Тэхён стоит на палубе корабля, опираясь руками о железный поручень. Он дышит через нос, сильно втягивая воздух. Первое, что он всегда ненавидел в своём здоровье, это морскую болезнь. Его укачивало в машине при тихой езде, но, если он оказывался в море, дела обстояли хуже. Его вечно тянуло в сон на кораблях и лодках. И угораздило же Пак Соквона устраивать вечеринку в честь своего дня рождения на лайнере. Будь его воля, он бы остался дома, но деловая этика, уважение и просто обязанность работника, что пока ниже по рангу, связывали руки начисто.

— Господин Ву, выпейте таблетку. Вам должно стать легче, — рядом возникает молоденький омега, с некоторых пор новый помощник Пака-старшего. Его предшественник таинственным образом пропал около месяца назад, и Тэхёну казалось, что, возможно, с ним случилось что-то серьёзное. С каждым днём он всё больше ненавидел лучшего друга отца. Он вбил себе в голову, что Ким не чист на руку, в то время как его лучший друг придерживался мнения о том, что за всем стоит Квон Джиён. Тэхён относился к директору Квону с большим скепсисом, но большую часть его мыслей о ближнем предателе занимал именно Ким.

Тэхён берёт стакан, где растворена таблетка, и подносит его ко рту, как что-то его резко останавливает. Стакан вылетает из рук и разбивается о корабельные доски. Он не знает, что им движет, но он просто разворачивается и без лишних слов уходит. Омега не знает, хотели ли его отравить или нет, но что-то омеге подсказывает, что здесь что-то не так. Он спускается на нижний уровень, где в основном празднуют работники среднего звена — топ-менеджеры, совет директоров и их семьи отдыхают на самом верхнем. Там же находятся отец и Исин, но видеть их ему хочется меньше всего. Ему нужен Чонгук, Хосок или хотя бы Чанёль. Младшего Пака в последнее время он видит чаще, чем собственного парня, и он не знает, радоваться ли тому, что между этими двумя хорошие отношения, и его альфа не ревнует его к лучшему другу; или нет. Чон находится сам. Они сталкиваются на повороте спальных коридоров.

— С тобой всё в порядке? Ты какой-то бледный, Тэ.

— Морская болезнь, да и голова еще болит от громкой музыки, — он недовольно морщит нос и взлохмачивает рукой тёмные волосы. Растрёпанным он выглядит более живым, ещё бы слой ВВ-крема с себя снять, и вообще идеально будет. Он упирается лбом в плечо альфы и еле слышно произносит:

— Если бы ты знал, как меня всё достало. Ещё чуть-чуть, и я сорвусь, — он поднимает руку, чтобы сжать рубашку альфы, но тут же опускает. По рецепторам приятно бьет запах дорогого парфюма вкупе с корицей. От такого сочетания на душе как-то спокойнее становится. Пока Чонгук рядом, он чувствует себя защищённым и нужным. Это никак не похоже на те эмоции, что он испытывает рядом с братом или отцом, больше смахивает на его состояние рядом с... Бред.

— Я помогу тебе, только доверяй мне, — он обнимает его, но не крепко. Аккуратно, с неподдельным трепетом, боясь разбить и потерять.

— Я доверяю тебе, Гук-а. Просто я боюсь, что с вами со всеми...

— Не думай об этом. Просто не думай. Я запрещаю тебе. Ты меня понял?

Тэхён кивает, чувствую влагу на щеках. Он стал слишком чувствительным, и с каждым днём ему кажется, что он всё слабее и слабее, словно увядающий цветок, который вот-вот сбросит свои последние лепестки и засохнет.

— Помнишь, ты как-то давно предлагал уехать?

— Да. Если хочешь, можем сделать это хоть завтра. Лишь бы ты чувствовал себя нормально. Куда ты хочешь?

— У нашей семьи есть домик в Хонсю, папа часто любил там бывать. И я хочу туда. Пусть это будет самая глушь, где не ловит связь, а до ближайшего города три часа езды на машине, но мне нужно это. Я хочу именно туда.

