Настал третий день сентября. Погода за окном радовала саму природу, которой облачность и дожди осточертели точно так же, как и всем жителям Керпсии. Светило солнце и дул прохладный, но приятный ветер. Ксуфирия тоже оценила всю прелесть сегодняшняго дня, как только поднялась с кровати и подошла к окну, отодвинув штору. Прекрасный вид из окна отразился в еë глазах. Дай Бог, чтобы такая погода простояла весь день.

На часах был уже одиннадцатый час, а она только проснулась. Рядом с собой женщина не увидела того, с кем эту ночь разделила кровать, но особого значения этому не придала, ибо Керо — не она: до такого часа точно бы не стал дрыхнуть. Свернув нагое тело в одеяло, Ксуфирия встала с кровати и ощутила едкую боль в нëм, будто вчера марафон пробежала. Впрочем, она что-то подобное предполагала, поэтому смирилась, ибо сама предложила заняться этим. И Ксуфирия не оправдывала эту боль первым разом, ведь вряд ли у Керо тоже что-то болит после вчерашнего.

Ей захотелось есть. Ксуфирия начала одеваться в ту же одежду, что и носила вчера, перед этим она умыла лицо в маленьком тазике с бодрящей водой, которое до этого не приносили по утрам ей в комнату. После женщина покинула комнату и с каждым новым шагом боль пульсировала уже в определённых местах, а не во всëм теле, особенно внизу живота. Поначалу казалось ей, что это голод так о себе даëт знать, но всë же это были последствия вчерашнего, и она это понимала. От голода у неë никогда не было ломки. Когда Ксуфирия поест, она в этом точно убедится, хотя и не рассчитывала, что в столовой увидит тот «любимый ею» холодный завтрак, и если всë-таки не увидит, то спустится на кухню и наестся там.

Однако же все еë страхи рассеялись, когда она открыла дверь в столовую и увидела на своей половине стола завтрак, от которого даже не пахло. Правда сначала внимания Ксуфирии удостоился некто лежащий на диване, коим оказался Акихико, мирно спящий на спине со свисающей к полу рукой. Женщина закатила глаза и не поленилась подойти к нему. Юноша дрых без задних ног, выглядя при этом первый раз в жизни удовлетворëнным — по крайней мере, таким его впервые видела Ксуфирия, то бишь до этого никогда он не спал на еë глазах. От вечно нахмуренного и излучающего угрожающую ауру юноши не осталось и следа, и он превратился в милого и спокойного мальчика. Ксуфирия присела перед ним на корты и потянула к его лицу руку, убрав мешающиеся прядки волос и открыв себе обзор на его расслабленный лоб и прямые брови, что обычно были сдвинуты к переносице, словно Акихико вечно был чем-то раздражëн. Но он не всегда был таким, и Ксуфирия отлично это помнила. Последний раз она видела улыбку юноши, когда его кожа была бледной, а глаза зелëными, — когда он ещё не был еë мальчиком на побегушках и помнил всë о себе. Тогда Акихико никакой угрозы никому не представлял.

Не сдержавшись, Ксуфирия погладила его по щеке и почувствовала тепло его смуглой кожи. Складывалось впечатление, что в нëм самом бушевал огонь, согревающий изнутри, и во время сражений он выпускал его наружу. Все, кто это видел, считали его демоном, которым он стал благодаря Ксуфирии. Но Акихико никакой не демон, а ведьмак, создающий и манипулирующий огнëм. Это его способность, его наследие от крови Вересы Ракмадоке.

Женщина так глубоко капнула эту мысль, что и не заметила, как юноша открыл глаза. Акихико схватил еë за руку и повернул голову в еë сторону, и растерянная Ксуфирия вернулась в реальность.

— Доброе утро, — сказал он, сонно смотря на неë.

— Ты здесь что, всю ночь спал?

— Нет. Я пришëл сюда в десять часов, ждал вас и случайно уснул.

— Зачем ждал?

Акихико вздохнул. Подняв спину, он принял сидячее положение, нагнулся к ней и посмотрел на неë печальным взглядом.

