Разумеется, после того, как Джейн разбудила Каина и рассказала ему о своих догадках, уже ничто не могло задержать парня в ее постели. Главный двигатель Волены, надежно запрятанный где-то внутри, набирал обороты. Вскоре стена дрожала уже не еле заметно, а вполне себе явно. Отовсюду слышался скрип и скрежет – город поднимался на ноги, неторопливо и лениво, не обращая никакого внимания на то, сколько волнения вызывает у всех этим действием.

В такие моменты можно было представить, что никакие жители Волене были вовсе не нужны, и являлись просто паразитами, мелкими вошками, прижившимися на теле ржавого гиганта. Да если он захочет, то просто встряхнется хорошенько – и все разом рассыпятся в разные стороны. А город потопает себе дальше, по своим важным делам, избавленный от этой назойливой, вечно зудящей ноши.

Каин выскользнул из квартирки семьи Бенжамин даже не попрощавшись. И сделал это вовремя, учитывая, что мама Джейн все же проснулась. Никто бы не смог спать в подобном шуме.

Женщина ворчливо посетовала на Промышленников, опять не вовремя поменявших свои планы, и отправилась на кухню, ставить чайник на плиту. Переход никак не влиял на работу ее предприятия и потому женщина не переживала. Кому в Волене сейчас стоило беспокоиться, так это шахтерам – все они за одну секунду потеряли трудоустройство, а, соответственно, и зарплату.

Джейн тоже поднялась с кровати, собираясь выпить чашечку чая вместе с матерью. Она все еще была слаба, но до ужаса устала лежать на одном месте. Тем более, когда происходило такое событие! Во время последнего Перехода она была еще четырнадцатилетней девочкой и помнила его плохо.

Из окна в кухонном закутке было видно, как один за другим зажигается свет в квартирах, расположенных в домах напротив. Волена начинала шагать, а горожане окончательно просыпались.

– Как ты думаешь, куда он вечно уходит? – задумчиво спросила Джейн, сжимая левой рукой фарфоровую чашку, старую и потрескавшуюся. – Есть ли у него вообще свой дом?

– О ком ты, Джейн? – поинтересовалась мама, наливая ей чая из заварочного чайника. Вместе с паром от кипятка распространялся сладкий аромат мяты.

Налив чай и себе, миссис Бенжамин села за стол напротив дочери.

Джейн ковырнула рваную в одном месте скатерть с цветочным узором.

– О Каине, о ком же еще, – вздохнула она, жалея о том, что задала свои вопросы вслух.

– У всех должен быть свой дом, дочка, – неуверенно ответила мама и отвернулась к окну. – Думаю, у него он тоже есть. Хоть какой-то.

Женщина не могла знать этого точно, да и Джейн сильно сомневалась. Глядя на то, как от шагов Волены колеблется чай в чашке, она продолжала размышлять, какой была жизнь Каина, когда он находился не с ней.

Парень всегда приходил и уходил неожиданно, как уличный кот, которым, в общем-то, и являлся. Даже Джейн, знавшая его с детства, не могла сказать, где он спит, куда ходит и с кем общается. Каин никогда не рассказывал ей об этом, а на все вопросы лишь отмалчивался. Ей оставалось только гадать, что она и делала, постоянно, с большим удовольствием, и немножечко тревожась.

Если бы она могла рвануть в гараж прямо сейчас, найти письмо и отдать его Каину... То уже в ближайшие часы стала бы членом Марсельезы, а значит прикоснулась бы к неизвестной стороне друга. Однако постельный режим все еще продолжался.

В кровати она провела около двух недель. Если быть точнее, то тринадцать дней, четырнадцать часов и семь минут.

Корнелия Бенжамин настоятельно рекомендовала дочери не выходить из дома. Она подозревала у нее сотрясение мозга и для подобного диагноза были основания – Джейн продолжала чувствовать слабость и головокружения. Однако полноценным врачом женщина все же не являлась, потому прописала от этого только свои травяные чаи и отдых.

