От лица Мии.

Они выстраивают нас в одну линию, отбирая группы. Все это напоминает концлагерь, впрочем, рядом с Еремеевым все веет фашизмом. Как же ужасно признавать, что я боюсь его. Действительно боюсь. Если раньше он мне казался позером, который просто выставляет себя опасным мальчиков, изредка используя кулаки, то теперь моё мнение изменилось. Он действительно опасен, безумен, и нужно держаться от него подальше.

Одна группа организуется, после идет вторая. И я уже понимаю, что попаду с ним. Это извечный закон подлости. Он стоит в самом конце линии, наблюдая за мной. Лицо побито, бровь рассечена, а на носу застывшая линия крови. Ухмыляется, весь счастливый, полный безудержного восторга своего безумия.

Тут же отворачиваюсь, иду на призыв своего имени, дожидаясь, что вызовут после и его. Так оно и происходит. Он специально встает рядом со мной, сканируя других членов.

― Смотри, вон туда... ― Шепчет он мне на ухо. Я съеживаюсь, боясь повернуть голову. ― Посмотри. ― Я подчиняюсь. ― Это я рассек ему пол лица. Это моя работа. Видишь? Классно, правда? Избит весь.

Он указывает на крепко парня, что стоял в первой группе. Ноги подкашиваются от одной только мысли, что все это рук дела того человека, что спокойно сейчас стоит рядом со мной.

― Собака выпустила свои зубы в дело, милая. ― Дьявольский шепот. ― Но ты можешь гордится собой. Если бы ты не пришла, то он был бы уже мертв.

Все моё нутро похолодело. Я резко оборачиваюсь к нему, все еще не веря во все это безумие.

― То же ждет и меня, да?

Его улыбка напоминает улыбку Чеширского кота, но она полна злобы и ненависти. Собирается ответить, но его прерывают учителя с бодрыми голосами.

― Группа номер один отправляется с учителем биологии, группа номер два с нашим дорогим другом из СХ-Университета, группа номер три...

Хватаю скорее рюкзак и следую за другими ребятами. Он идет за мной. Что за пытка! Словно волк следует по моим пятам, растягивая убийство жертвы.

― Теперь ты боишься меня, да? ― Тихо говорит он, догоняя и цепляясь за моё запястье.

Я ему ничего не отвечаю, стараясь следить за речью представителя нашей группы. Но она так нудна, что хочется ударить этого человека. Мою раздражимость усиливает одно только присутствие Еремеева.

―Я бы не советовал тебе молчать со мной, Харитонова.

― Иначе что?

― Иначе твоя книжонка так и останется у меня. А ведь она очень важна для тебя.

Книга. Я выронила книгу! Страх парализовал меня, я совсем забыла о важном. Он трогал ее, листал, прочитал записки матери.

― Ты вернёшь ее мне? ― Должно было прозвучать как факт, но вышло подобное вопросу. Еремеев жутко доволен собой, а я молю Господа Бога о том, чтобы он исчез.

― Делимся по двое, на мини-группы. У нас мало времени, ребята! Направление берем по компасу, только не теряйтесь, прошу вас! Все в разные стороны! Собираемся на этом же месте через час. Задание ― изучить лес, проверить верность выданных вам карт. Далеко не заходить! Максимум ― два километра. Все! Пошли!

Он хватает меня за плечо, тащит в сторону севера. 

― Не смей! Я не пойду с тобой! 

Ученики даже не поворачиваются в нашу сторону. Почему я раньше не замечала тот страх, каким окутаны другие люди, знавшие его? Все было так ясно, но я отчаянно не видела этого. Не желала видеть. Я многое пропустила в этой жизни, прячась за стенами идеального домика. 

― Больно, Герман! Больно же! Отпусти меня! ― Вскрикнула я, цепляясь руками за стволы деревьев. Слишком резвая попытка привела к должной расплаты. Я содрала кожу ладони, из которой медленной струёй стала появляться кровь. Он замирает, отпускает меня, буквально толкая на землю. 

