Ясным вечером, когда первая луна уже почти перевалила зенит, не дождавшись припозднившуюся сестру, в "Бездонной кружке" было шумно, люди хватали лавочки и табуретки, столы и кувшины со спиртным и шли на улицу. На перекрестке дорог пылал большой огонь, к которому стремилась толпа. Рядом с огромным костром горели очаги поменьше, над которыми зажаривались тушки животных и всяческие лесные грибы с плодами. Вокруг огня, не страшась попасть плащом в костер, быстро, как демон, носился Фэллхейр, блики пламени едва освещали острый подбородок, окрашивая бледную кожу и тонкие губы в золото и багрянец, он переворачивал с боку на бок кабанчика, поправлял на вертелах зайцев и куропаток и громко, впервые за много дней, смеялся, подзывая людей к огню.

- Идите, идите ближе! - из-под капюшона раздавался мелодичный звон, а с губ рассказчика то и дела срывался довольный хохот, будто он был пьян. - Сегодня по эльфийским обычаям большой праздник, сегодня начало урожая, так что идите ближе, несите еду, мы будем пировать, как пировали эльфы в такое время!

Даже молчаливый и угрюмый Ксарос улыбнулся, глядя, как люди споро расстилают покрывала, как сбрасывают в общий котел деньги, которые никто не считает. Историк, примостившись у большого костра, уже что-то записывает на коленке, стараясь не упустить мысли. 

Сам гость подскочил споро к музыкантам и о чем-то с ними зашептался. Над поляной грянула плясовая и народ, разулыбавшись, закружил вокруг костров,  два странных парня, так похожие обликом на ушедших эльфов, улыбались, глядя на танцующих один из них отлучился на минуту в таверну, а потом принес сверток, размером со средний сундук, он аккуратно водрузил нечто квадратное, замотанное в множество слоев ткани недалеко от костра и нежно избавил ношу от пеленок. В отблесках пламени появилась небольшая рамка, сделанная из серебра, украшенная необычно тонкой гравировкой, с серебряной перекладины свисали тонкие нити разной длины, на которых тихонько покачивались колокольчики из металлов и камней, они негромко звенели на ветру, но, когда парень сел рядом с диковинным инструментом и взялся за молоточек над кострами повис чудесный перезвон. 

Руки гостя мелькали над колокольчиками и всем казалось, что вокруг поют невиданные птицы и струятся хрустальные потоки, его друг запел чистым голосом на неизвестном языке радостную песню, и сердца всех наполнились восторгом. Конец песни был настолько торжественным, что многие притихли, глядя на певца, Фэллхейр захлопал и Ксарос с остальными постояльцами и гостями последовали его примеру. По тарелкам раскладывали шипящие куски мяса с румяной корочкой, от них пахло пряностями и лесом, овощи капали соком в костер, от чего запах еды разносился на сотни шагов вокруг, из рук в руки кочевали хлебные горбушки, ковши с вином и пивом. Над костром кольцами свернулся алый дымок, вылезая из трубки гостя, и все притихли, понимая, что пришел час истории.

- Как вы помните, - начал рассказчик, перекрикивая треск пламени, - младший Дайджестас попрощался с Анзео Ло в таверне "Высокая волна", он взялся за контракт, еще не подозревая, что эта вольная вылазка изменит очень многое в его жизни. От таверны он шел в приподнятом настроении, пусть верные сабли у кузнеца на поправке, но задание не выглядело настолько серьезным, чтобы могло пригодиться полное вооружение. Хотя шаман, который может изготавливать големов из плоти внушал опасение. Решив до темноты прибыть на место, Лекс отправился к западным воротам. 

Выйдя из города, чистильщик взял курс на Адит Нуал, чтобы разведать обстановку раньше, чем туда доберутся горе-вояки. По пути к горным вершинам, которые возвышались не так далеко от стен столицы, темный эльф задумался над причинами, которые сейчас им двигали. Шагая по широкой дороге, ведущей мимо малахитового цвета гор, чистильщик старательно заглядывал в себя и видел там эгоистичное желание вернуть свободные времена, когда он был вольным наемником и сам распоряжался своими саблями и головой, но было и что-то еще. 

