Настоящее

- Там что, минус шесть снаружи? - дрожа, я растираю плечи.

Это наш последний день здесь, и в животе у меня скрутился тугой комок ужаса.

- Скорее, плюс десять, - говорит Чонгук, вручая мне стаканчик с кофе.

Нахмурившись, я возвращаюсь в палатку, чтобы собрать вещи. Я складываю одежду, когда слышу его голос:

- Дженни, нам надо поговорить.

Я с подозрением оглядываюсь через плечо. Он теребит кольцо на своем большом пальце - это всегда плохой знак. Я вздыхаю. Неужели он узнал про свой телефон?

- Конечно, давай.

Я балансирую на грани катастрофы. Наше с ним время утекает сквозь пальцы, как песок. Я вспоминаю предупреждение насильника у музыкального магазина: «Красное небо - к беде».

Красное, красное, красное... как волосы Леа.

Я следую за Чонгуком наружу, все еще держа свой кофе. Он прислоняется к капоту машины.

- Что такое? - Я пытаюсь звучать непринужденно, прислоняясь рядом.

- Что происходит, Дженни? Что мы делаем?

- Отдыхаем на природе, - говорю я.

Он не улыбается в ответ. Что он хочет от меня услышать? Что мне безопасно говорить?

- Мы... я не знаю, Чонгук. Что ты хочешь, чтобы я сказала?

Он качает головой, выглядя разочарованным. Я должна рассказать ему о своих чувствах? Прежде чем я успеваю открыть свой лживый рот, он меня опережает:

- Ты правда ничего не можешь сказать? - спрашивает он.

Я мотаю головой. Почему я всегда лгу? Это как болезнь.

- Ладно...

Он поступает неожиданно: вместо того чтобы надавить сильнее, начинает собирать вещи: спальники, одежду, Куму. Все это он бросает в машину, одно за другим, и все, что я могу, - это наблюдать с открытым ртом. Но опять же - что я могу сказать?

«Я хочу быть с тобой, Чонгук. Эти несколько дней были для меня как сон. Я люблю тебя с каждой секундой все больше».

Меня загнали в угол. Я неохотно сажусь в машину, грея холодные руки под мышками. Чонгук включает музыку на всю громкость и игнорирует меня. Я ужасно злюсь. Я думаю обо всем том, что могу сказать, чтобы его побесить, но я слишком труслива, чтобы высказать это вслух. Прежний Чонгук был довольно вспыльчив, и если этот парень унаследовал его характер, я не хочу это выяснять.

Холмы превращаются в плоскость, а природа перетекает в город.

Я убавляю громкость музыки, пока мы кружим по Талласси, и поворачиваюсь к парню.

- Чонгук... поговори со мной.

Желвак на его челюсти дергается, но больше он никак не реагирует.

- Пожалуйста, поговори со мной, - прошу я. Это будет сложнее, чем я думала. Новая тактика: - Почему ты вдруг стал таким чувствительным? Я не говорю того, что ты хочешь услышать, и ты сразу обижаешься?

Это работает. Он сворачивает с трассы направо в последнюю минуту. Я слышу, как Кума ворчит на заднем сиденье, когда ее бросает вбок по салону.

Мы в какой-то глуши, вокруг только деревья и дорога. Чонгук въезжает в ворота - впереди, кажется, парк. Тут есть только три парковочных места, и сейчас они все пустые. Он встает на одно из них и дергает тормоз. Это место реально жуткое. Я нервно ерзаю, глядя на Чонгука.

- Что мы делаем? - спрашивает он снова.

- Я...

Я смотрю в окно, отчаянно желая сбежать. Он пытается заставить меня говорить о своих чувствах - а я не способна на это со всей своей ложью. Несмотря на страх темноты, я выскакиваю из машины.

- Куда это ты направилась? - спрашивает он требовательно, открывая дверь и следуя за мной.

Я не успеваю закрыть дверь: он подходит ко мне и преграждает дорогу. Я пытаюсь обойти его, но он прижимает меня к двери своим телом, уперев руки по обе стороны от моей головы. Мы стоим лицом к лицу. Он явно зол.

