Голубой ретро-минивэн подъехал к дорогому отелю и остановился у входа. Он сильно выбивался на фоне машин люкс-класса, чем привлёк к себе пристальное внимание проходящих мимо людей. Водитель улыбнулся одними уголками губ и заехал на свободное место, чудом не сбив парковочный столбик.

— М-да уж, — говорит парень, сидящий рядом, — до сегодняшнего дня я думал, что всё, что ты делаешь, идеально. Я ещё никогда так не ошибался. Чонин, тебя кто учил водить?

— Отец, — гамма строит довольную рожицу и откидывается на спинку кресла, вальяжно поправляя уложенную в форме запятой чёлку.

— Я был лучшего мнения о Минхо-ши. И почему ты ещё выбрал этот гроб на колёсах, а не ту же ауди? Она бы не так вычурно смотрелась на фоне других машин.

— Мне просто нравится эпатировать народ. Они выглядят такими милыми, когда их глаза расширяются от удивления. Прям как персонажи манги, им только говорящего облачка над головой не хватает. Ты только посмотри вон на того омегу, что вышел только что из Старбакса. У него глаза по пятьсот йен, того и гляди сейчас выпрыгнут из орбит.

Вышеупомянутый омега замечает повышенное внимание к своей персоне, смущённо разворачивается и уходит через дорогу.

— Это всё машина, — флегматично замечает собеседник, смотря по сторонам. Их гроб на колёсах грех не заметить. — Может, пойдём уже?

— А пойдём, — Чонин глушит двигатель, и оба выходят из машины, гордой походкой направляясь к отелю. — Они наверно думают, что мы парочка тронутых хиппи, которые вместо просмотра телевизора и чтения агрессивных комментариев на Nate, увлекаются тем, что выращивают марихуану на своём балконе.

— А ты и рад, — фыркает парень. — Любишь же ты устраивать шоу. Позёр, — последнее слово он буквально выплёвывает, притворно раздражаясь. На самом деле, его забавляет вся эта ситуация.

Да, эти двое точно не выглядели, как буржуа, основная часть которых населяла этот отель, но с горем пополам их можно было счесть за моделей, что решили отдохнуть от фотокамер и тесных шмоток от кутюр, переодевшись в джинсы и рубашки.

У стойки регистрации стояло несколько администраторов. Один из них, рослый омега с забавными кудрями на голове приветливо им улыбнулся и произнёс привычное и отрепетированное до последнего слога «Добро пожаловать в Ёаке. Чем могу вам помочь?». Чонин улыбнулся в ответ, показывая ряд идеально белых зубов, а после заговорил на чистом японском:

— У нас бронь на двоих. Ким Чонин и Бён Бэкхён. Проверьте, пожалуйста.

Омега кивает и бегло клацает пальцами по клавиатуре.

— Действительно, двухместный люкс. Оплата внесена на три дня. Продлевать будете?

— Нет, — говорит Бэкхён, нервно постукивая браслетом с деревянными бусинами по стойке регистрации. Он осматривается по сторонам, постоянно поправляя непослушные медного цвета волосы.

Пока администратор занимается электронной волокитой, от Чонина не уходит взволнованность друга, и он касается его плеча. Бэкхён вздрагивает и кивает, отвечая на немой вопрос.

— Приятного времяпровождения вам и вашей паре, — улыбается работник отеля и вручает карточку-ключ от номера.

— Мы не пара, — бросает Бэкхён и быстрым шагом идёт по направлению к лифту. Чонин в последний раз обворожительно улыбается омеге и догоняет друга.

Из вещей у них только две дорожные сумки, заполненные лишь наполовину. Они поднимаются на предпоследний этаж, и до самого номера их провожает любезный швейцар, отвоевавший право нести две сумки. Получив отмашку от Кима, тот убирается прочь.

— Сервис тут что надо, — Чонин открывает дверь, входит в номер и присвистывает от одного только вида. — Да тут, как в музее.

