Завтра для меня не было.

Утро провалялся в отключке из-за лошадиной дозы обезболивающих, вколотых очкастой. День запомнился дикой жаждой, твоим запахом и руками. Ты скользил вокруг постели — когда успел перетащить меня? — тенью, то присаживался рядом, то снова исчезал. Иногда прохладные пальцы гладили и перебирали волосы, а меня плющило так, что даже глаз открыть не мог. Проваливался в глубокий сон и снова выныривал, чтобы жадно пить горьковатый чай с твоих рук и опять уходить. Ты что-то говорил мне. То ли извинялся за что, то ли оправдывался, но тон был виноватый. Похоже. Не помню. Вечер был замазан духотой и нудной, сквозь сон и обезболивающие на одной ноте зудящей болью в содранной роже. Помню, как хотел забраться пальцами под кожу, но твои руки не дали. Держали крепко и стискивали до синяков, пока я не сдался. Ватное бесполезное хуйло. Твои губы опять что-то тихо шептали, успокаивающее, целовали в висок и дули на перепаханную часть физиономии. Щекотно. Но я не возражал бы, даже если бы ты жег меня каленым железом и рвал крюками на куски. Главное, ты со мной.

Открываю глаза где-то ближе к полудню, выспавшийся, сука, на всю оставшуюся жизнь, и долго пялюсь в потолок. Чувствую себя на удивление неплохо, и от этого аж тошно. Медленно потягиваюсь и прислушиваюсь, вот-вот ожидая визга нервных окончаний, но... тело молчит. Это ненормально, но теперь уже плевать. Уже дал заколоть себя всем, чем только можно. Из-за тебя, паршивец. Стоило только с ринга выпрыгнуть, так смотрел, будто меня наживую там резали. А еще эти непролитые слезы в глазах. Наверное, поэтому и дал сумасшедшей бабе накачать меня под завязку, лишь бы ты не разревелся. Вот она и рада стараться была. Блять. Ни надсадной пульсирующей боли в развороченных казанках, ни обжигающей кислотной — в спине, ни рези в боку. Даже натертая на крупную терку морда лишь чешется, как старая парша. Так странно не чувствовать боли после боя. Не люблю ее, но она необходима, чтобы быть живым. И знать предел себя. Сейчас нет ничего. И скрутись я жгутом, та же отбитая спина не среагирует, а должна.

Ладно, хрен с ним. Отпустит же рано или поздно. Скорее, поздно, зная очкастую. Хмыкаю и чуть поворачиваюсь, чтобы видеть другую половину постели. Без понятия, на что рассчитываю. Наверное, на то, что ты дрыхнешь рядом. Нет, конечно, не дрыхнешь, но на подушке красноречивый след от твоей взлохмаченной балды. И почему-то от осознания, что ты не отходил от меня, становится сопливо. Настолько, что сам себя готов уебать об стену. Списываю чертову сентиментальность на удар затылком об бетон. Хоть четырехглазая уверяла, что сотрясения нет. Да и не отпустила бы меня никуда, будь лишь намек на нечто серьезнее занозы.

Крепко зажмуриваюсь и подрываюсь с постели. Подрываюсь — громко сказано, но тем не менее вскакиваю бодро и топаю в ванную. Первым делом отлить, вторым — душ, и пусть сдохну в нем, невелика потеря, потому как, по вони судя, уже сдох и сливаюсь с ландшафтом. Но главное, десять секунд — полет нормальный, Хьюстон. Перед тем как лезть под горячие, упруго хлещущие струи невольно зависаю перед зеркалом. Ебать меня во все дыры... И до этого аленделоном не был, а сейчас прямо школьная постановка «Красавицы и Чудовища». Ты же будешь Красавицей, малыш? Не хочешь? А придется, потому что уебище лесное тут я.

Рассматриваю свою покоцанную рожу и скалюсь. Не, не то чтобы огорчен подрихтованным фасадом, просто все же я пидор, и чувство прекрасного мне не чуждо. От одной мысли, что ты так благоговейно целовал <i>это</i>, в животе начинают копошиться гусеницы. Те самые, из которых вряд ли когда-то проклюнутся бабочки. Или, может, тебе было плохо видно в темноте?.. Точно. Плохо видно. Иначе почему бы еще стал делать такое.

Если разум взбодрил вид собственной морды в зеркале, то тело, однозначно, возрождает душ. Выливаю на себя половину бутылки геля для душа. И вторую вылью, если понадобится. Все что угодно, лишь бы не вонять псиной. Размокшие ссадины и царапины пощипывает, а затянутое паром пространство наполняется запахом бергамота. Бахчисарайский фонтан прямо. Жмурюсь от удовольствия и наконец-то решаюсь подставить воде лицо. Блять. Как в жопу без смазки. Шиплю и выкручиваю кран с холодной водой. Так лучше, но под струи все равно больше не суюсь, наученный горьким опытом. Полощу рожу в ладонях и, несмотря на сомнительное удовольствие, чувствую, как становится легче просто от ощущения чистоты. Кажется, смываю с себя килограммы грязи и вони. И да, малыш, я, должно быть, действительно тебе «очень нравлюсь», если обсасывал такого. Впрочем, тебя оближу, даже если из выгребной ямы вылезешь.

После душа почти летаю. Натягиваю домашние штаны и майку. Да, помню, как ты кинковал на мои татуировки и снова хочу этот алчный блеск твоих глаз. И не только его. Вообще, если разобраться, дохера чего твоего хочу. Не знаю, как оно повернется, но срываю с постели провонявшее псиной и изгвазданное белье, стелю новое и только потом выхожу из спальни. Не пойму, то ли я ушибленный на всю голову озабоченный чистоплюй, то ли просто озабоченный. Второй вариант кажется правдоподобней. Буду придерживаться его.

В гостиной тебя нет, да я и не искал, потому что с кухни доносится совершенно умопомрачительный аромат. Точно, женюсь. Улетно сосешь и так же, судя по запаху, готовишь, а что еще для счастья надо? Сам говорю, сам смеюсь и захожу на кухню. Стараюсь не думать, какой погром меня ждет после твоих кулинарных приходов, но это мелочи жизни. Однако все огромное пространство идеально чистое. Только на варочной панели тихо булькает в кастрюльке да духовка щелкает и ворчит, запекая шмат мяса. А за островком посередине, на <i>твоем</i> месте сидит Смит. В трениках и футболке, такой домашний-предомашний. Лениво потягивает кофеек, смотрит передачу про сусликов по телеку и болтает, падла, тапочкой на босу ногу.

— Эрен?.. — вконец обалдев, зову тебя.

— Эрвин, если не возражаешь, — лыбится во все тридцать два.

Да ну нет, бля. Только не говорите мне, что я совсем ебанулся и тебя никогда не существовало. И я живу со Смитом.

— Завались, — огрызаюсь по привычке. — Два вопроса — какого хера ты тут расселся и где он?

— Эрену пришлось уехать, а я тут, чтобы присмотреть за твоей неблагодарной задницей.

— Пф-ф, — падаю на стул напротив и закатываю глаза. — Знаешь, моя благодарность не будет знать границ, когда ты свалишь от... — затыкаюсь на полуслове, потому что вдруг доходит первая часть его ответа. — Уехать?! Куда уехать? — смотрю на довольную рожу старого ублюдка, который наслаждается, блять, моим замешательством.

— По работе, — пожимает плечами, поднимается и начинает греметь тарелками.

— А хули он мне нихера не сказал?

— Как? Ты был в отключке больше суток.

