Настоящее

- Дженни?

Голос Чонгука в трубке напоминает о том, что он ждет моего ответа.

Я вздыхаю, оглядывая свою квартиру. Нервно тереблю свитер. Он приглашает меня к себе на ужин, и я чувствую, что пересеку этим некую черту. Не то чтобы я раньше ее не пересекала, но я пытаюсь стать хорошим человеком. Если я смогу держаться подальше от его личной жизни, то смогу притвориться, что он специально меня провоцирует.

- Серьезно, Чонгук, не думаю, что это хорошая идея. У твоей девушки нервный срыв случится, если она узнает. Почему бы нам не встретиться в ресторане или где-то еще?

- Я готовлю лучше, чем в любом ресторане, где ты бывала. Кроме того, больше шансов, что она заметит нас в ресторане, чем у меня дома.

«Если только она не сталкерит тебя, как в прошлый раз».

- Она без проблем нашла мою квартиру, - кисло произношу я. - Кроме того, я едва тебя знаю. С моей стороны было бы неразумно идти в дом к незнакомцу. Может, ты насильник, почем мне знать?

- Дженни, ты уже приглашала меня к себе и выжила. Я открою бутылочку вина... Будет весело.

- Я не очень-то люблю веселье.

- Тогда будет опасно.

Я улыбаюсь.

- Я пью только красное.

- Да, мэм.

- И убедись, что она в этот раз не заявится.

Чонгук смеется.

- Да? А я-то думал, будет здорово, если она присоединится.

Закрываю лицо подушкой и стону от досады. Я потеряла контроль над ситуацией.

Мой телефон снова звонит. Думая, что это Чонгук с уточнениями по поводу ужина, я хватаю трубку.

- Алло?

- Дженни? - это уже другой голос.

- Да-а-а?

- Дьяволица, где ты была всю мою жизнь?

- Джин?

- Единственный и неповторимый, детка. Как жизнь? Снова бьет тебя лопатой по хребту?

- Все сложно, как обычно, - отвечаю я, смеясь. - Чем обязана такому удовольствию?

- Я в городе и больше всего на свете хочу провести время с девушкой своей мечты.

- «Девушкой своей мечты»! В последнюю нашу встречу ты назвал меня мегерой и сказал, что я бездарность.

- Это просто слова, крошка. Кроме того, тогда ты как раз отвергла очередное мое признание в любви. Разве это не дает мне право немного пооскорблять тебя в ответ? Итак, когда ты будешь свободна, чтобы я за тобой заехал?

Джин, Джин. Тот самый парень, с помощью которого я заявила в колледже о своей ориентации. Тот самый парень, которого я бросила, как тяжкий грех, когда заполучила Чонгука. Он оставался мне верен. Звонил мне каждый раз, когда оказывался по делам неподалеку, и мы устраивали ночь танцев, вкусной еды или каких-нибудь других постыдных удовольствий. Потом он уезжал, и меня это полностью устраивало.

- Ты здесь надолго?

- На два-три дня. Я тут подумал - мы могли бы сходить в «Волну», напиться, потоптаться на танцполе...

- Хм... звучит романтично. Когда тебя ждать?

- Через пятнадцать минут. Надо заехать за сигаретами по пути.

- Отлично, - говорю я. - Я пойду собираться.

Повесив трубку, я крашу губы перед зеркалом. Я все еще думаю о Чонгуке, но заставляю себя остановиться.

Сегодня для меня главное - как следует повеселиться с Джином. Никакой одержимости. Я натягиваю черные брюки и зеленую блузку, сползающую с одного плеча. Забираю волосы в хвост.

Джин ждет меня у дома. Я забираюсь в его машину «Мустанг», зеленый с желтыми гоночными полосками, - и улыбаюсь ему с пассажирского сиденья.

- Ты как «Перкоцет» в плохой день, Джен, - говорит он, удивляя меня быстрым поцелуем в губы.

Я отстраняюсь, качая головой.

- М-м, обожаю, когда ты сравниваешь меня с рецептурными лекарствами.

