Ночью не спится ― я ворочусь в постели, внимательно прислушиваюсь к любому шороху. Стеша, к великому счастью и облегчению, не выходила из собственной комнаты и периодически не бегала в гостиную, к Еремееву. 

Ближе к раннему утру, когда еще не рассвело, я в конец устаю и решаюсь выйти из комнаты. Кто бы мог подумать, что мой злейший недруг будет ночевать все это время за соседней стеной. Подобная мысль просто повергла бы меня в безудержный смех и неверие, однако сейчас вовсе забавно не было. 

Мне не хочется будить никого, передвигаюсь бесшумно и не включаю даже свет. На ощупь пройдя коридор, чуть бы не споткнувшись возле опрокинутой табуретки, оказываюсь в темной кухне. Шаг, еще один... Моя рука уже практически потянулась к холодному блеску металла чайника, как я касаюсь чего-то теплого. Что-то падает со звоном на пол, я вскрикиваю, делаю шаг назад, как моя босая нога тут же соскальзывает из-за разлившейся воды. Не успеваю схватиться за что-либо и моментально оказываюсь на полу. 

― Что происходит... ― В глазах резко потемнело, руками нащупываю пульсирующий затылок, как вторая рука вновь касается теплого тела. Чужого тела! 

― Твою мать! 

― Не смей упоминать мою мать!! ― Верещу от наплыва ярости и боли, тут же отползая с помощью локтей как можно дальше. ― Что ты здесь забыл! Убирайся!! 

Свет включается, на пороге появляется сонная Стеша.

Я гневно смотрю на Еремеева, на упавший чайник и разлитую воду. Кроме того, в комнате было жутко накурено. В его руках еще дымилась сигарета. Замечаю и открытую верхнюю форточку, из-за которой холод проник в мою уютную крепость. 

― Что случилось? Герман! О Божечки! Ты в порядке? 

Она подходит к нему, осматривает, совсем не замечая меня, лежащую на полу и мокнущую в луже. Обнимает, боится только за него одного, отчего я злобно скалюсь, желая убить Германа прямо на этом месте. Разумеется, он осознает, что полностью завладел сознанием и сердцем моей сестры, отчего пользуется этим так нагло и показательно, словно пытаясь как-то утвердиться. 

Он видит моё раздражение, но почему-то не ухмыляется, как это было раньше. Лицо его вообще не выражало каких-либо эмоций, что-то в нем было закрытое от простых людских глаз.

― В нашем доме не курят, ― прошептала я зловеще, становясь на ноги.

Стеша обернулась на меня, оглядела циничным взглядом.

― А еще в нашем доме не ходят полуголой и мокрой, пытаясь соблазнить чужих парней. ― Герман отстранился от нее, выкинул окурок и закрыл форточку. ― Почему ты вообще встала так рано?

― Мне не спалось. ― Отчаянно произношу я, поднимая чайник с пола, после чего тут же исчезаю из кухни, ощущая себя разбитой и убитой отношением родной сестры.

***

Убегаю из собственного дома, как какой-то дезертир. Смех Стеши и низкий голос Ермеева ― последнее, что я слышу, как только дверь квартиры захлопнулась. И почему все это так больно? Я чувствую себя предательницей, которая в первую очередь оставила сестру. Но что же делать, если Стеша не желает получить мою помощь? Как все сложно и противоречиво!

На улице оказывается куда холоднее, чем в подъезде. Остается дождаться Богдана, чтобы мы вместе пошли на вечер танцев, но где же он? Почему до сих пор не идет? От холода начинаю пританцовывать, двигаться, жалеть, что не оделась теплее. 

За моей спиной раздается свист шин, а после уже ставший привычным голос Толика. 

― Принцесска, не замерзла? Садись! 

― Нет, спасибо. Я жду друга. 

― Того бугая? ― Его ухмыляющийся тон меня раздражает. ― Я только что проезжал нашу школу и видел его там. 

"Мы же договаривались встретиться возле моего дома", ― не поверила я. 

― Ты же врешь сейчас. ― Я наконец-то оборачиваюсь и вижу, что он вполне равнодушен ко всему происходящему. ― Нет, ты точно лжешь. 

― А зачем мне это? ― Только и хмыкнул он, сталкиваясь взглядом с тем, кто стоял сейчас прямо за моей спиной.

― Уйди с дороги, ― прошептал он, но я все равно услышала его. 