Здесь Джейн решила не сопротивляться. Перед тем, как стать опасной заговорщицей, ей необходимо было набраться сил. Кроме того, она думала, что ей понравится отдыхать дома, зная, что в это время Аманда с Питером продолжают горбатиться на их обожаемой почте.

На деле домашнее заточение оказалась совершенно не веселым.

За эти дни она досконально изучила содержимое их жилища, хотя и до этого прекрасно знала, что и где лежит.

Вообще планировка их квартиры была какой-то неправильной, угловатой, без привычных стен, разделяющих ее на комнаты, зато с четырьмя глубокими нишами. Так и появились «уголочки» – отдельные для Джейн и для ее матери, для кухни, и для крошечного зимнего сада, где выращивались те самые лечебные травы. Спальни отделялись занавесками, одна дверь вела в туалет, а вторая – на лестничную площадку.

Выбор развлечений был невелик. Старенькое радио, стоящее, как уже известно, на столике возле дивана, могло предложить музыку, передачи, беседы, новости и спектакли. Иногда по нему даже зачитывали главы из книг. Домашний маленький проекцион, расположившийся на тумбе последи комнаты, казался куда интересней, но мама была категорически против, чтобы Джейн к нему приближалась – лишняя нагрузка на глаза могла бы замедлить выздоровление.

Впрочем, Джейн все равно включала его, когда миссис Бенжамин уходила на работу. По проекциону иногда показывали интересные синематограммы (*фильмы), а кроме этого были те же, что и по радио, передачи и новости.

Имелись еще книги, привезенные из особняка – большая гордость Корнелии Бенжамин – они хранились в угловом шкафу, за стеклянными дверцами. Тома были очень старыми, если не сказать старинными, а их обложки украшали узорные тиснения и позолота. Мама отказывалась продавать книги даже тогда, когда денег не хватало на еду – так они были ей дороги. А вот Джейн совершенно не интересовали.

Мороки было слишком много: незаметно стащить ключ из маминого закутка, открыть шкаф, аккуратно достать тяжеленную книгу, прочитать, не помяв страницы и ничего на них случайно не пролив, а затем еще и проделать всю процедуру в обратном порядке.

Вот и приходилось ей целыми днями слоняться по квартирке от кровати до кухни, и от кухни до дивана, умирая от скуки. Она бы уже сто раз сорвалась до гаража, до которого было всего несколько шагов от подъезда, но опасалась, что ее обязательно заметит кто-нибудь из вездесущих соседей и наябедничает маме. О том, что девушка пострадала при взрыве, уже знала вся округа.

Постельный режим неожиданно завершился в один из дней, когда миссис Бенжамин без предупреждения заглянула домой на обеденный перерыв и обнаружила Джейн посреди гостиной, во весь голос распевающей надоевший всем шлягер. Дочь отплясывала какой-то безумный дикарский танец, держа забинтованными пальцами поварешку на манер микрофона.

Тогда-то уж Корнелия однозначно заключила, что Джейн слишком засиделась дома и была готова вернуться к работе. Она сняла с нее бинты и на всякий случай решила лично передать новость о ее выздоровлении на почту, телефонировав из ближайшей будки, по пути на фабрику.

– Завтра воскресенье, поэтому они будут ждать тебя через день, – напомнила она, закрывая за собой дверь.

Джейн тут же подорвалась одеваться и прихорашиваться к выходу. Письмом она решила заняться немедленно.

Буквально через несколько минут, умытая, причесанная и одетая в короткое зеленое платьице, она стояла на пороге гаража, опасаясь, что за время ее заключения кто-нибудь мог пробраться внутрь. Под кем-нибудь в этот раз она подразумевала не соседей, а Каина и его незаконопослушных друзей. Если бы они увезли отсюда пароцикл, то не нашлось бы ей билетика в Марсельезу.

