Чтобы прочувствовать на себе всю мощь ржавой Волены, стоило лишь задрать голову и посмотреть наверх. Туда, где далеко-далеко в вышине, за километрами проводов, труб, мостов, лестниц, выступающих частей домов и террас терялись крошечные клочки серо-голубого неба. Тысячи тонн металла, из которого был собран город, проглотили в своей утробе три сотни подуровней с улицами, зданиями и их жителями. Волена была громадным чудовищем. Рыхлой, ненасытной, конусообразной жабой, лениво топающей по выжженной пустоши, поглощая и уничтожая все на своем пути.

Город ходил, методично переступая миллионом непропорционально коротких пневматических ножек, со скоростью до тридцати сантиметров в секунду. Ходил не все время, а лишь тогда, когда нужно было оставить исчерпавшуюся горную выработку и найти другое место, в землях которого содержались бы полезные ископаемые. «Переход» – вот как называли этот период времени, который мог длиться до нескольких месяцев.

Переходы не любил никто: дома, улицы и мосты мелко тряслись, метал натужно скрипел и скрежетал, грозясь развалиться, вестибулярные аппараты жителей потихоньку сходили с ума, желая вернуться на твердую землю. Но хуже всего голод, который мог воцариться из-за отсутствия работы, и соответственно, карточек на еду. Для Переходов следовало запасаться всем необходимым, как для долгой зимы.

Зато обнаружив лакомую жилу, подсказанную заботливыми геологами, Волена-жаба довольно садилась там на брюхо и окапывалась на долгие годы, иногда даже на десятилетия. До тех пор, пока эта земля не превратится в изъеденное карьерами и шахтами, ни на что больше непригодное месиво.

За счет выработок Волена и жила – за счет работы шахтеров, непрестанно добывающих уголь, руду и драгоценные камни. Комитет Промышленников и Фабрикантов, управляющий городом, продавал ресурсы странам Содружества, находившимся за чертой Реанской пустоши, а взамен получал еду и продовольствие для горожан.

Впрочем, Джейн сейчас в кои-то веки волновала не еда, и не стоящая на одном месте вот уже пять лет Волена, а кое-что поважнее. Гребаный пароцикл с его непонятно-почему-важным конвертом!

Она неплохо разбиралась в строении города, еще с тех пор, как начинала работать самым обычным почтальоном. И выйдя из почтового отделения, мигом прикинула дорогу: главная площадь Волены, на которую сейчас мчался малыш Макс, находилась двумя подуровнями ниже, ближе к центру.

Именно на этой площади сегодня проходил праздник, и именно там располагались Трубы – шесть необъятных, высоченных зданий... собственно в виде труб с мелкими окнами, в которых заседало все правительство, начиная с мелких чиновников, и заканчивая Роберто Домингушем – главным премьер-министром.

Какое же счастье, что пароциклы не умели летать! Как и любой колесный транспорт, они перемещались только по улицам, террасам и мостам, там, где имелась проезжая часть. Макса легко можно было обогнать, если знать короткий путь.

«И если он как обычно встрянет в пробку у грузоподьемника, то у меня будет приличный такой шанс», – думала Джейн, короткими перебежками лавируя между горожанами, идущими по высокому пешеходному мосту.

Остановишься на таком, перегнешься через перила, посмотришь вниз – и голова точно закружится. Под мостом были все те же бесконечные подуровни, с трубами, проводами, улицами и домами, только все более и более темные.

Почему-то, чем дальше улицы спускались к Нижнему уровню – уровню бедноты и шахтеров – тем темнее там становилось, как будто на них экономили ресурсы. Здесь же, на самой верхушке Среднего уровня, улицы были прекрасно освещены газовыми фонарями и даже одинокими лампами накаливания, болтавшимися под медными плафонами-тарелками на своих проводах.

Мчась вовсю мимо частных домов, лавок и офисов, Джейн преодолела последний квартал Ветхого района, прилично изъеденного ржавчиной, где находилось отделение почты, и оказалась в свежевыкрашенном, пестревшем насыщенными цветами, Конторном городе – деловом центре Волены.

