СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ

Нет людей несчастнее станционных смотрителей, ибо во всех своих неприятностях путешествующие непременно винят смотрителей и стремятся на них выместить свою злость по поводу плохих дорог, не­сносной погоды, скверных лошадей и тому подобного. А между тем смотрители — это большей частью кроткие и безответные люди, «сущие мученики четырнадцатого класса, огражденные своим чином токмо от побоев, и то не всегда». Жизнь смотрителя полна тревог и хлопот, он ни от кого не видит благодарности, напротив, слышит уг­розы и крики и ощущает толчки раздраженных постояльцев. Между тем «из их разговоров можно почерпнуть много любопытного и по­учительного».

В 1816 г. случилось рассказчику проезжать через *** губернию, и в дороге он был застигнут дождем. На станции поспешил он пере­одеться и налиться чаю. Ставила самовар и накрывала на стол смот-

130

рителева дочь, девочка лет четырнадцати по имени Дуня, которая по­разила рассказчика своей красотой. Пока Дуня хлопотала, путешест­венник рассматривал убранство избы. На стене заметил он картинки с изображением истории блудного сына, на окнах — герань, в ком­нате была кровать за пестрой занавеской. Путешественник предло­жил Самсону Вырину — так звали смотрителя — и его дочери разделить с ним трапезу, и возникла непринужденная обстановка, располагающая к симпатии. Уже лошади были поданы, а путешест­венник все не хотел расстаться со своими новыми знакомыми.

Миновало несколько лет, и вновь довелось ему ехать этим трак­том. Он с нетерпением ожидал встречи с давними знакомыми. «Вошед в комнату», он узнал прежнюю обстановку, но «все кругом показывало ветхость и небрежение». Не было в доме и Дуни. Поста­ревший смотритель был угрюм и неразговорчив, лишь стакан пуншу расшевелил его, и путешественник услышал печальную историю ис­чезновения Дуни. Случилось это три года назад. На станцию прибыл молодой офицер, который очень спешил и гневался, что долго не по­дают лошадей, но, увидев Дуню, смягчился и даже остался ужинать. Когда же лошади прибыли, офицер внезапно почувствовал сильное недомогание. Приехавший лекарь нашел у него горячку и прописал полный покой. На третий день офицер был уже здоров и собрался уезжать. День был воскресный, и он предложил Дуне довезти ее до церкви. Отец позволил дочери поехать, не предполагая ничего худого, но все же им овладело беспокойство, и он побежал к церкви. Обедня уже кончилась, молящие расходились, а из слов дьячка смотритель узнал, что Дуни в церкви не было. Вернувшийся вечером ямщик, вез­ший офицера, сообщил, что Дуня отправилась с ним до следующей станции. Смотритель понял, что болезнь офицера была притворной, и сам слег в сильной горячке. Поправившись, Самсон выпросил отпуск и пешком отправился в Петербург, куда, как знал он из подорожной, ехал ротмистр Минский. В Петербурге он отыскал Минского и явил­ся к нему. Минский не сразу узнал его, а узнав, начал уверять Самсо­на, что он любит Дуню, никогда ее не покинет и сделает счастливою. Он дал смотрителю денег и выпроводил на улицу.

Самсону очень хотелось еще раз увидеть дочь. Случай помог ему. На Литейной заметил он Минского в щегольских дрожках, которые остановились у подъезда трехэтажного дома. Минский вошел в дом, а

131

смотритель из разговора с кучером узнал, что здесь живет Дуня, и вошел в подъезд. Попав в квартиру, сквозь отворенную дверь комна­ты увидел он Минского и свою Дуню, прекрасно одетую и с неяснос­тью смотрящую на Минского. Заметив отца, Дуня вскрикнула и без памяти упала на ковер. Разгневанный Минский вытолкал старика на лестницу, и тот отправился восвояси. И вот уже третий год он ничего не знает о Дуне и боится, что судьба ее такова же, как судьба многих молоденьких дур.

Через некоторое время вновь случилось рассказчику проезжать этими местами. Станции уже не было, а Самсон «с год как помер». Мальчик, сын пивовара, поселившегося в Самсоновой избе, проводил рассказчика на могилу Самсона и рассказал, что летом приезжала прекрасная барыня с тремя барчатами и долго лежала на могиле смотрителя, а ему дала пятак серебром, добрая барыня.