Логично. Но что за гребаная внезапность? Ты модель, а не секретный агент. Хотя вообще не ебу как оно у вас, у моделей, принято. Кладу болт на разглагольствования Смита и возвращаюсь в спальню, справедливо предположив, что мой телефон там. И правда, нахожу на прикроватном столике. Но прежде чем набрать твой номер, вижу голосовое сообщение. От тебя. Жму на иконку и подношу мобильник к уху.

— Прости, что уехал, но так получилось, — слышу твой охуенный и чуть запыхавшийся голос на фоне шума аэропорта. — Это не специально, слышишь?.. Я говорил тебе, ну, когда ты в себя приходил. Только, кажется, ты ничего не понимал. Нам изменили график съемок, сейчас я улетаю в Сидней и... — прикрываешь динамик и что-то раздраженно говоришь кому-то рядом. — Ну в общем, долго объяснять. Хочешь, спроси у Эрвина. А хочешь, дождись меня... — идешь куда-то, сопя в трубку, и звук вдруг становится чистым и глубоким. — Ведь ты дождешься, да, Ривай? — спрашиваешь, затаив дыхание. — Меня не будет всего три недели. И я попросил Эрвина приглядывать за тобой, пока не поправишься. Но на самом деле... — судорожный вдох, и твой голос дрожит, — на самом деле я хочу быть с тобой, слышишь? А не в какой-то дурацкой Австралии. Потому что уже не помню себя без тебя, кажется, ты всегда был рядом и... и как подумаю, что мог выбрать квартиру в другом доме, так пусто внутри становится, — зажимаешь динамик, чтобы я не слышал твоего всхлипа, но все же слышу. Господи, за что же мне такая чудобень, а? — И спасибо, что дал второй шанс, — снова в трубке возня, чьи-то причитания, видимо, нашли тебя в твоем убежище, где наговариваешь все это на телефон. — Слушай, мне пора, уже посадку объявили. Как прилечу, сразу наберу. Обещай, что тоже будешь звонить. И писать. И... блять, я несу что-то не то, а то, что хочу сказать, никак не могу! Ривай?.. Я очень сильно тебя... — и запись обрывается.

Волосы на затылке становятся дыбом, и чувствую, что телефон к ебеням раскрошу в руке. Как в сопливой мелодраме, сука. Только это все наяву, и я в главной роли. Что ты хотел сказать и не успел? Почему не набрал еще раз?! Ах да, у тебя же самолет. Несколько секунд смотрю на темный экран и представляю, как прозвучало бы непроизнесенное слово. И понимаю, что не хочу слышать его по телефону. Потому что ты выдохнешь его, кончая подо мной.

На кухне уже ждет накрытый стол. Скептически оглядываю старания Смита и, не найдя к чему придраться, просто сажусь и принимаюсь за еду, что бы это ни было. По консистенции напоминает жидкую овсянку, на вкус — что-то грибное, но я никогда не считал себя гурманом, особенно сейчас, когда не жрал почти двое суток.

— Лицо попроще сделай, — улыбается Смит, наблюдая и лениво помешивая в своей тарелке. — И можешь хвалить, не стесняйся.

— Зря старался. Вполне хватило бы китайской лапши из забегаловки на углу, — отрезаю с кислой миной и хрен сознаюсь, что ничего вкуснее не ел в своей жизни.

— Я говорил Эрену, что ты не оценишь его стараний.

Твою же мать. Грохаю ложкой об тарелку и поднимаю глаза на Смита. Ржет, старая сволочь. Довольный произведенным эффектом и счастливый, как огромный младенец, слюнявчика не хватает. Врезать бы. Но волшебные препараты очкастой сделали меня добрым. Поэтому просто возвращаюсь к еде. Блять, малыш, это, правда, ты приготовил? Для меня? Серьезно? Тот самый ты, который не знает, как правильно пользоваться шваброй? Походу, жениться все-таки придется. Хмыкаю сам себе, что не укрывается от Смита.

— Непривычно видеть тебя таким, — произносит он.

— Каким? — подозрительно щурюсь.

— Живым, — незамедлительно следует ответ.

— Видимо, очкастая вкатила что-то не то, — отвечаю невозмутимо. — Скоро пройдет.

— У вас с Эреном серьезно?

Это было внезапно. Чуть ли не давлюсь, зависаю, и хрен его знает отчего.

— То есть, я знаю, что это серьезно для него. А что насчет тебя? — продолжает как ни в чем не бывало.

— У меня в планах соблазнить его, а затем, обесчещенным и брюхатым, вернуть родным, — отвечаю.

— Смешно, — соглашается Смит, но глаза холодные, как ледники Гренландии.

— Ну так, — пожимаю плечами.

Отодвигаю от себя пустую тарелку и устало откидываюсь на спинку стула. Не свожу глаз с гладкой физиономии, а он, не отрываясь, разглядывает меня.

— Разве не ты, старая сводня, старался подложить его под меня несколько месяцев назад? А теперь чего ты хочешь, Эрвин?

— Я — ничего. Но ты должен знать, что Эрен не такой сильный, как кажется.

Резко втягиваю в себя воздух, шумно выдыхаю и еще некоторое время не свожу со Смита угрюмый взгляд.

— Знаю, — произношу наконец и вижу, как по твердокаменной роже скользит облегчение. — Это все?

Смит кивает и встает, чтобы убрать со стола пустые тарелки и заменить их другими. Машинально наблюдаю за ним — как раскладывает куски запеченного мяса, как лезет в шкаф за вином, как наливает себе бокал, а передо мной, зная, что не пью, ставит чайник и чашку. Блять, Эрен, какого же хрена ты в сраном Сиднее, а за мной ухаживает твой фей-крестный, а? Хотя забавно думать, как ты оставил ему список дел. Тянусь к чайнику, наполняю чашку, но уже по цвету чая понимаю, что отстой. Смит не умеет заваривать чай. Это умеешь только ты. И так, как мне нравится. Самое интересное, что никто не учил, просто сразу сделал как нужно, хотя сам далеко не ценитель.

— Ханджи хочет тебя навестить.

— Перетопчется, — фыркаю в чашку. И да, чай — хрень полная.

— Она беспокоится.

— Скажи, что со мной все в порядке, — пожимаю плечами и принимаюсь за мясо, не в пример лучше помоев в чашке.

— Ты-то да, а твоя физиономия нет.

— Заживет, — отмахиваюсь. — Не на выставку.

— Хочешь испортить свадебные фото?

— Эрвин, блять! — давлюсь куском и еле откашливаюсь.

Смит стучать по спине не рискует, только разве опять скалится в одном ему понятном приступе веселья и снова болтает тапочкой.

— Кстати, уже присмотрел вам вазу.

— В жопу ее себе засунь, — огрызаюсь беззлобно и по привычке.

Отхлебываю дурацкого чая и снова принимаюсь за еду. Хули я сегодня такой добрый, не пойму. Может, правда, рожу подлатать?.. Взвешиваю все за и против, по традиции откровенно забив на пиздящего Смита. «Против» перевешивает, но есть гигантское «за» — не хочу, чтобы ты, каждый раз глядя на мою физиономию, вспоминал этот бой. Ты держался молодцом, но я понимаю, чего это стоило. Не хочу видеть боль в твоих глазах.

— ...но красивый. Давай, посмотрим?

Вопросительно вскидываю брови, а Смит даже не удивлен.

— Бой, говорю, был жестокий, но красивый. Поклонники твои в восторге, что ты не завалил противника сразу, а поиграл. Я даже пару раз поверил, что плакали мои ставки. Хочешь запись глянуть? — повторяет свой вопрос.

Пожимаю плечами. Раньше, конечно бы, посмотрел, но сейчас... сейчас вижу только глазищи на пол-лица. И если до этого момента еще были сомнения, то теперь решение принимаю даже раньше, чем успеваю его осмыслить.