— А теперь представь, как выглядит президентский номер.

Бэкхён кидает сумку на ковёр, который до этого был шкурой медведя, и садится на диван.

— Ещё чуть-чуть, и тот парень потёк бы. Знаешь, я еле сдержался от того, чтобы не сказать, что ты у нас не по омегам.

— Ага, я по низкорослым щуплым альфам, — отшучивается Чонин, но вдруг понимает, что в его словах есть доля правды.

Чонин открывает балкон. Несмотря на работающий кондиционер, ему душно. Бэкхён усталыми глазами осматривает номер. Окна тут размером с два человеческих роста, а шторы из серого креп-жоржета. Об их цене он пытается не задумываться, и так понятно, что в этом номере самым дешёвым является алкоголь. Непонятно зачем на одной из стен высоко висит зеркало в картинной раме. Чтобы в него в очередной раз посмотреться, нужно лишний раз встать на диван. При этом надо быть не маленького роста. Прямо под зеркалом в стене вырезана декоративная вставка под камин, но вместо огня там стоят свежие цветы в стеклянной вазе. По бокам от этой имитации находятся две статуи кошек. Верхом помпезности становятся старинные часы, покрытые сусальным золотом, которые стоят на «камине» в гордом одиночестве, как музейный экспонат на выставке. По обе стороны от дивана стоят два кресла и Бэкхён кладёт на одно из них ноги. Он достаёт телефон и смотрит на время. Почти полдень. Что ж, у него в запасе еще семьдесят два часа на осуществление плана. Бэкхён смотрит на спину курящего на балконе Чонина. За всё то время, что он знает Кима, он успел понять, что парень тот ещё фанат ходить по острию ножа и искать приключения на задницу. Куда бы он с ним не направился, всегда случался какой-нибудь пиздец. И парень был уверен, что и этот раз не будет исключением.

Чонин возвращается в комнату, закрывая балконную дверь.

— Пойдём вечером в Ёёги? Там красиво.

— Да хоть сейчас, мне всё равно нечего делать.

— А...

— Потом. Это может подождать. К тому же его по утрам почти никогда не бывает на месте. Сам же видел.

— Ну не ты же у нас мастер по взлому ящика.

Бэкхён фыркает. И этот человек является идеалом для омег, объектом внимания альф и Аристотелем в своих кругах. За границей его зовут новым Мураками, но никто из его фанатов не знает, как выглядит тот самый будоражащий разум общественности автор. Большинство рисует себе образ этакого интеллигента с мундштуком в руке, не подозревая, что за личиной мрачного, умудрённого опытом писателя скрывается этакий большой ребёнок, любящий гулять босиком по пляжу, сидеть в комнате с неделю только потому, что у него вдохновение, и доводить общественность до белого каления своим поведением. С Чонином не соскучишься. Да и не отвяжется он, если вы ему понравитесь. Вцепится, как клещ, и будет тащить за собой на буксире, аргументируя это тем, что вы его муза и без вас он как без рук. По личным наблюдениям, Бэкхён заметил, что Чонина в основном привлекают люди мрачные, апатичные, с непростой судьбой и просто психи. Прям, как он. Бэкхён всё чаще ловит себя на мысли, что он тронулся в уме. Уж слишком безумными были некоторые из его идей.

Он встает и проходит в первую из комнат. Интерьер тут не менее дорогой. Места на кровати хватит, как бы ни соврать, шестерым. Бэкхён подходит к радиоприёмнику и включает первую попавшуюся радиостанцию. Играет какой-то незатейливый инструментал на народный мотив. Он расстёгивает сумку и достаёт чистую майку, чтобы переодеться. В это время на горизонте возникает Чонин.

— Надеюсь, ты не слишком обиделся на то, что я выбрал эту комнату? — спрашивает парень, не поворачиваясь.

— Моя почти такая же, цвета только другие. К тому же, терпеть не могу зелёный, — обводя комнату взглядом, произносит Чонин. — Классная тату, я её что-то раньше не видел. Недавно сделал?

