокращая расстояние. Он посмотрел на меня. Его руки легли мне на талию - и одним плавным движением он развернул нас обоих, впечатывая меня спиной в стену. Он пытался закрыть нас от любопытных зевак, которые вышли на крыльцо. Я почти исчезла за его спиной, но все еще слышала насмешливые и удивленные восклицания.

Этот поцелуй отличался от предыдущего. Мы целовались раньше - так что в этот раз не было ни сомнений, ни смущения. Его рот вытворял с моим такое, от чего мысли неслись вскачь. Я тяжело дышала, когда он отстранился. Спиной и плечами я чувствовала вибрацию музыки в доме. Рассмеявшись, Чонгук провел ладонями по моим волосам, дергая за посеченные кончики.

Я все еще прислонялась к стене, гадая, не подведут ли меня ноги, если я от нее оторвусь. Дверь открылась, выпуская наружу шум вечеринки.

- Пойдем, - сказал он, беря меня за руку. - Хочу снова увидеть, как ты танцуешь.

Влюбленность накрыла меня стремительно и со всей силы, как апперкот Тайсона. В один момент я просто наслаждалась компанией Чонгука, а в следующий - уже не могла без него жить. Мы виделись каждую свободную минуту, даже если только ради быстрого голодного поцелуя перед занятиями. Когда наши оценки начали ухудшаться, мы установили границы: не говорить по телефону после наступления темноты, не встречаться в будни, кроме как в обеденный перерыв. Большую часть времени мы нарушали наши же правила сразу после их установки. Находиться с ним в разлуке было невыносимо. Он был моим наркотиком. Его всегда было мало, и даже когда мы были вместе, я уже предвкушала нашу следующую встречу.

Мы казались счастливее прочих парочек, как будто перманентно застряв в состоянии блаженства: мы улыбались даже во сне. Чонгук научил меня дурачиться - что-то, чего я не делала ни в юности, ни когда повзрослела. Он приносил мне пирожные и размазывал их по моему лицу. Он приглашал меня заниматься каякингом и намеренно переворачивал нашу лодку, чтобы мы оказались в воде.

Однажды его студенческое братство устраивало ночь борьбы в желе, и он убедил меня пойти туда, а потом вызвал на дуэль. Стоя по колено в голубом желе, я бросилась в атаку, собираясь сбить его с ног. Мне повезло, я сумела лишить его равновесия. Мы оба приземлились на спину - Чонгук смеялся так сильно, что его смех походил на рыдания. Я любила его всем своим существом. Он показал мне, какая я на самом деле, - я бы никогда не узнала этого без него.

Тем летом я устроилась на подработку в небольшой книжный магазин. Я была единственным работником, кроме владельца, и работала по вечерам, что требовало закрывать магазин около полуночи. Книжный делил парковку с баром под названием «Выстрел», и большую часть времени мне приходилось терпеть свист вслед и сальности от пьяных байкеров, торчавших перед баром. Я ненавидела это. Приходилось сжимать кулаки весь путь до машины на случай, если придется кого-то ударить.

Я работала там уже три недели, когда Чонгук приехал меня навестить. Когда он зашел в магазин, лицо у него было красным и напряженным.

- Что случилось? - спросила я, выходя из-за кассы, чтобы обнять его.

Я заглянула через его плечо, гадая, не разозлил ли его кто-то из барных крыс. Они часто грубили посетителям магазина, когда те приходили или уходили.

- Ты здесь одна?

- Ну, тут сейчас несколько покупателей. - Я оглянулась на стеллажи с книгами.

- После смены ты каждый раз идешь к машине одна?

В его голосе слышалось нетерпение. Я не понимала, к чему он клонит.

- Да.

- Ты здесь больше не работаешь, - сказал он тоном, не подразумевающим возражений.

- Что?

Я открыла рот от удивления. Он никогда так со мной не разговаривал.

Он показал на бар снаружи.

- Это опасно. Ты женщина, выходишь совсем одна и выглядишь при этом... вот так.