Но Джейн улыбнулась удача – пароцикл оставался на прежнем месте. И состояние его было куда плачевнее, чем запомнилось в день взрыва.

Тогда показалось, что его практически не задело, однако сейчас, в здравом уме, стали заметными глубокие царапины, трещины и помявшиеся детали – некоторые из них продолжали держаться только чудом. Этим же чудом являлось и то, каким образом Джейн вообще сумела добраться на такой развалюхе до дома.

Ей тогда повезло. Очень и очень сильно.

И даже правая рука, которой она инстинктивно заслонилась от взрыва, ставшая теперь какой-то неровной и бугристой, с красноватыми, заживающими волдырями и коростами – была не такой уж большой платой за жизнь.

Постаравшись не думать о неприятном, Джейн зажгла принесенную с собой керосиновую лампу – электрического освещения в гараже не имелось – и присела возле заднего колеса.

Она сказала Каину, что багажник пароцикла представлял из себя очень сложный сейф, а парень, не разбиравшийся в их почтовых делах, поверил ей на слово.

Багажник открывался очень просто – при нажатии на потайную кнопку возле заднего крыла. В нем действительно перевозили ценные бумаги, но никто не стал бы заморачиваться, разрабатывая особый багажный сейф для работников почтовой службы. Джейн, проработавшая два года почтальоном, знала это наверняка.

Раздался едва слышный щелчок – багажник был открыт, а в нем по-прежнему лежала сумка погибшего Макса. Эта сумка стала неожиданным напоминаем о трагедии, и заставила Джейн расчувствоваться, как если бы она увидела надгробный памятник ребенка.

Она все еще помнила, фейерверки, отражающиеся в его глазах, и до сих пор не знала, кто стал виновником взрыва.

Все это было очень грустно.

Джейн разом высыпала содержимое сумки на ржавый пол, и закинула сумку подальше в гараж, заставляя себя сосредоточиться на письме.

Коричневый пакет, запечатанный полицейским, резко выделялся из всех других отправлений. Ухватившись за него, Джейн мигом разорвала тонкую бумагу и наконец-то взяла в руки заветный конверт.

Он оказался на удивление пухлым, и Джейн аккуратно поддела ногтями краешки закрывающего клапана, отогнула их, а затем легко отклеила от едва липкой основы – письмо уже не раз вскрывали.

Усевшись поудобнее, Джейн вздохнула с предвкушением и начала читать:

«Дорогой друг!

Благодарю тебя за беспокойство о моем здоровье. К великому сожалению, мне становится хуже, и даже Летисия будет вынуждена меня покинуть, сразу же после того, как отнесет это письмо.

Я поразмыслил над твоим предложением и решил ответить согласием. Уплаченные средства пригодятся если не мне, то хотя бы Летисии. Мне же останется только уйти с миром и спокойствием на душе, осознавая, что важное дело тримегистов будет завершено.

Пятнадцать лет... Пятнадцать лет было потрачено впустую, на скитание, выживание и бессмысленное существование. Что ж, мы рискнули и потеряли все.

До самого конца жизни я не отрекусь от своих взглядов. Волена не должна обладать подобными знаниями единолично. Ими необходимо поделиться с миром. Посему я вложил их в это письмо и в этот конверт.

Надеюсь, тебе повезет больше, чем нам.

Сердечно прощаясь,

Ливиус де ла Ортис».

Ну, и что это? Где же тайные знания? Где страшные секреты? Где то, из-за чего полицейский вдруг стал таким серьезным? Где, черт возьми, ее билетик в Марсельезу?!

Джейн перечитала текст еще несколько раз, но не нашла ничего подозрительного, кроме единственного неизвестного ей слова, и каких-то знаний, которыми Волена обязана была поделиться. Затем заглянула в конверт, потрясла его, прощупала – он все еще оставался пухлым, будто был проложен особым слоем, чтобы сохранить хрупкое содержимое. Но ведь внутри находился всего лишь один листок!

