Чонгук впервые видит этого парня в больнице, но его накрывает с головой. Так странно чувствовать возникшую на пустом месте приязнь и расположение, что Чон теряется и отступает в тень, стоит только взгляду незнакомца пробежаться по белым колоннам и зарослям орхидей, в которых он до этого прятался от мира вокруг, слушая музыку и наблюдая за плывущими по небу облаками. Следить за кем-то не очень хорошо, особенно если ты находишься в больнице, но Чонгук ничего не может с собой поделать. Как только незнакомец в компании невысокой женщины с проседью в волосах заходит в главный корпус, Чонгук спешно меняет место дислокации и как привязанный следует за ними, держась на достаточно большом расстоянии, чтобы его не заметили. Проходит не больше пяти дней с появления новичка, и Чонгук узнаёт о нём почти всё. Парня зовут Ким Тэхён, и его семья явно очень состоятельная, раз его поселили в первый корпус, палаты в котором больше похожи на номера пятизвёздочных отелей, если брать в целом. У Чонгука семья тоже не бедствует, но с его провалами в памяти, из-за которых он попадает в больницу периодами не больше месяца, иногда двух, смысла тратиться просто нет. Ему не прописывают никаких тяжёлых лекарств, после которых накрывают не менее тяжёлые отходняки. Он не буйный, чтобы лежать привязанным к постели и наслаждаться мягкой периной под спиной. Всё, что нужно Чонгуку для лечения, это разговоры с лечащим врачом, лёгкие успокоительные и ещё что-то, о чём врач тихо шушукается с его отцом, не вдаваясь в подробности перед пациентом. Чонгуку наплевать. Пока он чувствует покой и знает, что в любой момент может уйти из этого места, его всё устраивает. С чем попал в больницу Тэхён, Чонгук узнать не в состоянии. Влезать в личное дело уголовно наказуемо, да и кто даст ему доступ, а по поведению Кима сказать ничего нельзя. Он спокойный, улыбчивый и явно мечтательный. Как и Чонгук, Тэхён часто гуляет в саду с наушниками в ушах, но вместо разглядывания неба рисует. В его руках всегда скетчбук в твёрдой обложке грифельного цвета и пара простых карандашей. Чонгуку было так любопытно, что же Тэхён рисует, что однажды он забрался на больничную террасу и провёл на солнцепёке пятнадцать минут в попытках хоть что-то рассмотреть в скетчбуке сидящего внизу на скамейке Тэхёна. Ким зарисовывал орхидеи. Получилось красиво и на удивление точно. Чонгуку понравилось. Удивительно ли это? Вероятно, нет, потому что Чонгуку нравится Тэхён. Весь. С головы до ног. С первого взгляда. Вот только подойти Чонгук не может. Как будто что-то сдерживает изнутри от этого шага, и Чон идентифицирует смущение и страх. Он всегда был стеснительным парнем, долго привыкающим к новым лицам в своём окружении, но никогда ещё это не раздражало его и не причиняло особого дискомфорта. В настоящем Чонгук сотню раз называет себя тряпкой, сотню раз почти доходит по дорожке до рисующего или дремлющего на солнце Тэхёна и сотню раз сдаёт назад, переходя с шага на бег и запираясь в своей палате. Это чертовски глупо, ведь разговор можно начать с банального «привет», и Тэхён наверняка легко пойдёт на контакт, изголодавшись по простым человеческим разговорам, но Чонгук не может себя пересилить. Страх быть проигнорированным или осмеянным грызёт изнутри и не позволяет сделать нужный шаг. Поэтому Чонгук наблюдает. За тем, как Тэхён лениво потягивается. Как широко улыбается во время разговоров по телефону. Улыбка у него забавная, прямоугольная. Губы пухлые, а на лице и шее много родинок, которые хочется пересчитать, коснуться пальцем, провести между ними линии. У Тэхёна тёмно-каштановые волосы, и солнце золотит их, создавая вокруг головы парня светящуюся сферу в моменты, когда налетающий ветер растрёпывает буйную шевелюру. Чонгук хотел бы приблизиться. Хотел бы пригладить чёлку Тэхёна и коснуться его пальцев, испачканных в грифеле. Дать ему один из своих наушников или взять один у Тэхёна и узнать, какую тот слушает музыку. Пролистать страницы скетчбука, слушая истории о рисунках и чувствуя чужое тепло рядом. Стать причиной прямоугольной улыбки, её адресатом. Вот только вряд ли он когда-нибудь наберётся смелости, чтобы подойти к Тэхёну. Вряд ли выдавит из себя хотя бы жалкое «привет», если встреча будет случайной.