— Чтобы узнать, что Керо делал в вашей комнате всю ночь.

Этот вопрос разозлил еë. На него отвечать не было ни желания, ни смысла. Она понимала, что он уже давно сам догадался и знал ответ на свой вопрос, просто хотел удостовериться в этом. Ксуфирия с тяжëлым вздохом поднялась на ноги и развернулась к столу.

— Не твоë дело, — отозвалась она и сделала шаг к столу.

Подойдя к своему месту, Ксуфирия увидела, из чего состоял еë холодный завтрак: овсяной каши, двух маленьких бутербродов из хлеба, сыра и ветчины, чашки каркадэ и трëх сырников. Она села за стол и принялась за утреннюю трапезу, не обращая внимания на пристальный взгляд Акихико, что остался сидеть на диване.

— Кстати, где Керо?

— Он уехал в Гартвольд, чтобы решить возникшие там проблемы и ещё раз обыскать место исчезновения дьяволистов, — ответил он неохотно.

— Ты его видел сегодня?

— Да. Он зашëл ко мне утром и сказал это. Уехал он в восемь.

— Понятно, — задумчиво сказала Ксуфирия, съев кашу до последней ложки и перейдя к десерту.

Какое-то время Акихико крутил вокруг друг друга два больших пальца, смотрел то на Ксуфирию, то в пол, то на руки, не зная, куда девать свою злость и взгляд. Он злился на женщину из-за еë слов, что еë отношения с Керо не его дело, что это его вообще не должно касаться и волновать, но, видимо, она не понимала, что это просто невозможно. Дело, может, и не его, но волновало это его в первую очередь. Не из-за любопытства, а из-за таких сильных чувств, как ревность, зависть и отчуждëнность. Ему не хотелось быть в стороне, хотелось оказать точно такое же воздействие на Ксуфирию, какое оказывал на неë Керо. Такое чувство, что сказанные Акихико слова до потери памяти, что он Керо не соперник, были безоговорочной правдой, и против этой правды не попрëшь. А точно такие же вчерашние слова были сказаны им с сомнением.

— И всë-таки это моë дело! — Акихико потерял самообладание, соскочил с дивана и шагнул к Ксуфирии, громко крикнув. Женщина раздражëнно повернула к нему голову. — Я точно так же, как и Керо, люблю вас, и мне больно от одной только мысли, что вы хоть как-то пытаетесь отвечать ему взаимностью, хотя его чувства к вам появились из-за проклятья, в то время как я...

— Ты тоже, что ли, хочешь, чтобы я переспала с тобой?! — яростно прокричала она, ударив кулаками по столу и встав из-за стола. Акихико не ответил, и она продолжила: — Про ваши одинаковые чувства ко мне ты, конечно, верно сказал, ведь ни ты, ни Керо не любите меня по-настоящему, это вынужденная любовь, проклятье. Ты тоже проклят, чëрт тебя дери! Тебя тоже прокляли, как и его! А сделать это с ним я решила потому, что сама этого захотела!

— Я т-тоже... — юноша потерял дар речи.

— Тебя тоже прокляла Вереса Ракмадоке, а зачем — не спрашивай. Я не знаю ничего об этом, — нагло лгала она и отвернулась от него.

Только она обрадовалась, что он успокоился, как юноша вновь подал голос:

— Плевать, — заявил Акихико, сжав кулаки, и Ксуфирия вновь обернулась к нему. — А если выяснится, что вы беременна от него, что вы будете делать?

— Мне больше интересна твоя реакция, — Ксуфирия обернула его вопрос против него же. — Если это случится, что ты сделаешь со мной, Керо и моим ребёнком? Убьëшь нас или просто возненавидешь? Ведь если тебе противна сама мысль о том, что я хочу быть с Керо, то как ты отнесëшься к нашему общему ребëнку?

