Импровизированный отпуск закончился в мгновение ока. Антону пришлось возвращаться к обычному графику. К тому же он потратил большую часть своих сбережений, и чувствовал себя некомфортно, осознавая, что денег осталось только что не впритык. Поэтому парень взял на себя дополнительные обязанности, при этом стараясь не слишком засиживаться в офисе, чтобы Миша подолгу не был дома один. Таким образом, большую часть бумажной работы он выполнял дома и, зачастую, по ночам. Хорошо еще, что рабочий день у него начинался с десяти.

Конечно же, даже после вдохновенной речи Ковригина о том, как важен и необходим ему Антон, Яров вести себя лучше не стал. Если не хуже. Он чувствовал себя зависимым и уязвимым, что приводило его в бессильную ярость, которая, за неимением поблизости никого другого, обрушивалась на Матвеева. Тот обычно молча все сносил, и это еще больше распаляло прикованного к инвалидному креслу парня. А мог сказать что-нибудь такое, после чего этого человека хотелось прибить на месте, и чем мучительней будет его смерть, тем лучше. Однажды кто-то сказал, что люди друг друга заслуживают. Правда, чем же Антон заслужил такое, не понятно, но он уже с этим давно смирился.

Как обычно ужасное, поведение Михаила не было основной проблемой. Больше всего молодого человека, а заодно и его лечащего врача, волновало то, что через несколько недель регулярных процедур, физнагрузок и прочего, Яров на все плюнул, не увидев никакого результата. Ну и что, что теперь садиться на коляску без посторонней помощи ему удавалось за секунду? Ходить-то он не стал! Можно сколько угодно распинаться о пользе всей этой чепухи, но желаемого результата он не достиг. Парень, может, и понимал, что на ноги встать у него быстро не получится, ведь ему, по сути, нужно было заново учиться ходить, но все равно все казалось бессмысленным и бесполезным. Сколько его Матвеев не уговаривал, сколько не убеждал, ничего не подействовало. А Игоря он вообще отказывался слушать, даже не смотря на то, что тот врач. Тогда Ковригин сказал Антону, что нужно подождать, пока тот либо сам за все возьмется, либо когда настолько отчается, что будет делать, что угодно, лишь бы выздороветь. И Антон стал ждать.

Однако оба они не учли самого характера и натуры Ярова. Или, может, просто не предполагали, что все обернется именно так. В какой-то момент, Матвеев понял, что ждать дальше не просто нечего, но и опасно: Михаил начал пить. Сначала понемногу, но потом все больше и больше. Откуда он брал выпивку, никто сразу не понял. Позже выяснилось, что тот просил соседа по лестничной клетке, человека тоже не дурного выпить, купить ему спиртное. А потом они либо вдвоем заливали его горе алкоголем, либо Миша делал это в одиночку.

- Миш, ты соображаешь, что делаешь?! - в негодовании закричал на него Антон, когда все обнаружилось.

- Пока да, - ухмыльнулся мужчина. - Во сейчас допью это, и, может, уже не буду. Во всяком случае, я на это рассчитываю.

- Остановись, пока можешь. Или потом мне тебя еще и от алкоголизма лечить придется?..

- А ты будешь, Матвеев?

Тот поджал губы и поморщился.

- Ведь будешь же, я знаю. Все для меня сделаешь. Наверное, даже если подыхать буду, все равно будешь суетиться. Вы тащишь и с того света, да?

- Вытащу, - глухо произнес парень, опустив глаза. - И с того света тоже, если смогу.

- А почему? - протянул на это Яров. - Потому что любишь... идиот. Ну почему ты меня любишь? Ведь никто же... ни одной собаке не нужен... почему ты? Из всех...

- Потому что это я, Миша, - тяжело проговорил Антон, посмотрев на него из-под опущенных ресниц. Он медленно подошел к нему и протянул руку к сжатой в ладони Михаила бутылке. - Давай ее сюда. Хватит.

- Отвали, надоело все.

Яров мотнул головой и сделал большой глоток.

- Миша, хватит. Этим ты точно себе не поможешь, а только хуже сделаешь...

- Заткнись! - заорал тот на хозяина квартиры. - Ненавижу тебя! Ты себе и представить не можешь, каково мне!..