***

- Привет.Тэхён дёргается и резко оборачивается, шумно выдыхая при виде растрёпанного парня в белой пижаме в мелкий синий цветочек. Он-то думал, его запалил какой-нибудь медбрат, из-за чего на приёме у врача начнутся нудные расспросы о том, почему Ким не хочет пить лекарства, если у него бессонница, но нет. Парень выглядит таким же пациентом больницы, как он сам, и Тэхён мягко ему улыбается.- Привет. Тоже не спится?- Хотел познакомиться. Подумал, что если повезёт, застану тебя где-нибудь вне палаты, - отзывается незнакомец и подходит ближе.- Разве не лучше знакомиться днём? - хмыкает Тэхён и пожимает протянутую руку. - Ким Тэхён. А ты?- Гук, - отзывается парень и отступает в сторону.- Гук? И всё?- Имя не важно.- А что тогда важно?- То, что ты нравишься нам.- Нам? Кому «нам»? У тебя здесь ещё друзья есть?Гук не отвечает. Более того, он одаривает его улыбкой Джоконды и уходит, не обращая внимания на тихий окрик. Но возвращается на следующую ночь. И на следующую. И на следующую. Всегда ненадолго, лишь на пару часов, но Тэхён находит в этих считанных минутах своё утешение.Гук приятный в общении. Он спокойный, открытый и легко идёт на контакт. Он рассказывает, что лежит в больнице из-за провалов в памяти, которые порой пугают его до вспышек агрессии и истерик, потому что не знать, что ты делал несколько часов подряд, выпавших из твоей жизни, очень страшно и сильно нервирует. Тэхён искренне сочувствует и признаётся, что у него всё намного проще. Загнал себя в порыве вдохновения и потерял счёт времени, позабыл обо всём кроме создаваемой картины, а нагрянувшая мать устроила истерику на пустом месте и разошлась ещё больше, когда Тэхён случайно ляпнул, что ему наплевать, день или ночь на дворе, потому что он уже долгое время не может спать.- Вот и упекла меня сюда, - кривится Тэхён и одобрительно кивает, когда Гук делится наушником, позволяя услышать переливы фортепьяно. Шопен? - Думает, что разговоры с мозгоправом и таблетки помогут спать по ночам, поймать вдохновение и успокоит мои вспышки агрессии. Вот только мне всё это нахрен не сдалось. Я хочу вернуться в свою квартиру, пропахшую краской и растворителем. Хочу лежать в кровати и слышать шум города, а не местную звенящую тишину, от которой у меня в голове эхо. И я уж точно не собираюсь закидываться таблетками, после которых у меня раскалывается голова, только потому, что мать застала мой нервный срыв.- Она не одобряет твой выбор? - спрашивает Гук, прижимаясь к его плечу своим и с интересом следя за тем, как Тэхён из простых линий выводит на бумаге его лицо.- Считает, что все в сфере искусства либо спиваются, либо садятся на наркотики, либо сходят с ума. Вероятно, я у неё отношусь к последнему пункту, - закатывает глаза Тэхён и рисует в углу листа кривую рожицу.Гук смеётся. Смех у него такой же приятный, как и улыбка. Как взгляды из-под ресниц. Как его тепло, окутывающее Тэхёна. Как он весь: с головы до ног. Тэхён никогда ещё не встречал людей, с которыми ему было бы так легко. Гук не нудит и не причитает, не читает нотаций. Гук чувствует его настроение, не лезет с ненужными расспросами и сворачивает любой разговор сразу же, как только замечает в Тэхёне отрицание выбранной темы. Он как будто мысли его читает, и это очень приятно. А ещё будоражит.Ким никогда не был увлекающимся человеком, но в последние несколько дней у него в голове только Гук и никого больше. В скетчбуке теперь вместо абстрактных зарисовок и зарисовок больницы и сада чужие пальцы, губы, глаза, уши в завитках чёрных волос и выпирающие ключицы в широком вороте спальной куртки. Тэхён не понимает, что с ним происходит, и не хочет задумываться, если честно. Зачем, если всё хорошо? Зачем, если рядом с Гуком он чувствует себя целостным? Зачем, если их общение ощущается так, будто давно потерянный пазл наконец-то встал на своё место?