Тут и там сновали вышколенные, чересчур важные мужички и дамы в строгих брючных костюмах, с обязательными папками в руках. Они переговаривались о совершенно непонятных, финансовых делах, а на вывесках мелькали названия: «Адвокатские услуги Джонса», «Бухгалтерская контора Жоффруа и Гомона», «Соломон. Управленческое консультирование» и другие. Какой-то мальчик, не старше Макса, стоял возле бронзовой статуи в центре террасы, от которой лучиками расходились во все стороны мосты, ведущие к улицам возле зданий. Мальчик размахивал свежими газетами и выкрикивал новости, пытаясь привлечь внимание этих важных индюков.

Джейн всегда чувствовала себя среди них неловко. Уж слишком выделялась своей неопрятностью, бедностью и... ржавостью. Потому, когда сразу за конторкой Соломона она свернула в темный переулок, к мусорным бакам, то тут же почувствовала себя лучше.

Там, в тупике, она присела на железную улицу и рукой в полутьме нащупала края тяжелого люка. Такие люки нужны были, в основном, рабочим, чтобы быстрее перемещаться по городу и эффективнее проводить ремонтные работы. Обычные горожане в них не совались. Джейн, напротив, было слишком скучно идти проторенными тропами.

Открыв задвижку, она с трудом приподняла край люка и ловко нырнула в образовавшуюся щель, а затем быстро-быстро перебирая ногами и руками, принялась спускаться по вертикальной лестнице.

Лестница эта проходила в темном и тесном техническом зазоре между зданиями, таком, что свет туда проникал только из редких окон, и заканчивалась на улице аж на пять подуровней ниже. Поэтому важно было не пропустить нужное окно.

– Вроде бы, это, – прошептала Джейн сама себе, замирая возле небольшого квадратного проема с выбитыми стеклами. Аккуратно отцепилась от лестницы, перепрыгнула и крепко ухватилась за остатки деревянной рамы.

Помещение, в которое она незаконно проникла, являлось бывшей кофейней, давным-давно обанкротившейся, закрытой и заброшенной. Ее как-то показал Каин, знавший, наверное, все подобные местечки в Волене.

«И хорошо, что кофейня разорилась», – думала Джейн, лавируя между остатками мебели и пробираясь из подсобных помещений к главному залу, где находился выход. – «Вот найдется для нее как-нибудь новый владелец, и пропадет мой короткий путь к центру города».

Наконец, она выбралась на свет, проникающий сквозь запылившиеся витрины, на которых были нарисованы и написаны различные непристойности, толкнула скрипнувшую дверь и вышла на одну из главных улиц Волены.

Сегодня центр просто утопал в ярких красках.

Ради дня Воздвижения – дня постройки города неизвестными, но гениальными механиками ровно двести лет назад – городские службы не поскупились на украшения. С домов свисали гирлянды из огромных цветов, как будто-бы настоящих... Или просто сильно надушенных, поскольку в воздухе витал приятный цветочный запах, вместо обычного запаха ржавого металла, духоты и сырости. А все дома были заново починены и выкрашены в приятные глазу пастельные оттенки.

Ну просто ни дать, не взять – уютный пасторальный городочек! Лавки, кафе и магазины на первых этажах, а на вторых-третьих – ажурные балконы и окна квартир с занавесками и горшками герани.

Обычного цоканья каблуков парадно-выходных туфелек Джейн по металлическому тротуару сейчас и не услышишь – этот звук сливался с цоканьем десятков других ботинок и туфлей. Толпы жителей Волены направлялись к площади, и даже проезжая часть была перекрыта.

Так она и добралась почти до самых Башен, плывя в общем людском потоке.

Проблему перекрытых улиц Джейн поняла только тогда, когда уже остановилась на круглой, заполненной людьми, площади, неподалеку от продуктовой лавки Эммета Бьерна. Если все улицы в округе стали пешеходными, значит, и Макс не сможет проехать на своем пароцикле!

Он оставит его где-нибудь неподалеку, возьмет пакет и пойдет до Башен пешком! Будь проклят этот короткий путь!..