Парень с размаху запустил недопитой бутылкой в противоположную стену. Сосуд пролетел буквально в сантиметре от головы ошеломленного этой выходкой Антона, и вдребезги разбился.

- Ненавижу таких, как ты! Всегда такой был, еще со школы. Сколько дерьма на тебя не лей, все как с гуся вода! Всегда чистенький выходишь! Даже умудряешься после этого еще чище выглядеть! Ненавижу!.. - под конец своей реплики Яров почти взвыл, закрывая ладонью слезящиеся глаза.

Матвеев стоял и смотрел на него, не отводя взгляда. Он уже и забыл про злополучную бутылку, слушая обычно злого и язвительного парня. Теперь он не язвил, а впервые за все время показал глубину своего отчаяния и безысходности. Яров не знал, что делать, ничему и никому не верил, не пытаясь уже найти выход, а, напротив, пытался забыться. Наверное, он в этот момент был бы не против снова впасть в кому и больше никогда из нее не выходить. Или умереть. Что угодно, только чтобы не чувствовать себя еще более жалким и беспомощным, чем сейчас.

Антон сделал неуверенный шаг к закрывшему ладонями лицо парню, еще один, еще, пока не подошел вплотную. Он опустился перед ним на колени и обнял, не пытаясь стиснуть или прижать к себе. Совсем легко, словно укутал невесомой шалью из тихой безмолвной ласки. Он уже так давно не прикасался к нему просто так. Не обнимал его, если это вообще когда-либо было. Прикрыв глаза, Антон чувствовал, как иногда вздрагивают плечи Миши от беззвучных рыданий, как он судорожно вздыхает. Еще несколько долгих мгновений, и тот начинает постепенно успокаиваться.

- Все будет хорошо, - прошептал ему на ухо Матвеев. - У тебя все будет хорошо.

Яров зашевелился, высвобождаясь из объятий, и парень заглянул в его глаза, чуть улыбнувшись.

- У тебя все получится. А я буду рядом. Я помогу. Я все для тебя сделаю.

Михаил ничего не ответил, молча его слушая.

- Я ничего не прошу взамен. Кроме одного. Борись, старайся, выздоравливай. Больше мне ничего не нужно.

Затем Антон поднялся с колен и повернулся в сторону разбитой бутылки. На стене, в том месте, куда она врезалась, расплылось огромное пятно, а на полу, разлетевшись на полкомнаты, валялись осколки.

- Так, - со вздохом сказал парень. - Нужно это убрать.

Он обошел вокруг того места и исчез в кухне, намереваясь принести совок и веник. Краем уха он услышал что-то невнятно произнесенное Мишей и поначалу не придал этому значение. Уже будучи на кухне, до него вдруг дошло сказанное. Всего одно слово - «прости».

Все же в тот день Антону, как он надеялся, удалось повлиять на своего вынужденного сожителя. Ковригин почему-то не удивился, когда узнал об этом, только кивнул и улыбнулся. Его мнение о Матвееве, как о единственном человеке способном только что ни «манипулировать» Михаилом, укрепилось. Он, конечно, об этом промолчал. Яров пить не перестал, но хотя бы делал это реже и не до зеленых чертей. Он вернулся к занятиям и процедурам, постепенно наращивая нагрузки до разрешенного максимума. Без особого энтузиазма и, не очень-то веря в результат, но он все-таки старался, правда, не понятно для кого и зачем. Он бы и сам на этот вопрос не ответил. Осознание возможной причины пришло случайно и само собой, и глубоко засело в голове, вызывая еще большее раздражение и недоумение, чем когда-либо. Антон Матвеев - причина всех этих стараний? Да не может быть! Как только это в голову могло прийти? Из-за него? Или, лучше сказать, для него? Яров был последним человеком на этой планете, который стал бы лезть вон из кожи не то что ради этого парня, а просто любого живого и не очень существа. Никогда. Никогда он не делал ничего для кого и ради кого-то, кроме себя. А теперь... Матвеев? Да бред чистой воды...

- Черт, да кто так закрывает, что открыть невозможно?!... - над ухом недовольно проворчал хозяин квартиры.

