От лица Толика.

― Даже не простишься с ним?

Она положила голову на сложенный в кулак ладонь и сделала вид, что не расслышала меня. Дверь открылась, и сильные руки вытащили мое тело наружу.

― Они что-то готовят. ― Тихо проговорил Герман, утаскивая подальше. ― Но ничего не говорят.

― О чем это ты? 

Он в ужасе взглянул на меня. Времени объяснять не было, а слов было так много.

― Следи за тем, чтобы она не оставалась одна. ― Герман хорошенько встряхнул меня за плечи. ― Я знаю, что у тебя голова сейчас не Мией забита, но обещай мне, Толик, что присмотришь за ней! Обещай!

― Угомонись! Я обещаю!

Он подал мне руку. Я с силой пожал ее.

Поднимаю голову и понимаю, что Мия следила за нами все это время через боковые зеркала. Она смотрит так настороженно и внимательно, что мурашки пробегают по спине.

― Надеюсь, еще увидимся. ― Герман провожает обратно до машины. На последок он хлопнул меня по плечу. Нам обоим тяжело верилось в то, что мы еще встретимся.

Дверь хлопнула.

Я ищу Маю, но она не появилась. "Дай ей время, ― говорит Мия, ― но что, если минуты с ней подошли к концу? Какой тогда смысл было влезать в эту историю?"

Огромные ворота загородного дома стали отворятся, и чувство, будто нас специально выбрасывают об скалы бушующего моря увеличилось. Я украдкой бросая взгляды на Мию, которая всем своим поведением показала, что не собирается разговаривать.

― Да не ссыкуй, парнишка. ― Михей поворачивается ко мне и улыбается своими золотыми зубами. ― Довезем вас без проблем.

― Если сопровождать нас поставили таких барыг из девяностых, то у меня сотня причин для переживаний.

Михей резко помрачнел и дернулся ко мне, но Мия, с поразительной скоростью, вытянула руку и будто бы прикрыла меня. Другая ее рука, которая за неделю тихого пребывания в доме Александа почти что зажила, замерла у пояса.

― Не тронь. ― Прошептала она с явной угрозой, почти что как змея гипнотизируя Михея взглядом.

Я поразился этой перемене. Минуту назад она была полна апатии и нежелания, а сейчас уже мысленно точит ножи за меня. Герман прав: что-то здесь неладно.

Машина постепенно набирает скорость, Михей отступает и больше даже не смотрит в нашу сторону. На лице Мии показалась прежняя отстраненность, и, усевшись поудобнее, она закрыла глаза. Я ощущал себя в бомбе, которая вот-вот должна взорваться.

Невольно мой взгляд прошелся по ее одежде. Она была вся в черном, в удобной толстовке и обтягивающих штанах, которые обычно девушки носят на уроках физкультуры, чтобы ничего не мешало двигаться. На талии ― пояс, за который держалась ее рука. Она больше не кажется мне тем человеком, которого нужно защищать. Она та, что сама себя защитит. Более того, кинется спасаться других, даже просить не нужно будет.

Гробовая тишина. Кажется, Мия спит. Или же делает вид. Я больше склоняюсь ко второму варианту. Она плотно пристегнута, я из легкого напряжения делаю то же самое, хотя никакой безопасности ремень не гарантирует. "Во что же я ввязался? Черт. Черт!" ― кричит внутренний голос, но я заставляю себя быть сильным. Если я сорвусь, кому это сейчас поможет?

Нужно быть внимательным, но нельзя этого показать. Если слова Германа ― сущая правда, то кому я могу доверять? Мия ведет себя странно. Но я ей доверяю. Она готова заступиться за меня перед отъявленными бандитами. Это вызывает уважение, но и пугает тоже. Она рискует, словно ничего не боится. Словно у нее уже нет причин чего бы то ни было бояться.

Все быстрее и быстрее... Нет никакого снижения скорости на поворотах. Куда так гонят, если нас просто перевозят? Я начинаю оглядываться, как в отражении стекл встречаюсь со взглядом Мии. Она не спала все это время, она следила. Ее палец медленно движется к губам. "Тс-с", ― говорит ее жест. Я тяжело сглатываю. Она смотрит на меня с широко открытыми глазами, ее губы молча говорят одно только слово: "Прости".

Сейчас должно что-то начаться.

Михей тяжело пошевелился и оглянулся несколько раз назад. Я не выдержал и взглянул назад, но ничего не увидел. Был один назойливый звук, который никак нельзя было различить. Что-то ехало за нами в медленно опускающейся темноте.

― Что за херня... ― Через зеркало пытается разглядеть наш водитель, как рука Михея взметнулась в его сторону, и раздался оглушающий выстрел. ровно один. Как стук сердца.

Сумасшедший визг шин, машина съезжает на обочину и падает в кювет. Автомобиль проезжает без водителя еще несколько метров, подскакивает и... переворачивается с грохотом, руша кусты деревьев.

Перед глазами все плывет, а в голову лезут странные мысли. Мой мир перевернулся в прямом смысле этой фразы. В тело врезается ремень безопасности, он давит на ребра, и мне становится тяжело дышать. Рука сама тянется в сторону Мии, неожиданно находя ответ в теплом касании.