Акихико замер и не мог выдавить из себя и слова. Он уставился в пол и сжимал кулаки до побеления костяшек. Ему нечем было ответить. Он просто не мог представить себе такой расклад событий, описанный Ксуфирией. Уж слишком была эгоистична и безумна его любовь к ней, что он не мог вообразить себе кого-то, кроме себя и неë. В его мире есть место только для них двоих — вот что такое эгоизм, а безумие крылось в его желаниях быть для Ксуфирии одним единственным, кого она могла видеть подле себя.

— Всë, закрыли тему, — сказала она и села обратно за стол, ибо ей надоело ждать от него ответного слова.

Ксуфирия доела завтрак и пошла к выходу. Проходя мимо столбом стоящего Акихико, она в порыве жалости положила руку ему на плечо, и он посмотрел на неë. Взгляд его был как у покойника, которому хотелось закрыть безжизненные глаза. Она отвернула от него голову и сказала напоследок:

— Я съезжу в город, хочу прогуляться. Можешь не ездить за мной.

И женщина покинула столовую, чувствуя на себе его взгляд.

***

Прошло около получаса. Ксуфирия сидела верхом на своëм коне, на котором до этого ездила только на сражения вместе с кавалерией императора. И конь тоже привык к этому, из-за чего неизбежно набирал скорость, но когда наездница дëргала его за поводья, он снижал скорость — так повторялось несколько раз. Этот конь не был предназначен для прогулок по городу.

Пока они так гуляли по улицам города, погода успела испортиться: небо заволокло дождевыми облаками, заслоняя солнце, которое не успело толком согреть верхний слой почвы, и подул более холодный ветер. Сентябрь сам по себе считался в Керпсии холодным месяцем, из-за чего людям приходилось начинать собирать урожай в конце августа, и это касалось также картофеля. Ксуфирия предвидела ухудшение погоды и взяла с собой накидку Керо, которую он дал ей перед еë поездкой к Хонсе Гритенн. Она была довольна плотной и приятной на ощупь, что Ксуфирия даже не хотела еë возвращать законному владельцу. К тому же у накидки имелся капюшон, который спасëт еë голову от промокания под дождëм, а будет он сегодня однозначно — на это намекали низко летящие птицы, что уже улетали в тëплые края на зиму.

Однако накинуть на себя накидку пришлось раньше начала дождя, ибо на неë горожане то и делали, что кидали любопытные взгляды. Так как Ксуфирия много раз проезжала по городу в числе императорской армии, все стали считать еë воительницей или даже победоноской, без которой не победить в всë ещё идущей войне, а из-за заурядной внешности еë было невозможно не узнать. Это раздражало женщину не меньше, чем признания в любви братьев Паланшель. Один мальчик вообще подбежал к ней и спросил: «А где ваша ворона?», и Ксуфирия не выдержала, дëрнула резко за поводья и ускакала прочь с этой улицы. Она завернула коня в переулок, чтобы успокоить нервы.

— Да я-то откуда знаю, где эта проститутка летает?! — злым шëпотом сказала она, вспомнив про вчерашний сон. Вереса бы не явилась к ней, если бы еë касалась Хака, когда она спала, а значит, ворона была возле неë до прихода Керо в комнату. А где она могла спрятаться, если окна были закрыты? Она могла спрятаться только под кровать, а это значит... — Чë-ë-ë-ë-ë-ëрт!!! Будь ты проклята, Вереса! Ты же всë слышала, возможно даже видела! Неужели она всë-то сидит там? — при этом вопросе Ксуфирия не сдержала нервный смех. — Ха-ха, вот это анекдот! Как же всë-таки это смешно, хах!..