— Эрвин, — зову очень тихо.

— Да, Ривай? — отзывается тут же, смотрит ясным взглядом, гоняя остатки вина в бокале по кругу. Он уже понял. Ждет, только чтобы я озвучил. И я озвучиваю.

— Я ухожу.

***

Без тебя скучно и тупо. Никто не действует мне на нервы. Никто не пыхтит подыхающим лосем мне в затылок на пробежках. Никто не елозит своим задом по моим яйцам, испытывая терпение. И хотя бесконечные звонки, смс-ки, социальные сети и прочая поебень создают иллюзию, что ты рядом, рядом тебя все равно нет. Не чувствую твоего запаха и тепла. А еще ты не хватаешь меня за руку при каждом удобном и неудобном случае. Это странно, потому что за последние три недели так привык к тебе, что сейчас реально пусто. Даже не знаю чего мне не хватает больше. Вру, знаю. Возможности в любой момент завалить тебя, если захочется. Это ограничивает. Потому как возжелай я кончить в твой охуенный зад, придется не на кнопку лифта жать, а брать билет до долбаного кенгурячьего континента. И когда так сделаю, то точно попрошу Смита свернуть мне шею.

Даже не понимаю, когда так двинулся на идее выебать тебя. Но мне, как прыщавому подростку, снятся мокрые сны, в которых ты творишь запредельное. Очень надеюсь, что делаешь все это в жизни. Потому что иначе буду чертовски безутешен. Хотя опять-таки, кого пытаюсь обмануть — ты делаешь все и даже больше, да, малыш? Потрясающе аппетитный подарок старому извращенцу. Кстати, сейчас жалею, что снес то маленькое видео. Пригодилось бы.

Запутаться в мыслях о тебе и окончательно спятить не дает работа. Смит, конечно, был против, так что не ругай его сильно, договорились? Но правда, не могу сидеть и нихера не делать. Обалдел уже через пару дней. Поэтому сейчас меняю раздолбанные в говно плиты на полу в ванной. У того пидора, что мечтал тебя трахнуть. И сейчас я не про себя, а про 6-С. Впрочем, почти уже закончил. Осталось затереть швы и поменять расколотую раковину, куски которой, должно быть, и разбили пол. Вообще не ебу, что он тут делал. Потому что постараться надо, чтобы так раздолбать напольную плитку, и очень надеюсь, 6-С не прикончил тут одну из своих шлюх.

Телефон вибрирует в заднем кармане комбинезона и обрывает увлекательные мысли.

<i>«Блин, Ривай, ты же обещал».
</i>
Хмыкаю, снимаю блокировку и открываю скайп. Это ты про то, как дня два назад имел я глупость пообещать, что не вылезу из постели как минимум неделю?

<i>«крестный-фей пропиздился?»</i> — набираю с ухмылкой.

<i>«Ну а кто»</i>, — приходит быстрее, чем успеваю отправить.

<i>«Останешься без сладкого;)»</i>, — тут же следом.

<i>«это кто еще останется»</i>, — мне кажется, или даже текст кривится от ехидства?

<i>«1-0:D»</i>, — прилетает мгновенно, и дальше сообщения сыпятся с чумовой скоростью.

<i>«Тут тоска на самом деле.</i>

<i>Это впервые мне на съемках так тухло.</i>

<i>Все из-за тебя.</i>

<i>Не могу дождаться, когда увидимся.</i>

<i>Правда.</i>

<i>Соскучился жутко».</i>

<i>«так не терпится присесть на мой член?» </i>— не могу не подъебнуть.

<i>«Фу, Ривай. Вот фу»</i>, — отвечаешь и замолкаешь обиженно. Вроде как. Но ненадолго.

<i>«Не терпится.</i>

<i>А еще на пальцы твои хочу.</i>

<i>Очень».</i>

Блять. Да я языком тебя выебу, если пожелаешь, Эрен, только возвращайся уже, мать твою! Но писать этого, естественно, не собираюсь.

<i>«Хочу их облизать, слышишь?»</i> — не останавливаешься, и понимаю, чего от меня хочешь. Ведь там утро, и ты только проснулся, паршивец. И ничего не остается, как подхватить твою игру.

<i>«облизать? да я тебе их в глотку забью, по локоть».</i>

<i>«Мфф...»</i>

Охуенно, что бы это ни значило. Даже представил, как это прозвучит в твоем исполнении.

<i>«Знаешь, чем я сейчас занимаюсь?»</i>

Сука. Тоже мне, блять, загадка века, чем ты там занимаешься. И сообщение вон набирал медленнее, потому что одной рукой.

<i>«Трахнешь меня?»</i> — прилетает следом.

Ощущаю, как внизу живота стягивает шальным возбуждением просто от написанных тобой букв. Нервно покусываю губу и сглатываю.

<i>«ебливая сучка»</i>, — набираю в ответ.

<i>«Только для тебя, Ривай.</i>

<i>Грубо давай, слышишь?»</i>

<i>«допиздишься, сопляк, раздолбаю тебе дырку так, что кулак пролезет. на кулак хочешь?»</i> — отправляю и смотрю, как судорожно и долго набираешь ответ. Представляю, как чавкает в другой твоей руке и как тебя трясет в подступающем оргазме.

<i>«Хочу. Можешь засунуть в меня что угодно»</i>, — прилетает наконец и, кажется, слышу твой стон, но на самом деле просто банально схожу с ума.

<i>«ловлю на слове, паршивец. оглохнешь от собственных воплей».</i>

<i>«Дааа».</i>

<i>«а сейчас покричишь для меня?»</i>

Ебаный в рот, какого хера я делаю, а? Стараюсь держать себя в руках, но все же захлестывает удушливым и горячим. Вижу, как в ответ начинаешь что-то набирать и бросаешь. И проваливаешься в пустоту на долгих две минуты. Знаю, что сейчас тебя выгибает в накатившем безумии и знаю, что кричишь. Для меня. И почти вижу, как затихаешь и облизываешься.

<i>«Блять, Ривай».</i>

Судорожно хмыкаю и провожу ладонью по лицу, стараясь избавиться от наваждения.

<i>«Спасибо;)»</i>

Да че уж, мать твою, обращайся, если что.

<i>«ты всегда так быстро кончаешь, чудовище, или я что-то пропустил?»</i> — еще одна подъебка.

<i>«Иди ты)))</i>

<i>Тут обстоятельства!</i>

<i>У меня съемка через час».</i>

<i>«ну конечно, ага. кстати, теперь ты мой должник».</i>

<i>«Я отсосал тебе после боя, так что в расчете;))»</i>

<i>«расчетливая ты сучка»</i>, — пишу напоследок, но ты уже ускакал в душ и не видел сообщения.

Сую телефон обратно в карман и возвращаюсь к работе. И пока затираю швы на плитке, вовсе не ее вижу, а тебя — как закидываешь ноги мне на плечи и закатываешь глаза в экстазе. Вижу, как припухшие губы распахиваются, и слышу, как с них срывается полный мучительного удовольствия крик, когда что есть силы вбиваюсь в твою блядскую задницу.

Охренеть. Никогда не думал, что буду так страдать с недоеба. Но у нас же, блять, все не как у людей, да, малыш? И я не трахался уже пару месяцев, тот фееричный отсос не в счет. Поэтому крышак от воздержания рвет прилично так. И на случай твоего возвращения уже распихал смазку и резинки по всем карманам, мало ли где накроет тобой, отвратительный мальчишка. Хотя, если память не изменяет, ты что-то как-то шептал на тему кончить прямо в тебя? А скольким до меня ты позволял это?