― Больно говоришь? ― Опускается на корточки передо мной, разглядывая руку, а потом мои глаза. Почему я все время вспоминаю вчерашний вечер? Почему продолжаю видеть то, как он топит человека? С ним что-то не так. Это не простая слепая ненависть, это нечто другое, не совсем постижимое для меня. 

― Что с тобой происходит? ― Осмеливаюсь спросить у него, чувствуя странную потребность. Вновь это чувство. Такое странное. Притягательное. Но восхитительное. 

Он не ожидал, только скептически сузил глаза. 

― Что же со мной происходит? ― Театрально вздохнул, а после взял мою содранную ладонь, которую тут же приложил к собственной щеке, на мгновение закрывая глаза. Ему нужна моя нежность? Что за бред? Стоило подумать об этом, как он сжимает мою руку, размазывая скопившуюся кровь по собственной щеке в спиралевидное пятно. ― А я не знаю. ― Пожимает плечами, вглядываясь в небо, словно в нем есть что-то интересное. Я так же поднимаю голову, не понимая, что же он в нем нашел, как Герман одним резким движением вдавливает меня в землю. ― А я не знаю, что со мной происходит!! Слышала? Но у меня такое жгучее желание мучить тебя, что я даже себя в руках держать не могу долгое время! Теперь поняла, что со мной?

― Я закричу! Напишу на тебя заявление в полицию! Расскажу все отцу! Ты чертов преступник!! 

Его ладонь остановилась в сантиметре от моей щеки. Он хотел меня ударить. Кажется, сам удивился от того, что посмел поднять на меня руку. 

― Заткнись, или ты не выйдешь живой из этого леса, ― угрожающе шепчет он, склонившись к моему лицу и касаясь холодным прямым носом теплой шеи, отчего я вздрагиваю. Его ладони уперлись в землю прямо возле моей головы, а колени сжали мои бедра. 

― А ты попробуй ― убей, ― так же отчаянно шепчу я, даже слегка приподнимаясь. ― Кого же ты будешь мучить? На ком же будешь отыгрывать свой недостаток любви? 

― Какого хера ты мелишь, поганая девчонка? 

― Правда глаза колит?

Не понимаю, откуда во мне столько храбрости перед ним в секунды сумасшедшей опасности. 

― Замолчи. 

― Убей! 

― Заткнись!

― Убей же меня! Тогда тебя поймают! Все подтвердят, что ты потащил меня. Тебя будет ждать тюрьма и долгий срок. А я... Мне не страшно умереть, зная, что моя смерть повлечет твою поломанную судьбу. 

― Моя судьба и без того поломана. ― Медленно, болезненно качает он головой. ― Ты не понимаешь, что несешь. Тебе лучше заткнуться, Мия.

Назвал меня по имени. Сам же замер, как и я. Это произошло впервые. Так оглушительно, как неожиданный хлопок или же гром. 

― Как? ― Не поверила я. Он привстал на локтях. Это вырвалось как нежданное признание. Воспользовавшись его ступором, я тут же отталкиваю парня от себя, вскакиваю на ноги и бегу, бегу, как можно дальше. 

― Харитонова! ― Закричал он, тут же начав погоню. ― Не смей убегать от меня!! Я не отпускал тебя! Не смей! 

Я поскальзываюсь, но бегу дальше, зная, что если он догонит меня, то, окончательно остервенелый, в порыве ярости убьет собственными руками.

― Остановись сейчас же! ― Новый его крик, в котором уже не было голоса Еремеева. Это было животное, в которое он превращался с безумной скоростью. Только в начале дня он казался довольным и счастливым, как уже сейчас бежит за мной, желая убить и зарыть в лесной почве.

Все уходит на второй план, я смотрю только вперед и бегу, чувствуя его приближение. Что-то происходит, горизонт смазывается, ноги больше не ощущают почвы под ногам, я будто бы лечу вниз...

Он хватает мою руку, держит меня над обрывистым оврагом, внизу которого тернистые кусты. Я смотрю только в его глаза. Он мертвой хваткой зацепился за мое запястье и держит. Почему бы ему не отпустить? 

― Я рывком подниму тебя, поняла меня? Подброшу вверх, не смей сопротивляться! Иначе... Иначе сдохнешь раньше положенного плана. 