- Почему мы никогда не видимся днём? - спрашивает Тэхён на шестнадцатую ночь их общения, открыто любуясь сидящим на подоконнике Гуком.- Не люблю дневное время. Шумно, ярко и слишком много людей, - пожимает плечами Гук и озорно улыбается ему. - А что, скучаешь без меня?Скучает? Это слово не подходит. Тэхён целый день только и делает, что ищет Гука глазами. Оборачивается постоянно, крутит головой по сторонам и уже обошёл каждый закуток сада в попытке найти какие-нибудь укромные места, где парень мог бы прятаться. Ким даже невзначай спросил у одной медсестры, где ему можно найти Гука, но женщина постучала пальцем по губам и с задумчивым видом сказала, что не припоминает пациентов с таким именем. Похлопала его по плечу и пояснила, что некоторые приезжают совсем ненадолго, и их даже запомнить толком никто не успевает.Тэхён тогда испугался, что Гук уехал, не попрощавшись, но парень пришёл к нему на следующую ночь, как ни в чём не бывало. Ким даже подумал, что будь это фильм о несчастном поехавшем крышей художнике, Гук мог бы быть его музой, являющейся в ночи. Вот только Гук не иллюзия и не порождение больного разума. Он живой и настоящий. У него тёплые пальцы, которые приятно держать в своей ладони, и мягкие волосы, которые Тэхён иногда перебирает, задумавшись о чём-то, пока они оба сидят на полу возле распахнутого окна, ветер из которого приносит прохладу и свежесть цветов.- «Красивое - красивей во сто раз, когда красу венчает благородство. Так роза восхитит не только глаз: есть в нежном аромате превосходство», - слышит Тэхён свой собственный голос, звучащий отдельно от сознания.Гук вскидывает брови, слушая его, а после резко отворачивается. Сидит какое-то время так, перебирая пальцами длинные рукава пижамной куртки, а после чуть поворачивается и смотрит на него из-под ресниц, прикусывая нижнюю губу. Щёки горят румянцем таким ярким, что Тэхён видит его даже в полумраке коридора. Сердце сладко щемит. Хочется подойти, сгрести в объятия и, быть может, даже поцеловать. Но всё, что Ким позволяет себе, это взять Гука за руку, переплести их пальцы.- Всегда думал, что Шекспира зачитывают влюблённые, - едва слышно шепчет Гук.Тэхён медлит, а после возвращается в свою палату, откуда выходит со скетчбуком в руках, который протягивает слезшему с подоконника Гуку.- «Так пусть же книга говорит с тобой. Пускай она, безмолвный мой ходатай, идет к тебе с признаньем и мольбой. И справедливой требует расплаты», - криво улыбается Ким.Он ждёт любой реакции на рисунки внутри скетчбука, но Гук его удивляет. Он перелистывает страницы с трепетом, краснеет всё сильнее, стоит только увидеть зарисовки обнажённой спины или острых ключиц, но всё это не касается его глаз. В глазах парня Тэхён видит боль, тоску, печаль и сожаление. Он понимает, что произойдет, ещё до того, как Гук откладывает на подоконник скетчбук и крепко его обнимает. Обнимает крепко, жадно, без желания отпускать. Но всё равно отпускает. Прижимается губами к его скуле и подаётся назад, показывая покрасневшие глаза.- Прости, - шепчет Гук, отступая всё дальше и дальше от Тэхёна. - Прости. Это я во всём виноват. Прости...Когда Гук поворачивается спиной и срывается на бег, Тэхён дёргается за ним, но останавливается уже через несколько шагов. Это ни к чему. Сейчас, когда они оба в раздрае, нормального разговора и объяснения не получится. Тэхён дождётся Гука и объяснится с ним в своих непонятных, но кажущихся невероятно важными чувствах позже. Так для себя решает парень, забирая скетчбук и возвращаясь в палату.Не зная, что Гук больше не придёт.