Долг. 

Он понимал, что такая нечисть у границ государства может доставить множество хлопот, если войдет в силу. А, чтобы она в силу не вошла, нужно задушить опасность в зародыше, пусть и без прямого приказа непосредственного начальства, в свободное время. Но, если эта зараза разрастется, то она будет угрожать и столице, и соседям, жертвы будут множится.

 Приметив тропу, уходящую от широкого тракта прямо в горы Лекс свернул на нее, и вместе с этим свернул его мысленный поток, ведь всегда будет подобная угроза. Шаман обнаружил себя, а сколько по всему миру локальных прорывов тонкой ткани мироздания, из которых лезут всякие иномирные твари? Маги ошибаются в расчетах, экспериментируя с силами, которые выходят из-под контроля, кто-то молится не совсем добрым и светлым богам, будит духов, дразнит подземных или поднебесных монстров неизвестной силы, все время мир стоит на грани уничтожения. Но предназначения чистильщика - устранить максимум источников возможных угроз для своего народа, государства и, возможно, мира.

Размышления прервало журчание водного потока, который был дальнейшим ориентиром, вдоль него нужно было идти до водопада, а там до отрогов было рукой подать. Река не зря носила название Зеленой или Изумрудной, спускаясь с гор широкой лентой она убегала в долину, огибая эльфийскую столицу и уносила свои воды к морю, впадая в него много южнее города, ее бурные воды подтачивали горную породу, откалывая мелкие блестящие кусочки от массива, и несли сверкающие зеленые песчинки в потоке, от чего цвет всей реки становился насыщено-зеленым. В лучах солнца она переливалась от сочно-салатового, до глубокого сине-зеленого океанского цвета, дно реки было выстлано осколками скал, утратившими свою остроту из-за постоянного тока воды, облизавшей края. Очарованный природным чудом, которое впервые видел так близко, чистильщик шел вдоль берега говорливого потока, то и дело выбрасывавшего мелкие волны на берег, подкидывая ловкими водяными руками горную форель, сверкавшую на солнце стальной кольчугой чешуи. 

Шагать по травянистому берегу реки было сплошным удовольствием, солнце клонилось к закату, но день был так хорошо прогрет, что прохлада, которую дарила вода, была как нельзя кстати. Насвистывая незатейливый мотивчик темный эльф шел открыто, без опаски, зная, что в этих горах он может никого не бояться, пусть и власть Императрицы и не распространялась на отроги и вершины, они были как бы нейтральной, свободной территорией в теории, но на практике, кто бы посмел хозяйничать на узкой полоске острых горных хребтов под боком у державы, которая не зря славится своими мечами и магией? Только всякие безумцы, вроде шамана-ренегата. 

Шум водопада ворвался в мысли, тонкий эльфийский слух уловил его раньше, чем глаза заметили первые радуги, возносившиеся над чашей, полной кипящей пенной воды и мириад брызг. В водопаде кто-то был, это Терновник скорее почувствовал, чем увидел или услышал, кто-то живой, сильный. Прекратив насвистывать, эльф осторожно прокрался вперед скрываясь за тонкими стволами горных деревьев, увидев ящера, мирно лежащего на камнях в ожидании хозяина, Лекс хотел уже выдохнуть, но заметил в бело-зеленом потоке водопада, который низвергался вниз с грохотом, знакомую фигуру. 

Белая ткань легкого одеяния была насквозь мокрой и только зеленоватые воды реки скрывали тело, облепленное предательскими покровами, которые призваны были скрывать, но сейчас делали все в точности до наоборот, рыжие волосы струились, как сжиженное пламя, сверкая проблесками золота даже сквозь зеленую пелену, латы воительницы лежали на камнях, за спиной ящера. Темный эльф спешно опустил глаза, которые так пристально рассматривали стройную фигуру, нежащуюся в бурных потоках, и выругался, в голове вереницей пронеслись образы от появления Эллорианы в его родном доме до недавнего ее разговора с Императрицей. 