Вопрос внезапно отрезвляет. Выныриваю из цепенящего марева и шумно сглатываю. Сердце больше не колотится, как чумовое, в горле, и перед глазами не мелькают развеселые картинки с тобой в главной роли. Зато где-то в желудке мерзко ворочается скользкий жирный слизень. Я ревную или что? Никогда не ревновал. Впрочем, понимаю, что вовсе не потому, что такой охуенный, нет. Просто некого было. Тебя не было. А теперь есть. И да, предупреждаю сразу — я не один из нынче модных высокодуховных ебанатов, что перепих на стороне изменой не считают. Я из другого времени и я считаю. И любому, кто тебя пальцем тронет, яйца тупым ножом отрежу и сожрать заставлю, а с тебя шкуру спущу. И дело не в моем комплексе неполноценности, что цветет пышным цветом. Просто либо ты со мной со всеми загонами и потрохами, либо нет, по-моему, очевидно.

Но сейчас о твоих бывших, помню, да. Никто не отменял идиотского желания быть первым и единственным, понимаешь? Особенно когда идет речь о таком невъебенно роскошном тебе, сознаю же, что ты безоговорочная десятка, а я максимум трояк, и то притянутый за уши. И вовсе не страх оказаться хуже твоих ебарей меня припекает, а то, что им было позволено все. Или нет? Естественно, не собираюсь спрашивать. Да и значения оно, по сути, не имеет. Просто... тебя нет рядом. Ведь ты отрава, Эрен, знаешь это? Даже не понял, когда стал так зависим от термоядерной зелени твоих глаз.

Легко поднимаюсь на ноги и придирчиво оглядываю результат моих усилий. Вроде, неплохо. Осталось разобраться с раковиной, за что и принимаюсь. Установить и подсоединить — дело получаса максимум, так что наконец могу съебать отсюда.

Пока убираюсь и закидываю строительный мусор в огромный пластиковый пакет, не замечаю, как в дверях нарисовывается хозяин квартиры.

— Закончил, что ли? — раздается сзади.

Мне нет до него дела, но с некоторых пор вымораживает. И сейчас он отвратительнее, чем обычно. Потому что помню его слова в твой адрес.

Хмыкаю, кидаю мельком взгляд через плечо и поворачиваюсь. За неделю рожа порядочно так зажила, отек спал. Остались только жутковатые полукруглые ссадины с багровыми краями, где кожа, не выдержав, лопнула, но и они затягиваются. Выглядит как крупная чешуя, однако к твоему приезду буду совсем красавец. Но сейчас двуликая физиономия все еще вызывает оторопь. А может, дело в том, что это <i>моя</i> физиономия? Она и целая-то на таких вот пидоров действует отрезвляюще. Интересно, почему. Этот вообще аж приседает на задние копыта. Все никак не может привыкнуть, хотя торчу в его гребаной ванной уже пару-тройку дней.

— Да, приятель, нарядно, — кивает на ссадины и подмигивает.

Блять, он говорит это каждый раз. Придумать иное, видимо, недосуг, а может, вообще просто не парится на мой счет. Сейчас по глазам вижу, пришел попиздеть, но вступать с ним в беседу не собираюсь. Поэтому как можно быстрее заканчиваю со строительным мусором, хватаю мешок, свое барахло и сваливаю к ебеням.

У двери внезапно окликает. Нехотя оборачиваюсь, стараясь не слишком показывать, что меня воротит с него.

— Слушай, — начинает, бесяче растягивая гласные. — Дело есть...

Ох, блять, не нравится мне такое начало.

— Ну? — тороплю его, потому что задолбал.

— Мне бы дубликат ключа.

Недоверчиво вскидываю брови.

— Обратитесь к консьержу, — произношу сквозь зубы, тоже мне, блять, нашел мальчика на побегушках. Уже собираюсь распахнуть спасительную дверь, когда он вдруг резко дергает ее на себя, не давая мне выйти.

— Если не дубликат, — продолжает, — то у тебя наверняка есть мастер-ключ.

— Этими вопросами занимается консьерж, — повторяю, на удивление, терпеливо.

— Ты не понял, — скользко ухмыляется. — Не от моей квартиры.

Прищуриваюсь и надеюсь, что ослышался.

— А от чьей? — спрашиваю скорее по инерции.

— Той милашки с тридцатого. Помнишь?

Тело реагирует быстрее, чем рассудок. За какую-то долю секунды этот пидор отлетает к стене, а я сквозь багровые брызги ярости понимаю, что еще мгновение и размажу его нахер.

— Повтори, блять! — выплевываю ему в рожу и резко бью локтем под челюсть.

Знаю, что могу убить, но насрать. От одной мысли, что эта мразота затеяла, срывает к ебене матери. Голова его звонко долбится в стену, а на меня в ужасе таращатся близко посаженные глаза. Не ожидал? А вот, блять, никто не ожидает. То, что я в два раза мельче тебя, вовсе не означает, что не смогу вырвать твои гнилые потроха.

— Какого хрена... — сипит и пытается выкрутиться из моего захвата.

— Только дай мне повод, сука, — шиплю в одутловатую морду, прилично сбледнувшую под искусственным загаром.

— Я засужу тебя! — наконец выдавливает из себя и перестает дергаться, сообразив, что без толку.

— Рискни здоровьем, — цежу сквозь стиснутые зубы и впиваюсь в него взглядом.

Не знаю, на кого или что я сейчас похож, могу только догадываться, видя свое отражение в расширенных зрачках. Плевать. Вся сила воли уходит на то, чтобы не разодрать ему глотку.

— Да ты чего, — не унимается, выебываясь сквозь панику. — Я же только посмотреть, ну! Скажи... скажи еще, что сам не думал! Стоит же на него? — доверительно усмехается через силу, но ухмылка выходит неубедительная. — Я хорошо заплачу. Очень хорошо! Такому, как ты, деньги ведь пригодятся, верно?

— Пригодятся, — киваю и скалюсь. — Чтобы в очко тебе забить и берцем пропихнуть поглубже.

Сглатывает, и снова попытка избавиться от захвата. Пресекаю еще одним тычком локтя в челюсть, а дальше пережимаю ему трахею. От недостатка кислорода сначала мочит штаны, потом извивается червем на крючке, а потом обмякает, закатывая глаза.

— А теперь слушай внимательно, — говорю в самое ухо, и меня передергивает от омерзения. — Сейчас ты тихо меняешь обоссанные портки, медленно отползаешь в выгребную яму, откуда вылез и продолжаешь ебать своих шлюх. Усек? А я сделаю вид, что этого разговора не было.

Отталкиваю его от себя, и равнодушно наблюдаю, как оседает на пол. Подцепляю мешок с мусором, ящик с инструментами и пинком ноги открываю дверь.

— Так это ты с ним? Не знал, — несется мне вслед.

— Теперь знаешь.

***

В жизни ничего не меняется, только номера квартир и лица в них. Впрочем, иногда мне кажется, что и лица одинаковые. Такие же однотипные, как смесители, замки, провода и вытяжки. Как все то, что приходится чинить за день. Кстати, наверху точно кто-то есть, и этот кто-то буквально заваливает работой, чтобы я не двинулся нахер, дожидаясь тебя. Вообще ситуация была бы до коликов забавной, не будь она столь печальной. Ты — как то сладкое, что запретили. Пока в свободном доступе вроде как и не хотелось особо, как забрали — на стену лезу, так охота.