Я опускаю взгляд вниз. Высота приличная. Если упасть ― можно разбиться насмерть. Что меня держит в этой жизни? Ничего. Сестра меня ненавидит и смерти моей будет только рада. Отец скажет: "Что ж, она подавала большие надежды, которые, как всегда, не оправдала." Только Людмила всплакнет пару раз. И больше ничего. 

Кажется, Еремеев читает мои мысли. 

― Не смей даже и думать об этом... ― Угрожающе шепчет он. ― Я вытащу тебя, чего бы мне это не стоило. 

Он вытащит меня ― и я попаду в его цепкие лапы. Не лучше ли принять смерть от собственного выбора? 

― Не позволю. ― На повышенном тоне говорит он.

Герман сплюнул, напряг свои руки, а я приготовилась отвязаться от его хватки... Лучше умереть, чем вновь оказаться рядом с ним! Но даже здесь он не оставляет мне выбора. 

Меньше чем через секунду парень подкидывает меня, утягивая к себе, на твердую землю. 

― Нет! Не смей! Проще умереть!! 

Я вскакиваю на ноги, не в своем сознании пытаюсь вырваться к обрыву, но и здесь Еремеев оказывается быстрее меня, прижимая к стволу дерева так болезненно, что в легких кончается весь воздух. 

― Не была дана команда умирать. ― Говорит он сдавленно, словно переживал за меня. 

― Но проще было погибнуть. 

― Умирать всегда легко. Жить куда тяжелее.

Мы дышим в унисон. Я чувствую жар, который исходит от него. Вены вздуты на выбритых висках, губы совсем пересохли, и легкая испарина... Он волновался? Неужели он переживал? 

― Чертова девчонка...

― Гадкий мальчишка...

Герман усмехается, ловит мой взгляд, и что-то происходит... Атмосфера будто бы перевернулась. Его дыхание такое порывистое, что я начинаю ему подражать. В унисон. Снова вместе дышим. 

― Мои сигареты все еще у тебя? 

Его руки сжимают мою талию, прижимая к дереву все сильнее и сильнее. 

― Ну же, скажи, что ты их сохранила. Сделай мне приятно. ― Приподнимает мой подбородок, невесомо касаясь его своими губами. ― Признайся, Мия. Услуга за услугу, идет?

― Да, они в моем рюкзаке, ― сквозь стыд произношу, чувствуя, как его бедра упираются в мои. ― Теперь твоя очередь отвечать на мой вопрос. ― Ухмыляется, но кивает в ожидании. ― Что ты сейчас чувствуешь?

Я должна знать. Сейчас все отходит на второй план. Но его чувства... Они смертельно важны. Мне хочется узнать этого человека, залезть ему под кожу и слышать каждую непрошенную мысль, жить в нем самом.

― Уверена, что хочешь это знать?

Комок в горле душит меня. Я будто бы разучилась дышать в это мгновение. Но я должна узнать, поэтому произношу это заветное да. 

― Это странные чувства... Их тяжело описать, ― растягивает слова, прикасаясь губами к моей шее. Остановись! ― Мне хочется причинить тебе сначала смертельную боль, а потом нескончаемо целовать твои восхитительные губы. Снова боль, снова губы... Хочется довести тебя до полнейшего безумия, до той поры, когда ты будешь умолять меня скинуть тебя с этого чертова обрыва, до того священного дня, когда ты, Харитонова, сломаешься...

Его слова затмевают мой мозг. Касания обжигают. Холодный нос продолжает вдыхать аромат моей шеи, заставляя меня невольно съеживаться. Я нахожусь в руках настоящего убийцы, и ничего не могу с этим поделать. Моя сестра принадлежит его миру, и я не могу ее вырвать, потому что Стеша того не желает. 

― Это же ты... Ты расклеил подлые листовки с моим номером телефона. ― Разумеется, это было понято уже давно, но я желала убедиться. 

Герман холодно расхохотался. Да, это было очевидно. Его смех и был ответом. 

― Что же будет дальше? Начнешь травить меня? 