― Потерпи. ― Хрипло отвечает она, разрушая темноту перед глазами.

Я смутно вижу, как она выворачивает свою больную руку и вытаскивает с большим трудом из-за пояса нож. Мы висим головой вниз, отчего все становится еще тяжелее. Я не мог себе представить то, что она вообще сможет выбраться, но через несколько секунд тяжелых вздохов и удерживаний криков, девушка сумела вырваться наружу.

Меня охватывает сумасшедший страх. Что, если она оставит меня здесь? И я буду висеть вниз головой до тех пор, пока окончательно не потеряю остатки разума. Но нет. Дверь с моей стороны не была раздроблена так, как это произошло с дверью Мии, отчего вышибить ее было куда тяжелее. Мия колошматит ногами, бьет со всей силы, и наконец-то груда железа поддается ей.

Нож вырывает меня из оков ремня, Мия успевает схватить мою голову так, что я не ударяюсь.

― Давай, вылезай, Толик. ― Хрипит она, спасая меня.

Вдруг дышать стало легче, и вечерняя прохлада окутала меня. Я лежал на траве, противно кашлял и хватался за те места, где боль была ощутимее всех. Я не вижу больше Мии, только слышу, как из машины пытается выбраться кто-то еще.

Один чертовы выстрел. Он начал все.

Пытаюсь приподняться, но Мия ловко придерживает меня за плечи.

― Я сама. ― Коротко говорит она, как я снова теряю сознание, видя в последний раз  раздробленные осколки стекла с каплями крови. Перед глазами то темнота, то свет. Я приподнимаюсь на локтях, схватываюсь за голову и вижу, как Мия колошматит дверь со стороны Михея. Но все это не похоже на то, что она пытается его спасти. ― Это сделал мой отец, да? ― Орет она. ― Ну же!! Ответь мне, и я вытащу тебя!

Не слышу. Пытаюсь встать и мне это удается. Опираюсь о дерево. С моей стороны видно тело Михея, на которого навалилось кресло. Поэтому он не может выбраться. Его рука бьется в конвульсиях. Я приглядываюсь и вижу, что ладонь его тянется к пистолету, что висел на ремне водителя.

― Мия!! Уходи!

Одежда ее взметнулась от быстрого порыва ветра. Я запомнил ее страшные глаза, как раздался второй за сегодня выстрел. Мне страшно смотреть в эту сторону. Я с трудом поглощаю в себе животный ужас, как вижу Мию, которая нервно прячет нож за пояс.

Она подходит ко мне размашистыми шагами, но я кричу о том, чтобы она не двигалась.

― Что ты сделала? Что вы все задумали?!― Паника полностью захватывает разум. Мия хмуро смотрит, снова идет прямо на меня и неожиданно дает сильную пощечину.

― Я вырубила его. ― Резко ответила она, как замахнулась во второй раз и снова ударила. ― Пришел в себя?

И правда стало легче.

Машина стояла в нескольких метрах от нас, напоминая собой груду металла. Часть ее деталей отлетела в неизвестные стороны. В разгорающемся закате дня природа ожила совершенно другими красками. Мой нос учуял ясный запах бензина...

― Сейчас взорвется!

Мия откидывает меня за дерево и падает рядом со мной. Кажется, что проходит целая вечность, как раздается жуткий взрыв! И снова непонятная боль в висках, снова я ничего не вижу. Она хрипит, пытается встать, но в этот раз я прихожу в себя куда быстрее. Девушка начинает задыхаться от опустившегося дыма, и я нахожу в себе силы, чтобы оттащить ее подальше. Вся мертвенно бледная, она постоянно схватывается за лицо и ведет немой диалог с самой собой.

Как только отбрасывает мои ладони от своего тела, я понимаю, что все это было запланировано. Она ясно знала, что все так и произойдет.

― Ты можешь скрывать свои планы от Германа, но только не от меня! ― Я готов был даже ударить ее, но Мия повернулась ко мне и хрипло рассмеялась.

― Вот неугомонный. ― Покачала она головой, собираясь с духом.

― Вы ведь все спланировали, да? И нож у тебя оказался не просто так!

Она встала и прислушалась.

― Нет времени объяснять. Они нашли нас.

― Что?..

С размаху я ударяюсь об дерево, и рот мой затыкается ее ладонью. Ее глаза так и бегали по окружающей нас обстановке. Я промычал что-то невнятное о том, чтобы она меня отпустила, но Мия взглянула на меня столь гневно, что сделай я что-то не так, она бы просто разорвала меня на кусочки. И я послушался ее. Доверился.

― Я отдам тебе свой нож. ― Тихо шепчет она, машинально отдавая мне холодное оружие. Еще какой-то предмет скользнул мне в карман. ― Вы баловались в метании с Германом, я знаю. Так что тебе, если что, поможет он больше.

― Зачем? ― Испуганно спросил я, пытаясь прислушаться.