— Хорошо, мы поедем туда, — он гладит омегу по голове. — Я скажу отцу, чтобы не планировал важных встреч на этот период. Твой тебя отпустит?

— Только если ты пообещаешь ему не отходить от меня на шаг. А если ты имел в виду дела в офисе, то мой отец не Пак. В конце концов у него есть Ким, которому явно не хватает работы.

— По-прежнему думаешь, что это он за всем стоит?

— Да. И давай не будем об этом. Пошли лучше в каюту. Мне нужна тишина.

Вместо ответа Чонгук берёт омегу за руку и ведёт за собой. Они заходят в каюту альфы, и Тэхён садится на кровать. Его по-прежнему немного шатает и клонит в сон, но дышится уже свободнее.

— Мне кажется, у меня мания преследования в процессе становления, — говорит омега, рассматривая деревянный потолок. — Новый помощник Пака хотел дать мне успокоительное, но я не поверил ему. Просто взял стакан и разбил. Я становлюсь психом, да?

— Ну что ты! Это всего лишь предосторожность с твоей стороны, не более. Ты боишься, и это нормально. Куда ненормальнее строить из себя бесстрашного и доверять людям в той же степени, что и до этого.

— Ты так говоришь, будто испытал это лично на себе. Я чего-то не знаю?

Чонгук хмурится, что-то обдумывая.

— Это было несколько лет назад, когда мы с тобой только познакомились. У меня тогда был друг. Сейчас его нет. Собственно, по этой самой причине. Ему нравилось играть со смертью, как с котенком. Доигрался.

— Ты не рассказывал об этом раньше. Я его хоть знал?

Альфа отрицательно качает головой и кидает свой пиджак на стул рядом с кроватью.

— Почему не рассказал?

— Не хотел тебя волновать собственными проблемами.

— Наверно, Чонгук, тебе стоит напомнить, что наши личные проблемы — наши общие проблемы. А то получается, что ты мне — всё, я тебе — ничего. Не находишь это немного несправедливым?

— Нет, хотя, наверно, должен быть, — он подсаживается к омеге и обнимает того за плечи. Тэхён даже не смотрит на него. Злится. — Эй, — Чонгук ловит его пальцами за подбородок и поворачивает к себе. Он смотрит своей паре прямо в глазе, и Тэхён, пожалуй, впервые в жизни не может понять, какие чувства сейчас испытывает его альфа. У того взгляд слишком испытывающий, но в то же время тёплый, и от этой его скромной улыбки омегу будоражит. — Не злись, пожалуйста. Я обещаю, что ничего больше от тебя не скрою, но умоляю, не натвори глупостей, которые потом будут стоить тебе жизни. Если потребуется, я стану твоей тенью.

— Ты... Чон, знаешь, в чем наша главная проблема? Ты спасаешь меня, но не даёшь мне спасти тебя. Я хочу, чтобы наша связь не была односторонней. Отныне раз и навсегда, мы всё будем делать вместе. Только так. Ты меня понял?


— Есть, сэр, — улыбается Чонгук и касается тыльной стороной ладони щеки омеги. Его кожа на ощупь, как холодный атлас. Альфа проводит большим пальцем по его губам. В следующее мгновение его рука опускается ниже, останавливаясь на плече омеги. Он наклоняется, касаясь губами губ Тэхёна и вырывая из него короткий стон. Руки омеги обвивают его шею, притягивая ближе. Тэхён дрожит под натиском сильных рук, едва ли не плача. Он чувствует себя защищённым впервые за долгое время. Несколько охранников не смогли справиться с тем, с чем справился один альфа за вечер — дать защиту. Они целуются так отчаянно, словно делают это в последний раз. Кто бы что ни думал и ни говорил, они нужны друг другу. Здесь и сейчас. Всегда.