Пристегнувшись, я начинаю переключать каналы на радио. Джину нравится группа Phish, и это, на мой взгляд, практически богохульство, потому что они просто подражают группе Grateful Dead.

Джин подмигивает мне, зажимая губами сигарету. Обычно я не терплю курящих - от запаха табака я чувствую себя грязной, не помогает и то, что моя мать умерла от рака. Но что-то есть притягательное в том, как Джин курит: мне нравится за этим наблюдать. Я смотрю с предвкушением: его зажигалка выплевывает крошечный огонек. Он опускает сигарету к огню, вдыхает. Я почти слышу, как ее кончик шипит от удовольствия в объятиях пламени. Это моя любимая часть - он делает долгую затяжку, веки его трепещут, как у наркомана, а затем он выдыхает серый дым, уходящий завитками в небо, как грациозный пепельный призрак. Красиво.

Я откидываюсь на спинку кресла, довольная. Джин привлекателен. Он подводит черным глаза и носит облегающие узкие джинсы. Лохматые волосы тоже покрашены в черный. Я всегда думала, что пусанский акцент больше подошел бы ему, чем Чонгуку. Отмахиваясь от дыма, я напеваю финальные аккорды старой песни, которую любила моя мама.

- С чего ты сегодня такая счастливая? - спрашивает он, стряхивая пепел в пустую банку из-под «Ред Булла». - Со Вселенной явно что-то не так, когда ты подпеваешь музыке по радио.

Машина встраивается в поток, едва не задев бампер грузовика перед нами.

- Не знаю. Я просто счастлива, и все.

Джин поднимает бровь.

- Да брось, Джен. Я тебя знаю как облупленную.

Я медлю. Потом говорю:

- Чонгук вернулся.

Он потрясенно молчит. На радио поют Gladys Knight. Джин рассеянно барабанит пальцем по рулю в такт песне.

- Вернулся, значит.

Это утверждение, а не вопрос. В его голосе слышится неприязнь, и я не могу его за это винить. Чонгук всегда был для него занозой в одном месте - особенно когда я в итоге предпочла Чонгука.

- Дженни, - он выключает радио и тушит свою сигарету, а это значит, что через несколько минут я снова смогу понаблюдать за процессом ее зажигания. - В каком смысле он «вернулся»?

Я не собиралась рассказывать ему об амнезии, но все равно делаю это.

- Он потерял память в аварии. Я не рассказала ему о нас. Он вернулся, и меня не волнует почему.

Джин подозрительно прищуривается, глядя на дорогу.

- Не понимаю, почему тебя вечно тянет к этому засранцу. Вы расстались на плохой ноте, прошло уже несколько лет, а ты все еще пускаешь слюни по этому Чон-баскетболисту.

Я не хочу этого слышать. Ни от Джина. Ни от Мины. Даже в самых безумных своих мечтах я никогда не представляла такого поворота в своей истории. Тысячи девушек могли бы сказать мне, что поступили бы иначе в тот день, когда я притворилась, что не знаю Чонгука, и я все равно бы их не послушала. Это мой шанс начать все заново.

- Это вышло случайно. Я не искала его, так что просто заткнись к чертовой бабушке.

Мы останавливаемся перед клубом, и я выскакиваю из машины прежде, чем Джин откроет передо мной дверь. Я жду парня, пока он извлекает свое длинное тело из автомобиля и бросает ключи клубному парковщику. Он злится, это видно. Не раз и не два он обвинял меня в том, что я использую его как запасной аэродром в отсутствие Чонгука. Я иду впереди, игнорируя его испепеляющие взгляды. Это несложно: сегодня я чувствую себя настоящей оторвой. В любом случае это не его дело - вечно он лезет, куда не просят. Джин ненавидит слабость, и видит бог: моя слабость - это Чонгук. Но я верю, когда мы начнем танцевать, он об этом забудет.

«Волна» от стены до стены наполнена извивающимися телами. Джин хватает меня за руку и ведет сквозь толпу танцующих, пока мы не доходим до бара. На нас оборачиваются с интересом: что делает такой панк, как он, с цивилкой вроде меня? Я закипаю под их любопытными взглядами и неприязненно смотрю в ответ.