Поразительно тихо! Даже слишком, отчего становилось более жутко. Мне было страшно именно от того, что я не знал того, на что именно способен мой враг. Убегать от школьным учителей намного проще, чем от конченного психопата. В школах ты более свободен и раскрепощен. Здесь же ты ― мишень. И это заставляет чувствовать себя маленьким мальчиком, не способным бороться.

Но из нас двоих трусил только я. Мия же выглядела так, словно ни спровоцированная авария, ни тихо шедшие в нашу сторону ее не пугали.

― Слушай внимательно! Михей ― предатель. Его подкупил мой отец. Первый пункт его плана выполнен успешно. Мы выброшены в лесу без единого шанса на спасение.

― Какой пункт второй? 

Мы переговаривались шепотом чертовски быстро. Мия вдруг схватила меня за руку и повела вперед, не оглядываясь.

― Пристрелить меня.

― Я не позволю! ― Шепот слишком громкий. Мия шикнула на меня и повела быстрее. Из быстрого шага мы перешли на бег.

― Должен! Это часть нашего плана! Просто доверься мне, прошу! ― Взмолилась она, постепенно начиная задыхаться. Она то и дело схватывалась за голову, словно та страшно гудела. Не удивительно, я сам чувствовал себя разломанным. 

― План? И какое место в нем играю я?

Она бросила один только взгляд на меня, и я ощутил всю серьезность ситуации куда больше, чем мог.

― Ты обязан выжить. 

Все нутро сжалось от таких слов. С ней было бесполезно спорить. Она или же эти неизвестные "они" решили все без меня. Что делать? Так глупо подчиниться? Герман не простит. Да и я сам дал обещание. Но если пойти против ее плана, позволить ее пристрелить... Вдруг я понял, почему они выбрали меня. Я был более холоднокровен к Мии, чем Герман. Даже сейчас я позволяю себе рассуждать, а Герман просто прикрыл бы ее собой, твердо уверенный в своих инстинктах.

― Если все это кончится сегодня, то Мая будет в полнейшей безопасности. ― Кидает она через плечо, и я проклинаю ее. Знает, на что давить, знает, как сделать так, чтобы все шло по ее версии. ― Если нет, то мой отец просто рано или поздно уничтожит ее.

Я врезаюсь в спину Мии, и понимаю, что дальше мы никуда двигаться не будем. Перед лицом скрипела обвалившаяся и заржавевшая кладбищенская ограда. Мия с секунду оглядела тихое кладбище, словно вспомнив что-то, и подала мне руку.

Сказать честно ― я ненавижу кладбище. Никогда не тусовался в этих местах, считал их жуткими и давящими. Мия видит мое побледневшее от страха лицо и почти что горько смеется.

― Придется вытащить сегодня парочку трупов.

Чуть бы не блеванул, представляя гниющие скелеты в гробах, и червяков, что медленно поедают плоть.

― Они идут сюда. Ты должен спрятаться. ― Она указывает на высокий старый памятник вдали. Я в нерешительности остановился. ― Давай! Мы должны покончить сегодня с этим!

― Но ты...

― Пошел!! ― Она выталкивает меня на дорожку между могил, и я оставляю ее одну на полнейшее растерзание тем, кто уверенно появился из леса и двинулся по пустому полю.

Тело само рухнуло за памятник, что полностью скрывал меня. Я схватился за голову, борясь с собственной совестью и сбившимся дыханием. Из кармана выпал телефон. И в голове все стало на свои места.

"Я должен заснять ее убийство!" ― подумал я в ужасе, оглядывая кладбище.

Мия бросила в мою сторону последний взгляд, будто бы прощалась навсегда. Нет, я не смогу просто так сидеть! Только хотел вскочить, как на приличном от Мии расстоянии остановилась целая группировка, которую возглавлял Олег Харитонов.

― Ну, не далеко же ты убежала, доченька. ― Он с гадской радостью заулыбался, и я понял, что если выбегу ― нас прикончат обоих, как ни в чем не бывало. И наша смерть не принесет никакой пользы. Тогда рука сама схватила телефон...

Не помню и дня, чтобы я видел такую храбрость. Она не согнулась от страха, не выразила ни единого намека на то, что собирается сбежать. Единственное, что она сделала ― это расправила плечи и прямо посмотрела на отца и его друзей, которые уже держали пистолеты наготове.

― А я не собиралась убегать. Просто выбрала место для встречи более приятное. ― Мия нагло прислонилась к изгороди и сложила руки на груди.― У нас много времени, и разговор будет долгим.

― О нет, дорогая, на сегодня никаких разговоров. ― Ее отец покачал пальчик так, словно отругал маленькую девочку за то, что та съела больше сладкого, чем ей было положено. ― Ты уже давно сделала свой выбор, сбежав с щенком Громова.

― Кстати, о Громове! ― Какую же странную ведут они игру! Обмениваются любезностями, а сами держат Мию на крючке. ― Я ведь имею право на последнее слово?

Но нервы друзей ее отца были на пределе. Они вдруг схватили ее за шиворот и кинули к ногам отца. Мия даже и не вскрикнула. Интересно, возникла ли гордость у отца за такую выдержку?