Страшная мысль тут же закралась в голову. А что, если там действительно лежало что-то хрупкое, но полицейский забрал это с собой при досмотре?

– Небо, ну почему же я такая невезучая? – вопросила Джейн и от души скомкала проклятое письмо. Каин был прав. Он всегда прав.

Измять листок ей показалась недостаточно и потому она с силой надорвала конверт, собираясь превратить его в несколько сотен мелких обрывков.

Однако, сделав это, Джейн неожиданно для себя совершила сразу два важных открытия.

Во-первых, она и вправду сглупила. А во-вторых, в конверте на самом деле имелась особая прослойка. В виде нескольких сложенных листов.

Конверт попросту оказался двойным, тщательно склеенным так, чтобы никто не догадался. Но Аманда догадалась. И полицейский тоже. Только вот Джейн – нет.

Плевать на это.

Дрожащими руками она осторожно извлекла листки и развернула их. На тонкой, просвечивающей бумаге были начертаны какие-то планы.

***

За то время, пока Джейн болела дома, в Волене произошли некоторые изменения. И заключались они даже не в том, что передвигаться по городу стало куда труднее из-за вечной тряски – к этому уже успели привыкнуть. А в том, что солдат стран Содружества и полиции на улицах стало куда больше. Как и расклеенных всюду странных листовок.

«Вы видели этого человека?» вопрошал ближайший к Джейн плакат, с которого молчаливо взирал молодой мужчина благородной внешности, с короткими русыми волосами и легкой небритостью. Блейк Фостер, главарь Марсельезы.

«Бдительные граждане знают, когда нужно сообщать о своих догадках полиции. А вы – бдительный гражданин?» – интересовался другой плакат, со стенда неподалеку. Иными словами, кампания против повстанцев была развернута масштабная. Отчего именно сейчас? Не оттого ли, что власти все же хотели обвинить их во взрыве?

Джейн уже успела наслушаться разных версий: по радио и проекциону только и делали, что продолжали спорить об этом. Эксперты обвиняли Промышленников в халатности с закупкой фейерверков, а Промышленники отвечали, что они тут вовсе ни при чем.

Сама Джейн в данный момент сидела на ржавом тротуаре возле телефонной будки, прислонившись спиной к стене дома, и думала, не стоит ли стрельнуть у прохожих сигаретку, от нечего делать. Уже больше часа она торчала здесь и ждала, пока ей сообщат, что Каин готов-таки с ней встретиться.

Схема того, как можно было связаться с другом, была сложной. Нужно было телефонировать из любого уличного аппарата по указанному номеру, и дождаться пока трубку поднимет некий мужчина. Ему следовало сказать, что она желает увидеть Каина. Ну а затем только оставалось сидеть и надеяться, пока ей перезвонят и озвучат время и место. Иногда ожидание могло продлиться долго.

Чтобы немного себя развлечь, Джейн перечитывала другое письмо, которое она захватила с собой уже перед выходом. Письмо для Аманды... от Лемана. Очевидно, Макс забрал его из почтового ящика возле их отделения, а доставить адресату так и не успел.

«Дорогая Аманда,

Видела ли ты когда-нибудь, как лунный свет, переливаясь, играет бликами на крышах? Я хочу представить тебя со мной под этим ясным небом. Хочу наблюдать, как отразятся мириады ярчайших звезд на твоей бархатной коже. Хотя нет... Перед сиянием твоих лазурных глаз все звезды померкнут для меня. Ты нежный ангел во плоти, прекрасная Селена.

Каждый день, прожитый в разлуке, невыносим для меня. Любимая, умоляю, не печалься. Совсем скоро я приду, и навсегда заберу тебя из этих трущоб.

С величайшей любовью,

Леман Блумфилд».

Что ж, не оставалось сомнений в том, что красавчик-аристократ ее начальницы существовал. Но он был абсолютно чокнутым.