Со вздохом Джейн прислонилась к колонне поддерживающей декоративный козырек над входом в магазин. Бесполезно было пытаться разглядеть пацана среди тысяч людей, разгуливающих возле торговых палаток или слушающих выступление музыкантов на дальнем конце площади, у подножия исполинских башен, которые проходили через все оставшиеся подуровни Среднего уровня и скрывались где-то на Верхнем.

Она облажалась.

И Каину уже никто не поможет.

Стало как-то гадко и липко на душе. Вот, она вновь на своем любимом празднике Воздвижения, а эмоции уже не те. Совершенно не те.

Жалея себя и друга Джейн не сразу заметила подъехавший к лавке Бьерна большой грузовик. Встрепенувшись, она поспешно осмотрелась в поисках улицы, с которой его сюда впустили. И нашла такую, совсем неподалеку! Там стояли полицейские – именно они решали какой транспорт можно осторожно пропустить, а какой – развернуть обратно.

Но не успела она броситься к ним, чтобы встретить там пароцикл Макса, как кто-то грубо и бесцеремонно толкнул ее в сторону. Едва удержав равновесие и не упав, Джейн увидела вышедших из грузовика, а теперь подходящих к продуктовой лавке людей в черных плотных плащах, с непроницаемыми масками-шлемами на головах. Одному из таких она и помешала. А теперь он выламывал замок лавки металлическим ломом.

Ничего не понимая, она хотела было подойти и разобраться. Узнать, кто это так нагло взламывал магазин на глазах у полиции и праздной толпы. Наверное, ей даже хватило бы на это смелости – легкая боль в плече была хорошим стимулом...

Если бы только еще кто-то не ухватил ее за руку и не увлек за собой во тьму под арку соседнего двора. Это произошло так стремительно, что она только увидела перед собой размытую тень, а в следующий момент уже была буквально прижата к стенке.

– Нарываешься, принцесса? – с улыбкой спросил парень, откидывая с лица капюшон потрепанной куртки и открывая худое треугольное лицо с глубокими темно-синими глазами и с тонким носом, длинным ровно до такой степени, чтобы оставаться очаровательным. Переносица его была немного искривлена, словно когда-то неизвестному кулаку этот нос тоже пришелся по душе. – Куда намылилась?

– Каин, дурак, отпусти! – возмутилась Джейн, пытаясь вырваться. Она вредничала по привычке, в душе же была искренне рада видеть друга. Они не встречались уже несколько дней – вечно он был слишком занят. – Ты видел, что там творилось?

– Ну творилось, и что? – фыркнул он, разжимая руки и картинно поднимая их вверх, в знак того, что сдается. На руках были старые серые вязанные перчатки без пальцев. – Нос лучше вытри, Ржавая.

Оказавшись на свободе, Джейн одернула юбку платья и с ужасом посмотрела на собственные руки – от лазанья по лестницам и заброшкам они были густы покрыты рыжей въедливой пылью. Этими руками она уже не раз трогала лицо и платье. И вот в таком виде приперлась на главную площадь. Так ее увидел Каин!

Ну просто еж твою медь, как сказала бы Аманда...

– Хотелось бы узнать, какого черта эти придурки взламывали лавку Эммета Бьерна, – выпалила Джейн, поправляя волосы, а на самом деле стараясь как можно более незаметно вытереть лицо рукавом. – Да он же практически единственный в Волене, кто согласился продавать нам продукты из-под полы, без талончиков!

– А нефиг было талончики терять. Иди, отхреначь их в одиночку! Могу даже револьвер одолжить, – невозмутимо предложил Каин, отводя куртку в сторону и показывая кобуру, закрепленную на поясе.

– Да ну тебя, – поморщилась Джейн. – Кто они такие?

– Солдаты Содружества, ясное дело, кто, – пожал плечами парень. – Прибыли сегодня, разместились в Часовом районе, а теперь вот реквизируют провизию для своих нужд. Все согласовано с «Бонарлоу».

«Бонарлоу» называли партию правительства, по фамилии ее создателя, жившего больше века назад. Теперь партию возглавлял сам премьер-министр. Джейн вздохнула.