― Валяй. ― Отвечает он, после того, как долго разглядывает ее лицо. Держа ее за горло, девушку заставляют смотреть на отца снизу вверх, словно обозначая весомую иерархию. Я не вижу ее эмоций, но уверен, что она не поддается на эти провокации и остается храброй.

― Почему именно Громовы? С чего началась эта вражда? ― Выдохнула она, захлебываясь от удара по животу. Отец поднял руку, и ее оставили в покое. На время.

― Ненависть всегда начинается с любви. ― Усмехается Олег Харитонов, пиная землю, которая попадает на лицо девушке. ― Оба влюбились в твою грязную шлюху мать. Вот только досталась она мне первой. У Стаса духу не хватило трахнуть ее против воли.

"Досталось", ― пронеслось тогда в голове Мии, и она чуть бы не накинулась на отца с кулаками. Но в этой пьесе ей отведена одна только роль, и она неукоснительно следовала ей.

― Мама никогда не принадлежала тебе! ― Кричит она с едкой издевкой. ― Мама всегда любила Стаса Громова!

Отец присел перед ней на корточки.

― А ты знаешь, почему она все же осталась со мной? ― Сладеньким тоном почти что пропел он, растягивая рот в улыбке. ― Да потому что забеременела тобой. Из-за тебя, Мия, она обрекла себя на жизнь с таким человеком, как я.

Мия смокла. Ее костлявое, но сильное тело попыталось встать ― ее толкнули на землю обратно. Неужели, он ее сломал? Не верю! Ну же, вставай, Мия. Не смей сдаваться прямо сейчас.

― Ты ненавидишь всех, кто лучше тебя. ― Вдруг выплюнула она. ― Мама всегда любила Стаса, но была верна тебе. Ты не был равен ей в верности, поэтому и уничтожил ее. Стас же был достойнее тебя, поэтому ты прервал его жизнь, отправив в тюрьму.

― Да, я засадил его в тюрьму!! ― Вспыхнул конченный папаша и с размаху ударил ее по лицу. Мия перевернулась на спину и заулыбалась. ― Но кто мне в этом помог?! Ты, милая моя! Уговорить тебя выступить с ложными обвинениями на "дядю Стаса" было проще простого! Даже ничего взамен предлагать не пришлось. Ты все время помогала мне в грязных делишках, так что не смей обвинять меня в чем-то!

Их разговор затягивается. Дружки Харитонова нервно переглядываются между собой, поскольку знают, что эта девчонка способна на многое, а в ярости их предводитель теряет голову.

― Но к матери Германа я не имею никакого отношения! Ты сам довел ее, подсылая к ней всяких отморозков! 

И тут уже дружок отца рывком поднимает ее и трясет за плечи так сильно, что можно было потерять сознание. Разумеется, он действует по приказам отца Мии, который все больше и больше злился от выкриков дочери. Он не привык к тому, что его в чем-то упрекают и обвиняют.

― Она начала влезать в мои дела! Сидела бы дома и скорбела бы молча ― ничего бы не случилось!

― Ты преступник!

Ее начинают откровенно избивать, пытаясь заставить замолчать, но Мия упрямо терпит все выпады.

― Да, но что с того?! 

На все кладбище раздался оглушающий женский хохот. Это Мия откровенно смеялась над отцом. Не знаю: были ли это настоящие эмоции или же истерика, но всем стало необычайно жутко.

― Что с того, если я пристрелю тебя через секунду!

― Стреляй. ― Вальяжно отвечает она.

― Поднимайся!!

От бешенства отец ее выхватывает из рук дружков пистолет и целится прямо в Мию.

Ее спина изогнулась, а руки крепко уперлись в землю. Она медленно, пошатываясь, но не теряя гордости, встала прямо перед ним. Тогда-то я и увидел ее избитое до крови лицо, на котором красовалась счастливая улыбка, причин которой мало кто понимал, кроме нее самой.

― Ну же, убей меня. ― С вызовом призывает она и задирает голову.

Я вспомнил, как она точно так же просила Германа когда-то ударить ее на драках, только бы прекратить бессмысленный мордобой.

Рука ее отца не дрожит.

Ветер усиливается. Облака несутся по небу с быстрой скоростью, словно наперегонки. С красным отливом, они возвышаются над нами и говорят о том, что Господь неотрывно следит за всем, что происходит с его рабами.

Мия успевает вытереть рукавом кровь с лица.

― Возмездие!!

Страшный вопль, как гром прорезает наступившую тишину, и раздается невыносимый сердцу последний, третий выстрел.

Расправив руки, словно птица в полете, она падает на землю.

Из пистолета выходит легкий пар, который поглощается вечерним воздухом. Вороны взлетают над нами, и их карканье заполняет режущую тишину.

Сердце мое перестало биться.

Я запомнил из этого дня только то, что рука замертво держала телефон до самого последнего мгновения. Запомнил, как тело выбросом вскочило, а рука моя взметнулась в воздухе... Запомнил, как полетел в сторону Харитонова нож... Запомнил, как оружие вонзилось в плечо, и его пальцы, нажавшие в эту же крохотную секунду на курок, дрогнули, и мужчина упал. Запомнил, как один за другим дружки Харитонова начали стрелять в мою сторону, пока он не приказал оттащить его от этого проклятого места. Запомнил, как трава подгибалась и вставала обратно от стихии ветра там, где была Мия.