Ладонь Чонгука медленно опускается на талию омеги, и он тянет концы рубашки вверх, вытаскивая её из-за пояса брюк. Пиджак омеги летит к выходу. Омега улыбается сквозь поцелуй и принимается расстегивать пуговицы на рубашке своей пары. От нехватки воздуха лёгкие горят огнём. Они с трудом отрываются друг от друга, чувствуя жар тел друг друга. Тэхён тянет альфу на себя за галстук, который по-прежнему, как удавка, болтается у того на шее. Чонгук перехватает руки Тэхёна и заводит их ему над головой, впиваясь в губы с новой силой. Из груди омеги вырывается томный вздох и ему кажется, что он тонет, задыхаясь в собственном водовороте. Альфа губами спускается ниже, оставляя на шее омеги собственные засосы и синяки. Он проводит языком по адамову яблоку, слегка прикусывая кожу. Омега под ним извивается, и Чон не видит смысла скрывать, что ему нравится его подавлять. Абсолютного доверия Тэхёна заслуживает далеко не каждый и оттого, что он в числе этих людей, Чонгук чувствует себя избранным.

Альфа проделывает влажную дорожку вниз поцелуев, едва касаясь губами подрагивающего живота. Тонкие пальцы омеги путаются в волосах альфы, оттягивая их. Чонгук поднимает голову и сталкивается с пьяным взглядом омеги. У него из груди вырывается стон, когда холодные пальцы альфы касаются низа живота, едва он начинает расстёгивать ремень на брюках. От нежелания больше терпеть остатки одежды обоих оказываются на полу за считанные секунды, последним на пол летит галстук альфы, который омега развязывает с большим трудом. Чонгук подносит два пальца ко рту Тэхёна, заставляя того хорошенько их облизать. Ему хочется кончить от одного только беззащитного и смущённого — несмотря на опыт — вида омеги, но сдерживается с большим трудом.

— Скажи, если будет больно, — хрипит альфа, на что получает короткий утвердительный кивок.

Пальцы проникают свободно, но это всё равно доставляет омеге дискомфорт, и он недовольно морщится, но сдержанно молчит. Перетерпит. Когда боль начинает отступать, Тэхён кивает, давая альфе зеленый свет. Чонгук отнимает пальцы от входа и, подхватив того под колени, быстро, но не резко входит в разомлевшее тело. Омега стонет от боли и до крови закусывает губу, чтобы не заплакать. Он был готов к боли, но не думал, что из-за долгого отсутствия у него секса, она будет настолько дробящей. Болезненный стон срывается с его губ, и альфа замирает.

— Мне остановится?

— Нет, продолжай, — тяжело дыша, говорит омега, мотая головой, и дергается бедрами на встречу.

Альфа принимает это за хороший знак и начинает двигаться. Он плавно ведёт бёдрами назад, и с тем же темпом входит. Оттого, как тело омеги сжимается вокруг его члена, из глаз летят искры, и он срывается на быстрые толчки. Когда Чонгук меняет угол проникновения, и с губ Тэхёна срывается долгожданный стон наслаждения, они наконец находят единый ритм движения. Наутро тела обоих будут в царапинах и синяках, но они сейчас не в том состоянии, чтобы думать о последствиях. Каюта утопает в стонах Тэхёна, но их не услышат, потому что где-то там, на палубе, все увлечены дегустацией дорогих вин и пьяными танцами под хиты последних лет.

Движения становятся быстрее, и когда Тэхён мертвой хваткой впивается ногтями в плечи альфы, тот чувствует приближающуюся разрядку. Ещё несколько толчков, и Чонгук покидает разгорячённое тело, кончая тому на живот, марая хрупкое тело белесой жидкостью. Обхватив пальцами подрагивающий член омеги, он за пару движений доводит того до разрядки, и валится рядом под аккомпанемент его сладкого стона. Альфа утыкается носом в шею тяжело дыша.

— Если бы мы были героями дорамы, я бы сказал сейчас, что люблю тебя, — омега поворачивается к альфе лицом, морщась от боли в пояснице. Он смахивает чёлку с взмокшего лба Чонгука и дует ему в лицо. — Спасибо, что спасаешь меня.