- Что. Мы. Делаем? - спрашивает он снова.

Я извиваюсь, но бежать некуда. Я кладу руки ему на грудь. Почему он вообще пытается это из меня выдавить? Клянусь, это все тот же Чонгук, а не милый, нежный олененок, с которым я имела дело в последнее время.

- Ладно, ладно! Но сначала тебе нужно перестать вторгаться в мое личное пространство...

Он отстраняется на несколько сантиметров, и я пользуюсь этим, чтобы поднырнуть у него под рукой.

Игнорируя его оклик, я концентрируюсь на том, чтобы продолжать идти. Я направляюсь в полную темноту, но это лучше, чем альтернатива. Мне нужно подумать. Я иду, пока не перестаю слышать шум машин на трассе. Я в лесу - нет, я в апельсиновой роще. Я узнаю запах белых цветов, усыпавших деревья: они пахнут как Чонгук, конечно, потому что все в моей чертовой жизни должно касаться Чонгука. Я пинаю дерево.

Я слышу шаги за своей спиной, так что останавливаюсь. Раз так вышло, можно и рассказать ему все прямо сейчас. Я расправляю плечи и готовлюсь к ссоре.

Чонгук выходит из темноты, как прекрасный призрак. Увидев меня, он останавливается. Мы смотрим друг на друга, и я скрещиваю руки на груди.

- Что мы делаем? - повторяю я его вопрос. - Я пытаюсь сбежать от своей несчастной одинокой жизни. Я... - Я делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить: - Я - лгунья и плохой человек. Я солгала тебе, я...

Ровно за три секунды Чонгук сокращает расстояние между нами. Прижимает меня к дереву - я охаю от неожиданности. Его лицо - в нескольких сантиметрах от моего, его руки упираются в ствол дерева, отрезая мне пути побега.

- Прекрати, - говорит он. - Просто прекрати.

Я смотрю ему в глаза. Затем отвожу взгляд. Почему с ним так сложно? Я просто хочу уже рассказать ему все...

- Смотри на меня, - требует он.

Я смотрю.

- Ты ищешь оправдания и играешь со мной в игры, - произносит он.

- Нет, я...

- Да. Играешь. Меня не волнует, что ты сделала. Просто скажи мне, что ты чувствуешь.

Он кажется таким сердитым. Я вжимаюсь в дерево, пока не начинаю чувствовать, как кора впивается мне в спину. Он хочет честного ответа, но я почти уверена, что для этого надо быть честным человеком. Я облизываю губы и думаю... думаю. У меня миллион мыслей в день, и все они - о Чоне. Все, что мне нужно, - это высказать одну из них вслух.

- Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Он не выглядит удивленным.

- Что еще?

Его губы - все, что я вижу. Такие чувственные и пухлые. Дыхание становится предательски частым.

Если я наклонюсь еще немного вперед, наши губы соприкоснутся. Но по опыту знаю: он не даст мне того, что я хочу, пока я не дам ему то, что хочет он.

Мое упрямство дает о себе знать. Я отворачиваюсь. Но он возвращает мою голову в прежнее положение, надавив пальцем на подбородок.

- Дженни... - предупреждает он.

Его глаза вот-вот просверлят во мне дыры. Я чувствую кончиками пальцев жар его груди: его сердце бьется так же часто, как мое.

- Скажи это, Дженни. Хоть раз - просто скажи это, черт побери.

Он выжидающе смотрит на мои губы. Я думаю о том, чтобы снова соврать. Мне не нравится его внезапная прямота. Меня полностью устраивало играть в игры.

- Я хочу... чтобы ты... - я ищу верное слово, но не могу найти его. - Может, ты сначала поцелуешь меня, а уж потом посмотрим, что я чувствую?

Он высовывает кончик языка между зубами. Смотрит на мой рот, словно размышляя. Я с трудом держусь на ногах. Он перемещает руки - одно предплечье теперь упирается в дерево над моей головой, а другая рука обвивает меня за талию.

Мы стоим лицом к лицу, соприкасаясь лбами. Я тяжело и часто дышу в предвкушении. Я вся сплошное клише - бабочки в животе, щекотка и жар, сливающиеся в сильнейшее желание, которое я когда-либо ощущала.