Жизнь продолжала свое вечное течение, а Мия не вставала. Я ждал, что вот-вот, со стонами боли, она покажется из травы и улыбнется мне своей привычной улыбкой. И я пойму, что кошмар подошел к концу.

Но этого не произошло.

Тогда я осторожно оставил телефон у памятника, и заковылял к тому месту, где был сыгран последний этюд истории.

Она, словно мертвая Офелия, лежала в траве с закрытыми глазами. Ну же, открой их. Скажи, что все это шутка.

Мои дрожащие пальцы коснулись ее еще теплого лица. Я схватился за руку девушки и закричал что-то нечеловеческое. Она отдала мне свой нож, которым могла защититься. Отдала и телефон, чтобы после... Я в ужасе стал оглядываться, звать на помощь, надеясь, что телефон, пусть и без проклятой симки, приведет их к нам.

Спасите ее!! Не дайте ей погибнуть!! Эй! Мы здесь! Найдите же нас, ублюдки! Мия умирает! Не позвольте ей уйти!

Я орал во все горло, продолжая держать ее за руку. Тепло ускользало от меня. Тогда я от паники стал бить ее по щекам, прося проснуться и больше никогда так не шутить со мной. Но она все не просыпалась.

Ветер хлещет меня своими жесткими прутьями. Я пытаюсь подняться на ноги, но они не держат. Она вся холодная, она вся бледная, точно смерть. Мои крики звучали в голове. Надрываясь от животного ужаса, я отскочил от нее и упал в высокую траву.

Облака сгущались. Они, как Господня ярость, устрашали нас, живых. Колосья неизвестного растения тянулись вверх. Лунный свет колыхнул сквозь громоздкие облака и осветил кресты могил.

Я вдохнул полной грудью и заплакал.

Все было кончено.

Хриплый жизни вдох.

***

Тяжелые ботинки ступили по осенней грязи. С омерзением осмотрелась и пошла дальше, пряча пол своего лица в шарфе. Глаза болели от того, что я практически разучилась засыпать по ночам за последние полгода, а беспощадный ветер только усиливал раздражение.

Не привлекая внимания, я прошла под аркой, даже не перекрестившись, хотя того требовали религиозные догмы.

"Доказательства бумажные есть, но от них легко отделаться. Нужно что-то более стоящее", ― назойливые воспоминания сами напомнили о себе.

Я сплюнула и заторопилась. Кроны деревьев подгибались чуть ли не до земли от бушующего ветра. Очень много ворон. Даже слишком. Темные пятна перед глазами заполняют все небо.

"Вы понимаете, к чему я веду?" ― бархатистый мужской голос в темном кабинете.

"Более чем", ― мой голос не дрогнул, но в горле поселился комок ужаса.

"Нам нужно чистосердечное признание от него, но Олег всегда осторожен, внимателен и холоднокровен. ― Аккуратные длинные пальцы складываются в счете качеств моего отца. ― Но не в одном..."

Усиливаю шаг, отчего в боку закололо. Надо же. Совсем недавно я свято клялась врачу в том, что буду беречь себя и свое здоровье, а сейчас нарушаю обещание. Хотя какая разница!..

"Во всех отношениях с вами Олег допускает одну ошибку за другой. Мы должны воспользоваться этим. По-другому... "

"Прекратите! ― Я уперлась локтями в колени и с ненавистью испепелила пол. ― Я знаю к чему вы ведете. И я согласна с вами. Я должна завершить эту игру, а не кто-то другой! Просто скажите, что мне нужно сделать!"

Нога подкосилась, и я рухнула на колени прямо перед огромной лужей ― пошли волны. Я взглянула на свое отражение и быстро запихнула волосы обратно в шапку. Отряхнув штаны, двинулась дальше, мельком бросая взгляды на памятники и надгробия.

"Мы заманим Олега на место, которое не будет вызывать у него никакого доверия, но которое расшатает его эмоциональную устойчивость. Скольких он зарыл на городском кладбище даже не подсчитаешь. Надеюсь, что мертвецы испугают его..."

А мертвецов было много. Я старалась не глядеть на их мутные взгляды на памятниках, но глаза сами прочитывали бесконечные имена и не бесконечные годы их жизни.

"Недавно я узнал, что Михей куплен и что он сливает информацию Харитонову. Я отправлю вас с ним по пути к кладбищу. Уверен, что случится авария . ― Многозначительно посмотрел Александр на меня и сплел свои пальцы. ― Будьте готовы к этому".

"Герман не отпустит".

"А причем здесь мой племянник?.."

Нервы мои не выдержали, и я, шатаясь, прислонилась к стене полуразрушенного склепа. Этим летом его пытались сжечь. Остались одни голые грязные стены, окна выбиты, а крыша покоится на земле. По слухам, порезвились местные готы. Но, разумеется, я в это не верила.

"В таком случае... Отправим с вами Анатолия. ― Александр призадумался, что-то вычисляя в своей голове. ― Даже лучше. Он третье лицо, не имеющее отношение к этому делу. А запись будет показана так, словно он простой очевидец..."