Успокоившись, она взгромоздилась на коня и выехала из переулка, стараясь не поднимать высоко голову, дабы капюшон не слетел. Следующая улица оказалась для Ксуфирии незнакомой. На ней было малолюдно и стояло привлекательное двухэтажное кирпичное здание с треугольной крышей и с небольшими окнами без ставней, а у входа была деревянная лестница. Внутри не горел свет и было слишком тихо, даже женщине показалось это странным. Невольно Ксуфирия на него засмотрелась и остановила коня, который не желал стоять без дела и забрыкался. Она его успокоила, проговорив что-то на ухо, а когда еë взгляд снова был обращëн на здание, она увидела спускающуюся с лестницы женщину в чëрном одеянии. Ксуфирия замерла на месте, ожидая, когда она пройдëт мимо, но вдруг эта женщина остановилась при виде еë и даже вздрогнула. Ситуация Ксуфирии не нравилась совсем, но вдруг с неë слетел капюшон из-за порыва ветра. Женщина ахнула, увидев еë белые волосы.

— Ксуфирия? — назвала она еë по имени и раскрыла рот от удивления. Владелице этого имени пришлось внимательно к ней присмотреться и понять, кто она.

— Вивьен? — удивилась она не меньше этой женщины, что сняла с себя чëрный платок. Судя по чëрным волосам, заплетëнным в длинную косу, и янтарным глазам, это точно была Вивьен Ассуль.

— Здравствуй. Давно не виделись, — улыбнулась Вивьен приветливо.

— Есть такое...

— Ты такой красавицей стала — прямо не узнать! Ещё и волосы отрастила... Боже, поверить не могу, это правда ты! — восхищëнно говорила она, а Ксуфирия в это время слезла с коня. Вивьен подошла к ней, и беловолосая увидела, что она гораздо ниже бывшей подруги — ничего не изменилось.

— Что это за здание? Это квартирный дом?

— Ах, это? Нет, я здесь работаю.

— Кем это?

— Ну... — Вивьен замялась и стыдливо улыбнулась. — Это здание — публичный дом, а я...

— Так ты... — удивилась Ксуфирия.

— Ага. Я проститутка с пятилетним стажем, хотя этим и не стоит гордиться...

— Так и не смогла найти себе другую работу? — разочарованно спросила она.

— А у таких, как я, нет возможности устроиться на другую работу, тем более без образования.

— И как ты живëшь?

— В достатке, но вот с семьёй у меня отношения испортились. Только с мамой у меня не разорвалось общение.

— А Киширо? — От этого вопроса Вивьен взгрустнула и уронила взгляд на землю. — Что такое?

— Он умер.

У Ксуфирии зазвенело в ушах и ëкнуло сердце от этой новости. Когда же плохие вести от Вивьен закончатся?..

— Сегодня, ровно два года назад, он погиб от несчастного случая на работе. Он тогда работал дровосеком, и его насмерть задавило брëвнами. Глупая смерть, но это лучше, чем погибнуть на войне, где твоë мëртвое тело могут вообще не найти и не отдать родственникам на захоронение.

— Да, понимаю тебя, — сказала Ксуфирия и вспомнила тех самых трупов воинов, что трагически погибли, а некоторые действительно пропали без вести.

— Я знаю, что ты тоже воюешь за Отчизну. Тебя называют все «белой воительницей».

— Из-за волос, да?

— Ага.

— Оно и не удивительно, — слабо усмехнулась беловолосая.

— Хочешь со мной навестить Киширо? — неожиданно предложила она.

— Ну, хорошо...

— Отлично! Только надо сначала цветы купить.

— Тогда поехали, — предложила Ксуфирия и залезла на коня, протягивая ей руку. — Дорогу укажешь?

— Хорошо, — улыбнулась Вивьен и забралась на коня, сев позади миниатюрной наездницы.

Как бы странно это не было, но Вивьен купила цветы в цветочном магазине напротив таверны, где она с братом работала пять лет назад. Таверна всë ещё работала и была покрашена в те же самые цвета, что и тогда, иными словами говоря, изменился только персонал, а внутри и снаружи заведение осталось прежним. Для Ксуфирии и Вивьен эта была такая приятная настольгия, что они обе почувствовали тепло в сердце. Жаль только, что Киширо не мог вместе с ними почувствовать это тепло. Даже если бы он был сейчас жив и стоял рядом с ними, он бы не желал признавать, что его сердцу приятны воспоминания, где они втроëм смеются во время перерыва и устраивают розыгрыши для посетителей. Вряд ли смерть избавила душу Киширо от ненависти к Ксуфирии, и беловолосая чувствовала, что так оно и есть. Наверное, даже хорошо, что они никогда больше не встретятся.