Интересно, если бы почтовые пароциклы умели говорить, то сколько еще историй о странных отношениях они могли бы поведать? Хотя то, как именно Аманда умудрилась подцепить такого высокопарного принца, в кои-то веки вызывало у Джейн любопытство. Ох, уж толтушка-то порадовалась бы, узнав об этом.

Из будки послышался звонок и Джейн вскочила, одновременно пряча письмо обратно в сумку.

– Забытый поселок, Соловьиная площадь, через пятнадцать минут, – откликнулся мужской голос, едва только она успела ответить.

Кладя трубку, Джейн поморщилась. Пятнадцать минут, еще чего захотел! Добираться туда нужно было минут сорок, не меньше. Вновь через весь Конторный город, Ветхий район и Пограничную область. Это на транспорте, а пешком – еще в два раза дольше.

И если она сейчас же не придумает, как срезать путь, то Каин может ее просто не дождаться. Сорвавшись с места, Джейн побежала. Была у нее идея, довольно опасная, но единственная.

Вариантов перемещения по Волене имелась масса. По ржавым улочкам громыхали трамваи, пароциклы, такси и личные паромобили, подуровни пронизывали механические-автоматические лестницы и подъемники.

Оставались еще канатные дороги, недешевые, но очень быстрые. Кабинки, подвешенные на туго натянутых стальных тросах перемещались по задворкам домов, там, где не было ни дорог, ни прохожих. Они делали совсем мало остановок, и именно так можно было в кратчайшие сроки добраться из одного конца города в другой.

А так как денег у Джейн, конечно же, не было, она знала, как ей выкрутиться.

Добежав до конца трущоб Грисберга, туда, где начинались Торговые Ряды, она остановилась на небольшой террасе, возле которой проходили тросы той самой канатной дороги.

На этой террасе, огороженной задними фасадами ржавых домов, никого не было. Кабинка прогромыхала мимо всего лишь мгновение назад, и вокруг стояла тишина, нарушаемая только копошащимися в мусорных баках крысами.

Джейн пошарила рукой внутри обломка широкой трубы, торчащей возле одного из домов, вытаскивая длинную прочную цепь. Ее она спрятала туда сама, предполагая, что та еще пригодится. И хоть Каин заставил ее пообещать, что она больше не станет так делать, выбора не оставалось. Друг сам был сильно виноват, вынуждая ее торопиться.

Дождавшись, пока проедет следующая кабинка, Джейн ловко вскарабкалась на ограждение террасы и, привстав на цыпочки, перекинула цепь через один из тросов.

После чего с силой оттолкнулась ногами от ограждения и стремительно полетела в пустоту.

Ветер засвистел у нее в ушах, правая рука отдалась резкой болью – она еще не была готова к большим нагрузкам. Но Джейн, стиснув зубы, только сильнее вцепилась в цепь. Если бы она хоть немного ослабила хватку, то мешком рухнула бы вниз, в бездну двух сотен подуровней, зияющую под ногами.

Страх сменялся восторгом так же быстро, как мелькали мимо нее дома, террасы и лица удивленных прохожих.

Экстремалов-«зацеперов» в Волене хватало, но только самые отчаянные решались прокатиться вот так по канатной дороге – не позади кабинки, а самостоятельно. Тех, кого ловили стражи порядка, ждал суровый штраф, но чаще всего они просто до этого не доживали – разбивались в лепешку.

Джейн кайфовала от своей смелости. Всего несколько звеньев цепи разделяли сейчас жизнь и смерть. И опасность эта была вовсе не такая, как в момент взрыва. Она была пьянящей, одурманивающей, вызывающей желание немедленно повторить полет вновь.

За десять минут она пролетела насквозь Торговые Ряды, Ученые Поля и Гулящие Кварталы.

Наступал момент, когда необходимо было спрыгивать.