Я комкаю в пальцах его футболку.

- Чего ты ждешь?

Глупый любитель рыжих!

Он прищуривается, и я хочу зацеловать морщинки в уголках его глаз. Голос его звучит хрипловато и уязвимо, когда он говорит:

- Если я поцелую тебя, то уже не остановлюсь.

Я закрываю глаза. Это угроза, но хорошая.

- А я и не стану просить тебя остановиться, - шепчу я ему в губы.

В тот момент, когда я чувствую прикосновение его губ к своим, я хочу умереть. Он слегка прикусывает мою нижнюю губу, прежде чем отстраниться. Убрав руки с его груди, я обнимаю его за шею.

- Ты сказал, больше никаких игр.

Он улыбается мне в губы. Я стою на цыпочках, прижимаясь к нему. Один нежный поцелуй... второй... еще один легкий укус; его поцелуи похожи на него самого. Он любит дразнить, чередуя быстрый и медленный темп, жесткость и мягкость. Я уже почти привыкла к его ритму, когда его язык скользит мне в рот. Я постыдно ахаю. Он улыбается снова, и это так сексуально, что я целую его активнее.

Еще несколько невесомых поцелуев, а потом он атакует в полную силу. Наши рты сталкиваются, как две яростные грозовые тучи. Его руки движутся вверх по моему животу.

Я атакую в ответ, потому что я тоже зла. Я целую его за все то время, когда мне не удавалось его поцеловать, и за все то время, когда он целовал Леа вместо меня. Я целую его, потому что я все разрушила, а могла бы целоваться с ним вот так каждый день. Он отстраняется, чтобы поцеловать чувствительное место в основании шеи.

- Дженни, - говорит он мне на ухо.

Меня пробирает дрожь. Когда его голос становится таким низким, я знаю, что он серьезен. Мы оба тяжело дышим.

- Ты любишь меня?

Я замираю. Мурашки бегут по спине. Он хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.

Я знаю, что, если не отвечу ему, он уйдет. Я так хочу быть с ним честной, сказать ему, как давно я уже его люблю, и почему я люблю его - но все, что я могу, это слабо прошептать «да» в ответ.

- Скажи это, - говорит Чонгук.

Я скрежещу зубами. Он встряхивает меня.

- Скажи!

Откуда он знает, что это правда?

- Я люблю тебя! - кричу я ему в лицо.

Он выглядит так, как будто его ударили. Теперь я чертовски зла.

Я тянусь к его поясу и резко расстегиваю пуговицу у него на джинсах. Он этого не ожидал.

Он застывает - все его тело напряжено. Я целую его, стараясь расплавить сопротивление. Это работает. Он обрушивается на меня, как потоп. Отстранившись от моих губ, он снимает с себя рубашку и возвращается так быстро, что мне едва хватает времени отдышаться.

Я осторожно его касаюсь. Мышцы напряжены под кончиками моих пальцев. Он так прекрасен - широкие плечи, узкая талия. Я неуверенно убираю руки. Чонгук хватает меня за запястья, не позволяя разорвать касание. Он - эксперт, а я - новичок, и это очевидно нам обоим. Он задает темп, полностью контролируя ситуацию. Стянув с меня футболку, он целует мои плечи, расстегивает лифчик. Я переступаю через свои штаны. Он отходит на шаг.

Затем смотрит на меня. Это настоящая пытка. Дикий и маскулинный момент - и я позволяю ему насладиться этим, потому что не позволяла прежде. Я чувствую себя выставленной напоказ. Я никогда никому не разрешала увидеть меня обнаженной.

Налюбовавшись, он притягивает меня к себе.

- Боже, Дженни, - говорит он мне в шею.

Я вся вспыхиваю. Я не знаю, что значат эти слова. Отстранившись, я смотрю на его лицо. Его взгляд изменился: больше там нет ни спокойствия, ни веселья. Я вижу лишь потребность и похоть. Я так этого боюсь.

Одним плавным движением он укладывает меня на прохладную траву. Воздух пахнет апельсиновыми цветами. Я прижимаюсь к нему в ожидании.