***

В ночной темноте в палату тихо проскальзывает фигура. Таясь в тенях и бесшумно ступая босыми ногами по полу, она подбирается к спящему в позе эмбриона человеку и замирает возле постели. Тэхён во сне хмурится. Губы плотно сжаты. Кулаки стиснули подушку. Дрожащие холодные пальцы касаются морщинки между бровями, разглаживая. Хочется разбудить и вновь увидеть красивые глаза, напоминающие янтарь. Хочется разбудить, чтобы услышать сонное хриплое «Гук?» и почувствовать тепло и крепость объятий, ставших родными и желанными за такое короткое время.Но он не может. Не может, потому что будет только больнее. Не может, потому что завтра Чонгука выписывают. Гука выписывают. Их выписывают. Это последняя ночь в больнице. Последняя ночь, когда он может увидеть Тэхёна, прикоснуться к нему, насладиться его теплом. Но Гук не смеет. Всё, что он позволяет себе, это коснуться губами скулы спящего и открыть его скетчбук, лежащий на тумбочке, чтобы вложить между страниц засушенный цветок пиона.«У сердца с глазом тайный договор...», - выхватывают глаза часть сонета Шекспира, и сердце больно сдавливает в клетке из рёбер.Справа от сонета нарисован он Чонгук: растрёпанные волосы, дурацкая пижама в мелкий синий цветочек и босые ноги. Невыносимо больно видеть это. Невыносимо больно знать, что сам виноват во всём. Ведь всего лишь хотел помочь Чонгуку, как и всегда, но в итоге запутался в своих же решениях и действиях, поддался собственной слабости, позволил теплу Тэхёна прокрасться в душу. Отравить себя. Цена этого тепла - боль. Цена этого тепла - тоска и отчаяние. И заплатит эту цену не только Гук. Цена эта аукнется и Чонгуку.- Прости, - шепчет он едва слышно, глядя на сжавшегося ещё сильнее во сне Тэхёна. - Я так виноват...Дверь за ним закрывается так же бесшумно, как и открылась. Произнесённое на выдохе во сне «Гук», подхваченное сквозняком из открытого окна и унесённое в сад, остаётся неуслышанным.