— Месяц назад, — машинально кладя ладонь на левый бок, произносит Бэкхён и по-быстрому натягивает футболку. — Имеешь что-то против?

— А я должен быть против? Коли себе, что хочешь, только не наркоту. К тому же я не твой папочка, чтобы тебя порицать за что-либо. Кстати, что там написано?

Бэкхён усмехается.

— Выживет приспособившийся.

Чонин одобрительно кивает.

— Так что, парк в силе? — переводит он тему

— Да. Возьму только кое-что, ты спускайся пока. Я догоню. Мы же пешком, да?

— Обижаешь, Бэкхён. Пусть та развалюха радует взгляд прохожих, должно же быть хоть какое-то разнообразие в их серой жизни, — идя к выходу, смеётся Чонин. — Жду тебя на первом этаже. Заодно поспрашиваю о твоём друге из президентского.

— Они не разглашают информацию о клиентах, идиот! — кричит младший, застёгивая сумку. Во внутренний карман пиджака он кладёт самое необходимое: паспорт, ключ от их триста девяносто первого номера, сигареты и кошелёк. Он кладёт руку на ребро, прощупывая сквозь ткань ствол пистолета. Не самый важный атрибут, но безопасность есть безопасность.

Бён смотрится в зеркало при входе, гасит свет и по-быстрому закрывает номер. В лифте он сталкивается с пожилой парой французов. Их разговор он понимает через слово, потому что в последний раз изучал этот язык в школе, плюс ко всему, они тараторят, как старая швейная машинка на полном ходу. Вдруг в их разговоре проскальзывает знакомое имя, и Бэкхён хмурится, пытаясь понять, о чём речь. Переспрашивать и вмешиваться в разговор, во-первых, он считает бестактным, во-вторых, боится неправильно сформулировать вопрос и вместо нужного спросить какую-нибудь чушь. Единственное, что он разбирает из слов, так это то, что завтра в отеле будет какое-то важное мероприятие. Как с этим связано имя нужного человека, он понимает с трудом, но надеется, что речь идёт о возможности его присутствия. К его огромному сожалению, лифт останавливается на пятом этаже, и французы его покидают.

Он видит Чонина и тут же направляется к нему, ничего не замечая вокруг себя, и в итоге сталкивается с живой стеной справа. Бэкхён мысленно проклинает себя и готовится к худшему. Не поднимая головы, он встаёт и низко кланяется.

— Простите, что не заметил.

Он медленно поднимает голову и встречается больше не с не довольным, а скорее заинтересованным взглядом тёмных глаз. Перед ним парень примерно того же возраста, что и он, и, судя по всему, тоже кореец. Он не выглядит как постоялец отеля. Нет в нём всей этой мишуры и напускного лоска, свойственного местному обществу. Незнакомец хмурится, шмыгая носом, и кивает.

— Всё в порядке, — мягко улыбается он, и тут за спиной Бэкхёна возникает Чонин.

— Вечно ты никогда по сторонам не смотришь, — ворчит он, хотя на самом деле подтрунивает над другом. — Вы не ушиблись? А то эта катастрофа на ножках маленько подслеповат.

— Всё в порядке, можете не волноваться. В следующий раз будьте осторожнее, — говорит он шепеляво на корейском, тем самым подтверждая догадки Бэкхёна.

— О, — удивляется Чонин. — откуда вы, если не секрет?

В этот момент Бёну хочется вскрыться. Сейчас начнётся.

— Из Сеула. Вы тоже не здешний?

— Вообще, мы приехали из Киото, но лично я родом из Тэгу.

— А вы? — бета обращается непосредственно к Бэкхёну, и тот тушуется, пытаясь подобрать слова.