На лице альфы играет плутовская улыбка, и он обводит большим пальцем контур раскрасневшихся губ.

— Спасибо, что доверяешь мне.

***

На лайнере сотрудники Kaesang Group находятся три дня. Корабль с полным его составом возвращается из вод Чеджу в Сеул. Всё это время Крис нервничает. Его голову начинают так не вовремя посещать тёмные мысли. Всё это время Чунмён ошивается поблизости как верный пёс. В конце концов это начинает раздражать. И когда они последними покидают корабль, он застаёт друга врасплох:

— Мён-а, может, ты перестанешь уже ходить за мной по пятам? — резко останавливается альфа и хватает бету за грудки. Рядом стоит Исин и пытается сделать как можно более отстранённый вид. Но парень не может не признать, что это удивительно. До сегодняшнего дня он считал их дружбу идеальной. Омега специально замедляет шаг, чтобы идти позади и не выдавать свого присутствия.

— Я просто беспокоюсь, что с тобой что-то случится. Если я тебе мешаю, сделай вид, что меня нет, — несмотря на агрессию Чунмён отвечает ровным и спокойным, почти сонным голосом. Он скидывает с себя руки альфы и делает два шага назад. — Не один ты чувствуешь ответственность за близких тебе людей. Я тоже человек, и смею поступать так, как считаю нужным. Что-то не нравится? Игнорируй.

Альфа недовольно цокает и в следующее мгновение происходит то, чего никто не ожидал. Крис заносит руку для удара и бьет со всей силы по лицу. Чунмёну удаётся удержать равновесие и не упасть лишь чудом. Из носа беты фонтаном хлыщет кровь, а он как дурак улыбается. И этой его улыбки у Ифаня разрывается сердце. Исин шумно выдыхает, борясь с собственными чувствами. Ему почему-то хочется закричать, но сам не понимает на кого: отца или его помощника. На плечо ложится чья-то рука. Исин дергается и видит слева от себя подошедшего только что Тэхёна.

— Отец, у вас всё в порядке? — интересуется старший брат, отлично видя, что между его отцом и Кимом не всё в порядке.

— В полном, — отвечает Ифань, наблюдая за бетой, который принял удар как должное, и от этого его настырности волосы дыбом встают. Чунмён не плачет, не возмущается и даже не бьет в ответ. Просто стоит, держа руку у носа, и смотрит, как и до этого — с щенячьей преданностью. — Ты вроде и гений, но такой идиот, — говорит альфа так, чтобы его слышал только Чунмён. Стоящие неподалеку в окружении охраны Тэхён и Исин ждут от них объяснений, но так ничего и не получают. У Исина сердце предательски сжимается, когда Чунмён растягивает губы в скромной улыбке. Неужели вы не видите, ему больно, хочется закричать омеге, но понимает, что его не услышат — вокруг глухослепые люди. Просто парень ещё не знает, что бета сам роет себе могилу. Но пока в голове Исина живет светлый образ настоящей дружбы, ему остаётся только недоумевать.

— Сейчас подъедет наша машина. Пойдём, — Тэхён дёргает брата за руку и тащит за собой с пристани. Отец следует за ними, а Чунмён остаётся стоять на месте. Потому что лучший друг явно дал понять, что не хочет его видеть в ближайшее время. По-прежнему держа руку у носа, он смотрит им в спины и встречается с взволнованным взглядом обернувшегося Исина, и вновь улыбается, уже менее натянуто.

Надо же, его состояние кого-то волнует.

А ещё бета понимает, что Ифань прав, но он не может поступить иначе, потому что если он его потеряет, то сломается. Сейчас, стоя на пристани, Чунмён понимает, что не прочь умереть сам, если это хоть как-то спасёт семью лучшего друга, но он не всесилен.