- Ты хочешь сказать, что я должна бросить свою работу только из-за того, как я выгляжу? - Я подняла бровь и вернулась обратно за кассу.

Он начинал меня бесить.

- Я хочу сказать, что тебе небезопасно находиться здесь одной и потом идти к машине без сопровождения.

- Я способна о себе позаботиться.

Я начала складывать книги, которые нужно было выложить на стенд.

- Ты весишь сорок девять кило максимум, а эти мужчины - очень пьяные.

Я пожала плечами.

Чонгук казался сгустком пульсирующей энергии, и от этого я нервничала.

- Я не уволюсь отсюда, - сказала я, упирая руки в бока. - Мне нужно работать. Не у всех из нас есть богатые родители с трастовыми фондами, чтобы выжить.

Его лицо побелело. Он ненавидел, когда кто-то упоминал, что он богат, - особенно я. Он вышел из магазина не прощаясь. Я швырнула в дверь ручку, жалея, что не могу попасть ему в голову.

Позже той ночью, закрывая магазин, я увидела его машину на парковке.

Подойдя к водительской двери, я постучала ключами по окну.

- Что ты здесь делаешь? - спросила я, когда он опустил стекло.

Он пожал плечами. Раздраженная, я пошла прочь.

С тех пор каждый раз, когда я уходила с работы, Чонгук сидел в машине на парковке. Мы никогда не признавали присутствие друг друга и никогда не говорили об этом днем. Но в полночь он всегда был там, чтобы убедиться, что я в безопасности. Мне это нравилось.

У меня ушло какое-то время, чтобы привыкнуть к огромной популярности Чонгука. Может, человек пять со всего кампуса знали мое имя, но его имя было выгравировано на бронзовых табличках в спортивном зале.

- Я как будто встречаюсь со знаменитостью, - сказала я, когда мы шли ужинать однажды вечером и пара девушек помахала ему из-за соседнего столика.

Он закатил глаза и сказал, что я слишком остро реагирую. Но ревность отравляла меня каждый раз, когда очередная глупая девица стремилась поздороваться или перекинуться парой слов с Чонгуком.

Этим девицам было плевать, что он мой парень. Они ждали шанса наброситься на него - как сделала я.

А еще проблема была в сексе. Мы так далеко еще не заходили. Мина каждый вечер спрашивала, насколько мы продвинулись.

- Мы просто целовались, - говорила я ей уже в который раз.

Мы обе уже лежали в кроватях с выключенным светом. Мина сосала леденец, влажно причмокивая.

- Тебе стоит почистить зубы, когда закончишь с этим.

- И он никогда не пытается настоять на большем? - спросила она, игнорируя мое замечание.

- Я не хочу, чтобы он пытался.

- Дженни, да я начинаю возбуждаться от одного взгляда на него - уверена, девяносто девять процентов студенток нашего колледжа со мной согласятся. В чем твоя проблема? Подожди! Тебя что, растлили в детстве?

Она произносила это слово как «рас-слили». Я закатила глаза.

- Нет. Заткнись. Я просто не хочу. Почему мне нужно обязательно пережить сексуальное насилие, чтобы не хотеть прыгнуть с ним в постель?

- Алло-о-о, Чонгук мужчина! Он хочет секса, и если ты ему не даешь, то он найдет желаемое на стороне.

Я отвернулась, отказываясь продолжать разговор на эту тему. Что вообще эта знала? Первокурсники известны своей глупостью и распущенностью. А мой отец как раз был печально известен тем, что «находил желаемое на стороне».

Нет. Я не собиралась использовать своего отца как оправдание, чтобы потерять Чонгука снова. Чонгук был верным, внимательным, и он никогда на меня не давил, чтобы получить больше, чем поцелуй, потому что уважал меня. Я вспомнила наш последний поцелуй. Это было в его комнате, на его кровати. Все его тело казалось напряженным, как сжатая пружина. А вдруг ему приходилось постоянно себя контролировать, когда мы были вместе? В голову пришло слово «динамо», и я глубже зарылась в одеяло, сгорая от стыда.