— Я местный, — резко отвечает он, пытаясь придать голосу японский акцент. — В Корее никогда не был. Либо здесь, либо в Англии. У меня папа родом из Сеула, но так получилось, что он почти никогда там не жил. Может, когда-нибудь мне удастся побывать в Корее, но не уверен, что это будет скоро. Надо разрешить кое-какие проблемы. И простите, как вас зовут, а то как-то всё у нас по-панибратски выходит? — Бэкхён принимает смущенный вид и поправляет волосы, зачёсывая их пятернёй назад.

— О Сехун, — представляется бета и протягивает ему руку. Бэкхён неуверенно её пожимает.

— Бён Бэкхён.

Неловкий момент разрушает Чонин, слегка отталкивая Бэкхёна в сторону.

— Ким Чонин. Приятно познакомиться, но нам, к сожалению, пора. Ещё увидимся. Удачного дня, Сехун-ши! — быстро уводя друга, кричит он.

Ким тянет его к выходу. На улице Бэкхёну с трудом удаётся разжать пальцы, крепко держащие его запястье. Чонин останавливается, резко выдыхая.

— Блокаторы перестали действовать. Это могло бы показаться всем странным, что у беты вдруг появился запах, потому что, сам знаешь, когда омеги и гаммы предпочитают скрывать свой запах. Ты давно пил таблетки?

Бэкхён матерится сквозь зубы и достаёт сигареты. Его пальцы немного подрагивают, и это не уходит от Чонина.

— Вчера.

— Ты его знаешь? — кивает Ким на двери отеля, и Бэкхён отрицательно качает головой.

—С чего ты взял?

— Ты слишком явно нервничаешь, Бэк. Слишком.

— Просто боюсь результатов того, что хочу сделать. Кстати, слышал, завтра какая-то хрень намечается в отеле?

—Да, тут каждый второй педалирует их юбилей. Кстати, ты знаешь, кому принадлежит этот отель?

— Нет. Что, кто-то из этих? — он кивает наверх, выпуская струю дыма прямо в лицо гамме. Тот недовольно морщится, и Бэкхён прыскает со смеху, умело маскируя это кашлем. Чонин не любит насмешек над собой.

— Пак Чимин. Знакомое имя?

— Что-то где-то слышал.

Они идут по тротуарам, останавливаясь лишь на светофорах. Чонин в наглую отнимает у младшего сигарету и прикуривает сам, но резко кашляет. Всё-таки он предпочитает более лёгкие сигареты. Идут они порядка сорока минут. Пока Чонин смотрит по сторонам и впитывает в себя дух Токио, Бэкхён погружён в свои мысли и не замечает ничего и никого вокруг. Он вспоминает что-то хорошее, и на лице вдруг появляется улыбка.

— Хён, я тут подумал... А что, если я не вернусь в Киото?

—В каком смысле?

— В прямом. Я был бы не против остаться здесь.

— Уверен, что справишься один?

Бэкхён фыркает, бросая окурок и затаптывая его ногой.

— Мне двадцать два.

— По корейским стандартам. Так-то тебе двадцать один.

— Велика разница! Папочка, если честно, мне осточертело сидеть у тебя на шее. Я и так тебе слишком многим обязан, Чонин. Не заставляй меня чувствовать себя должным ещё больше. Я понимаю, что ты считаешь иначе, но ты же не влезешь мне в голову, верно?

— Дело твоё, но ты хоть имеешь представление о том, куда идти?

— Пока нет, но у меня есть целых два дня, чтобы подумать об этом. В конце концов, я Бён Бэкхён. Что со мной может случиться?

Бэкхён разводит руки в стороны, а Чонин усмехается. Этот чёрт прав в чём-то.

— Только не думай, что так просто от меня отвяжешься.

— Да от тебя даже мышь далеко не убежит. Ты либо расставишь ловушки, либо окружишь её такой заботой, что она сама к тебе в рот пойдёт. Кот.