— За что он тебя так? — рядом возникает Соквон, держащий руки в карманах брюк. У него небрежный вид после удачного уикенда и эта его беспечность, как холод по зубам.

— За чрезмерную опеку. Со всеми попрощался?

— Ага. Жаль, Квона не было. Без него скучненько как-то.

Чунмён кивает и достаёт платок из внутреннего кармана серого пиджака, вытирая кровь с носа. Судя по тому, что дышится без особого труда, кости на месте. Он шумно выдыхает ртом, выпуская изо рта облако дыма. Дует промозглый ветер, посылая мурашки по коже обоих мужчин.

— На самом деле, он принял верное решение, не приехав сюда, — неожиданно начинает Чунмён, встав к другу вполоборота. — Соквон-а, ты уж прости, но я не хочу видеть, как ты расквашиваешь лицо парню, что младше тебя чуть ли не на два десятка лет.

— Этот парень хочет нас всех убить, а ты его защищаешь.

— Ты так уверен в этом? — интересуется он, хотя сам разделяет его мнение. Из присланных когда-то Чо Кюхёном бумаг он сделал вывод, что младший директор что-то задумал.

— Тут либо он, либо ты, но ты мой друг, так что отпадаешь.

Ким согласно кивает, и пара капель крови пачкает рукав дорогого пиджака от Brioni.

— Да что ж такое, — ворчит он, запрокидывая голову, хотя понимает, что так делать нельзя — в детстве на досуге читал медицинские энциклопедии.

— Съезди к врачу, а то ещё коньки откинешь, как Тао.

Чунмён замирает, и внутри него будто всё леденеет. Соквона хочется прибить за одну только интонацию, с которой он говорит о покойном Тао.

— Ублюдок, — бурчит он себе под нос, хлюпая носом.

— Ты что-то сказал?

— Спрашиваю, есть ли у тебя на корабле перекись?

— Не знаю, могу попросить Чанёля поискать.

— Тебе самому не претит делать из собственного сына слугу? Напряги стафф, у тебя несколько тысяч рабочих, а ты сваливаешь всё на него. Ты его хоть любишь?

— Чана? Для этого у него есть Чимин, — отмахивается Пак, усмехаясь.

— Для чего тогда нужен ты, прости меня? Соквон, я не понимаю, когда ты стал таким...

— Договаривай. Каким таким?

Ублюдком, едва ли не говорит он.

— Чёрствым.

— Чего и следовало ожидать от нашего гениального мальчика. Даже матом крыть не умеешь, хотя мысли у тебя именно такие. Обвиняешь меня в чёрствости, хотя сам тот еще лицемер и ублюдок. Так позволь спросить, какого чёрта ты так возмущён моим поведением, если сам недалеко ушёл? Вьёшься за Крисом, как хвостик, а ему плевать на тебя, и всегда было плевать. Мы все хороши, не один я дерьмо, как вы все думаете. И ты, и Квон, и Фань, и я.

— И ты хочешь, чтобы твой сын стал таким же. Я прав?

Вместо ответа Соквон ухмыляется и застёгивает среднюю пуговицу на пиджаке.

— Наш маленький гений всегда прав. Чанёль мой преемник, и он должен соответствовать своему отцу, а не быть не от мира сего. Такие добрые люди не приживаются в мире, и уж тем более в бизнесе. Ему не хватает хватки, чтобы быть лидером.

— А тебе не хватает толерантности. К Чимину ты также относишься?

— Мённи, тебя моя семья не касается. Я не Ифань. Так что, мой тебе совет, не пытайся исправить то, чего уже не исправишь, а то так и недолго в ящик сыграть, — Соквон наклоняется к Чунмёну, чтобы их лица были на одном уровне. Он морщится при виде крови. — Живи своей жизнью.

Он выпрямляется и, развернувшись на пятках, уходит дальше от корабля, оставляя приятеля наедине с собственными мыслями. У того в голове словно заржавевший механизм промасливается и начинает работать. Неожиданная догадка посещает его голову, и он хватается за голову.