Стоит за моей спиной, испепеляет плечо взглядом, что оно стало свинцовым. Я не оборачиваюсь, смотрю на Толика и улыбаюсь ему, желая хоть как-то отомстить, отыграться за то, что он сотворил с моей сестрой. 

― А знаешь, Толик, я принимаю твое приглашение. Здесь и правда очень холодно, а Богдан, скорее всего, перепутал и ждет меня возле школы. Куда мне сесть? ― Но прежде, чем он вообще успел бы что-то ответить, возразить, я уже села на переднее сидение. 

И только сейчас стало понятно, что это была машина Еремеева, так как весь салон так и дышал им, говорил, что хозяин единственен в своем роде. Все было черным, гладким, идеальным. Ни единой соринки, ни единого мусора. Новенькая. Как будто только что выпущенная из завода. 

― Какого хрена?! Немедленно выходи из машины! ― Его грозная походка нисколько меня не смутила. Сделав невинное личико, я замечаю краем глаза Стешу, отчего упорно застегиваю ремень под хохот Толика. 

― Бомба! Настоящая бомба! ― Он издевается над яростью Еремеева, который настолько был выведен из себя моим поступком, что мог сию же секунду убить. Глаза его прямо таки горели, когда он глядел на меня с безумным желанием мести. ― Может уже поедем? Танцы как-никак! Столько классных девочек в коротких юбках! ― Толик обратил внимание на мои ноги. Джинсы будто бы расстроили его. А после его взгляд нашел ноги Стеши. Слишком короткая юбка. 

Еремеев откинул Толика от водительского сиденья, на котором вскоре оказался. Его слишком близкое присутствие заставило меня невольно съежиться. 

― Ну что ж... Советую держаться... ― Он не договорил, неожиданно надавив на газ и так же резко затормозив, отчего я с трудом не полетела вперед, прямо в лобовое стекло. ― Крепче...

Издевка. 

Мы будто бы играли в войну. Один : один. Следующий удар был за мной.

Стеша стала ругаться о том, что они обязательно опоздают, если не поедут сейчас же. Один только взгляд безбашенного водителя говорил о том, что он прикончит любого, кто смелется что-то вякнуть. 

Мы рванули по дорогам, он круто лавировал, гнал на полной мощи, не обращая внимание ни на правила, ни на сонные патрули. Ему было глубоко плевать на общественный транспорт, на переходящих дорогу людей, которых он с легкостью мог переехать. То, как он водит, действительно, пугающе, но и завораживающе одновременно. Картинки проносятся перед глазами, представляя из себя феерию города. 

Он выжимает из машины бешенную скорость, хочет напугать меня до безумия, чтобы я пожалела о том, что села в салон. Отчасти, ему это удается, но я не показываю страха, глупо улыбаясь. 

― Твою мать! ― Раздраженно вскричал он, резко ударив по рулю, когда мы приехали.

Его злобный взгляд буквально пожирал меня. Я вновь цепляюсь за него, но моя дрожащая рука нащупывает дверцу и через несколько секунд ноги ступают на землю. С трудом не падаю, так как координация от такой езды нарушилась мгновенно. Толик подхватывает меня, улыбается, как дурак. 

― Это твоя первая поездка с ним? ― Шепчет он мне на ухо. 

― Да, ― сдавленно отвечаю, уже разыскивая Богдана у ворот школы. ― Думаешь, я катаюсь с ним и встречаю закаты на капоте его машинки в обнимку с ним?

Вновь смеется. Этот вечный глупый смех кажется мне таким раздражающим.

― Ну, нет, я так не думаю. Просто Стешу от первого раза покатушек с ним тошнило минуты две... Было даже так, что девки сознание теряли. О! А знаешь, как мы с ним развлекались...

― Толян, заткнись. ― Грубо прервал его Герман, смеривший меня презрительным взглядом. Его друг подчинился. 

Стеша тут же хватает Еремеева за руку и тащит в школу, Толик плетется за ним, но оборачивается, произнося так, чтобы слышно было только мне одной. 

― Мы сажали девиц в салон, выжимали бешеную скорость и слышали их визги и оры! Вот смеху то было! ―Криво ему улыбаясь, стараясь сделать вид, что его шутка удачная. ― Первый танец с тобой остается за мной, Принцесска!

Не успеваю отказать, как они уже исчезают в дверях школы. 