Миша, отходя от своих мыслей, недоверчиво на него покосился. Парень крутил в руках какую-то банку, пытаясь ее открыть, но ничего не получалось. Не то чтобы он был слабаком, ведь за эти месяцы ему пришлось много помогать парализованному Ярову, приподнимая и поддерживая его, когда нужно, но именно с этим предметом он сейчас никак не мог совладать. Пальцы скользили по крышке, даже руки стали болеть. Миша в уме выругался то ли на себя, то ли на Антона, и резко вытянул вперед руку.

- Давай сюда.

- Что? - удивился Матвеев. - Думаешь, откроешь?

- Открою.

Парень протянул ему банку.

- Буду благодарен.

Яров насмешливо хмыкнул, сжал ее в руках, провернул и отдал обратно уже без крышки.

- Салага.

- Спасибо...

Он снова хмыкнул и уехал на коляске в комнату, оставив Антона на кухне одного. Все равно, кроме как открыть банку, помочь ему ничем нельзя... Стоп, да он и не собирался! Кто вообще об этом подумал?..

Как обычно, после окончания своего «отпуска», Антон пропадал на работе, взяв на себя целый обоз обязанностей. Зато его благодаря этому трудолюбию и ответственности сделали кандидатом в начальники отдела. На радость и гордость по этому поводу у него просто не осталось сил, поэтому он только улыбнулся директору филиала и поблагодарил за оказанное доверие. Впрочем, пока он лишь кандидат и не более. Рано еще о чем-то говорить.

Пока он работал, Миша был дома один, и чем он в это время занимался было сплошной загадкой. Выходить из дома, как он сам говорил, он не любил: слишком много внимания привлекал своим видом. Антон хотел сказать, что ему это только кажется, ведь в наше время инвалиды не редкость, и на них просто никто не обращает внимания, но потом подумал, что на молодого парня в коляске и сам оглянулся бы. В общей массе он бы уж точно выделялся. А такое внимание Ярову не нравилось. Это сильно било по его самолюбию и гордости, которых у него было не занимать. Он чувствовал себя ущербным и неполноценным, что в какой-то степени так и было, и только еще больше злило и огорчало его.

Около трех часов дня в замке повернулся ключ, и Миша, несколько удивленный ранним возвращением хозяина квартиры, прервался от пасьянса на стареньком компьютере, стоящем в спальне. Обычно одноклассник дома не появлялся как минимум до девяти вечера, если не позже.

- Ты сегодня рано, - заметил он, и снова повернулся к монитору.

В отсутствие, впрочем, как и в обществе Антона, ему делать было абсолютно нечего. Поклонником чтения он решительно не был, журналов тоже никаких не нашлось, по телевизору в такое время одна дребедень. Оставался только допотопный пентиум с еще кинескопным экраном. У Матвеева был ноутбук, но тот брал его с собой на работу, и парню редко удавалось попользоваться им.

- Я сегодня выходной, - ответил из прихожей совершенно незнакомый голос.

Одновременно с тем, как молодой человек разворачивал коляску от стола, в комнату чуть ли не по-хозяйски вошел высокий крепкий мужчина лет тридцати на вид. Он придирчиво оглядел Мишу, ошарашенно уставившегося на него, и нахмурился.

- Ты еще кто такой? - недружелюбно осведомился Яров.

В голове почему-то сразу появилась вполне логичная мысль, что это любовник Антона. Вот только почему он до этого ни разу не показался? Хотя с образом жизни Матвеева, который всего себя посвятил двум вещам (если не одной), работе и Михаилу, будет сложно обзавестись личной жизнью.

Тем временем Вадим сверлил его недовольным взглядом и отвечать на вопросы явно не собирался.

- Хорошо устроился, нахлебник, - негромко проговорил он.

- Чего? - опешил от таких слов Яров. - Я спросил, кто ты такой? Откуда у тебя ключ?

- Мне дал его Антон, пока был заграницей.

- И почему ты не вернул его, когда он приехал?

- Ему не до этого было. К тому же, это дубликат.

- Может, все-таки представишься? Ведь меня ты, судя по всему, знаешь, и даже успел мне нахамить.

- Я друг Антона. Если бы ты не был так дорог этому глупцу, я бы даже пальцем не пошевелил ради тебя, - ответил Колесов. - Я бы даже и не вспомнил о Ковригине.

- А, я вспомнил, ты Вадим, или как-то так. Антон говорил о тебе.

- Замечательно, что ты запомнил.

- Ну и зачем пришел?

- Только за тем, чтобы тебя предупредить.