― Возможно. ― Серьезно отвечает он, слегка отстраняясь и позволяя мне вдохнуть. ― Я не думал еще об этом. Вернемся в школу ― узнаешь.

― Какие же у тебя странные способы ведения войны, ― горько усмехаюсь, желая оттолкнуть его от себя, но Герман еще сильнее прижимает меня к дереву. ― Ты открыто говоришь, что собираешься уничтожить меня. Разве это правильно? Нет. Ты просто мог утащить меня в подворотню и вонзить нож в сердце. 

Хмурится, вновь судорожно двигает головой, будто бы сейчас готов взорваться от наплыва острых мыслей.

― Но согласись, что это было бы слишком легко для тебя. Я уже говорил, что умирать легко. Жить же с постоянным страхом, с чувством опасности... Все время оглядываться по сторонам, знать, что над тобой висит рука убийцы... Поверь мне, это просто невыносимо. ― Бархатный голос вонзается в душу, запечатлевая каждое сказанное слово. Он точно не в себе, так же, как и я.

Его руки опускаются на мои плечи, я ожидаю, что он в привычном движении сдавит их, жмурюсь, но Еремеев замирает на целую долговечную минуту. 

― Сегодня с тебя хватит.

Он бросает эти слова, отходит назад. 

― Компас у меня. Следуй за мной, но рядом тащиться не смей. Отстанешь ― твои проблемы. 

Так легко отделалась? Я даже не могу поверить. С недоверием смотрю на его удаляющуюся спину, дожидаюсь безопасного расстояния и иду за ним, думая о том, как же странно он гармонирует на фоне этой мрачной еловой чащи. 

***

Хуже присутствия Германа в этой экологической акции был только приезд Стеши после обеда. Она тут же кидается к нему в объятия, утаскивая куда-то в сторону и негодующе разглядывая меня весь оставшийся вечер. 

К счастью, с нами отправился и Ваня, проводивший все время со мной. Мы преимущественно отдыхали с ним возле подступа к лесу, обходили стороной других участников. На второй день Еремеев не подходил. Вполне возможно, что так на него повлияло появление моей сестры. Оставалось только догадываться. Глупо было бы подумать, что все его мучения по отношению ко мне прекратились. Он просто выискивал нужный момент, чтобы суметь затащить меня в лес, где сумел бы сотворить все что его темной душе было угодно. 

Ближе к вечеру последнего, второго дня, разожгли прощальный костер, возле которого, из-за разыгравшегося осеннего холода, толпились практически все. Я знала, что здесь, среди людей и учителей, он не посмеет ко мне подойти. Разве что будет сверлить ненавистным взглядом, но я смогу привыкнуть и к такому. 

Меня потряхивает. Ваня предлагает плед, думая, что это от холода, но только мне и Еремееву понятно, что дело здесь не в холоде. Он сидит почти что напротив меня, только в другой группе ребят, изредка следя как бы я не исчезла из его поля зрения. Я становлюсь его игрушкой. Но, всякий раз чувствуя его взгляд на себе, я не смею отвернуться. Смотрю так же прямо, упрямо и нагло. Его это сначала позабавило, но ближе к сумеркам что-то перевернулось в нем. 

Я видела, как он рылся в телефоне, получал смс-ки, прочитать которые так хотелось Стеше, но, стоило ей предпринять попытку стащить его телефон, как он грубо оттолкнул ее подальше. Он обращался с ней как с вещью, и это злило меня. 

Ваня рассказывает очередную историю, произошедшую с ним на уроках, но я отвлекаюсь на Еремеева. Он резко встает, отвечает на звонок, и до меня успевает долететь единственная фраза:

― То есть как ей стало хуже? Тебе удалось ее увидеть?   

О ком же он говорит? Сколько же призраков за спиной этого зверя? Меня коробит весь этот вечер мысль не о его желании уничтожить меня, а мысль о причинах. Скрывает. Молчит. Всегда и все контролирует. Разве не мог он вырасти таким же чудным и добрым как Богдан? Утаивает сотни тайн. Я нисколько не оправдываю его, но, что если... Нет! Мия! Очнись! Это Еремеев, чертов садист, который мучает тебя из развлечения. До тебя он явно развлекался так часто. 