Богдан появляется только спустя минут двадцать, когда танцы уже были в самом разгаре. Что мы делали с ним? Сидели на третьем этаже школы, в отдаленном углу, светильник которого постоянно ломался, отчего было темно. Шум от дискотеки на втором этаже только волнами доходил до нас. Мы смеялись, шутили, кушали шоколадные батончики, обертками от которых бросались. 

― Но почему ты не хочешь пойти потанцевать? Это было бы хорошей разрядкой для тебя. Ты давно не отдыхала. ― Его дружеский укор верен, но я так не хочу встречаться с Еремеевым и моей сестрой, которая как собачка пляшет возле него. 

― Знаешь, сидеть здесь с тобой, в темноте и тишине, намного приятнее. 

― Мы могли бы устроить посиделки у меня дома. Мама давно тебя зовет.

― Как-нибудь в следующий раз, просто...

― Все дело в Стеше? Ты ее стережешь? ― Он закатывает глаза от недовольства, но я все равно вижу это в толпе. Разумеется, ему не нравится мой внутренний параноик. Богдан не имеет ни братьев, ни сестер. Только двоюродных. 

Только мне хочется сказать о том, что Герман ночевал у меня, как я тут же передумываю. Богдан взбесится, начнет все выпрашивать, постарается как-то решить этот вопрос мирным путем, но, как кажется мне, слов здесь будет недостаточно. Еремеев не тот человек, что воют словами. 

Мимо нас, поднявшись по боковой лестнице, проходит толпа девятиклассников, которые ведут себя слишком вульгарно. Их тени исчезают в дверях женского туалета, откуда после появляются через несколько минут с пьяным смехом и бутылками в руках. 

― Нам лучше уйти отсюда. ― Произносим мы одновременно, предчувствуя, что через несколько минут сюда объявятся разъяренные учителя. 

Приближаясь к актовому залу, мы слышим смех, веселую музыку. Я иду с большим трудом и нежеланием. 

― Ладно, зануда. Что насчет спортзала и уютных матов? ― Предлагает Богдан. 

В спортзале как всегда прохладно, но на матах лежать все равно приятно. Лунный свет проходит через окна, высокие потолки, тишина, нарушаемая лишь редкими разговорами в коридоре. Когда мы только учились в седьмом классе, в школу приехал передвижной планетарий, что обустроился на один день в спортзале. Богдан тогда сильно увлекался звездами. Мы лежали с ним рядом, он объяснял мне строение звезд получше любого рассказчика. Это было одним из самых теплых моих воспоминаний. 

Стаскиваем маты ближе к углу, глядим на лунный отсвет и болтаем о всякой чепухе, изредка тяжело вздыхая. 

― Как думаешь: мы справимся со всеми трудностями? ― Спрашиваю я, понимая, что вопрос касается не только предстоящих экзаменов. 

Он только собирался мне ответить, как дверь резко распахивается, и из нее вылетают два силуэта. 

― Скорей-скорей! ― Истерично прошептал первый, стаскивая второго в сторону нашего темного угла. 

"Только не они..." ― подумала я, тут же услышав и различив в толпе Толика. Нас скрывала кучка сложенных матов, за которыми мы прятались с Богданом. И она рванули в эту сторону. 

― Что вы здесь забыли? ― Недовольно понизил голос Богдан, давая понять, что они здесь не одни. 

― Опа! Парочка! Ой! ― Толик икнул. Он пьян. Удивительно, ведь прошло всего-навсего два-три часа. Еремеев обездвижено висел на его плече, что-то бормоча себе под нос. Я испуганно прижалась к стене, предчувствуя, что они явно совершили что-то необдуманное. Только бы все это не коснулось меня, только бы они ушли... ― Дверь запасная заперта? 

― Натворили что-то? Убирайтесь! ― Пригрозил Богдан, но Толик никак не среагировал. На его лице было истинное мучение и беспокойство. 

― Мы уберемся, как только ты проверишь открыта ли дверь! ― В том же тоне отвечает Толик. 

Мы переглядываемся с Богданом, он кивает мне, после чего идет на ощупь в темноте к запасной двери. 

― Прости, бро, но так долго тебя держать я уже не могу, ― с этими словами Толик буквально уронил Еремеева, который приземлился на мои колени. Меня передернуло, я попыталась отодвинуть его, но ничего не выходило. ― Ну, и что там? Эй, бугай! Ты что, умер там? ― Богдан пробубнил что-то о том, что не может найти дверь в этой кромешной темноте. Толик выругался, пошел в его сторону, оставляя меня наедине с Еремеевым, который будто бы стал просыпаться. 