"Вы думаете, нам поверят?"

"Если Харитонов сознается хотя бы в половине им сотворенного на камеру, я упеку его в тюрьму, откуда он точно не выйдет. В своем плане я уверен".

Медленно втянув дым сигарет, я более менее расслабилась. Остатки стен защищали от беспробудного ветра. Я отдохнула немного, взглянула на часы и двинулась дальше.

"Но для большего эффекта..."

"Он должен убить меня. Я понимаю".

"Хотя бы выстрелить в вашу сторону. Я дам вам нож, которым вы сможете защититься. Отдал бы пистолет, но возникло бы слишком много ненужных вопросов".

Но уже тогда я прекрасно знала, как распоряжусь всеми дарами.

"Ты в большом риске, Мия. И я бы хотел тебя попросить о том, чтобы ты написала все свои показания на бумаге здесь и сейчас. Я не могу рисковать сведениями".

Пройдя через высокую траву, я знатно вымокла, но не остановилась. Сигарета уже была выкинута подальше, толку от нее сейчас никакого. Перебирая руками и ногами, я вышла на дальнюю сторону кладбища и оглядела заросшие высохшей травой могилы.

Осенний туман медленно бродил между холмиками, обволакивал кресты и исчезал в терновых кустах.

Здесь давно никого не было.

"Отец не появится один. У Толика мало шансов выжить".

"Ему нужно только заснять. Никакого геройства я от него не требую. Пусть не высовывается".

"Но Герман..."

"Что "Герман"?" ― Ощетинился тогда мужчина.

Я втянула побольше воздуха и не спеша подошла к заветному месту. Остановилась у самой ограды и вытащила из большого дорожного рюкзака букет живых цветов, какие только сумела найти в это холодное время у торгашей.

"Не простит..."

Выглядели они поломано и помято. Я отворила калитку и ступила на землю, в которой покоилась моя мать.

Обычно ведь что-то говорят, верно? Как-то приветствуют, здороваются... Но что сказать покойнику? В горле сжалось, рука намертво вцепилась в старую ограду.

Привет, мама.

Она так по-доброму смотрит на меня со своего памятника. Грустные глаза вглядываются в самую мою суть. Я облизала обветрившиеся губы и шумно вздохнула.

Нет, вслух не могу. Она же мертва, так какой теперь смысл в словах.

На ее могиле не были посажены цветы, им неоткуда было появиться. Именно поэтому вид всего выглядел до ужаса серым и заброшенным.

Привет, мама. Скучала?

Я смотрю на ее лик и не могу больше подобрать слов.

Теперь с нами все хорошо... Папа в тюрьме. А я все жду уведомления о том, что он скоропостижно скончался от сердечного приступа, а на деле ― от убийства. Александр обещает, что я дождусь его смерти, и просит не переживать, а я все равно дышать не могу.

Присела на корточки от нахлынувшего бессилия. Рука осторожно коснулась холмика и положила цветы. Долго они все равно не протянут. На небе уже стал виден тусклый солнечный диск. Облака прячут его от нас.

Мама, я устала.

Устала содрогаться от каждого уведомления из суда с просьбой явиться на то или иное заседание. Устала подтверждать участие многих людей в бизнесе отца. Устала быть свидетелем. Устала слышать, что все нужно доводить до конца. Устала от этой чистки.

Мама, я почти что умерла.

Провела месяц, а то и больше, в коме. Помнила только целившийся в меня пистолет и свист пули. А потом больница и восстановление. А потом терапия и новые операции. Надо же какое счастье: пуля попала в легкое, а не в сердце. И правда, я такая счастливица! Но тут помогло не провидение, а вонзившийся в плечо отцу нож. Отец никогда не позволял себе промахиваться, а тут...

Мама, я выжила.

Пережила одного убийцу, подосланного ко мне. Еще одного. Пережила отца, в глаза которого спокойно смотрела в суде. Пережила целую жизнь.

Мама, я осталась одна.

Последнее заседание, последние обвинения. И конец. Глоток свободы. Александр хлопает меня по плечу и поздравляет. Я стояла на ступеньках перед судом и думала только о том, как бы не свалиться здесь же и не зарыдать.

― У тебя будут просьбы, Мия? Я готов помочь напоследок. Подумай и позвони мне.

Последний оставшийся друг.

― Мия, я должен уехать. Ты должна меня понять. ― И Толик уходит из палаты больницы, оставляя после себя только томик стихов Блока, явно переданный мне обратно для вечных терзаний. А я и не удерживаю, потому что сама бы хотела также хлопнуть дверью и просто уйти от всего. ― Прости и прощай.

Мама, я ненавижу это проклятое место.

У меня нет настоящего дома, и я не знала к кому обратиться. Тайное и открытое имущество отца полностью конфисковано ― у меня не осталось ничего. Я сидела на ступеньках перед судом и наивно ждала смерти. Засадила отца в тюрьму. Не знала, где сейчас моя сестра. Я уничтожила мою жизнь ради справедливости.

― Эй, Мия? Это ты?