— Боже мой... Только не ты, пожалуйста. Пусть это будешь не ты.

Голова будто наливается свинцом, и он садится на холодные влажные доски. Ему плевать на сохранность собственного костюма и на свою сохранность вообще, но то, что он принимает сейчас для себя, не идёт в сравнение ни с чем. Каким же он был дураком. Какими же дураками были они все.

От собственных мыслей его отвлекает едва слышимый звук шагов. Он оборачивается, но никого не видит. С ума уже сходит.

Так или иначе, он должен рассказать обо всём Ифаню, пока не поздно. Но проблема состоит в том, что Ву может ему не поверить.

Водитель Чунмёна приезжает через двадцать минут, и тот в приказном, таком не свойственном ему тоне требует отвезти его домой к лучшему другу. По дороге он несколько раз успевает набрать номер Криса, но тот как назло сбрасывает. И тогда он решается на самый непредсказуемый шаг. Он набирает номер человека, которого ненавидел вплоть до сегодняшнего дня.

— Я слушаю, господин Ким, — будничным тоном отвечает голос на той стороне провода. — Насколько актуален ваш вопрос, что вы сочли нужным побеспокоить меня в воскресное утро?

— Квон, — бета не узнает собственный голос. Его трясёт от страха, и водитель, смотря в зеркало заднего вида, спрашивает, всё ли в порядке. Ким даёт отмашку, требуя, чтобы его не беспокоили. Он чувствует, как собственное сердце вот-вот выскочит из груди. От запаха автомобильного освежителя кружится голова, а рука, держащая телефон, идёт ходуном. Бета смаргивает непрошенные слёзы и продолжает. — Мы можем встретиться вечером? — из последних сил произносит он.

— По какому вопросу, Ким?

Он бы возмутился такой фамильярности омеги, да не тот случай.

— Это касается Соквона.

— Мне кажется, мы всё уже выяснили, разве нет?

— Квон, пожалуйста, — цедит он сквозь зубы от отчаяния и кусает собственный кулак, пытаясь успокоить сам себя.

— Хорошо, — неожиданно соглашается он. — Через два часа в главном офисе и ни минутой позже. Надеюсь, я не зря трачу своё время.

Омега отклоняет вызов без лишних слов, а бета откидывается на спинку кресла, тяжело вздыхая.

— Господин Ким, — робко начинает водитель. Их взгляды сталкиваются в зеркале заднего вида. От взгляда босса бегут мурашки и бета мысленно прощается со своей работой. — У вас кровь. Возьмите салфетку, а то мы почти приехали.

Ким пару раз моргает и кивает, принимая протянутую салфетку. Кровотечение давно прекратилось, но кровь от этого никуда не испарилась. Он вытирает лицо и в зеркале заднего вида замечает, как на носу начинает расцветать гематома.

Машина останавливается, но каково же его разочарование, когда он не обнаруживает машины Ифаня на подъездной дорожке. Он меняет курс на офис, и, приехав, буквально бежит, сталкивая попавшихся под ноги шокированных работников. Не каждый день увидишь растрёпанного и взвинченного босса с кровоподтёком на лице. Чунмён залетает в кабинет Криса на крейсерской скорости и буквально впивается в столешницу пальцами. Альфа закатывает глаза, предвидя очередную лекцию о безопасности.

— Это Соквон, — хрипит Чунмён, тяжело дыша. Нечасто он бегает по парапетам, пытаясь донести до, пожалуй, самого близкого человека мысль, от которой, возможно, в будущем кто-то умрёт. — Это он хочет тебя убрать. Фань, я понимаю, в это сложно по...

— Ты бредишь, Чунмён, — Ву снимает очки и протирает глаза. В сердце опять появляется ноющая боль. Он достает из ящика банку с таблетками и заглатывает сразу три. — Ты сходишь с ума, — банка вновь отправляется в ящик, а альфа переводит взгляд на друга. — Это слишком.

— Фань, — чуть ли не плача просит Ким. — Поверь мне, пожалуйста.