– О, небо! Не могли что ли попозже прибыть и разместиться? Новые карточки нам выдадут уже через три недели, – обеспокоенно проговорила она вслух.

– Ва-аше Высочество... Да ты, похоже, даже не слышала последних новостей! – догадавшись, рассмеялся Каин, и с умилением положил руку на ее плечо. – Волена не выполняет обязательств по поставкам ресурсов Содружеству уже много месяцев. Содружество же, устав терпеть отписки и ждать, отправило своих ребят на разборки. Ох, и веселуха скоро начнется!

Джейн, которая терпеть не могла такое выражение «всезнающего старшего брата» на его лице, и еще больше ненавидящая, когда Каин зовет ее «Ваше высочество», мигом рассвирепела. Хитро улыбнувшись в ответ, она изловчилась и одним движением вытащила револьвер у Каина из кобуры. Оружие она тут же наставила на друга.

– Скажи мне, что он заряжен, – проговорила она, глядя на то, как дуло замерло всего в паре сантиметров от его хорошенького лица. – Наверное, мне все-таки стоит кого-нибудь отхреначить.

– Не глупи, – только отмахнулся от револьвера парень. – Даже с такого расстояния ты не сможешь по мне попасть.

– Да неужели, хочешь проверить? – прищурилась Джейн, вновь прицеливаясь. – Я даже знаю, что здесь нет предохранителя...

Вдруг, одна маленькая, навязчивая мысль помешала ей дурачиться дальше. Она вспомнила, для чего вообще пришла сегодня на эту площадь.

– Пароцикл, – пробормотала она, одной рукой пряча револьвер за спину. – Каин!

Она рассказала ему про все, что произошло сегодня в почтовом отделении: о письме, странном поведении Аманды, приходе полицейского и его угрозах отправить их в последнее путешествие по Последней Шахте.

– А знаешь, как проходит это путешествие? – с серьезным видом поинтересовался парень, когда она закончила говорить. – Заполнив все документы, наши милейшие стражи порядка провожают тебя до подъемника, того, что идет на Верхний уровень. И вот, ты поднимаешься все выше и выше – а кабина у подъемника открытая, и ты буквально видишь весь город, все подуровни, один за другим. Любуешься достопримечательностями, мостами и улицами, и, наконец, разглядываешь красоты Верхнего уровня... Голубое небо, богатые особняки, сады и фонтаны – сплошное эстетическое наслаждение. Выходишь на самом верху самой высокой башни. Там тоже, говорят, вид такой, за который и жизнь отдать не жалко. Смотришь на окрестности, вдыхаешь чистый воздух, и... шагаешь в отверстие темной, широкой трубы. Трубы, которая проходит через весь город, до самого низа, и на дне у нее – острые стальные колья... Летишь в абсолютной темноте, и гадаешь, сколько тебе осталось. Это и есть Последняя Шахта.

– Откуда ты знаешь об этом, раз оттуда никто не возвращается? – поморщилась Джейн.

– Есть достоверные сведения, – сказал он, криво ухмыляясь. – А потом труп несчастного снимают с кольев и тут же бросают в жаркую топку. Даже костей не остается.

– Каин! – одернула его Джейн, которой такие разговоры совершенно не нравились. – Пока мы тут болтаем, Макс уже давно уехал!

– Да не переживай ты за это дурацкое письмо, – вновь отмахнулся Каин. Тут он тоже будто бы вспомнил о чем-то, поскольку его лицо из мрачного вдруг стало каким-то хитроватым. – Лучше топай-ка ты домой!

– С какого такого перепуга? – не поняла Джейн, как не понимала и того, почему Каин совершенно не беспокоился из-за Макса.

– Топай, топай, – повторил Каин, аккуратно подталкивая ее за талию к выходу из-под арки. – У нас тут есть одно дельце сегодня.

– Какое еще дельце? – нахмурилась Джейн, и потом до нее вдруг дошло. – У вас... У Марселье...

Она вовремя спохватилась и закрыла рот. Марсельеза – совсем не то слово, которое можно спокойно произносить в центре города. Выходит, повстанцы Блейка Фостера планируют какую-то выходку на празднике...