Из снова из тумана появляется Рахман, подающий мне руку.

― Простите, что втянула ваших родителей в эти разбирательства...

― Все хорошо. ― Мягкая ладонь касается моего плеча, и я в ужасе слышу первые слова от Сашки. У него космический бархатистый голос, напоминавший голос Богдана. От этого голоса, от этого жеста помощи я утыкаюсь парню в грудь и глухо реву от накопившегося внутри меня отчаяния.

― Вы очень храбрая девушка, Мия. ― Появляется женщина небольшого роста в голубеньком брючном костюме. Мать Сашки, выступившая адвокатом моего отца. Он глупо рассчитывал, что эта женщина поможет ему избежать наказания, но она, наоборот, наплюнув на все принципы своей профессии, только больше указала на преступления отца.

― Вы... Вы тоже...

Они забрали меня к себе, но я все равно чувствовала себя лишней. Я отчетливо видела, что женщина помогала мне из вежливости, а порой и из страха.

― Но почему ты вдруг заговорил?

― Потому что мне больше не страшно...

Я протерла переносицу и попыталась отпустить эти назойливые воспоминания. Голова гудела как церковный колокол.

Мама, я должна сбежать.

― Мия? Я рад, что вы позвонили. У меня для вас несколько новостей. ― Александр быстро заговорил по телефону, пока я пряталась в ванной комнате, пытаясь выкурить хотя бы одну сигарету. ― Вы продолжаете оставаться в опасности. Я бы основательно рекомендовал вам сменить имя и уехать куда-нибудь. Вы уже думали об этом? Хорошо, имя для вас я подберу сам. Еще я выполнил вашу просьбу. ― Рука дрогнула, и сигарета провалилась в унитаз. Я скоро смыла ее и попыталась выветрить комнату, чтобы мать Сашки не поймала меня за этим гиблым делом. ― Стеша находится сейчас в Германии, точный адрес у меня имеется. Насколько мне известно, она в полном порядке... Но...

― Что? ― Я села на край ванны и поняла, что одной сигаретой сегодня не обойдусь.

― Женщина, сопровождающая ее, погибла. Я уже отправил запрос на всю информацию, ее вам, вместе с документами, предоставит курьер. Я так понимаю, вы выезжаете за сестрой?

Тогда план спасения и сложился в моей голове. Германия. Я не знала немецкого языка, не знала о всех тонкостях моего побега, но я была уверена, что должна сейчас быть там. У меня никого не осталось, кроме сестры. Возможно, она меня ненавидит за то, что я так просто, без боя, отправила ее в другую страну отсиживаться, когда сама прямо участвовала в войне. Она имеет полное право злиться на меня, но я верю, что со временем она поймет меня. А когда я прилечу и найду ее, она обязательно крепко обнимет меня и зарыдает от счастья...

В Германии на лечении находился Богдан. Я сумела узнать, что сейчас рядом с ним его мать, в то время как отец разбирается здесь, с судом и следователем, пытающимся доказать его виновность. Если бы у меня только получилось найти Стешу, если бы только... я бы рванула за Богданом.

― Курьер прибудет в назначенное время в назначенное место. ― Голос Александра в трубке смолк, но звонок он не сбрасывал.

― А как там...

― Мая пришла в себя, она постепенно привыкает к обществу. Германа я вижу крайне редко.

― Он все еще злится. ― Горькое утверждение. В горле стало першить, и я начала захлебываться в кашле. Как только я успокоилась, обнаружилось, что Александр так и не выключил звонок.

― Я благодарен вам, Мия. Вы спасли мою семью.

И все. Больше ничего я об Александре и не слышала. Он обрубил со мной все общение, которого я и не требовала. Инструкции даны были ясные, он сделал для меня намного больше, чем я вообще могла ожидать.

...Я просидела еще некоторое время у могилы матери. Ноги мои затекли, вставать не хотелось. Веточки трав касались моего лица, приятно его щекотали. Ладонью я стерла дорожки от слез.

― Прощай, мама. ― Выдавила через болезненные спазмы в горле и заревела как маленькая глупышка, которая не знала, что ей теперь одной делать.

Я потерялась и дорогу назад отыскать не могла. Да мне и не хотелось. Я чувствовала, что застыла одна в странном положении: ни назад, ни вперед идти никак не получалось. На мыслях была решительна, а на действиях отчаянно трусила от бессилия. Я так устала и так всего боюсь.

Боюсь, что впереди снова будут опасности, которые повлекут за собой смерти. Боюсь, что останусь с ними одна. Даже сейчас я держусь из последних сил, понимая, что теряю последнюю надежду. А если я не смогу найти Стешу? А если Богдан остался инвалидом и теперь ненавидит меня? А если... Нет, я всего это просто уже не переживу. Я и без того чувствую нескончаемую вину за деяния собственного отца, я постоянно вижу в кошмарах лица убитых, которые судят меня.

Да, я сломлена. От меня ничего не осталось. Внутри меня настоящий кошмар, который не уходит и лишь усиливается в одиночестве.

Я вспоминаю Германа и начинаю захлебываться собственными слезами еще больше.