Противоречия раздирали младшего Дайджестаса изнутри, боль сплелась с притяжением, образовав комок из противоречивых чувств, грозивших взаимным уничтожением друг друга, а за одно и сердца, разума и души несчастного чистильщика. Первая Стражница Императрицы была чиста, как горный хрусталь, холодна, как вечные льды и недосягаема, как утерянная родина темных эльфов, но от этого она не становилась менее притягательной для Терновника. Каждый раз, воскрешая ее образ в своих мыслях, он внутренне выл от осознания гигантской пропасти между ними, которую преодолеть можно было только чудом, но таких чудес не бывает. Она была эталоном чести, которую он продал, она была воплощением духовной чистоты, которую он запятнал, она была символом физической непорочности, которую бы он с удовольствием принес в жертву страстям, если бы судьба дала ему такой шанс и все боги мира закрыли глаза на его деяния. 

Сжав челюсти так, что заскрипели зубы, едва не раскрошившись, Алексиан запретил себе думать в этом ключе, пусть образ купающейся Эллорианы рождал вихрь страсти и плотское стремление, он знал, что дух выше любой страсти, и этот дух не даст ему даже приблизится к Стражнице, чтобы ненароком не попасть под сияние ее медных волос, пожаром выжигающих его разум до пепла. 

Обойдя по дуге каменную чашу озера, которое выдолбила себе река, падая тысячи лет в одно и то же место, темный эльф ускорил шаг, стараясь как можно быстрее оставить за спиной прекрасное видение, причиняющее ему сонм страданий.  От внутренней боли в душе кипела ярость, которую Терновник, как примерный ученик Пака, решил направить в продуктивное русло, бросив всю энергию на выполнение задания.

 От водопада ориентиром служила Вершина Дракона - одна из высочайших точек в горной гряде, макушка которой всегда сверкала, подобно павшей, но не погасшей звезде. Ее сияние было различимо даже сквозь тучи, и это породило множество слухов, мифов и легенд, которые окутали ее, как снега, укрывающие пик. Однако, проход туда для простых смертных был закрыт тысячей предупреждений, звучащих в каждой легенде, в каждом слухе о Вершине Дракона, с самого прибытия темных эльфов на континент, когда еще не было империи, а столица была лишь небольшим городом в лесу между горами и морем. 

Кто-то утверждал, что на вершине горы обитает проекция Великого Отца-Дракона, к которой ходят советоваться эльфийские жрицы высшего ранга, вплоть до Императрицы,  и великие маги. Другие болтали, что пик хранит самый крупный в мире драгоценный камень или магический кристалл, который поддерживает магическую силу империи, являясь источником волшебной силы всех лиц духовенства и представителей магического класса темных эльфов. Однако, вершина, при всей своей запретности, никогда не охранялась стражей, но этого и не требовалось потому что фактически из всех, кто отправился туда, только высшие жрицы возвращались оттуда в целости разума, духа и тела. А те, кто отправился к Вершине ради дармовых знаний или богатств, либо не вернулись вовсе, либо вернулись, но полностью онемевшие и едва соображающие. Единицы, сохранившие речь после безумного похода, несли полную околесицу, бессвязную и сумбурную, но все они умирали в скором времени, так что охотников ходить к сверкающему пику с годами поубавилось.

Когда Терновник ловил взглядом острый и тонкий, как спица, сверкающий пик, чтобы не сбиться с пути, ведь дальше дорога лежала в обход всяких троп, то в голове словно поднимался ветер, который гонит осенние листья по мостовой, шурша на разные голоса. Вершина притягивала, как мед дурную муху, которая, зная что увязнет, все равно лезет к сладкому. Вершина Дракона шептала, даже на таком расстоянии, о том, что судьба неизбежна и Алексиан Дайджестас будет еще одним безумцев, который, презрев запреты, взберется тайными тропами к неизвестности. 

Оторвав глаза от гипнотического сияния, темный эльф понял, что едва не отклонился от цели, топая прямо к склонам пика, вместо того, чтобы идти к ближним отрогам гор. Зеленые куски скал словно отщепились от основного массива, их сплошь покрывали трещины и расщелины, более пологие склоны и растительность делали из этих кусков скальной породы идеальное укрытие. 