Он аккуратно входит в меня. Мы смотрим друг другу в глаза: мои распахиваются все шире с каждым сантиметром: я не знала, что это будет вот так. Мне хочется застонать. Я хочу впиться ногтями в его спину и обхватить ногами, но я слишком гордая для этого. Он завороженно наблюдает за моим лицом.

Он следит за моей реакцией, но она внутри, там, где он не видит... там, где я ее старательно прячу.

Он движется назад, затем снова вперед. Посасывает мою нижнюю губу. Смеется мне в рот. Я отклоняю голову, чтобы посмотреть на него.

- Значит, ты из того типа девушек.

Я не знаю, о чем он. Не уверена, что меня вообще волнует - мне слишком хорошо.

Схватив меня за запястья, он прижимает их к земле у меня над головой.

- Расслабь ноги.

Впервые в жизни я делаю то, что велено. Внезапно ощущения становятся еще лучше. Я сжимаю губы и отворачиваю от него лицо, чтобы спрятаться. Он касается зубами моего уха - мурашки бегут у меня по телу.

- Смотри на меня, - голос его звучит хрипло.

Я смотрю. Он движется резче. Дыхание у меня сбивается. Еще резче... и я дышу, как будто пробежала марафон.

- В тебе так хорошо.

Это меня добивает. Что-то вроде стона теряется в его ключицах, когда я прижимаю лицо к его груди. Его внезапно осеняет.

- Значит, вот так я заставлю тебя стонать?

После этого он говорит по-настоящему грязные вещи мне на ухо. Он нашел мою слабость. Я издаю звуки, о которых буду жалеть до конца своей жизни.

Я чувствую, что скоро кончу, но не хочу, чтобы это заканчивалось. Он полностью контролирует мои разум и тело. Мне не нравится это ощущение. Когда он наклоняет голову к моему плечу, я пользуюсь возможностью, чтобы перевернуть нас обоих и оказаться сверху. Он позволяет мне управлять нашими движениями еще несколько минут, прежде чем схватить меня за бедра. В эту игру могут играть двое. Я наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо:

- Сильнее, Чонгук... и не смей вытаскивать...

Он закрывает глаза, впиваясь пальцами в мои бедра. Я праздную маленькую победу, пока он не переворачивает меня обратно на спину.

- Я и не планировал.

Мой оргазм ставит точку в его предложении. Я не издаю ни звука.

Мы не говорим по пути домой. Чонгук помогает мне убрать беспорядок в квартире. Мы заполняем десять больших мусорных пакетов тем, что было раньше моей жизнью, собирая осколки разбитых тарелок и стаканов в один пакет, а обрывки одежды - в другой.

Мы работаем в тишине, пока на фоне тихо играет радио. Я постоянно прерываюсь, чтобы подумать о том, что произошло в апельсиновой роще.

Поднимая фотографию Томаса Барби в сломанной рамке, я чувствую соленые слезы на губах. Это просто фото, но оно было моим, и я его любила. Однако я не успеваю его выбросить - Чонгук спасает фото у меня из рук и откладывает в сторону.

- Это еще можно исправить, - говорит он, проводя пальцем вдоль моей щеки.

Когда я нахожу осколки антикварной фарфоровой фигурки, принадлежавшей моей бабушке, я запираюсь в ванной, чтобы поплакать. Чонгук, чувствуя важность раскрашенной вручную пастушки, оставляет меня в покое и тайно избавляется от всех осколков, кроме лица фигурки, которое чудесным образом осталось нетронутым. Я нахожу его позже, завернутое в салфетку и уложенное в коробку с другими едва-едва уцелевшими вещами, которые, как он думает, я захочу оставить.

Когда все, что было моим, разложено в десять мусорных мешков у входной двери, Чонгук обнимает меня и уходит. Я прислоняюсь к окну, глядя на парковку, и смотрю, как он идет к машине. Мне ужасно одиноко. Мои легкие как будто перестают работать. Я надавливаю ладонями себе на виски, сжимая голову. Я не могу так. Я не могу больше лгать. Он слишком хорош. Он не заслуживает моей гнилой натуры, он заслуживает услышать правду от меня, а не от Леа.