—Чеширский, что самое главное, —улыбается во все тридцать два Чонин и откидывает волосы назад. Он и вправду похож на довольного кота, особенно сейчас. Не хватает только почесать за ушком. — Кстати, ты уж прости, но я позвал кое-кого, — говорит он, когда они уже подходят к парку. Бэкхён хмурится, явно не готовый к таким переменам, и осматривается по сторонам.

—Я знаю этого «кое-кого»?

— Нет, но сейчас узнаешь. Пойдём, я вас познакомлю. Не бойся, они не кусаются.

—Они? — больно высоким голосом переспрашивает Бэкхён, готовясь к худшему. И куда его, конченого интроверта, только ведут? Если бы он заранее знал о планах Кима, никогда бы не пошёл с ним в парк. А ещё он понимает, что идиот и слишком много витает в облаках. Даже ключ забыл от номера сдать.

Они доходят до огромного фонтана, где собирается большая часть посетителей Ёёги. Кто-то сидит на лавочках, кто-то — прямо на траве. Несмотря на будний день, людей в парке более, чем достаточно, особенно хватает молодых парочек, сидящих в обнимку. Они доходят до стоянки с велосипедами, и Чонин кому-то машет рукой. Бён тяжело вздыхает, улавливая запах цветущих неподалёку люпинов. Буквально в ста метрах от них расположена клумба с дикими цветами. Его почему-то всегда раздражал этот запах. Он казался ему слишком приторным что ли. По сути, он вообще цветы не любил: ни ромашки, ни розы, ни даже орхидеи. Поэтому, когда к ним подходит пара людей, он еле сдерживает желание сморщить нос, потому что один из них пользуется розовой туалетной водой. Он разворачивается и видит перед собой двух бет. Один примерно одного с ним ростом, другой чуть повыше. И оба корейцы. Не слишком ли много он их за сегодня встретил для столь маленькой Японии?

— Это Бэкхён. Он славный малый, но временами слишком угрюмый. Любит строить из себя неприступную крепость. А это, Бэкхён, мои старые знакомые — Ю Кихён, вечно зависающий клерк, в плане заговаривания зубов ему нет равных. А этого переростка зовут Сон Хёну. Он, конечно, герой в каком-то плане. А еще у этих двоих взаимная френдзона.

— Чонин, тебе никто не говорил, что ты самоубийца? — резко спрашивает Кихён, но Бэкхён понимает, что он всего лишь лицедействует. Его куда больше интересует второй бета, который подозрительно молчалив и не приветлив. Тот, сложив руки на груди и хмуря брови, смотрит на Чонина. Гамме, кажется, совсем всё равно, он просто стоит и расплывается в своей издевательской кошачьей улыбке.

Наконец они обращают внимание на Бэкхёна и слабо кивают. Бэкхён приставляет палец к горлу и проводит по коже, имитируя порез, и смотрит при этом на Чонина, стоя позади него. Этого не могут не заметить беты, и Кихён фыркает, а Хёну улыбается одними уголками губ. Бёну кажется, что тот чего-то боится, но предположения тактично держит при себе.

Они два часа просто гуляют по парку и разговаривают на отвлеченные темы. Говорят в основном Чонин и Кихён. Бэкхён плетётся сзади и смотрит себе под ноги, поэтому парень изрядно пугается, когда три пары ног резко останавливаются и он впечатывается в спину Хёну.

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает бета, оборачиваясь. Бэкхён бросает кроткое «да» и выходит вперёд.

Выясняется, что Чонин предложил им всем посидеть в каком-нибудь кафе и что Бэкхён, сам себя не помня, согласился. Приходится делать вид, что он не выспался и что у него день до сих пор ночь. Ближе к четырём часам дня они заходят в какое-то кафе на европейский манер с пафосным названием "Кровавый закат". Почему именно «кровавый» становится понятно, когда они заходят в основной зал, где все столы, стулья, шторы и даже салфетки тёмно-красного, почти бордового цвета. Один пол только чёрный. Из колонок льётся усыпительный лаунж, и как по щелчку, Бэкхён зевает, развалившись на диванчике у стены. Чонин садится сбоку, а «сладкая парочка» визави.