Долго плутать и отыскивать среди сотни пещер одну не пришлось, четкие след вел чистильщика к цели, а потом и трупный запах, который по мере приближения к пещерам, становился все более густым, как на поле боя, с которого некому было убирать павших воинов. Гоблин облюбовал одну из нижних расщелин, судя по расчищенной площадке  и нескольким каменным пирамидкам перед ней, обойдя пристанище ренегата по широкой дуге, чистильщик устроился за камнями над вонючей дырой и принялся наблюдать. В закатных лучах было хорошо видно все расстояние от черного входа в пещеру до пологого склона, которым ограничивалась относительно ровная площадка перед обиталищем колдуна. 

Несколько раз гоблин выходил на нее и старательно копался в каменных пирамидках, которые возвел, по всей видимости, в каких-то магических целях. Когда шаман, похожий на серый сушеный гриб с бегающими красными глазами, расколупывал одну из кучек, оттуда даже до чистильщика, сидящего на высоте четырех ростов от площадки, доносилось трупное зловоние. Энергичный гоблин временами принимался хихикать, поглядывая вниз, и Лекс вместе с ним слышал, как топают к пещере группы наемников, решивших, что они сильнее одного сморчка-затворника. 

Сияние дневного светила сходило на нет, его алые пальцы тянулись по небосводу, желая коснуться наступающей ночи, длинные тени расползались от гор, укрывая долину синими линиями. В свете заходящего солнца были отчетливо видны с высоты тени, перемещающиеся короткими рывками от укрытия к укрытию, стайки наемников шли к пещере, ослепленные жаждой наживы. Посмеиваясь над ними, чистильщик устроился поудобнее на еще теплых камнях и приготовился смотреть представление. В том, что никто из них не победит шамана он не сомневался, слишком уж поспешным было их решение, принятое без точной информации. Первыми на каменную площадку вышли те самые ребята, что прервали Анзео в таверне. Они особо не скрывались и даже кричали в пещеру оскорбления, требуя, чтобы гоблин показался им.

- Аха, - улыбнулся темный эльф, закидывая горсть сушеных ягод в рот, - а еще пусть на колени встанет и не дергается, пока вы его будете мечами тыкать. Блаженные идиоты, как Дракон смотрит на вас и не смеется?

Вместо шамана к наемникам вышли его творения, вернее вылезли из-под каменных пирамидок. Подобного чистильщик еще не видел, потому всерьез заинтересовался происходящим внизу. В уходящем свете солнца показались уродливые головы, будто собранные из двух или трех голов разных существ, гниющая плоть на них смердела и опадала кусками, но тварей это мало волновало, потом показались верхние конечности, принадлежавшие различным хищникам, это было заметно по когтями, торчащим из облезлой шкуры. Тело и вовсе было собрано из останков тех, кто, видимо, под руку гоблина попался, нижних конечностей было две или три, все, наверное, от фантазии безумного скульптора зависело. Гротескные создания поражали своей несуразностью, ужасали внешним видом и деморализовали запахом, один из наемников свалился на колени, принимаясь исторгать из желудка все, что съел и выпил, другой побежал прочь, а третий, смертельно побледнев, осел там, где стоял, потеряв сознание. 

Тварь воспользовалась беспомощностью обморочного наемника подтянула несчастного за ногу и просто оторвала ему голову, швырнув тело поближе ко входу в пещеру. Пятеро оставшихся в строю попытались сражаться с големами из плоти, но ничего не выходило. Существа были хоть и медлительные, но абсолютно индифферентно относились к проколам в своем теле, а вот мечи застревали в мертвых телах, как в остывшей смоле. Рубящие удары по туловищам созданий магии тоже не приносили особого результата, конечности, и головы приползали на свои места, срастаясь в считанные минуты. А вот сами твари били прицельно и мощно, хоть и двигались лениво, одного удара когтистой лапой хватало чтобы располосовать человека в кожаном доспехе от плеча до паха, выворачивая кишки. 