— Уходи.

— Ты...

— Я сказал тебе уйти. Сделай это сам, если не хочешь тебя вывели другие.

— Пожалуйста...

Альфа сжимает кулаки и закрывает глаза, сдерживаясь из последних сил. Ему тоже тяжело давать отпор тому, кто положил на кон ради него всё своё существование. Он всё прекрасно понимает, и от этого решение даётся ему сложнее.

— Не смей появляться больше мне на глаза. Ты уволен, — он поднимает голову и смотрит другу прямо в глаза. Скрывать слёзы уже бесполезно.

Внутри беты всё идёт трещинами и стирается в пыль. Теперь он точно проиграл. По всем фронтам.

Шаг в сторону двери даётся ему с большим трудом. Он пытается в собственных ногах, а альфа даже не смотрит в его сторону, забивая тем самым последний гвоздь в крышку его гроба. Единственный человек, который ему верил, и тот отвернулся. К лифту он идёт медленно, подавая каждый свой шаг глубокому анализу. Происходящее просто не укладывается у него в голове. Бета даже не замечает окружающих его людей. Осознавать реальность он начинает только в тот момент, когда оказывается на первом этаже в окружении обеспокоенных и перешептывающихся работников.

— Вам уже сообщили, господин Ким? — спрашивает низкорослый омега, стоящий у пропускного пункта со стаканчиком кофе в трясущейся руке. Вид у того тоже не из лучших. В нем он признает ассистента Джиёна, но сил на удивление уже нет. Странно, что тот никак не комментирует его внешний вид.

— О чем ты, Чжункён?

— Пятнадцать минут назад позвонили из больницы. Уже по всем новостям об этом говорят. Машину директора Квона подорвали на мине.

Секунда. Осознание. Треск.

— Ты серьезно?

— Да, мы говорили буквально сорок минут назад. Он сказал, что у него здесь должна была быть встреча через час и что он едет в офис, но произошёл взрыв, и мы толком ничего не понимаем сами. Это что-то невероятное просто. Я в шоке, если честно.

— Поверь, я не в меньшем. А директор...

— Как мне сказали по телефону, он жив, но у него крайне тяжёлое состояние. Для более точных данных нужно ехать в больницу. Я как раз туда собирался. Если с директором что-то случится...

— Джункён, ничего не случится. Я не позволю, — последнее Чунмён буквально произносит по слогам и хватает омегу за плечи. — Тебя подвезти?

— Если это будет быстрее, чем на метро, господин Ким, — кивает омега.

— Определенно быстрее, поверь мне.

По дороге в больницу Чунмён набирает номер Пака. Тот отвечает после второго гудка, но бета понятия не имеет, что ему говорить.

— Всего три часа не виделись. Что-то случилось?

Ты случился.

— Кто-то подорвал машину Квона.

Секунда. Две. Три.

— Эм-м, ты серьёзно сейчас?

— Более чем. Наша теория насчёт его причастности к покушению и срезу тормозов провалилась.

— Да уж, — удивляется он и тяжело вздыхает. — Понятия не приложу, что теперь думать.

Бета стискивает зубы, чтобы сдержать все те гадкие слова, что просятся наружу. Он боится и ненавидит — и всё это одновременно. Но хуже всего то, что он не знает, как себя вести с убийцей.

***

Соквон появляется в офисе в приподнятом настроении. К моменту его появления почти все работники покидают офис. На часах начало восьмого, но альфа знает, что нужный ему человек сидит у себя в кабинете.

— Слышал о Квон Джиёне? — вместо приветствия спрашивает он, влетая в кабинет. Он садится в кресло напротив Ифаня и пытается принять как можно более взволнованный вид.

— Сообщили несколько часов назад. Кто-то основательно взялся за акционеров Kaesang. Хотя до сегодняшнего дня я почти на сто процентов был уверен, что за всей этой заварухой стоит он.

— Как видишь, нет. У тебя есть ещё подозреваемые?