Вивьен купила три гвоздики, и они поехали вместе на кладбище, до которого путь был довольно не близкий. Кладбище располагалось на небольшом холме на конце города, вдалеке от домов. Под холмом был глубокий овраг, в котором прорастал целый лес, и благодаря деревьям его было трудно не заметить, поэтому никто в него не падал даже по пьяни. Когда женщины добрались до него, Ксуфирия привязала коня к ветке берëзы и пошла вслед за Вивьен. До этого Ксуфирия была всего раз на кладбище, где была захоронена еë мать, но это было так давно, что ей было не по себе здесь — не страшно, но уж слишком странная атмосфера царила на кладбище, что ведьма чутко ощущала всем своем естеством. Вереса рассказывала ей про духов умерших, обитающих в основном на кладбищах, и еë слова подтвердились: Ксуфирия увидела их. Сами по себе они были не такими страшными, какими их себе представляла она: духи были прозрачными, безногими и молчаливыми, могли проходить сквозь друг друга, при этом не обронив ни слова, будто вовсе не умели говорить. Также она увидела, как один такой дух прошëл сквозь впереди идущую Вивьен, которая вздрогнула от этого, сказав: «Б-р-р-р, как-то похолодало резко».

«Она их не видит, потому что она человек? Получается, что только носители  сумрачных генов способны видеть духов?» — рассудила Ксуфирия и поняла, что духи как-то по-особенному на неë смотрят, в то время как на Вивьен ни один из них не посмотрел. Видимо, духи заметили, что она их видит, поэтому и обратили на неë особое внимание. Но Ксуфирия быстро привыкла к этому и продолжила идти за Вивьен.

В конечном итоге они нашли могилу Киширо, на которой стоял деревянный крест, постепенно гниющий. Эта могила очень напоминала Ксуфирии место захоронения Бэнио в лесу. На кресте было нацарапано гвоздëм его имя и даты рождения и смерти. Сама по себе могила выглядела свежей, ибо куски земли были ещё чëрными, но, возможно, это из-за влаги. На ней лежали пара букетиков, которых оказалось пять, и в каждом букете было нечётное число цветов, как и принято. Два букета тоже состояли из гвоздик, третий был из ландышей — любимых цветов покойного, — а два последних были из нарциссов, которые Киширо при жизни часто дарил маме и бабушке на Восьмое марта, а у Вивьен на них была аллергия, но так как цветы уже утратили свою свежесть, аллергическая реакция не началась у неë. Теперь их очередь дарить ему цветы, которые уже на следующий день, к сожалению, повянут из-за осеннего холода.

Пока Вивьен, положив цветы на могилу, сидела перед ней и с улыбкой что-то говорила лежащим в земле костям Киширо, а Ксуфирия смотрела на перед собой пархающего духа. Это был дух Киширо Ассуль. Злой дух. Он пронзал ведьму мрачными и мëртвыми глазами и слушал слова, что ему говорила двоюродная сестра. Ксуфирия не распознала его лица, ибо всë его тело было прозрачным и практически невидимым для неë и полностью невидимым для людей.

— ...Прошу тебя, прости Ксуфирию и не держи на неë больше зла, — услышали ведьма и дух и посмотрели друг другу в глаза. В его глазах Ксуфирия прочла ответ на просьбу его сестры.

— Вивьен, спасибо, что пытаешься загладить мою вину за меня, но, поверь, это не поможет, — сказала беловолосая, не отрывая взгляда от духа.

— Почему?

— Потому что мëртвые не умеют прощать. Всë, что они решили при жизни, при смерти не разрешится. Я не успела загладить свою вину, пока он был жив, а значит, никогда больше не смогу, ведь еë не перед кем теперь заглаживать, но это и не значит, что я прощена. Живи, не думая об этом.