После двух павших и одного тяжело раненного наемники побежали, унося еще целые конечности, а големы, не преследуя горе-воителей, забрались в ямы, оставшиеся на месте пирамидок из камней. Пока чистильщик созерцал короткое, но занимательное сражение, успел заметить, что у каждого создания имеется на груди кристалл, который твари старательно защищают от повреждений, видимо это и есть их источник жизни. Гоблин основательно готовился к приходу гостей, предпочитая не тратить силы на создание свежих големов, он просто запасся небольшим отрядом, зная, что за его головой придут.

- Не удивляюсь, - тихо проворчал Терновник, провожая взглядом захлебывающееся в собственной крови светило за горизонт, - если у этого безднового выродка в пещере есть еще несколько вонючих сюрпризов.

Тем временем сам шаман вышел на площадку, что-то гортанно проквакал своим созданиям и утащил безголовое тело наемника за ногу в пещеру. Видимо, чтобы нового голема снабдить парой сильных рук.

В алых красках заката к пещере подошли еще два отряда наемников, договорившись на подъеме они решили напасть сообща, но это им не помогло. Не смотря на то, что среди них был даже боевой маг среднего уровня, неплохие воины и довольно разумные главари, големы не дали вооруженной компании из семи человек пройти внутрь, магическим бестиям пришла подмога из-под темных сводов пещеры. Сначала показались три головы, - волчья, дикой кошки и ящера, сидящие на толстых змеиных шеях, потом длинное, сшитое из лоскутов шкур и кожи тело, похожее на воняющий гнилым мясом носок, к нему были приращены крылья множества крупных птиц по всей длине тела, а к брюху - добрый десяток различных ног, перемещающий эту невообразимую тушу. Длиной в три человеческих роста, в обхвате, как средняя лиственница, тварь довольно шустро перемещалась по площадке и даже невысоко взлетела, атакуя наемников с воздуха и легко уходя от магических выпадов.

 Уменьшив количество авантюристов в городе, големы наблюдали, как остатки бравых отрядов, сыпя проклятиями, убираются вниз по склонам отрогов. Солнце упало за хребты гор, умирая на всю ночь, оставив кровавый след в небесах, с западного края показалась ущербным серпом первая луна. Больше никто не спешил к укрытию гоблина и Лекс, шагнув в мир тени, осторожно спустился вниз. Мимо големов, притаившихся в ямах, он прошел без труда, не потревожив стражей, а вот внутри все было гораздо сложнее. Неглубокая пещера была завалена истлевающими останками животных и людей, запах стоял такой, что темный эльф едва выдерживал его, глаза слезились, трупная вонь била по рецепторам, грозя вывернуть желудок наизнанку, голова болела и кружилась. Задержав дыхание, Терновник крался вглубь обиталища гоблина, где горел небольшой костер, рядом с ним, растянувшись на шкуре, дрых шаман-ренегат, а рядом, свернувшись петлей, лежал неусыпным стражем трехглавый голем. С опозданием чистильщик заметил, что головы существа внимательно следят за каждым его движением, видимо тварь ориентировалась не на звук или запах, которые скрывала тень, и уж точно не на зрение, а на ощущение живого существа вблизи.

 Лекс успел только вытащить меч из ножен и, повернувшись к голему, спровоцировать бросок, замахиваясь в сторону хозяина твари. Существо распласталось в длинном прыжке, грозя вцепиться всеми тремя пастями в тело эльфа, но ему это и было нужно. Упав на колени, чистильщик пропустил над собой зубастые морды, всаживая меч в основание средней шеи, немалый вес твари протянул лезвие сквозь тело, вспарывая туловище и разрушая об острую кромку кристалл. Меч завяз в мертвой плоти и вырвался из рук, создание рухнуло грудой трупных останков к противоположной стене, закупорив выход из пещеры, а у костра заверещал проснувшийся гоблин. 