Не то чтобы я не думала о сексе с ним. Я думала об этом все время. Но думать и делать - это разные вещи. Я была не готова и не знала почему.

Чхве Сону нашли на той же неделе, когда мы с Чонгуком впервые зашли чуть дальше поцелуев. Полиция обнаружила ее в аэропорту Сеула - босоногую, с покрасневшими опухшими глазами. Сона рассказала, что ее похитил мужчина, пока она находилась на утренней пробежке в парке в паре миль от колледжа. Он звал на помощь, утверждая, что потянул лодыжку, и умолял довести его до машины, припаркованной за холмом. Сона неохотно согласилась. Она дала ему опереться на плечо и прошла с ним к его белому фургону. Фургон был старым «Астро» - ржавчина пожирала металлический корпус, как раковая опухоль. Оглядываясь назад, Сона признавала, что тонированные стекла и треснувшая задняя дверь должны были подсказать ей, что дело нечисто. Когда она помогала ему забраться на водительское сиденье, он уронил ключи в траву у ног Соны. Она наклонилась, чтобы поднять их, а мужчина, взяв с пассажирского сиденья лом, одним быстрым движением ударил ее по затылку. Затем он запихнул ее в фургон и увез в место, которое газеты окрестили «Логовом насильника».

Сона помнила, что ее держали в каком-то подвале под транквилизаторами. Мужчина, которого она описывала как «застенчивый», использовал ее для секса и скрашивания одиночества. Затем однажды днем без какой-либо видимой причины он поцеловал ее в щеку и просто оставил в аэропорту. Она сообщила полиции, что его зовут Ен Чоль. Чхве Сона числилась пропавшей шесть месяцев.

Пока Сона лежала в больнице, допрашиваемая полицией, мы с Чонгуком находились на благотворительном аукционе, посещение которого было обязательно для большинства старшекурсников его братства. Это был один из тех вычурных приемов, где все одеты в дорогие платья и костюмы, а официанты кружат по комнате с бокалами шампанского на подносах. Чонгук заметил группу людей, которые стояли тесной кучкой.

- Я учился с ними в старшей школе, - сказал он буднично, снимая ртом оливку с зубочистки.

- И со сколькими из этих девушек ты встречался? - спросила я, оглядывая группу.

Почти все девушки там были достаточно красивы, что попасть на обложку модного журнала. Некоторые из них приветствовали Чонгука с чувственной фамильярностью, от которой мой зеленый монстр ревности начал угрожающе хрустеть костяшками пальцев.

- А это важно? - спросил он, явно позабавленный.

- Да, потому что если бы это заявление исходило от меня, ты бы хотел знать, кого именно я целовала, - огрызнулась я нетерпеливо.

Улыбнувшись, он наклонился ко мне и начал шептать мне на ухо:

- Сун Юци, - он говорил так тихо, что мне приходилось напрягаться, чтобы расслышать его. Я подалась к нему ближе - и вздрогнула, когда его губы коснулись уха. - Это вон та, в коротком серебристом платье.

Проследив за его взглядом, я увидела девушку потрясающей красоты, чье платье не скрывало даже десятой части ее бесконечных ног. Что у Чонгука за тяга к ногам такая?

- Мы встречались какое-то время. Она очень... любила эксперименты.

Последнее слово и тон его голоса намекали на столь многое, что ревность немедленно сдавила мне горло. Чонгук, явно наслаждаясь моей реакцией, продолжил:

- Если я правильно помню, девушка, с которой Юци говорит, - та, что пьет мимозу, - это Минни. У нее есть родимое пятно, похожее формой на Африку, на внутренней стороне бедра.

Я громко фыркнула и гневно на него уставилась. Он рассмеялся - тем самым озорным, сексуальным смехом, от которого бабочки у меня в животе лихорадочно порхали туда-сюда.

- Ты сама спросила, Герцогиня.

Я представила, как он целует всех этих девушек, как он трогает их родимые пятна - и у меня перехватило дыхание от злости. Я ненавидела их - и ненавидела его за то, что они ему нравились.

- Хочешь услышать еще? - спросил он, касаясь губами края моего уха.