Ифань отрицательно качает головой, складывает руки перед собой и кладёт на них голову. Он вспоминает разговор между ним и Чунмёном, произошедший несколько часов назад, и сердце болезненно сжимается. А еще ему кажется, что боли в груди не уменьшились, а стали только сильнее.

— Я вот думаю, — оттягивая губу, начинает Пак и смотрит в окно на вечерний Сеул. — А что, если это Чунмён? Прости, конечно, за такое предположение, но я просто не знаю, на кого теперь думать.

Альфа поджимает губы и встает, но резко падает назад, потому что всю левую часть тела простреливает болью. Ву болезненно стонет и оседает в кресле.

— Что с тобой? — удивляется Пак и привстает с места, обходя стол и присаживаясь перед другом.

— Не знаю. Врач прописал хрень, которая никак не помогает. Полгода назад проходил полное обследование, и всё было нормально, — корчась от боли, сипит Ифань. — Налей мне воды, пожалуйста.

— Хорошо, я сейчас, — Пак берёт стеклянный стакан со стола и идёт к кулеру с водой, что находится в кабинете секретаря. Он улыбается уголками губ всего секунду, а после возвращается к Ву. — Может, выпьешь ещё таблетку?

— Их нельзя принимать часто. Лучше уж кетонал.

— Уже вряд ли тебе поможет, — говорит альфа себе под нос и смотрит на друга, которому становится только хуже. — Ты пил вчера?

— Нет, знаешь же, что нельзя. Причём здесь это?

— Пытаюсь понять, отчего тебе плохо. А таблеток сколько сегодня принял?

— Четыре, — тяжело вздыхает альфа и оттягивает галстук. Он начинает чувствовать собственное биение сердца у себя в ушах.

— Тогда даже не удивительно, что ты так быстро сдаёшь позиции.

— Прости?

Пак обходит вокруг стола несколько раз и останавливается за спиной у Криса, наклоняясь над ухом альфы.

— Кетамин в сочетании с нитроглицерином дают ту ещё гремучую смесь, не правда ли?

— Я не принимаю кетамин. Это нитроглицерин.

— Ты уверен в этом, Фань? — Соквон улыбается и открывает ящик, где лежат злополучные таблетки. Он достаёт банку и, отвинтив крышку, смотрит Ее содержимое. Таблетки с противным звоном летят на стол. — Они очень похожи между собой, поэтому и не поймешь, где какая. Сегодня, судя по твоему состоянию, три из четырёх были кетамином. А я всё ждал, когда тебе попадутся именно они.

— Ты... — хрипит он и злобно смотрит на друга(друга ли?). — Так значит, это ты перерезал тормоза в его машине?

— Ну что ты?! Я ничего никогда не делаю сам. Одни люди любят власть, другие — деньги. Но похвально, что ты так вовремя спохватился, правда, тебе осталось от силы минут десять. За это время многого не успеешь. Какой сегодня всё-таки хороший день, Ифань! И ты, и Квон, хотя последний гад живучий, но ничего, всё поправимо. Мне что-нибудь передать твоему любимому сыночку?

— Какая же ты гнида, Соквон, — ослабевшим голосом произносит альфа и хочет задушить Пака, стоящего в метре от него, но он даже рукой пошевелить может с трудом, не то что встать. — Только попробуй что-нибудь сделать Тэхёну с Исином. Я тебя с того света достану.

— Ой, боюсь, не могу. Не волнуйся, с твоим старшим уже все решено. И с Мёном, кстати, тоже. Как хорошо всё-таки, что всё улики будут против него. Он же приходил к тебе наверняка?

Ву хочет возмутиться и сказать что-то, но ему резко перестает хватать воздуха, и он просто начинает задыхаться, не в силах сделать хотя бы вдох. Последнее, что он видит, это улыбающегося Соквона, но вместо его гадких слов последними в голове набатом проносятся слова Чунмёна, где он умоляет поверить ему. И он верит. Но уже слишком поздно.