На сегодня все. Последним вызовом была замена фильтров в 24-В. Хозяйка, бодрая старушенция, еще напоила чаем и почти насильно затолкала в меня с десяток миндального печенья, приговаривая, что тощих девушки не любят. Так и подмывало возразить, что таких, как я, вообще никто не любит. Ну разве что только ты, и то непонятно за что. Еле сбежал, потому что меня уже собрались знакомить с внучкой и даже фотки показывали. Интересно, чем же она огорчила бабушку, что ей в женихи меня подобрали. А красивая девочка, рыжая с полупрозрачной кожей и огромными глазами. Главный недостаток — не ты, но не говорить же об этом милой пожилой леди. Да и интерес к девушкам потерян лет двадцать назад.

Уже в лифте проверяю телефон и натыкаюсь на пустоту. Ни пропущенных звонков, ни сообщений, и в скайпе не был с нашего вчерашнего разговора. Молчишь целый день. Или затянули-таки пляжные вечеринки и бронзовые от солнца серфингисты? Засранец. Вот только вернись мне, чудовище. Кстати, о вернись. Три дня, Эрен. И ты мой. И сразу предупреди в своем агентстве, чтобы не искали, потому что хрен выпущу тебя дальше сортира. Так что сейчас можешь делать вид, что тебе нет никакого дела до озабоченного коротышки, так и быть.

Дома по привычке включаю телек. Смотрю по нему от силы пару каналов про животных и путешествия да канал с ситкомами. Тыкаю в привычные кнопки и напарываюсь на сплошные повторы. Морщусь и из всех зол в виде политических ток-шоу, хит-парадов опозорившихся знаменитостей и теле-шопов выбираю меньшее. Через десять минут уже хочу чудо-швабру и волшебную метелку от пыли к ней в придачу. Сука.

Тянусь к телефону, но номер Смита не отвечает и сбагривает меня в голосовую почту. Иди в жопу, старый ублюдок. Не собираюсь я пиздеть с твоим автоответчиком. У тебя была прекрасная возможность выпить со мной, но ты ее просрал. Барабаню пальцами по столешнице и листаю контакты. Хах. Листаю — красиво сказано. У меня в телефоне десять номеров от силы наберется, подписанных не номерами квартир. Эрен, блондинистая сволочь в кашемире, парочка-другая парней с боев, к которым можно обращаться в случае тревоги, и очкастая. Как собутыльник эта баба самое то, конечно, но... Тут, главное, не упустить тот момент, когда она дойдет до кондиции и начнет на чужих баб губы раскатывать. Пару раз я так прилично влипал с ней, что потом Смит витиевато вспоминал всех наших родственников, вытаскивая нас из обезьянника. Поэтому долго раздумываю, чего хочу больше — нажраться в говно с очкастой и вагон приключений на свою тощую жопу или швабру — мечту хозяйки. Прихожу к выводу, что последнее, и закрываю контакты. Да. Это старость, бля. Ржу сам над собой и снова тянусь к телефону.

<i>«чем занят, чудовище?» </i>— не выдерживаю и отправляю тебе сообщение, стараясь выиграть неравный бой с теле-шопом и метелкой от пыли в подарок. Сука, это гипноз какой-то или что?

<i>«Ты все-таки написал первым!»</i> — тут же приходит ответ.

<i>«гаденыш, сидел и ждал, что ли?»
</i>
<i>«Ага! А то все время я тебе первый пишу, заметил?)))»
</i>
<i>«смейся, смейся. пока ты там веселишься, мне тут невесту нашли»</i>, — отправляю и ухмыляюсь, наблюдая, как ты, начав набирать ответ, завис.

<i>«Это щас автозамена была?»</i> — прямо вижу твою офигевшую мордаху.

<i>«нет, настоящая такая девушка. хорошенькая. ямочки на щеках».
</i>
Сообщение доставлено, но ты не спешишь набирать ответ и пропадаешь на несколько минут. Кажется, уже жалею, что хотел тебя по-глупому подъебнуть, но тут скайп блямкает сообщением, и я едва не роняю телефон.

Ты прислал свою фотку в зеркале. Стоишь спиной, совершенно голый и такой томно изогнувшийся, что у меня мигом пересыхает в горле. Потому что ты, блять, идеален. Гибкий позвоночник, в меру широкие плечи и отлично намеченный рельеф мышц. Прибавляем к этому узкие бедра, чувственный прогиб поясницы и обжигающий взгляд через плечо — и я в пыли у твоих ног. И задница такая, что в руки сама просится, с ямочками по бокам такими, что мгновенно пускаю слюну, с ягодицами подтянутыми и крепкими, как калифорнийское яблоко. Самое то, чтобы мять и растягивать, кусать и вылизывать. Что обязательно и сделаю, как только получу <i>это</i>.

<i>«Как тебе такие ямочки, м?)»
</i>
Вот же сучка, а!

<i>«дырку тоже сфотаешь?)»</i> — не собираюсь уступать сопляку.

<i>«Если хорошо попросишь)»
</i>
<i>«да твою же мать, Эрен!»</i>

<i>»;))»</i>

<i>«так и знал, что ты долбаный извращенец. тебе там заняться нечем, кроме как фотать свою задницу?»</i>

<i>«Нечем!</i>

<i>Съёмки закончились.</i>

<i>Можно пару дней тупо поваляться на пляже.
</i>
<i>Тут загар пиздец охуенный!!! тебе понравится)».</i>

Не сомневаюсь. Уже слюни капают, только представлю, как язык скользит по этой янтарной коже.

<i>«ненавижу белые следы»</i>, — считаю своим долгом предупредить.

<i>«Вас понял, сэр!»</i> — прилетает в ответ.

<i>«ты мне честь еще отдай, дурень)».</i>

<i>«Ох, я отдал бы)».</i>

Наверное, на несколько минут выпадаю из реальности, представляя тебя в форме и как отдаешь мне честь, что тебе чертовски идет и выглядишь при этом до одури развратно. Поэтому не сразу замечаю, что продолжаешь что-то строчить на экране.
<i>
«Блин, слушай, вообще круто, что ты написал! Я себе всю голову сломал, че делать. Тут такое дело, предлагают разовую работу, бабки неплохие. Мне нужен один фотосет, но он на жестком диске. Сможешь кинуть на почту?»</i>

<i>«ты в каком веке живешь, чудовище?»</i> — нет, мне, правда, интересно.

<i>«Ну Риваааай! Тут уже все поржали надо мной. Ты еще не начинай)»</i> — даже отсюда вижу твои надутые губы.

<i>«да чего начинать-то. всегда знал, что ты рукожоп) так что не удивил».</i>

<i>«Спасибо, блин!
</i>
<i>Ну так что?)»</i> — не отстаешь.

<i>«прям щас?!»</i> — ну блять, а я хотел побегать.

<i>»^^»</i>

<i>«это что за нахуй?»</i>

<i>«Это типа как пожааааалуйста)))»
</i>
<i>«и как я попаду в твою квартиру?»</i> — сдаюсь сразу, потому что... блять, потому что ни в чем не могу тебе отказать. Помнится, давно, почти в другой жизни, я жалел твоего ебаря, что из него веревки вьешь. И вот, спустя совсем немного, ты вьешь их из меня, а мы даже не спали. Ты отрава, Эрен, знаешь это?

<i>«У тебя же есть мастер-ключ?)» </i>— приходит ответ.

Епт. Где-то уже слышал это, ага. Аж продирает по позвоночнику, и появляется желание отмыться.

<i>«позвоню»</i>, — отправляю и сую телефон в карман.

С экрана мне белозубо улыбается оранжевая от загара девица и сообщает, что уникальное предложение чудо-швабры и метелки в подарок я проебал. Блять.

Вообще, это странное ощущение — находиться в твоей квартире, когда тебя там нет. Чувствую себя гребаным извращенцем типа того пидора из 6-С. Осталось только обнюхать твои шмотки и вздрочнуть на твою постель. А ведь он наверняка за этим и хотел сюда.

Фу, блять, так противно, что даже не смешно.