Я бегу к двери и открываю ее настежь.

- Чонгук, подожди!

Он уже у машины, но останавливается и оборачивается.

Я бегу к нему, даже не заботясь о том, что на мне из всей одежды - только старая футболка, и обнимаю его с разбега.

- Прости, что я такой ужасный человек, - говорю я, прижимаясь лицом к его груди. - Прости меня.

- О чем ты? - Он приподнимает мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть на него. - Ты хороший человек.

- Нет, нет. Это не так. - Я яростно мотаю головой. - Я ужасно испорченная.

Он улыбается, гладя меня по спине, как будто я ребенок. Затем наклоняется, касаясь моей шеи губами. Он целует меня легко и интимно.

- Почему ты все время об этом твердишь? - Он мягко смеется. - Ты мне нравишься, Ужасно Испорченная.

Он начинает двигаться в ритме какой-то беззвучной песни, и я танцую с ним. Голые ноги холодит ночной воздух, а его теплая рука согревает мне спину. Мы переплетаем пальцы.

- Вот что для меня важно, Дженни.

- Ты передумаешь, - говорю я убежденно. - Когда ты... поймешь, кто я.

- Я уже знаю, кто ты.

Я качаю головой. Глаза щиплет от неизбежных слез.

- Ты ничего не знаешь.

- Я знаю все, что мне нужно знать. Тише.

Так что я затыкаюсь, проглатывая свое признание... снова. Времени все меньше, правда жжет меня изнутри. Но прямо сейчас он напевает Yellow группы Coldplay, и мы танцуем под открытым небом, в последний раз обнимая друг друга. Пусть Леа скажет ему. Я останусь трусихой.

Позже той ночью я сушу волосы полотенцем, стоя в халате, когда слышу громкий стук в дверь. Отбросив полотенце, я открываю дверь нараспашку, ожидая увидеть Чонгука.

- Привет, Дженни.

Леа.

Она непринужденно улыбается, как будто мы давние друзья.

- Какого черта? - спрашиваю я больше у себя, чем у нее.

Она кажется позабавленной. Я пропускаю ее в дом.

Леа играется с волосами, накручивая одну прядь на молочно-белый палец. Буднично проходит по квартире, разглядывая комнату.

- Ты успела прибраться.

Я поднимаю брови. Мне скучно. Если она пришла за противостоянием, то я в этом не заинтересована.

- Ну? - говорю я. - Чего ты хочешь?

- О, я здесь, чтобы заключить с тобой сделку. - Она выжидающе смотрит на меня, сузив глаза.

От нее разит дорогим парфюмом и новой одеждой. Я смотрю, как она присаживается на подлокотник моего дивана, как будто диван недостоин того, чтобы она села на него по-настоящему.

Она выглядит здесь как китайская фарфоровая фигурка в ломбарде. Я подхожу к Леа и смотрю ей в глаза.

- Говори, зачем пришла, и выметайся, - требую я.

Она прочищает горло - тихий щебечущий звук - и складывает руки на коленях.

- Ты уже наверняка поняла, что у меня в руках оказался кое-какой компромат.

- Я поняла, что ты украла мои письма и фотографии, да, - отвечаю я.

- С твоей стороны было довольно умно провернуть подобное с Чонгуком. - Она достает именной портсигар из сумочки и открывает крышку. - Он упоминал, что ты манипулировала им еще тогда, в колледже, когда вы только начали встречаться. Но все равно - я поражена!

Она постукивает сигаретой по ладони и проводит большим пальцем вдоль колеса зажигалки. Джин делал так же. Я больше не очарована этим процессом.

- Ты как застарелая простуда, Дженни, - все никак не уходишь. Но ты уйдешь. И оставишь меня и моего жениха в покое.

- Он такой же твой жених, как мой, - огрызаюсь я. - Насколько я знаю, в его ящике с носками лежит обручальное кольцо, которое он не планирует дарить тебе.

С удовлетворением я наблюдаю, как она бледнеет.

- Если бы не авария и если бы не ты, я бы уже давно носила это кольцо. А знаешь почему? Потому что он выбрал меня - он бросил тебя и теперь со мной. Ты для него - всего лишь способ отвлечься. Ты ничего не значишь для настоящего Чонгука.