Ближайшее место для приземления было не таким удобным, как то, с которого она стартовала. Джейн уже видела его впереди – небольшой мостик между двумя улицами – и начала осторожно тормозить ногой о стену ближайшего здания. Ведь если соскочить на такой скорости, то точно можно было разбиться.

К тому моменту, когда она замедлилась достаточно, ее уже нагоняла следующая кабинка. Джейн испуганно охнула и разжала руки, рухнув точно посередине моста.

Сердце бешено колотилось, больная рука пульсировала, но на лице все же выступила счастливая улыбка. Она вновь справилась!

Уже не торопясь, Джейн спрятала цепь в щели между домами, обогнула их, свернула на соседнюю улицу и спустилась по лестнице на несколько подуровней ниже. Соловьиную площадь она знала очень уж хорошо.

В центре, в окружении ныне заброшенных, заколоченных домов, стояла небольшая статуя механического соловья. Когда-то его можно было завести, и он спел бы красивую и печальную мелодию, каждый раз иную. Но Джейн не застала этого времени. Она впервые увидела соловья уже бескрылым, заржавевшим и замолчавшим навсегда. Каин отчего-то очень любил это место.

И парень уже ждал ее, притаившись в тени изодранного навеса бывшей гостиницы.

– Только не говори, что ты все-таки что-то нашла, – скептически выдал он, заметив ее, и тут же улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой. – С выздоровленьицем, принцесса.

– Спасибо тебе, – хитровато проговорила Джейн, вглядываясь во тьму – освещения на площади практически не было. – И у меня действительно хорошие новости. Как по-твоему, стоит принятия в Марсельезу великая тайна Волены?

Зайдя под навес, она остановилась возле закрытого металлическими листами окна, стараясь выглядеть привлекательно и загадочно. Каин молчал, глядя на нее.

– Что, не веришь? – наигранно удивилась она, извлекла из сумки разглаженное письмо и планы, после чего принялась демонстративно обмахиваться ими, словно веером. – Я могу пойти с этим прямиком к Фостеру и он меня примет. Ты мне не очень-то и нужен.

Каин попытался взять ее находку, но она вовремя отдернула руку и отскочила дальше вправо.

– Ну, хватит. Отдай бумаги, – попросил Каин, делая шаг к ней навстречу.

– Не отдам, пока ты не пообещаешь отвести меня в ваше тайное убежище, – сказала она, предусмотрительно отходя еще дальше.

– Отдай, или я тебя ударю, – начал раздражаться парень, приближаясь.

Джейн вздохнула, но решила держаться до последнего.

– Не ударишь, – уверенно сказала она и вновь отступила назад, упершись спиной в стену другого здания. – Сначала пообещай мне.

– Еще как ударю. И руку сломаю, на всякий случай, – пообещал Каин, ухватывая ее за запястье. – Чтобы не лезла ей туда, куда не следует.

Минуту длилась их ожесточенная борьба. Джейн с отчаянием перекладывала планы с письмом из одной руки в другую, изворачивалась и вырывалась. И она уже почти сумела освободиться, как Каин, прижав ее к стене, с силой разжал пальцы и вырвал злосчастные бумажки.

Пыхтя от досады, Джейн только оставалось наблюдать, пока Каин разворачивает их и щелкает зажигалкой.

На мгновение ей показалось, что сейчас он спалит ее находку дотла, но парень лишь поднес огонек ближе, чтобы прочитать написанное.

– И что это такое? – спросил он в итоге. – Какие-то планы и... тримегисты.

Его лицо, освещенное пламенем, выглядело зловеще и озадаченно одновременно. Темно-пепельные волосы падали ему на глаза.

– Вот даже думать об этом не хочу, но, кажется, ты нашла нечто действительно стоящее, – добавил он. – Только, прежде, чем показывать это Фостеру, нам лучше убедиться в том, что все это не подстава.

– Нам? – улыбнулась Джейн. – Я рада, что услышала от тебя хоть что-то приятное.