Джин кладет на грязную стойку пятьдесят долларов и заказывает четыре шота текилы. Я готовлю лаймы.

- Ты все еще злишься? - спрашиваю я с улыбкой.

Бармен отправляет к нам по стойке стаканы, и мы ловим их. Джим пожимает плечами.

- Какая разница?

Я вливаю в себя первый шот и закусываю лаймом, чтобы перебить вкус. До чего же текила мерзкая.

- Не хочу, чтобы ты злился. Мы так редко видимся.

Джин моргает трижды, отчего кажется по-настоящему раздраженным, а потом целует меня в щеку.

- Давай повеселимся.

Он заказывает еще два шота, и мы чокаемся. Задерживаемся у бара еще на несколько минут, наблюдая за танцующими людьми. Мы слишком трезвые, чтобы расслабиться.

- Пойдем. Пора зажечь этот танцпол, - говорит он, бросая кожуру лайма в мусор.

Я следую за ним в ритмично вибрирующую толпу. Текила ударяет мне в голову. Мы танцуем, пока у меня не немеют ноги, а волосы не становятся влажными от пота. Джин касается меня чаще, чем обычно. Я списываю это на возвращение Чонгука. Мужчины вечно стремятся пометить то, что считают своим. Я позволяю ему притянуть меня ближе, слишком пьяная, чтобы беспокоиться об этом. Происходящее напоминает сцену из «Грязных танцев», где Детка врывается на вечеринку работников курорта с арбузом в руках. Мы танцуем с Джином лицом к лицу, грязно. Он не верит в типичные танцы подростков, которые трутся друг о друга и толкаются бедрами, стоя спиной. Он называет такие танцы «развратными объятиями». Так что - мы танцуем лицом к лицу. Я нахожу это честным.

Мы не уходим, пока диджей не начинает собирать свое оборудование.

- Ты точно можешь водить в таком состоянии? - спрашиваю я его.

Меня штормит. Джин усмехается:

- Я трезв, как проповедник в субботу утром, - он изображает южный акцент.

По пути домой я закрываю глаза, наслаждаясь бьющим в лицо ветром. Мы молчим. Джин ставит диск Marcy Playground, который мы слушали в колледже. Sex and Candy. Я хихикаю, когда он напевает слова.

Когда мы подъезжаем к дому, он выходит из машины и идет за мной к двери.

- Это что, свидание? Почему ты меня провожаешь? - смеюсь я.

Я копаюсь в сумочке в поисках ключей. Он молча наблюдает. Подняв голову, я обнаруживаю, что он странно на меня смотрит.

- Джин? - Я делаю к нему шаг. - Ты в порядке?

Может, он плохо себя чувствует? Его раскрасневшееся от алкоголя лицо ничего не выражает: он как будто раздумывает, не стошнит ли его прямо сейчас. Я останавливаюсь, когда он внезапно подается вперед. Сперва я думаю, что его и правда стошнит, но в последний момент он вдруг наклоняется к моему лицу и пытается меня поцеловать. Я отворачиваюсь - его влажные губы скользят по щеке. Когда он отстраняется, глаза у него налиты кровью.

- Что ты делаешь? - не понимаю я.

Мы с Джином никогда не переходили черту. Это негласное правило. Он так близко, что мне приходится отклониться, чтобы видеть его лицо. Мы не целовались с самого колледжа.

- Все потому, что я - не он, да? Не хренов Чонгук?

Я встряхиваю головой. Все кружится. Я даже не могу нормально сформулировать ответ.

- Мы не в таких отношениях, Джин. С чего ты вдруг?..

- Знаешь, секс необязательно должен что-то значить. Это может быть просто весело.

Он агрессивно моргает, как будто пытается заставить меня исчезнуть. И что я должна на это ответить?

- Думаю, друзья должны оставаться друзьями - и не усложнять все сексом.

- Друзья, - повторяет он презрительно. - Мне надоело быть для тебя временной заменой.

Меня пробирает дрожь. Это правда, но слышать это все равно неприятно.