Давно я не был тут. На секунду зависаю в коридоре, почему-то вспоминая, как впервые оказался здесь. Ты был почти голый и мокрый, потому что сорвал кран. А я пялился на твои ступни и аккуратные пальцы, которые так и хотелось утянуть в рот. И еще думал о том, что мне никогда не получить такую охренительную десятку. Потому что такие, как ты, не для таких, как я. Потому что при всей своей ебанутости ты слишком хорош для меня.

В квартире душно, и первым делом открываю окна и только потом начинаю искать твой комп. Нахожу его в кабинете. Охуеть, малыш, не думал, что у тебя есть кабинет. Пока комп грузится, оглядываюсь. На противоположной стене от модернового стола, за которым сижу, висит гигантская панель телевизора. Между мной и им — широченный низкий диван. У тебя глаза не разъезжаются пялиться с него на такой экран, нет? У любого другого разъехались бы. Но тебе, видимо, отлично, потому что ты еще умудряешься играть. Понимаю это, когда замечаю парочку игровых приставок и валяющиеся джойстики.

От дальнейшего разглядывания меня отвлекает комп, мелодично тренькнувший что-то и приготовившийся выполнять мои команды. Набираю тебе, и хватаешь трубку тут же.

— Ну и чего так долго? — слышу голос четко, будто из соседней комнаты.

— Дрочил на твои труселя, — отзываюсь между прочим, но, очевидно, слишком серьезно, потому что от следующего вопроса едва не валюсь со стула.

— Правда?!

Звучишь так смущенно и польщенно одновременно, что даже не знаю что и думать — то ли возмутиться твоей распущенности, то ли гордиться собственной охуенностью.

— Ты за кого принимаешь меня, чудовище?! — цыкаю наконец в телефон и надеюсь, что звучу достаточно устрашающе. Но тебе, конечно же, плевать.

— А я бы не возража-а-ал!

Тянешь с таким выражением, словно я там, с тобой, и вылизываю твою задницу, а не вишу на телефоне на другом конце света. Слышу в голосе улыбку и сам кривлюсь в ее подобии.

— Пожалуй, воздержусь, — усмехаюсь и удобнее зажимаю телефон плечом. — Лучше дождусь тебя и солью тебе в рот.

Давишься воздухом на том конце... хотел сказать, провода, но это не актуально уже лет двадцать?

— Блин, Ривай... Мне снятся твои руки, — выдыхаешь в трубку, — и губы. И запах. Я очень соскучился.

«Я тоже», — произношу про себя и зажмуриваюсь до бешеных точек перед глазами. Это какое-то сумасшествие, блять, не назвать по-другому. Потому что не могу припомнить в принципе, чтобы меня так сносило от одного звука чьего-то голоса. И ни одного человека еще не ждал так долго, как тебя.

— Хорош дразнить меня, засранец, — хмыкаю в трубку. — Или пиздец тебе. Само собой, когда вернешься.

— Ривай, понимаешь, что это будет взрыв, ты и я? — спрашиваешь вкрадчиво.

— Опять дрочишь, что ли? — хмыкаю в ответ. — Не дергай часто, а то отвалится.

— Фу, блин! — восклицаешь возмущенно, а следом взрываешься хохотом.

Покусываю губы, пряча улыбку, хотя ее все равно никто не увидит. Мне нравится, как ты хохочешь.

— Хватит ржать, чудовище, и говори уже, куда закопал свои фотки.

Найти оказывается трудно, ведь ты раздолбай. Но мой трехэтажный отлично помогает твоей соображалке, и наконец нахожу нужную папку. Сначала отправляю тебе на почту, а потом поддаюсь сиюминутному порыву и открываю.

Не знаю, что ожидал увидеть, может, откровенную порнографию, может, дикую безвкусицу. Но то, что мелькает перед глазами, не имеет названия. Потому что... ну как дать имя совершенству? Камера тебя любит, Эрен. Каждый поворот головы и взгляд из-под растрепанной челки. Каждый изгиб тела, не вызывающий, но целомудренный своим эротизмом. Ты играешь. Ты флиртуешь. Ты живешь. Каждым мгновением наедине с объективом. Сакральный экстаз — вот что в твоих откровенных до жути глазах, мистический, иррациональный, ни на что не похожий.

Откидываюсь на спинку и недоверчиво кривлю губы в усмешке. Блять, Эрен, это правда ты? Тот самый противный, отвратительно красивый мальчишка, доводящий меня до белого каления? Гребаное ты чудо природы, вот что. Даже не пойму, чего мне хочется больше — поклоняться тебе, как языческому божеству, или сделать бесправной шлюхой, прикованной к батарее.

— Че завис там? — слышу тебя в своей голове, и морок рассеивается.

— Да вот, смотрю, — отвечаю неопределенно и пожимаю плечами, будто можешь меня видеть.

— Чего?.. Эти фотки?! Бля, ну нет, Ривай! — выдыхаешь умоляюще. — Все что угодно, но только не это.

— Почему? — я, правда, удивлен.

— Потому что они дурацкие!

— Сам ты дурацкий, — хмыкаю, но уступаю. — Ладно, не верещи, закрыл, — и правда, закрываю.

— Обиделся? — реагируешь тут же.

— Опух, что ли? Мне на пробежку пора.

— Может, забьешь и...

— И? — вздергиваю брови и усмехаюсь.

— Ну-у, — тянешь многозначительно и слышу, как в голосе дрожит веселое предвкушение.

— Мечталку закатай, я не буду трахать тебя по телефону, — фыркаю. — У меня идея получше.

Прямо чувствую, как напрягаешься на том конце... да хрен с ним, пусть будет провода. Много бы сейчас отдал, чтобы взглянуть на твою физиономию, но придется наслаждаться просто смущением и возмущенным писком без визуального ряда.

— Ты че задумал? — спрашиваешь с беспокойным любопытством.

— Да расслабь очко, — отвечаю, — мы просто поиграем в игру.

— К-какую? — почему-то начинаешь заикаться.

Сказать по правде, сам не ебу, в какую игру мы будем играть, но дразнить тебя бесценно. Поэтому придется импровизировать.

— Правда или вызов, — ляпаю первое, что приходит в голову.

— Пф-ф-ф! Детский сад, Ривай! Только ленивый не играл, — радостно сообщаешь мне на ухо. — Но согласен!

— Хах, — откидываюсь на кресле перед компом. — Договорились. А теперь правила, и они немного другие, чем обычно.

— Ну-ка, — уверенно подзадориваешь.

— На самом деле, все просто, засранец, — поудобнее пережимаю телефон плечом у уха. — Я выбираю место в твоей квартире — стол, ящик, комп, шкаф, что угодно — и задаю тебе вопрос.

— И все? — тянешь недоверчиво. — А в чем же вызов?

— В том, что если ты выбираешь вызов, я заглядываю внутрь.

— Э-эй! — вроде возмущенно, но так многообещающе. — Это нечестно!

— Ничего не знаю, — хмыкаю, — ты согласился.

— Блин.

— Че, зассал? — ухмыляюсь.

— Нет! Только в чем мой интерес? — ухмыляешься в ответ.

— Когда вернешься, можешь так же поиграть со мной.

— Идет! — соглашаешься молниеносно.

Вот даже не сомневался. Отклоняюсь на кресле и берусь за плоскую ручку выдвижного ящика в столе, чуть тяну на себя.

— Правда или вызов?

— М-м-м... пусть правда!

Образовавшаяся щель тут же исчезает, стоило только толкнуть ящик на место.

— Расскажи про первый раз, — произношу быстрее, чем соображаю.

— Эм-м, ты про секс? — выдыхаешь, запнувшись на секунду, и смущенно умолкаешь.