И тут-то послышались строгие голоса учителей в коридоре. 

― Могу поклясться, что они хотят сбежать через спортзал! 

"Что же вы наделали? Почему вы, нет... Ты! Ты вмешиваешь меня в свою жизнь! ― отчаянные мысли полезли в голову. ― Ты что-то сделал, у тебя неприятности, так может... может к черту все! и просто сдать тебя учителям! Они выгонят тебя из школы за пьянство, и тогда Стеша... Нет, она не простит мне. Хотя, какая разница? Главное ― ты не будешь с нею больше видится. Да! Так и сделаю..."

― Нашел дверь! ― Прошептал Толик в темноте, но именно в этот момент раскрылись двери раздевался и появились учителя с характерным стуком каблуков. 

Мысли метались, я могла прямо сейчас же закричать о том, что вот он, Еремеев, покоится на моих коленях. Хлопнула запасная дверь. И я могу поклясться, что Толик стащил с собою и Богдана. Зачем? Он хочет огородить своего друга? Но это же Еремеев! Как можно спасать столь подлого человека? 

Ну же, Мия! Соберись! Кричи! Иначе учителя не заметят тебя с ним, выбегут через запасную дверь, чтобы поймать хулиганов, а ты останешься один на один. 

Только хочу вскрикнуть, как чья-то рука тут же затыкает мне рот, прижимая мою спину к своей крепкой груди. Начинаю брыкаться, мне так противны его касания! Подлый и противный человек! Но он сильнее меня, сжимает до боли все запястья, а после шепчет практически невесомо: "Если ты не заткнешься, то нас застукают обоих". 

Проглатываю комок в горле, чувствуя, как тошнота подступает. Мне хочется вырваться из его невыносимо тяжелых объятий, которые буквально душат меня. Но учителя все не уходят и не уходят.

― Неужели они убежали? ― Пропищала замдиректора. ― Могу поклясться, что это был Еремеев со своим дружком-наркоманом! 

― У нас нет никаких доказательств. ― Усмехается физрук, явно прикрывая своего "чемпиона и спортсмена". ― Не пойман, как говорится, не вор...

― Вы бы, Виктор Семенович, получше закрывали все двери. Хотя бы из соображений безопасности!

Они еще долго вглядываются в темноту, шаркают по залу, останавливая свой взгляд на наше укрытие, к которому все же не подходят. От Еремеева так и идет запах алкоголя, мне хочется укусить его, врезать так, чтобы он сам завыл от боли и отпустил меня, но единственное, что я могу в этой ситуации  ― это молчать и терпеть. Его руки обжигают все мое тело, я чувствую себя вновь жутко грязной. Нет, все это точно происходит не со мной. 

За учителями закрывается дверь, я тут же пытаюсь его оттолкнуть от себя, ведь никого уже нет, он может убиться отсюда подальше, но Еремеев не отпускает меня, тяжело дыша прямо в шею. 

― Хотела меня сдать, так ведь? Уже раскрыла свой противный ротик, который я так вовремя успел зажать. Что, я так сильно тебе не нравлюсь? ― Такой низкий, сладостный голос, опьяненный ненавистью, от которого мурашки проходят по спине. 

Пытаюсь вырваться вновь, но ничего не получается. 

― Ну уж нет! В моей компании предательств не прощают! 

Он тащит меня в сторону запасной двери, которую открывает ударом ноги. Его рука все еще сжимает мой рот. Я отчаянно царапаю его руку, вырываюсь, кричу в его ладонь, на что он становится злее. 

― Хватит!! ― Верещу я от безумного страха. Он пьян, он не осознает то, что творит. Мы оказываемся на железной лестнице еще советских времен, холодный ветер пронизывает до мозга костей, освежает разум, отчего Еремеев останавливается на мгновение.

Его хватка становится слабее, парень все еще продолжает придерживать меня, и моя спина касается его теплой груди. 

Стоит ему выдохнуть, как образуется легкий пар, растворяющийся в воздухе через пару секунд. 

― Отпусти... ― Прошептала я, осторожно касаясь его все еще теплых рук, в надежде, что он успокоился. Как странно! У него такие горячие руки на морозе. Мои же как лед. 

― Заткнись. ― Было приказано сквозь зубы. 

Он замер, превратился в настоящую статую. Даже перестал дышать. Наверное, протрезвел. И мне было страшно от одного только его близкого присутствия. 