Он мне нужен... Он мне нужен, черт возьми... Я без него совсем не справляюсь... Как только он исчез из моей жизни, исчезла и самая моя большая надежда. Он любит меня. Я люблю его. Это связывает куда больше, чем штамп в паспорте или же любые другие обязательства. Но все рассыпалось прахом.

Я не видела его с последней нашей встречи, но точно знаю, что он меня не простил. Он догадался, рано или поздно догадался, что мы пустили все на самотек. И он не простил мне того, что я ничего ему не сказала, хоть он требовал того не раз.

Он ненавидит меня.

Все было кончено. Окончательно и бесповоротно. Ему теперь не за чем возвращаться ко мне: честь его семьи очищена, весь город гудел от судебного разбирательства. Слухи не прекращаются и сейчас. Он должен быть доволен ситуацией, он достиг того, о чем мечтал в самом начале. Когда преступления отца вывернули наизнанку, узналось еще больше жертв. И за них отвечать уже пришлось мне. Но случилось это только раз. После первого избиения я нарочно гуляла по самым опасным улицам, только бы получить нож в спину, но ничего не происходило, а чувство безопасности и чужих глаз не покидало меня все время. Паранойя? Вполне возможно. Я провела слишком много времени совершенно одна (без него это давящее чувство было просто невозможным), и, скорее всего, окончательно свихнулась.

Я чувствовала, что он был одновременно и рядом, и далеко. И это чувство убивало меня своей неизвестностью... То мне казалось, что он рядом и сейчас же появиться, то его присутствия не ощущалось несколько недель подряд. "Он не простит. ― Думала я однажды, как мысль моя молниеносно менялась. ― Нет, обязательно простит". Но тогда я еще не понимала, что простить друг друга должны мы оба. За прошлое, за поступки, за множество выкрикнутых от бессильной злобы слов.

Я ломалась с каждым днем как от передоза наркотиками, но все равно просыпалась по утрам, хоть и против своего желания.

Поднимаю взгляд к небу и провожу ладонью по лицу. Моросит легкий дождь, что освежает. Становится намного легче дышать. Я медленно развязываю шарф и чувствую, что что-то тяжелое покидает меня. Солнца нет, оно не обжигает мою кожу, а ветер, на неожиданное удивление, словно мягкая женская ладонь благословляет меня.

Я быстро встаю и двигаюсь прочь от этого места. Курьер, что должен передать мне новые документы и местоположение сестры, скорее всего, уже дожидается у ворот кладбища.

Ускоряю шаг, не оборачиваясь ни разу. Ветер подгоняет меня в спину, как я вспоминаю, что оставила свой шарф у могилы. Я могу развернуться, забрать его, но если я сделаю это ― я точно останусь.

Остановилась и коротко обернулась.

Черная материя зацепилась за калитку и трепетала от порывов ветра.

Перевела дух.

И покрепче сжав рюкзак, ринулась бегом к воротам.

Впереди ― сплошная неизвестность и опасность, что поджидает за каждым углом. За моей спиной ― страшный кошмар, убийства и целая война. Мне некуда идти. И я совсем одна. Мне страшно. Но и стоять на месте я не могу, потому что моя жизнь продолжается, а значит, продолжается и борьба за нее.

Дьявол знатно подшутил над нами. Над всеми нами. Я сотню раз подписывала с ним договор о гибели, но он так и не был исполнен. Я молила о смерти, но в ответ получила жизнь, которую хочешь-нехочешь, а прожить придется.

Я обречена на борьбу.

Пройдя через густые заросли деревьев, только бы сократить свой путь обратно, я понимаю, что замешкалась в какой-то момент и сбилась с пути. Ветви не пропускали слабого утреннего света, везде царила темнота. Вытащи я веревку, крепко ее свяжи на одной из ветвей, так можно было бы покончить со всем разом.

Делаю несколько неуверенных шагов, даже не имея с собой фонарика, как поскальзываюсь и лечу вниз в пропасть... Грязь врезается мне в лицо, а тело, как ненужный мусорный комок, скатывается по горке, вдруг глухо ударяясь об железные прутья кладбищенского забора.

Перед глазами полнейший мрак. Я вытягиваю руки, пытаюсь нащупать землю, но чувство падения полностью обездвиживает меня. Голова страшно кружится, облака надо мной проносятся с небывалой скоростью, превращаясь в воздушные корабли.

Я резко открываю мутные глаза и сталкиваюсь с хмурыми голубыми, на которые все время назойливо падают светлые локоны.

Мы подобны ядерным частицам. Стоит только соприкоснуться, как происходит сумасшедший взрыв, способный снести все на своем пути.

Он ― моя болезнь, которая не дает покоя по ночам и вызывает страх со смесью наслаждения.

Я ― его антидот, который позволяет успокоиться и принести неземное наслаждение.

Он ― охотник. Я ― его жертва.

И как бы сильно я не желала убежать, скрыться навсегда от него ― у меня не получается. Как бы сильно он не желал навсегда исчезнуть, оставить меня ― ничего не выходит.

Тому только одна причина ― бесконечное притяжение.

КОНЕЦ.