— Нет, блять, про первый день в школе. Не тупи, чудовище.

Мнешься и наверняка кусаешь губы. Может быть, даже краснеешь. Правда? Ты никогда не перестанешь меня удивлять. Терпеливо жду, пока наберешься смелости и не тороплю. Почему-то уверен, что глядя мне в глаза вообще такое не расскажешь, поэтому рискую сейчас.

— Ну-у, — тянешь задумчиво, — это было на первом курсе универа.

— Как банально, — мой сарказм зашкаливает.

— Ну извините, — не остаешься в долгу. Потом замолкаешь ненадолго и продолжаешь. — Тогда только первая сессия закончилась, и нажрались и обдолбались все до розовых слонов. Честно, даже не помню, как мы оказались в моей комнате, — голос твой становится ниже, чувственней, и у меня невольно начинает сосать под ложечкой. — И даже не помню, кто первый начал, но это было... классно, — усмехаешься и несколько мгновений молчишь, а я, кажется, начинаю ревновать. Схуя ты вспоминаешь какого-то козла с такой теплотой в голосе?! — Знаешь, и в школе, и в универе все только и трепались что о сексе. Но я никогда не думал, что это будет настолько круто. Помню, как оказался на постели и как весь мир такой бешеной каруселью завертелся только от поцелуев и прикосновений.

— Прямо каруселью? — нахожу в себе силы выдавить и очень надеюсь, что прозвучало безразлично.

— Мхм-м, — выдыхаешь в трубку, и понимаю, что херовый из меня конспиратор. — Помню, как руки скользили по моему телу, и так, будто они... ну вот будто везде и сразу. А еще это странное ощущение чужого тела на своей коже, и эта необычная тяжесть. Кажется, что задыхаешься, да? И хочется оттолкнуть, но, блять, оно так охуенно! Я до сих пор кайфую, когда меня вдавливают в постель.

— Значит, он был сверху? — нахожу в себе силы хмыкнуть, а ты только смеешься в ответ.

— Он? Да, — отвечаешь охотно. — Сначала сверху, потом снизу, потом опять сверху. Мы трахались всю ночь.

— Маленькая ебливая сучка, — цыкаю. — Надеюсь, что наутро ты зад от постели не мог оторвать, — замечаю мстительно.

— А вот и нет, — усмехаешься. — Наутро все было замечательно.

— Пф-ф, — не могу удержаться, — хуевый из него ебарь, значит. Я бы раздолбал тебя в мясо.

— Еще успеешь, — шепчешь обещающе. — Я позволю тебе делать со мной все что угодно.

— Чудовище, — шиплю сквозь зубы и сдаюсь. — Ну и что в итоге? — возвращаю тебя к прошлому, и отступившая ревность сменяется на обычную язвительность. — Вы, естественно, стали встречаться?

— Не-а, — легкомысленно раздается в трубке. — У нее уже был парень, ну, а я как бы понял, что гей.

— Она? — меня разве что не подбрасывает на кресле от услышанного. — <i>Она?!</i> Эрен, блять! — рявкаю в трубку, но ты, походу, даже не слышишь, потому что заходишься таким ржачем, что, кажется, глохну на одно ухо. — Мать твою, Йегер! Чтобы тебя там подбросило и приложило!

— Не, ну а что? — стонешь сквозь смех и даже всхлипываешь. — Ты спросил про первый раз, я тебе рассказал. Кто ж виноват, что он был традиционный?

— Прекратил ржать, — пытаюсь призвать тебя к порядку, но получается, скажем прямо, херово. Кроме того, чувствую, как губы непроизвольно растягиваются в усмешке. Вот же гаденыш мелкий, а!

— Ну прости, слышишь? — мурлычешь, как наглый кошак. — Рива-ай!

— Я, блять, тридцать шесть лет Ривай, — огрызаюсь, но беззлобно, и знаю, что ты слышишь в моем голосе улыбку. — Ответишь за это, понял?

— Да, сэр, как скажете, сэр, — выдыхаешь так сексуально, что прощаю сразу и все.

Фыркаю и скольжу взглядом по комнате. Опять цепляюсь за игровые приставки, гаджеты, названий которых даже не знаю, разбросанные журналы со шмотками и тачками, стоящими как моя жизнь, за... глобус?

— Че замолчал? — интересуешься. — Рыщешь в поисках компромата? — смеешься.

— Пф, это типа глобуса, что ли? Зачем вообще тебе глобус, чудовище?!

— Подарили!

Вся интонация указывает на интригу, но не ведусь. Уверен, что у тебя есть и кое-что поинтереснее шара из папье-маше. И явно не в кабинете. Если ты, конечно, не конченый извращенец.

— Так и знал, что ты неуч, — усмехаюсь и выхожу из кабинета.

— Эй! Я в универе учился! — от твоего возмущения закладывает уши.

Прекрасно помню, где спальня, хотя и был там всего один раз, поэтому безошибочно сворачиваю направо.

— Однако закончить его даже глобус не помог, да, Йегер? — еще одна подъебка.

— Иди в задницу, — по голосу слышу, что надулся.

— В твою? С удовольствием.

— Блин, — выдыхаешь жалобно и знаю, что улыбаешься. — Скорее бы...

Ловлю себя на мысли, что мне очень нравится в твоей спальне. С того момента, как я был тут первый и последний раз, к гигантской кровати добавилась пара прикроватных тумбочек, панель телевизора в полстены и широкая низкая кушетка с валиками вместо подлокотников у панорамного окна. Про себя делаю заметку выдрать тебя на ней при случае.

— Ну чего ты там?

Останавливаюсь у прикроватной тумбочки и в нетерпении покусываю губы. Ну давай, сопляк, не подведи!

— Правда или вызов? — и кажется, даже дыхание задерживаю.

— Хм-м... — тянешь задумчиво и решаешься наконец. — Вызов!

— Хочу сказать, ты попал, — сообщаю и чувствую, как рожа моя вот-вот треснет от исказившей ее кривой лыбы. — Сейчас-то мы и узнаем все твои грязные секреты.

— О. Мой. Бог, — произносишь по слогам. — Ты в спальне, — даже не спрашиваешь, а подтверждаешь. Тон передать не могу, что-то среднее между обреченностью и блядством.

— Бинго.

— О черт, — стонешь вполне правдоподобно. — Скажи, что это гардеробная, пожалуйста!

— Я бы сказал, но это не она, — усмехаюсь, плюхаюсь на постель и тяну на себя ящик прикроватной тумбочки.

Слышу, как сдавленно материшься сквозь смех на том конце провода, а ящик плавно и легко выходит из пазов, и теперь моя очередь поминать всех до седьмого колена. Да, вот это называется компромат. Первое, что бросается в глаза, уже знакомый латексный хрен. Длинный и толстый, с красивой такой рельефной головкой.

— Нашел твоего друга, — хмыкаю в трубку, а сам вытягиваю его из ящика.

— Какого?! — зависаешь на секунду и внезапно едва не взвизгиваешь. — Блять, Ривай!

— Неплохо, — одобрительно цокаю, обхватывая его ладонью. — Представляю, как качественно он долбит твою блядскую задницу. Часто играешь?

Издаешь какой-то звук, подозрительно похожий на скулеж, что заводит необыкновенно. Наверняка еще и краснеешь. Ох, посмотрел бы на твою физиономию. Ты вообще какой-то лютый феномен, Эрен, знаешь это? Удивительно распущен, и, возможно, я даже боюсь тех сюрпризов, что могут меня ожидать в постели с таким сексуальным чудовищем, как ты. Но при всем при этом краснеешь, будто школьница, по любому поводу. Это в тебе завораживает и возбуждает. Усмехаюсь своим мыслям, даю себе обещание трахнуть тебя резиновым членом и отбрасываю его. На ощупь хватаю следующую игрушку, и из ящика почти бесконечно тянется латексная цепочка с ребристыми шариками.