― Признайся, ты же испугалась, да? 

― Нет. ― Жалкая ложь. 

― Признайся. 

― Ни за что. 

Он сжал мою талию до посинения. 

― Почему тебе так тяжело признать в этом, черт возьми?! ― Проревел он, резко поворачивая меня лицом к себе и тряся за плечи. ― Признайся же! 

― Ну, признаюсь я, и что с того... ― Пролепетала я. 

― Ты замерзла. 

― Что? ― Я не могла поверить. Мое дыхание сперлось, я выставляю руки тут же, чувствуя, как он пытается меня обнять.

Слишком резкая смена настроения. 

― Пусти! Сейчас же пусти меня!!

Он прижимает меня к себе, я верещу, что вызывает только примесь раздражения и смеха в его глазах. 

― Мия!! ― О боже! Это Богдан! Он поднимается суматошно по лестнице, его тяжелые шаги отчетливо проносятся эхом по железным ступенькам. ― Убери от нее свои руки сейчас же!! Ты не сме...

Но его голос обрывается на полуслове, слышится странный скрежет, глухой удар, отчаянный крик. 

― Богдан!

Мой друг поскальзывается на скользкой ступеньке, лежит вниз, приземляясь прямо на спину. Картинка его скатывающегося тела застыла перед моими глазами. Я не слышала, как кричала в этот момент. Не слышала, как матерился подбежавший Толик. 

Единственное, что я сделала в этот момент ― это повернулась к Еремееву. 

― Ты сделал это специально... ― Тихо произношу я, подвергаясь сомнениям. Но уверенность и злость захлестнула меня, и потом я буквально орала на него во все горло, что есть мочи. ― Ты специально подстроил это!! Всему вина ты!! Ненавижу тебя! Ненавижу всем сердцем!!

Разворачиваюсь, бегу вниз по лестнице. Моя нога спотыкается, Еремеев, взгляд которого был так же безумен, как и мой, схватывает меня за запястье.

― Прекрати истерику!!

― Монстр!! 

Влепляю ему жуткую пощечину, которую он мужественно стерпел. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. 

― Хватит сраться! Валите отсюда немедленно! На ваши крики бегут учителя! ― Голос Толика послышался эхом. 

― Я никуда не уйду от Богдана!! Его нужно немедленно отвезти в больнице!

― Училки спалят нас! Они спалят нас! Вали отсюда, Мия!! 

― Никуда не пойду без него!! Ему нужна помощь!

Еремеев, стоявший за моей спиной, кивнул Толику. Они поняли друг друга без лишних слов. Тут же мое тело подхватывают, я начинаю орать и бить его кулаками, но он упрямо все терпит, ничего мне не говоря. 

― Твою машину я пригнал, она за углом. ― Толик подает ему ключи, тут же опускаясь на корточки перед моим другом. 

― Богдан! Нет! пусти меня, монстр! Я не оставлю друга! Он же без сознания, немедленно отпусти меня на землю!

Еремеев перекидывает меня через свое плечо. От безысходности и собственного бессилия я уже открыто плачу. Они мучают меня, выставляют слабой и беспомощной, не позволяют помочь лежащему без сознания другу. 

― Эй, Мия, успокойся. Помнишь, жизнь за жизнь, так? Ты спасла мою, а я вытащу твоего друга. ― Толик говорит со мной как с ребенком. Я смотрю ему в глаза, он не лжет, пытается быть мягким, но нервозность все равно проявляется. ― Я вытащу его и отвезу в больницу, идет? 

― Но, как ты это сделаешь? Нет, я останусь с ним... Я не могу его бросить...

Толик берет мое лицо в свои широкие ладони, после чего целует меня в лоб, как свою младшую сестру. 

― Это уже мои проблемы. Уходите сейчас же. Они идут сюда!

Его короткий поцелуй заставил меня замереть на плече Еремеева, чем тот и воспользовался. Он побежал в сторону пригнанной машины как истинный преступник, скрывающийся с места преступления.

Каждый его шаг, каждое движение доказывало мне одно ― это самой омерзительный человек во всем мире. 

И с каждой секундой я убеждалась в единственном верном чувстве к нему ― ненависти. 

***

Я знаю, что вы долго ждали выход этой главы. Она довольно масштабная, полная событий и действа сюжета, что вам, как я надеюсь, нравится. 

С любовью, ваш Автор!