— Ну, рассказывайте, как вы? Приспособились к Японии? С документами проблем не возникло? — нападает на друзей Чонин после принятия официантом заказа.

— Ким, не так сразу, — ноет Кихён. — В целом, всё хорошо. Мы целы и невредимы, как видишь.

Им приносят бутылку каберне совиньон двадцатилетней выдержки. Как будто под интерьер подбирали, отмечает Бэкхён, пробуя на вкус терпко-кислую жидкость. Очень даже сносно.

— Откуда вы, если не отсюда?

— Вообще из Тэгу, но Хёну последние десять лет жил и учился в Сеуле.

— Лучше бы остался там, где родился, — впервые за вечер бета произносит больше двух слов.

—Прошу прощения, что возможно лезу не в своё дело, но с вами что-то случилось?

Чонин фыркает.

— Случилось? Да их чуть не убил его отец.

— Ты ещё громче это скажи, — произносит Сон, в один глоток осушая бокал.

— Что? — еле выдавливает из себя парень, выпрямляясь. У него в голове не укладывается подобное. — Ваш отец как-то связан с криминалом? — обращается он к Кихёну.

— Знать не знаю. Я своего отца видел только на фотографиях в интернете в отличие от Хёну. Они несколько лет работали вместе. И, парень, обращайся на «ты», а то я себя каким-то аджосси чувствую.

— Вы так спокойно об этом говорите, — как-то отрешенно произносит Бэкхён, допивая вино. — И что случилось? Вы что-то не поделили?

— О, мой дорогой тонсен, тут целая история достойная сюжета целой книги. Сами расскажете или это сделать мне?

— Нет, Чонин. Всё было в порядке. Пока я не нашёл на его компьютере несколько лет тому назад одно видео. На нём мой босс убивает человека. Зная, чем это может для меня кончится, я молчал, хотя в то же время я понимал, что он, — Хёну наливает себе еще и кивает на друга, — должен знать, какой человек его отец. А через полгода, в один прекрасный день я таки сорвался и всё отправил Кюхёну. Это случилось в тот момент, когда погиб начальник производства его фирмы. Не нужно было быть гением, чтобы сложить два плюс два, и понять, кто за всем этим стоял. Потом их становилось всё больше с каждым месяцем. Я про жертв. Он даже организовал серию покушений на владельцев партнёрских фирм. То убийство стало своего рода катализатором что ли. Только в отличие от всех последующих, первое он совершил собственноручно. Наверно, понравилось чувствовать свою непревзойдённую силу над другими. Последней каплей стала его неудачная попытка убить якобы лучшего друга. Он свободно разговаривал с наёмниками по телефону, всецело мне доверяя, но я этого не оценил. Трудно работать на человека, чьи руки по локоть в крови, знаешь ли. Я сбежал при первой попавшейся возможности. Сделай я это на два дня позже, думаю, в списке жертв было бы на одно имя больше. Кому-то нравится коллекционировать бабочек, кто-то собирает монеты, а Пак Соквон коллекционирует сломанные судьбы тех, кто лишился близких людей по его вине, — подводит итог Хёну и трёт переносицу.

— Пак Соквон? — дрожащим голосом переспрашивает Бэкхён. — Знакомое имя.

— Глава Kaesang Group. Той самой, которая превратила корейский рынок в собственную монополию. У них просто нет конкурентов на данный момент. Я не в курсе, что происходит у них в фирме сейчас, но слышал, что он управляет ей по доверенности. Смешно даже, но нужно отдать должное Киму. Пожалуй, единственный человек, не позволивший сделать из себя жертву.

— Ничего не понимаю, — тяжело вздыхает Бэкхён, откидываясь на спинку кресла и закрывая лицо руками. Слишком много шокирующей и непонятной информации. Он чувствует себя гуманитарием, которому пытаются объяснить, как считать интегралы. — Слишком мудрёно для меня.