– Скажем так, небольшой сюрприз, – хитро улыбнулся Каин, а Джейн опять стало за него страшно.

Она остановилась, и отцепляя руки парня от своей талии, развернулась, заглянув в его глаза.

– Каин... – проговорила Джейн и неодобрительно покачала головой. Она хотела сказать, что безумно переживает за него каждый раз, как он упоминает сомнительные дела с повстанцами, хотела сказать, что эта глупая затея, которая абсолютно точно не доведет до добра, и, наконец, хотела сказать, что попросту не сможет без него жить. Но вместо этого у нее случайно вырвалось: – Я ведь люблю тебя.

Прозвучало это трагично и даже как-то трагикомично. Очень глупо прозвучало. По-детски.

Джейн поморщилась и опустила взгляд, сильно сожалея о том, что не нашла лучшего времени для признания, которое слишком долго держала в себе.

Каин, однако, совсем не удивился, даже как-то странно хмыкнул, и осторожно приподнял ее лицо за подбородок, вынуждая посмотреть на него.

– А я хочу, чтобы ты пошла домой, принцесса. Сейчас же. Поверь мне, это очень важно, – сказал он, внимательно посмотрев ей в глаза. От его серой вязаной перчатки пахло пылью и порохом.

Выискался же старший братец!..

– Черт бы тебя побрал, Каин, – сквозь зубы выдавила Джейн и с силой ударила его по руке, заставляя ее убрать. – Мерси за револьвер!

Глаза парня вызывающе насмехались.

Демонстративно запихав оружие в свою сумку, она торопливо вышла на площадь. А затем, не удержавшись, обернулась и показала ему неприличный жест.

Джейн попробовала уговорить себя дышать хотя бы немного ровнее. Так, спокойно, еще чуть-чуть... Сделала глупость, подумаешь, с кем не бывает...

И вместо улицы, ведущей в сторону ее дома, в последний момент направилась прямиком к Башням, толком не разбирая дороги.

В самом центре площади стоял механический монумент в виде огромного земного шара. По шару гордо шагала гротекскно-увеличенная в размерах Волена, быстро-быстро перебирая своими тоненькими и короткими, чуть ли не тараканьими ножками, а под ножками, вращаясь, сменялись океаны и континенты.

Монумент этот был открыт несколько лет тому назад, и многим жителям, в том числе Джейн, он всегда казался каким-то отвратительным. Может потому, что любой сюрреализм по сути должен был вызывать подобные чувства, а может и потому, что архитектор-механик сознательно сделал Волену похожей на ходячую свалку металлолома.

Этот объект искусства отнюдь не красил город, который должен был, наоборот, возвеличивать, однако никто не собирался его убирать.

К нему-то и приближалась Джейн, пробираясь сквозь толпу.

Она не знала, почему пошла наперекор просьбе Каина. Не знала и того, заметил ли парень, куда именно она направилась. Если бы заметил, то остановил бы. Если бы его просьба меньше походила на приказ, и если бы прозвучала не сразу же после ее признания...

Если бы, если бы, если бы... Джейн вздохнула. На что вообще рассчитывала, этими словами? Что он признается в ответ?

Каин хотя бы сумел сохранить самообладание. В отличие от нее.

От новых уничижительных мыслей Джейн отвлек усилившийся шум толпы, разразившейся овациями. Люди радостно закричали, разом подались куда-то вперед, так что ей пришлось поспешно отступить дальше влево, чтобы ее не задавили. Причина вскоре выяснилась: на Башнях загорелись исполинские проекционы (*приборы, напоминающие примитивные механические телевизоры).

Огромные увеличительные стекла как обычно передавали искаженное черно-белое изображение, но даже оно казалось чуть ли не чудом. Джейн понятия не имела как работали эти устройства и вместе со всеми подивилась появившемуся на экранах круглощекому лицу премьер-министра с аккуратной темной бородкой. С торжественной речью выступал сам Роберто Домингуш!

Конечно же, правитель Волены сейчас стоял на небольшом балкончике-переходе между Башнями, высоко над площадью, а его транслировали специальные камеры... Но каков, все-таки эффект!