Его красные глаза горели диким гневом, руки тряслись, сжимая ритуальный посох по которому змеились рыжими молниями разряды силы, а серые уши украсили коричневые пятна, поступившие на коже от злости. Не разбираясь долго шаман начал палить проклятиями в чистильщика, который едва успевал прятаться за камнями, крошащимися от попадания магии. Терновнику нужно было всего лишь поймать удачный момент и метнуть в разбушевавшегося гоблина нож, но тот резко замолк, а потом затянул речитативом заклинание, состоящее из бормотания и взвизгивания, но от этих звуков разум темного эльфа помутился. Он попытался вытащить нож и хотя бы уколоть себя, чтобы отвлечь мозг от магических манипуляций, но пальцы, едва коснувшись оружия, ослабли. Силы стремительно покидали чистильщика, разум больше не управлял телом, которое, встав на четвереньки, ползло на зов гоблина.

Торжествующая улыбка появилась на лице шамана, когда он увидел противника в полном повиновении, вокруг колдующего летали магические символы, искрясь в воздухе, три окружности, переплетая линии, образовывали сложную печать. Тело эльфа рухнуло у костра, кончики волос начали плавится от близости пламени, Лекс понимал, что это проклятие, скорее всего, сделает его смерть долгой и мучительной, как минимум, а может и обратит его в послушную марионетку шамана. Бесславный конец в вонючей пещере от рук какого-то ушастого сморчка Дайджестаса совершенно не устраивал. Рыжие локоны и зеленые глаза слились с чистым, как медная труба, голосом: "Он же чистильщик, Анаталь!", нотки негодования, граничащие с презрением родили волну злости, желание доказать, что он достоин уважения. 

Темный эльф собрал в кулак всю свою волю и злость, направляя импульс этой энергии к рукам. 

Сработало! 

К великому удивлению Терновника манипуляция привела к результатам, ощущение власти над верхней частью тела вернулось, мгновения было достаточно, чтобы темный эльф схватил полено, приготовленное для костра, и, приподнимаясь, размахнулся, запуская тяжелый снаряд между горящих алых глазок гоблина. Мгновение полета деревяшки растянулось в бесконечность, Терновник видел, как от соприкосновения полена с морщинистым лбом едва ли не искры посыпались и тело колдуна рухнуло без признаков сознания. Однако, символы продолжили висеть в воздухе, вращаясь в дикой карусели, без управления волей шамана они были подобны шаровой молнии, а ближайшая притягательная цель с живой аурой - это чистильщик. 

Свернувшись в спираль магия ударила в едва пришедшего в себя эльфа, подбрасывая тело к низким сводам пещеры. Через мгновение Терновника притянул каменный пол, об который он грянулся спиной, но эта боль была ничтожной по сравнению с той, что разлилась по левой руке от плеча до запястья. Кожу словно обмотали полосами раскаленного металла, она шипела под доспехами и рубашкой, как мясо на углях. 

Захрипев от невыносимой муки, Лекс содрал наплечник и наруч, оторвал рукав рубашки и увидел, как на руке проступили символы, переплетенные ломанными линиями, похожие на язык Бездны. Кожа поверх темно-алых, сочащихся закипающей кровью рисунков, съежилась за секунду и осыпалась прахом, боль потихоньку отступала, но на смену ей приходило еще более уничтожающее чувство - жажда разрушения. Теперь огонь пылал внутри темного эльфа, заставляя дыхание с рыком врываться из груди. Он рывком поднялся, одним резким движением вынул меч из дохлой туши и подошел к шаману, но не убил бессознательного гоблина, лишь накрепко связал руки и ноги преступника ремнями из шкур, а рот заткнул какой-то грязной тряпкой. А вот големам на выходе не поздоровилось, играючи, почти без усилий, Лекс уничтожил их, разрубив тела на части вместе с кристальными источниками жизни.

Полыхающее внутри пламя требовало выхода, но чистильщик не знал, что с ним делать.

Фэллхейр замолк, глядя в догорающий костер, блики огня не могли пробиться под капюшон, но озаряли сильные, но тонкие руки. Ксарос заметил, что на левом запястье рассказчика виднеются темные полосы, словно совсем свежий рисунок на коже сделан умелым мастером. Он хотел было спросить гостя, но тот встал, одернув рукава куртки, отвернулся от догорающего костра и, указав на поднимающуюся третью луну, попрощался со всеми, скрываясь за дверью "Бездонной кружки".