***

- Куки, ты в порядке? Выглядишь не очень, - взволнованно говорит Чимин и касается его руки, мягко сжимая пальцы и заглядывая в сонные глаза.- Прости, - криво улыбается Чонгук и сжимает его пальцы в ответ. - Проблемы со сном. Такое постоянно после визитов в больницу.- Не сказал бы, что раньше ты был в подобном состоянии, - поджимает губы Пак. - Ты выглядишь разбитым.«И чувствую себя так же», - мысленно отвечает Чонгук, но в реальности только отпускает руку друга и принимается за свой переслащенный капучино.С момента выписки из больницы прошёл уже месяц, а Чонгук никак не может оправиться. Раньше такого не было даже после приёма тяжёлых лекарств на первых порах лечения. Чонгуку кажется, у него выскребли нутро, оставив зияющую дыру. Кажется, будто он забыл что-то важное, упустил нечто жизненно необходимое. Сердце болит. В груди тянет и ноет. Чонгук часто просыпается с мокрым от слёз лицом и не может вспомнить, что ему снилось. Что он такое видел в своих снах, причиняющих столько душевной боли?А ещё никак не отпускают мысли о Тэхёне. В последние дни перед выпиской Чонгука тот как будто был чем-то взволнован и опечален. Не то чтобы Чонгук следил, сумев под конец обуздать свой порыв постоянно наблюдать за парнем, но даже нескольких взглядов украдкой из очередного укрытия, окна или тени было достаточно, чтобы понять: у Тэхёна что-то случилось. Что-то, что не позволяло ему, как раньше, наслаждаться музыкой, рисованием и отличной погодой. В моменты, когда Чонгук видел его такого, печального и поникшего, ещё острее хотелось подойти и спросить, всё ли в порядке, но Чон так и не смог пересилить себя и сделать шаг навстречу тому, чего желал всей душой. Трусливый идиот. Чонгук ненавидит себя за это, и ненависть эта порой так сильна, что пугает парня. А о том, что пугает его, Чимину лучше не знать. Чонгуку своих проблем хватает. Не нужен ему постоянный надзор и пустые причитания Пака.- О, смотри. Снова репортаж о том нашумевшем художнике, который выставляется инкогнито под псевдонимом «Ванте», - тычет ложечкой в сторону включенного телевизора Чимин, подпирая подбородок кулаком. - Его картины просто бомба. Я ничего не понимаю в искусстве, но это реально круто. Столько чувств в игре света и тени, что даже чурбан вроде меня проникается тайным смыслом и посланием. Говорят, у него через пару месяцев будет новая выставка. Цикл картин, посвящённых сонетам Шекспира. Интерпретация, сакральный смысл и всё такое. Интересно.Чонгук поднимает взгляд на экран, где показывают картинную галерею, и уже собирается отвести взгляд, как что-то внутри замирает. Взгляд впивается в одну из картин, на которой изображено распахнутое окно, грозовое небо, взлетевший кружевной тюль и яркие пышные пионы. В репортаже говорят, что это одна из ранних картин, и художник давно ушёл в другой стиль, но Чонгук взгляд отвести не может от этого полотна. И даже когда репортаж заканчивается, и начинают транслировать другие новости, Чонгук всё смотрит сквозь экран телевизора, видя перед собой яркие бутоны цветов и чувствуя их запах.«У сердца с глазом - тайный договор: они друг другу облегчают муки, когда тебя напрасно ищет взор и сердце задыхается в разлуке. Твоим изображеньем зоркий глаз даёт и сердцу любоваться вволю. А сердце глазу в свой урочный час мечты любовной уступает долю», - вдруг звучит в голове тихий едва слышный надломленный тоскливый голос.- «Так в помыслах моих иль во плоти ты предо мной в мгновение любое», - вслух продолжает Чонгук, до побеления костяшек пальцев сжимая стаканчик с капучино и не замечая этого. - «Не дальше мысли можешь ты уйти. Я неразлучен с ней, она - с тобою. Мой взор тебя рисует и во сне. И будит сердце, спящее во мне».- Куки? Ты чего это? - удивлённо вскидывает брови Чимин. - Что за стихи? Откуда это? Чонгук дёргается как от пощёчины, переводит растерянный взгляд на Чимина и растягивает дрожащие губы в улыбке. В голове неприятно звенит. Сердце снова больно ноет. Он не знает, что это за стихи и откуда они. Он не знает, что это был за голос в его голове: его и не его одновременно. Он не знает, почему так напрягся, услышав репортаж о незнакомом художнике, и почему картина показалась ему знакомой своим исполнением, подачей. Он не знает, почему так больно внутри и хочется плакать. Не знает. Как не знает и о том, почему, несмотря на все эти чувства, от этих строк веет теплом.

|End|