- Нет, - ответила я искренне. Спрашивать было большой ошибкой.

Как только мы оказались в машине, я набросилась на него. Я поцеловала его почти агрессивно, перелезла через сиденье и забралась к нему на колени. Он рассмеялся мне в рот, зная, что его план сработал, и облапал меня за задницу. Проигнорировав его, я продолжила работать, намереваясь доказать, что тоже умею соблазнять.

Настроение Чонгука быстро изменилось - очень скоро улыбка его исчезла. Мы переплелись телами в поцелуе столь интенсивном, что стало тяжело дышать. Я думала, что умру прямо сейчас, когда его пальцы опустили бретельки моего платья и я ощутила дуновение воздуха на обнаженной груди. А потом на смену воздуху пришли его рот и руки. Я даже удивилась: и почему мы не делали этого прежде? Я что-то сказала. Не знаю, что это было, но мой голос, похоже, заставил его очнуться, потому что он вдруг резко отстранился от меня. Я никогда не делала ничего настолько смелого и развратного, а ему никогда прежде не приходилось останавливаться на таком раннем этапе прелюдии.

- Почему?.. - мне все еще не хватало воздуха. Я цеплялась за его рубашку.

Он мягко поцеловал меня в губы. Все сексуальное напряжение пропало. Он завел двигатель машины.

Я вернулась на свое сиденье и удрученно обмякла. Я поняла: он не хотел останавливаться на полпути. С Чонгуком не было никаких полумер. Большинство парней были рады получить столько, сколько могут, но с Чонгуком дело обстояло по-другому. Ты или соглашалась идти с ним до конца, или оставалась барахтаться на мелководье поцелуев. Он не собирался готовить меня к сексу постепенно, уводя меня все дальше и дальше от целомудрия, по кусочкам скармливая мне то, чего мне не хватало. Выпрямившись на сиденье, я задумалась: а не отбросить ли мне все мои опасения? И чего именно я опасалась? Это казалось неважным, когда я думала о его руках, которые всегда знали, где именно нужно коснуться.

Я подумала о том, что сказала бы на это моя мать. Она была бы счастлива, что я нашла такого парня, но она все равно отнеслась бы к нему настороженно. От моего отца нам обеим досталось патологическое недоверие к мужчинам.

«Охраняй свое сердце, чтобы его не разбили, как мое», - говорила мне мать не меньше двух раз в неделю.

Шери, лучшая подруга моей матери, внезапно оборвала жизнь Ким Джиена четвертого июля в год моего одиннадцатилетия. Она выстрелила в него из его собственного дробовика 22-го калибра, размазав его серое вещество по своей фламингово-розовой занавеске в душе. Мама об этом не знала, но Шери была одной из многих женщин, которыми мой отец пользовался для получения секса и денег. Она напоминала мне кокер-спаниеля со слезящимися глазами и личностью липкой, как сырое яйцо. Я узнала об интрижке отца с Шери еще до того, как узнала мама. Когда она работала допоздна, отец забирал меня днем из школы и навещал со мной «друзей». Все эти друзья были женщинами и имели доступ либо к деньгам, либо к наркотикам, либо к обоим сразу.

- Не рассказывай маме об этом, - сказала мне Шери, предупреждающе грозя пальцем. - Ей и так тяжело, а твоему папе нужен друг, с которым можно поговорить.

Они «говорили» часами в спальне Шери, иногда включая по радио ретромузыку. Из-под закрытой двери в щель просачивался сигаретный дым. После, выходя из спальни, отец был ко мне добрее, чем обычно. Мы всегда останавливались поесть мороженого по пути домой. Я не скучала по нему, когда он уходил. Он был просто чужак, который провожал меня домой из школы и подкупал меня мороженым.

Ко времени его смерти прошло уже десять месяцев с нашей последней встречи, и он даже не звонил в мой день рождения. Ким Джиен, мой тезка, умер, оставив мне в наследство плохие воспоминания и замок на сердце, от которого только у него был ключ. Мои проблемы с отцом обрекли наши с Чонгуком отношения с самого начала.