— В это вообще сложно поверить. В данной истории слишком много вещей, не поддающихся объяснению. Тут количество вопросов прямо пропорционально количеству жертв.

— Знаете, я, пожалуй, отойду на минутку. Приведу мысли в порядок.

Он натягивает рукава пиджака пониже, пряча под ними подрагивающие пальцы. В туалете он подходит к раковине и с минуту смотрит на себя в зеркало. Пальцы впиваются в чёрный гранит раковины. Так за пустым анализом проходит ещё одна минута. Бэкхён одним пальцем толкает вентиль, включая холодную воду. Он кусает щеку и, наконец, умывается. Вода попадает на волосы, и капли падают с чёлки на серую футболку. Под левой лопаткой кричат слова Дарвина о естественном отборе, а в голове кричит первобытное животное и кричит оно несуразный бред.

— Да уж, Тэхён, — говорит он, вытирая лоб рукавом, — не думал, что у тебя всё настолько запущено.

Парень усмехается, выбивая своими тонкими пальцами дробь по раковине, и выходит из туалета. Когда он возвращается, его заказ уже ждёт на столе. Чонин начинает хмелеть, а Хёну ведёт себя не так скованно, как до этого. Так день переходит в вечер, и Бэкхён даже не замечает этого течения времени. Зациклиться на словах беты — это последнее, что он хочет сделать сегодня. Для этого у него ещё два дня впереди, а может и меньше.

Расходятся они за два квартала до отеля. Издалека даже видны его последние этажи. Чонин спрашивает, всё ли в порядке, но впервые за день Бэкхён не кривит душой и признаётся, что сильно устал.

Наутро усталость никуда не девается, и тогда Бэкхён понимает, что истощён больше психически, нежели физически. Он выходит на балкон номера, когда Кай ещё спит. Парень вновь курит свои излюбленные L&M и смотрит вниз. Им повезло с тем, что вид открывается не на вход отеля, а на зону отдыха. Внизу расположен большой бассейн, но народу для столь раннего утра нет совсем, но тут его взгляд улавливает знакомую фигуру, лежащую на шезлонге в тени деревьев в одежде и с книгой в руках. Сердце пропускает удар. Бэкхён тушит сигарету о балконный поручень, не заботясь о порче имущества. Спустившись вниз, он идёт к выходу в зону отдыха, радуясь тому, что ему на пути не попался какой-нибудь из дотошных сотрудников отеля. Он чуть ли не рычит от досады, увидев, что с нужным ему человеком уже кто-то разговаривает. Бэкхён остаётся на противоположной стороне бассейна и садится на первый попавшийся шезлонг, надевая солнцезащитные очки в тонкой оправе. Он замирает, пытаясь расслышать, о чём говорят эти двое, но ничего не может разобрать и недовольно цокает.

Спустя пять минут незнакомец поворачивается, и Бэкхён притворяется, что увлечён рассматриванием своего маникюра. Он замирает, когда их взгляды сталкиваются. О, ещё одно знакомое лицо. Правда, оно тут совершенно некстати.

Бэкхён замирает, ожидая чего угодно. Бета подмигивает ему и проходит мимо. После возвращения в номер Бэкхён обязательно взглянет на себя в зеркало, даже встанет на диван, чтобы посмотреться в то, самое большое в номере, потому что ему кажется, что он начинает седеть.

Бэкхён выдыхает и направляется к мужчине, печатая шаг. Странно, а где вся эта хвалёная безопасность и толпа амбалов, ласково именуемая охраной?

Замечают его не сразу, а только когда он становится тенью, вставая возле шезлонга. Сейчас его пошлют далеко и надолго, но он выскажется. Решено.

— Мне просто интересно, — Бэкхён складывает руки на груди и смотрит на него сверху вниз, пытаясь сохранять самообладание, — как ты еще живёшь, Ким Чунмён?