Она тяжело дышит, в ее глазах - огонь, похожий на ее дурацкие волосы.

Порох вспыхивает у меня в венах. Она ничего о Чоне не знает. Он влюбился в меня первый. Я причинила ему наибольшую боль. Нас с ним прочно связывали разбитые сердца, слезы и сожаления. Клянусь богом, эта связь прочнее, чем все, на что она может с ним надеяться.

- Если ты считаешь меня такой незначительной, почему ты здесь?

Она задумывается.

- Я здесь, чтобы предложить тебе выход.

Я с подозрением смотрю на ее алые губы, обхватывающие кончик сигареты.

- Я слушаю.

- Если Чонгук узнает, что ты им воспользовалась... что ж, ты наверняка и так понимаешь, что произойдет. - Она стряхивает пепел на мой изуродованный кофейный столик. - Но если ты прекратишь встречаться с ним, если просто исчезнешь, то я ему не скажу.

- Ты «не скажешь ему»? - Я передразниваю ее детсадовский набор слов и закатываю глаза. - Он все равно узнает, что я сделала, когда память вернется. Какая разница, скажешь ты ему сейчас или он узнает позже?

- Ты сможешь уйти сама, по своему выбору. Сохранить подобие достоинства. Подумай об этом, дорогая: когда он узнает о твоей маленькой лжи, ты будешь унижена. Будет скандал со слезами и взаимными ранами, которые еще долго не заживут. Не пойми меня неправильно, мне совершенно на тебя плевать - я всего лишь хочу защитить Чонгука.

- Почему-то мне сложно поверить, что ты думаешь только о его благе, - говорю я прямо.

Она встает, роняя окурок от своей «Чарльстон» на мой ковер, и тушит его ногой.

- Это ты здесь эгоистичная сука, Дженни. Не путай. Я бы никогда с ним так не поступила. Никогда!

Ее слова жалят меня своей правдивостью. Даже эта девушка-опухоль никогда не обманула бы того, кого любит. Я так напугана ее словами, что делаю к ней угрожающий шаг.

- Когда я встретила его, он все еще страдал от боли, которую ты ему причинила. - Леа обвиняюще показывает на меня пальцем. - У меня ушел целый год, чтобы убедить его, что ты того не стоишь. Год! - шипит она. - Ты - всего лишь мусор, и я ни за что не позволю тебе приблизиться к нему! Ты меня поняла?

Я понимаю. Может, если бы я сражалась за него так же яростно, как она, мы до сих пор были бы вместе.

Я вздыхаю. Если я откажусь, она пойдет сейчас прямо к нему со своими доказательствами. Конечно, я могу рассказать ему в ответ про мою разрушенную квартиру и про ее шантаж, но даже так ее преступление не перевесит моего. Я - диарея, а она - всего лишь несварение. И что насчет Чонгука? Он точно отвергнет Леа, если узнает об этом, но тогда он останется в одиночестве. Каким бы монстром я была, если бы снова позволила ему так страдать? Особенно - просто назло Леа. Если я исчезну, он в итоге просто забудет обо мне. Как уже забыл прежде.

Я решаюсь.

- Ладно. Выметайся.

Я подхожу к двери и открываю ее, не глядя на Леа. Я хочу, чтобы она ушла - из моего дома, из моей жизни. Никого на свете я не ненавидела больше, чем ее, - может, только себя саму. Она медлит по пути к выходу и смотрит мне в глаза. Как стерва - стерве.

- Я всегда побеждаю. - Она бросает мне под ноги конверт и уходит.

Я захлопываю дверь и пинаю ее. Хожу по квартире кругами, выкрикивая вслух каждое бранное слово, которое могу вспомнить. Пришло время оставить все это в прошлом. Мое сердце как будто вот-вот разорвется от боли. Я обессиленно соскальзываю спиной по стене и прижимаю колени к груди. Мне нужно убираться отсюда. Из этого места, где все напоминает о Чонгуке. Вот оно, решаю я.

Я уеду отсюда и никогда не вернусь.