— М-м-м, — тяну так же бесконечно, — любишь поглубже, да?

— Господибожеостановись, — выдаешь на одном дыхании мне в ухо, и лишь усилием воли гашу продравшее по позвоночнику колючее возбуждение.

— Остановиться попросишь, когда я затолкаю это в тебя до последнего гребаного шара.

— Цепочка, — шепчешь едва слышно.

— Тц, догадливый, — отвечаю, и игрушка отправляется в компанию к приятелю.

Снова шарю рукой в ящике, пальцы натыкаются на холодный металл, и на свет выныривают наручники. Натуральные. Стальные, а не бутафорские. Цепь крепкая, тяжелая, не поддается, когда дергаю со всей силы. Лязгает вкусно и обещающе. Ты слышишь этот лязг и судорожно выдыхаешь, что наводит на определенные мыслишки. Я не фанат таких девайсов, но для тебя, малыш, сделаю исключение. Прикованный к постели ты, должно быть, охуенен.

— Мелкий извращенец, — комментирую под твой нервный смешок и отбрасываю железки.

Заглядываю в ящик, с любопытством скольжу глазами по оставшимся там тюбикам смазки, по россыпи гандонов, попперсам и парочке анатомических пробок. И останавливаюсь на, мать его, вибраторе. Бля, серьезно?! Беру его в руку, и он ложится в ладонь словно влитой. Не спеша царапаю ногтем подвижные темно-фиолетовые ребра на стволе и... блять, просто представляю, как он вертится в тебе, доводя до сумасшествия.

— Эту штуку тоже в себя засовываешь, м? — спрашиваю и нажимаю кнопку на основании. Уверен, что ты слышишь монотонное и знакомое жужжание, иначе с чего вдруг глухо стонешь.

— Блять, — прерывисто и сглатывая. — Рив-вай... — очаровательно запинаешься на моем имени.

— Отвечай, засранец, — ухмыляюсь, наблюдая, как гибкий гелевый ствол вибратора извивается в ладони.

— Да, — выдыхаешь настолько тихо, что только слух такого ебанутого на тебе ублюдка может это услышать.

Возбуждение топкое. Шарашит по нервным окончаниям, и чувствую, что пиздец. Ведь воображение рисует тебя раком и с этой хреновиной в растянутой покрасневшей дырке. Стараюсь не думать о том, как стонешь и воешь в голос, и как судороги, одна за другой, выгибают тебя.

— Ты же знаешь, чего я хочу? — спрашиваю, и язык теркой царапает пересохшее нёбо.

— Я... я покажу тебе, — запинаясь, шепчешь так сексуально, что в глазах темнеет.

Выдыхаю в трубку довольно и сыто, пару минут еще сижу на постели, слушая твое заполошенное дыхание в трубке. Словно ждешь чего-то, и я, блять, знаю чего. Но нет, не сегодня и не так в первый раз, слышишь, чудовище? Стряхиваю душное оцепенение, поднимаюсь и забрасываю твои игрушки обратно в ящик от греха подальше.

— Ты живой там? — спрашиваю, выходя из спальни.

— Угу, — прилетает лаконичное.

— Жалеешь, что согласился на мою игру?

— Нет! — отвечаешь тут же. — Просто я подумал, что ни с кем другим никогда не согласился бы на подобное. А с тобой оно почему-то правильно. Понимаешь?.. Хочу, чтобы ты про меня знал все.

— Тогда, — почти шепчу, — правда или вызов?

— Хватит пока с меня вызовов, — смеешься охуенно. — Хочу правду!

— О'кей, — захожу в гостиную и мельком оглядываюсь. — Давал без гандона?

— Сука, — ржешь в трубку. — Опять ниже пояса!

— Прости, но мне насрать, как звали твоего хомячка, что был у тебя в шестом классе, — кидаю скучливо. — Ну так что?

— Нет.

— Что нет? — уточняю.

— Не давал, — мурлыкаешь, и чувствую мурашей на загривке. — Ты безумно заводишь, знаешь это? Особенно когда такой собственник.

— Дрочишь на меня с первой встречи, засранец? — медленно хожу по комнате, рассматривая всякие безделушки и фотки в рамочках. Около них и подвисаю. На одной фотографии ты с улыбкой от уха до уха виснешь на своих друзьях, видимо. Тщедушный пацан с влажными глазами девкой был бы краше, а угрюмая высокая девица не сводит с тебя преданного взгляда. Жалко дуреху, впрочем, не моя печаль.

— Ты не сказал «правда или вызов»!

— Да плевать, — фыркаю, — я и так знаю, что да.

На второй твои родители. Мать точно, потому что ты просто копия — такой же скуластый и глазастый, те же пухлые губы и непокорный разлет бровей. А вот от долговязого очкастого мужика в тебе нет абсолютно ничего. Ну разве что рост, ты такой же длинный.

— Самовлюбленная сволочь! — долетает до меня твой ответ.

Глаза останавливаются на полукруглом в мой рост стеклянном шкафу в углу. Шагаю к нему и совершенно охуевший пялюсь на шесть полок, забитых маленькими машинками. Разноцветные, блестящие, стоящие рядками точные копии легко узнаваемых марок. Какие-то совсем старые, немного поблекшие, явно прошедшие через твое детство, но восстановлены с маниакальной тщательностью. Какие-то новые, как жопастые приземистые спорткары с обтекаемыми боками, среди которых узнаю угловатый «делориан», тот самый, из очередного фильма-который-ты-не-видел, но который мы посмотрели вместе. А на верхней полке, под стрелянными колпаками стоят маленькие «форды» и «мерседесы» начала прошлого века и выглядят как... игрушки прошлого века. Че, реально? Бля.

Машинки стоят на своих местах с той аккуратностью, которой нет нигде в твоей огромной квартире, и становится очевидно, что это не просто коллекция. Это значимые для тебя вещи. И я, кажется, цепенею. Увиденное в стеклянной витрине никак не вяжется с тем, кто десять минут назад обещал трахнуть себя на моих глазах. Но осознание, что это один тот же Эрен — <i>мой</i> Эрен! — какой-то сладкой отравой бежит по венам. Словно увидел тебя с другой стороны, с еще одной, потому что ты так многогранен, что у меня, сука, слов не хватит высказать. Потому что ты пробираешься под кожу. С каждой долбаной секундой моей бесполезной жизни.

— Ривай? — словно выдергиваешь на поверхность из стремительного потока мыслей. — Я выбираю вызов!

— Давай в другой раз, — остужаю твой плещущий через край энтузиазм.

— Что случилось? — тут же напрягаешься.

— Ничего, — пожимаю плечами. — Просто времени дохрена, а я еще хотел побегать. Ну и, ко всему прочему, не собираюсь я тут дрочить, засранец. Потому что ты заводишь адово.

Видимо, слышишь что-то в моем голосе, чего боялся не услышать, и расслабляешься мгновенно. Понимаю это по тому, как весело фыркаешь и цокаешь языком. У кого только научился, а?

— Уговорил! Тогда... до завтра? — блять, как меня накрывает лишь от твоего голоса.

— До завтра, — киваю и внезапно останавливаю тебя. — Эрен?

— М?

— Совсем скоро, да?

— Мхм, — снова мурлыкаешь и снова покрываюсь мурашами.

Хочется так много сказать тебе, но доверять бездушному телефону не собираюсь. Хочу видеть твои глаза, когда скажу это. Так что возвращайся скорее, чудовище.