Динамики и громкоговорители заработали, разразившись сначала шипением, а затем и голосом Домингуша.

Правитель поздравлял Волену с праздником Воздвижения и желал ее жителям всего самого наилучшего. Толпа радостно аплодировала, восклицала и улюлюкала. Этот праздник любили все.

Джейн тоже заулыбалась, предвкушая следующую, не менее любимую часть: свет по всей площади вот-вот приглушат, и начнутся красивейшие фейерверки, переливающиеся всеми цветами радуги, и закрепленные на фасадах зданий так, чтобы не причинить никакого ущерба.

Однако, когда долгожданная полутьма наступила и толпа восторженно примолкла в ожидании... что-то невидимое стремительно пролетело в воздухе.

Как сильное дуновение ураганного ветра, сметающее все на своем пути. Оно отшвырнуло Джейн далеко назад и с этого мига время словно замедлилось.

Звук прогремевшего взрыва дошел до ушей значительно позже.

И только затем начались те самые фейерверки.

Мерцающие синие, золотые, и зеленые искры причудливо отражались в окнах зданий. Магически и завораживающе, просто невероятно... Джейн протянула к ним руку, не замечая, что та уже вся в крови. Она блаженно улыбалась, лежа на чем-то теплом и мягком. Все ощущения будто бы пропали из ее тела и она чувствовала себя, как сдутый воздушный шарик – расслабленно и так же нелепо.

Постепенно пришло понимание, что происходит что-то не то. Что где-то рядом кричат люди. Что на площади уже нет толпы. Что едкий дым, расползающийся из центра, не является нормальным. Что фейерверки – это просто насмешка.

Та самая насмешка, которая стояла в глазах Каина, когда она от него уходила.

Его перчатки пахли порохом. Он просил ее идти домой.

– Такой себе сюрприз получился, – пробормотала Джейн, обо всем догадавшись.

Она медленно привстала, одной силой воли поднимая себя из этого корчащегося, стонущего, кровавого царства, в которое превратилась главная площадь Волены.

Ее парадно-выходные туфельки брели куда-то по алым лужам, в которых отражались волшебные искры римских свеч.

Люди лежали вповалку неестественно-вывернутыми тушами. Такими смешными, ужасно нелепыми. Джейн была готова засмеяться, глядя и на собственную правую руку, рукав на которой был похож на решето, а сама рука висела как-то криво и совершенно ненатурально. Как у тряпичной куклы.

Монумента-шара больше не существовало. Все, что осталось от него – искореженная груда метала, и людское месиво вокруг. Месиво, из которого никто даже не пытался выбраться.

Время начало приобретать нормальный ход. Вокруг засуетились, забегали люди. Не те, другие. Те, которым повезло. Те, которые опоздали на шоу фейерверков.

Джейн уже почти доковыляла до одной из улиц, как вдруг споткнулась о кого-то. Посмотрела вниз и увидела лицо Макса.

В его застывших глазах отражались зелено-красные искры. Она присела, постаралась растормошить мальчика. Потянула на себя и только потом поняла, что нижняя половина ребенка попросту отсутствует. Пропала, будто ее никогда и не было, оставив вместо себя какие-то ошметки.

Нащупав рукой завалившийся набок, лежащий рядом пароцикл, Джейн провела левой рукой по оцарапанному корпусу.

– Хоть кто-то из нас уцелел, дружок, – сказала она зачем-то. Взрыв, уничтоживший Макса и добрую часть горожан Волены, почти не навредил пароцилку. Это тоже казалось смешным.

А затем Джейн подумала, что, наверное, нужно убираться. Ведь так Каин и говорил ей? Оставаться здесь было бессмысленно.

Поднять упавший пароцикл непросто даже мужчинам, однако она сделала это сама, с одной рукой. Перекинула ногу через сиденье, пристроила пострадавшую руку на руль и нажала на педаль газа.

Пароцикл тронулся с места так просто и привычно, словно все было в порядке. Словно абсолютно ничего не произошло.

Только вот куда ей нужно было ехать... и зачем?