Однако подобные мысли не способны утихомирить мое разыгравшееся любопытство. Тут же тайно сбегаю от толпы возле костра, глазами разыскивая Еремеева. Если мне удастся хоть что-то разузнать о нем, откопать личную тайну, то, возможно, картинка сложиться. К тому же, пусть этот вариант я и оставляю на самый крайний случай, я могу его в случае чего шантажировать. На войне все средства хороши. 

Огонек его телефона высвечивается при входе в лес. Зачем он туда идет? Слишком темно, слишком опасно. Хотя он ничего не боится. Сейчас нельзя бояться и мне. Я немедленно преодолеваю расстояние от лагеря до леса, с опаской заходя в него. Знаю, что нужно быть очень тихой, потому что он в силах услышать даже легкий вдох. 

Я прохожу примерно сорок шагов, погружаясь в темноту ночной чащи. Еремеев будто бы провалился сквозь землю, его нигде нет. Мне хочется развернуться и убежать, но ноги сами делают еще шагов двадцать. 

Холодно. Слишком холодно. Тело дернулось в судороге, я моментально разворачиваюсь, как меня тут же накрывает темная материя. Ледяные пальцы касаются моей шеи, начиная ее сдавливать. Я борюсь, царапаюсь, он приподнимает меня от земли на несколько секунд, после чего отпускает, и я падаю с треском, захлебываясь.

Ему не было знакомо помилование. 

Еремеев вновь заставляет меня встать, прижимая к себе спиной. 

― Пусти, ― шепчу я, чувствуя, что воздуха вновь не хватает. 

Ночной кошмар. Крики птиц. Постоянный треск.

― Чего ж тебе не сидится на одном месте ровно. ― Прошептал он на выдохе, облизывая свои обветренные губы. ― А? Отвечай! Следишь за мной? Ну, ничего... Я тебя еще научу. 

― Я просто... Просто...

― Интересно стало? Суешь свой нос в дела чужих людей? О! Как же это благородно с твоей стороны. ― Сжимает шею еще сильнее, отчего я даже не могу кричать. 

― Пожалуйста...

― Что говоришь? Умоляешь меня? ― Его издевки обрывисты. Он думает очень быстро, после чего толкает мое тело вперед, придерживая за шею. ― Вот ты какая у нас здоровая ходишь тут, о себе совсем не думаешь... А что если... если мы чуть-чуть подпортим твое здоровье? Это научит тебя не влезать в чужие дела?

― Прекрати!!

― Что-что? К сожалению, я не слышу тебя с твоего идеального возвышенного Олимпа. Я, грязь, всегда внизу, но ничего... Сейчас мы это исправим, все исправим... Я научу тебя, преподам урок... 

― Не надо!

― Раньше. Надо. Было. Думать. ― Выделил он каждое слово, начиная меня почти что тащить по земле. ― Ну ничего... Что скажешь, Харитонова, если я немного искупаю тебя в воде? Не дергайся ты! Не поможет! Совсем малость, ну что ты переживаешь. А вода сегодня ледяная, мертвецки холодная... Тебе точно понравится, милая...

***

В последнее время очень часто задумываюсь: а может завершить "МУК" и уйти с Ваттпад? Под "уйти" я подразумеваю то, что вообще перестану писать и не закончу "Притяжение"
То, что набролось больше 10К просмотров, меня, конечно, радует и т.д., но, когда я взвешиваю все потраченные силы и время, понимаю, что я делаю что-то неправильно. У меня Егэ, осталось менее 5 месяцев, а подготовка до сих пор не установилась. Я не могу оставлять Ваттпад в приоритете, если не буду видеть действительного результата. Не подумайте, что я жалуюсь, шантажирую вас и т.д. Просто... согласитесь, что это очень обидно, когда ты тратишь сотни сил, а в ответ получаешь минимум. То, что вы поставите хотя бы звездочку, оставите банальный коммент в виде смайлике, уже многое будет значить для меня. Я не прошу от вас многого. Спасибо за чтение этого "крика души".

С Любовью, ваш Автор❤