– Рано лыбишься, принцесса, – дразняще улыбнулся Каин в ответ, сворачивая бумаги, и убирая их во внутренний карман куртки. – Не факт, что его это заинтересует.

– Ну, а я буду думать, что заинтересует, – поджала губы уже успевшая обрадоваться Джейн. Друг мог бы больше поддержать ее затею. Он мог бы порадоваться вместе с ней. Хоть раз! Но Каин, обожавший рисковать сам, отчего-то терпеть не мог, когда она ему подражала.

Джейн резко захотелось совершить какую-нибудь противную выходку.

– Так все-таки скажи, это ведь ты меня спас, да? Из гаража? – с самым невинным видом поинтересовалась она. В своих мечтах Джейн лелеяла надежду, что он ей признается, в реальности же была не против вновь его разозлить.

– Соседи услышали, как ты хнычешь, – поморщился Каин, вертя в руке зажигалку. – Корнелия мне сказала, когда я заходил.

– Да ла-адно, – протянула Джейн. Желание вредничать у нее все-таки пропало – услышанная версия показалась до обидного правдивой.

– А ты успела много себе напридумывать, да? – спросил Каин и вдруг тихо рассмеялся.

– Я призналась тебе в любви, Каин, – со слезами в голосе выдавила она. – А ты только и делаешь, что надо мной ржешь!

Улыбка парня тоже погасла. Он посмотрел на нее с осуждением.

– Только вот я тебя не люблю, – сказал он. – Черт возьми, Джейн, тебе же просто скучно! У тебя нет друзей, и нечем заняться...

– Это не так! – воскликнула Джейн. Она очень, очень сильно жалела, что не ушла сразу же после того, как друг отобрал у нее бумаги.

– Не так? – переспросил Каин, принявшись расхаживать туда-сюда. – Отлично. И когда же ты в меня влюбилась? Когда в детстве я укладывал тебя спать и читал сказки на ночь? Когда готовил тебе еду, пока твоя мама сутками пахала на заводе? Или это произошло совсем недавно?

Скрестив руки на груди, Джейн отвернулась, чтобы не видеть его самоуверенную рожу.

– Какая разница, Каин? – спросила она.

– Большая, Джейн! – с жаром воскликнул парень, кладя руку ей на плечо, чтобы развернуть к себе.

Джейн тут же скинула ее, бросив на него обиженный взгляд.

– Просто гигантская! – продолжал Каин, уже не пытаясь к ней прикоснуться. – У тебя сейчас возраст такой. Хочется привязанности и гребаной романтики. Я проходил через это, я знаю.

– Да? И много у тебя было девушек?

– Мне хватило, – со всей серьезностью ответил парень. – Остались еще какие-то темы для обсуждения?

– Больше никаких, – всхлипнула Джейн. Она не могла сдерживать подступившие рыдания – до того унизительным представился ей этот разговор. Каин отверг ее чувства в открытую, не оставляя никаких поводов для сомнения.

И если бы она могла заставить себя перестать его любить, то сделала бы это.

Но она не могла. Это так не работало.

Слезы стекали по щекам, а Каин ничего не говорил, и даже не пытался ее успокоить.

– Кроме тебя мне все равно никто не нужен, – тихо проговорила она, уже ни на что не надеясь.

– Опять все сначала, – вздохнул парень.

Он обошел с другой стороны и заглянул в ее заплаканные и наверняка покрасневшие глаза.

– Я не подхожу тебе, Джейн. Когда же ты это поймешь? – спросил он как-то тяжело и печально. – Я плохой человек, плохой парень, ты не захочешь узнать меня с такой стороны.

Теперь он был с ней по-настоящему искренен, но легче от осознания этого не становилось. Становилось только хуже.

– Ты для меня – младшая сестра, – сказал Каин, обнимая ее и утирая слезы с щек. – И это никогда не изменится.