- Ты настоящее динамо, ты в курсе?

Я смотрю на него удивленно. Он называл меня так в шутку много раз, но никогда - таким тоном. У него красное лицо и красные глаза, и он пугает ту глубоко спрятанную часть моей женской натуры, которая подсказывает мне, что пора бежать. Я отступаю на шаг.

- Джин, ты пьян, - говорю я медленно.

- Я пьян, а ты - сука.

И вдруг он набрасывается на меня, агрессивно целуя. Я сжимаю губы, он сует мне руку между ног. Приглушенно вскрикнув, я пытаюсь его оттолкнуть. Он не сдвигается ни на миллиметр: я вдруг понимаю, что никак не смогу его остановить. Я пытаюсь умолять, но он не слышит. Он откровенно лапает меня, пытаясь стянуть с меня брюки. Дверь моей соседки - в девяти метрах на другой стороне дома. Если я смогу освободиться, то успею туда добежать. В какой-то момент он отвлекается, ослабляя хватку на моих плечах. Вырвавшись у него из рук, я со всей силы отвешиваю ему пощечину. Он отстраняется, хватаясь за место удара. Я готовлюсь к тому, что он сейчас удвоит усилия, но он просто на меня смотрит. Мне некуда отступать. Я загнана в угол у своей же входной двери. Я думаю закричать - но услышит меня здесь только соседка, а что она может сделать? Так что я пытаюсь его урезонить.

- Иди домой, Джин, - говорю я твердо.

Те несколько секунд, пока он обдумывает варианты, позже расплываются в памяти. Я зла, мне стыдно и страшно. Я жду, пока он решится - насиловать меня или нет.

«Боже, прошу, пусть он просто уйдет...»

Дистанция между нами наконец увеличивается: он поворачивается ко мне спиной и идет к машине.

Я практически вваливаюсь в дом. Оказавшись внутри, я торопливо запираю дверь и бросаюсь на диван. Рыдаю в подушку, пока горло не начинает болеть, а потом беру телефон и звоню единственному человеку, которому могу доверять.

- Чонгук...

- Дженни? - голос у него сонный. - Что случилось?

- Ты можешь ко мне приехать?

- Прямо сейчас?

Я слышу, как он ходит по комнате, включает свет... возится с одеждой.

- Чонгук... пожалуйста... Я...

- Я приеду.

Когда Чонгук приезжает, у него растрепаны волосы. На нем шорты и помятая футболка.

- Что случилось? - спрашивает он, как только видит меня.

Приподняв пальцами мой подбородок, он всматривается в мое лицо. Я рассказываю о Джине, о клубе, о том, что произошло после.

Чонгук яростно мечется по гостиной. Лицо его искажено гневом.

- В каком отеле он остановился, Дженни? - Он сжимает кулаки.

Я боюсь, что если он найдет Джина, то узнает правду обо мне.

- Нет! Я не хочу, чтобы ты уходил.

Я тяну его за руку, пока он не садится рядом. Его злость постепенно утихает, перетекая в беспокойство, и он прижимает меня к груди. Я не прижималась к его груди уже очень долгое время: это объятие меня ошеломляет. Он пахнет мылом, Рождеством и самим собой, и я плачу, как маленькая, от непривычного чувства безопасности, которое дают мне его прикосновения. Никто не обнимал меня так прежде. Сражаясь с внезапным порывом сбежать, я держусь за него мертвой хваткой.

- Ты не мог бы остаться сегодня здесь? - шепчу я.

Он целует меня в лоб и стирает большими пальцами мои слезы.

- Конечно, я останусь.

Я чувствую такое облегчение, что жалко дрожу. Он обнимает меня крепче. Что бы я без него делала? Кому бы я позвонила? Чонгук здесь сейчас - но наше время утекает сквозь пальцы. Скоро я снова его потеряю. В первый раз это и так было достаточно плохо. Я зарываюсь глубже в его тепло и наслаждаюсь ощущением того, что обо мне заботятся. Я засыпаю, прижавшись к его груди, слушая, как его сердце выстукивает самый красивый ритм, который я когда-либо слышала.