- О, начинается...

- Признаюсь, я был бы рад, разбейся ты в той злополучной аварии насмерть, или не приди ты в сознание, но, увы... И плевать мне, хорошо так говорить или нет. Ты приносишь всем людям... Антону, другие мне безразличны, боль и страдания. В тот раз у него получилось выкарабкаться, в этот раз, я не знаю, что будет. Поэтому, если ты сделаешь ему больно снова, вернее, еще больнее, чем сейчас, когда он из кожи вон лезет, помогая неблагодарной скотине, вроде тебя, то, поверь мне, я найду миллион способов сделать твою жизнь еще более никчемной, чем она уже есть.

- Ого... - саркастично констатировал Миша. - И таким образом сам сделаешь ему больно?

- Возможно. Но я буду знать, что сделал все правильно.

- И зачем тебе это?

- Я же сказал, что он мой друг.

- Просто друг? Ради какого-то друга ты готов горы свернуть? Вот он так старается, потому что любит меня. А ты? Не верю, что это всего лишь дружба.

- Мне все равно, веришь ты или нет. Я тебя предупредил. Ты меня понял?

- Понял, но мне плевать.

- А вот это зря, - недобро усмехнулся журналист, и повернулся к выходу.

- Если ты его любишь, то почему не забрал себе? - крикнул ему в спину Яров.

- Во-первых, он не вещь, чтобы его забирать или выбрасывать и топтать, как ты сделал. А, во-вторых, у меня уже есть такой человек. Как я и сказал, Антон мой друг. Лучший друг. А ты - клещ.

Закончив на этом мужчина, ушел, оставив ключ на тумбочке и сказав запереть дверь за собой. Миша закусил губу, обдумывая неприятный разговор. Не хотелось этого признавать, но ему и самому не нравилась сложившая ситуация. И дело не только в том, что он не может ходить, хотя это главное, но и в том, что он действительно, на все сто процентов зависит от человека по имени Антон Матвеев. От того, об кого он много лет подряд чуть ли не ноги вытирал. И сейчас Матвеев - единственный, на кого Михаил может положиться. А Яров словно проверят его на прочность, преподнося все новые и новые испытания. И каждую такую проверку Антон проходит если не на «отлично», то на «хорошо» уж точно. Глупо отрицать, сколько он для него сделал. И, тем не менее, что-то мешало Мише открыться ему, принять и поблагодарить, возможно, помочь и пойти навстречу. Что-то, что мешало это сделать по отношению к любому человеку, при любых обстоятельствах. И не сказать, что родители у него были плохими, неблагополучными и растили из него морального урода, но таким уж он вырос, таким уж стал. Таким он себя воспитал сам.

В какой-то момент он почувствовал, что хочет, вроде бы, быть благодарным, сказать спасибо и просто облегчить жизнь Матвееву, поумерив свой характер, но так и не смог заставить себя это сделать. В тот миг это словно был не он, а совсем другой, незнакомый и непривычный ему человек, которого он испугался, стыдился и попытался вновь запрятать поглубже внутрь себя.

Антон с самого их, так называемого, воссоединения дал понять, что ничего от него не ждет и возвращаться к прошлым отношениям не собирается. Было немного странно слышать это от него, ведь парень до сих пор любил Мишу, и в этом он был уверен более чем на сто процентов. Но он изменился и больше не потакал ему, не стелился перед ним, не был всепрощающим терпеливым настолько, что мог снести все, что в него кидали. Совсем не такой, как раньше. Большую часть времени Антон был подчеркнуто холоден и отстранен. Казалось, он действительно ставил перед собой единственную цель - поставить Ярова на ноги. Он смотрел только перед собой, не оборачивался назад и по сторонам, делая все, что необходимо, и ни на грамм больше. Матвеев не стремился развивать отношения не то что в романтическую сторону, но вообще. Зачем? Он прекрасно знал, что не нужен этому человеку, так зачем же совершать бессмысленные поступки. Это почти фиктивный брак. Или лучше сказать симбиоз*. Хотя, наверное, категоричный Вадим назвал бы это паразитизмом. С другой стороны, Антон ведь сам на все согласился. Точнее, не согласился, а поставил нуждающуюся сторону в известность о том, что она, собственно, нуждающаяся. Интересно, как бы Михаил жил, если бы рядом не было этого человека?