Миккель смотрел из вышки на основу башни, от- ливающую пылающей медью. Верхние уровни было не разглядеть из-за пыльной бури — только спираль мигающих огней, убегающих по вертикали в густой синеватый смог.

Сегодня последний раз, когда он видит Вавилон снаружи. В ушах все еще гремели недавние слова офицера Радова:

— Вавилон благодарит вас за верную службу. Вы выполняли ваш долг с честью и благородством. Вы наша гордость!

Похвала в их деле ничего хорошего не означала. Ее раздавали как ложку меда, прежде чем заставят сожрать бочку дегтя.

Вавилон за окном молчал. Ему нечего было до- бавить.

— Экстратерриториальный контроль безопасно- сти будет продолжаться на прежнем уровне. Наша цель — сохранить достижения.

Их цели всегда были общими. Миккель своих и не имел. Все его мишени там, куда указывал невиди- мый палец «Фау».

— Ваш отряд будет расформирован, чтобы до- стигнуть максимальной согласованности с кодексом Вавилона об охране здоровья. Вам полагается во- енный социальный пакет, а также подбор деятель- ности согласно планированию центров занятости ваших уровней прописки. Поздравляем, теперь вы можете славно отдохнуть и жить как все.

Но никто не хлопал. Все просто молчали.

В лице Миккеля не дрогнула ни одна мышца, это являлось профессиональной выдержкой. Только свет лампы на потолке мигал из-за внешнего шторма, словно улавливая их тревоги.

— Утром вас проинструктируют о возвращении на Вавилон. Он по вам скучал. Все свободны.

Радов вышел, и повисла тишина. Какое-то время, таращась в одну точку и не смея пошевелиться, они походили на манекенов. Затем один за другим сол- даты стали подниматься и обмениваться ничего не значащими фразами.

— Ну, значит, уезжаем.

— Ага.

— До завтра, парни!

— Покедова.

Приказы не обсуждаются. Приказы не оспарива- ются. Солдаты возвращаются домой. Им сказали, что их даже ждут. «Если бы я еще знал кто, — по- думал Миккель. — Эта башня из цельного металла никого не ждет».

Миккель Скорпен был солдатом по призванию, а значит, слугой. Все они длани одной воли. Эти руки действуют слаженно и знают свое дело. Быть солдатом означает, что долг больше твоего «я». У сол- дата нет «я», он часть целого. Быть солдатом означает быть верным. У хорошего солдата нет сомнений. Его граница меж добром и злом настолько четкая, словно ее чертили по линейке. Вот удача, Миккель таким родился — верный людям и идеалам. У него получалось ценить строгую красоту структуры. Там, где другие видели ограничения, он видел систему. Поэтому так охотно стал ее частью, добровольно вступив в отряд внешней зачистки.

— Травить падаль с нижних до конца дней своих? — подтрунивали над ними знакомые из при- юта. — Работа мечты!

— Кто это сделает за меня? Вы? — спокойно спра- шивал он, глядя в глаза задирам.

— Нет, мы же не идиоты! — смеялись они.

— Но вы живете в безопасности, потому что все еще есть идиоты, делающие эту работу.

— Ну, недаром говорят, что на дураках мир дер- жится...

Он прошел отбор, доказал пригодность и полу- чил новые запчасти высшей пробы. Потому что хо- роший солдат не должен ломаться. У Миккеля име- лась одна особенность, грозящая стать серьезным препятствием в рекрутинге. В детстве на просторах нижних вокзалов, где был их приют, он подцепил безжалостный вирус, мутировавший на слабом иммунитете. Тело распадалось на фрагменты, а на место потерянных частей тела вставала синтетика, данная «Фау» (кем же еще?). Постъядерные вирусы множились с каждым годом, но от большинства имелась вакцина. Рождаясь убогими, после при- вивки люди не теряли больше того, что уже было отнято. Искусственные протезы и органы аккуратно вживлялись в пораженные участки, и на третьей неделе жизни младенцы адаптировались к ним полностью.

Но не Миккель. Он терял себя безостановочно в течение нескольких лет. Непригодные почки заменили почти сразу, еще в младенчестве. На этом вирус не остановился, и от него убывало все больше. Каждый раз, чувствуя металлический при- вкус во рту, говорящий об очередном внутреннем кровотечении, Миккель пытался запомнить себя. Свои настоящие руки — шершавые, огрубевшие, потом онемевшие и холодные... затем синюшные, издающие легкий запах гниения. Это все он. На- стоящий. Миккеля собрали заново. Да так ладно, что лишь периодические неоновые вспышки по всему телу при перегрузках выдавали, что парень состоит из синтетики на восемьдесят процентов. С такой комплектацией ему предрекали, что он сам потребует усыпления. Все знали, как быстро органы изнашивались, а новая замена по социаль- ному пакету обещала продержаться не больше года. И за каждую еще шла оплата по приживлению. При приобретении высококачественных имплан- татов на человеческий цикл жизни пришлось бы максимум две замены — Миккелю же нужно было менять почти все.

Парадокс, но он потрясающе владел искусствен- ным телом. Отсутствовала типичная в его случае за- медленная моторика и неестественность телодвиже- ний. Парень обладал завидной меткостью, быстрой реакцией и патологической неконфликтностью. Так как добровольцев в отряды внешней безопасности приходило мало, его взяли. В «Фау» перепрошили его целиком, дав тело, на которое другие копили всю жизнь. «На одну машину больше или меньше...» — посмеивалось начальство, приравняв его к дронам. Цена за это назначалась высокая. Миккеля опреде- лили во внешний сектор C, где располагались за- лежи полезных ископаемых и траншеи меж старыми бункерами. Безопасность поддерживалась паршиво из-за недостатка людей. Он начал уничтожать гнезда непонятных тварей, норовивших прорыть туннели под Вавилон, и наблюдал за приборами наземной на- вигации. Крепость стоит, пока нет врагов ни с неба, ни из-под земли.

Солдаты редко возвращались на Вавилон. Почти все они были либо сиротами, как Миккель, либо оди- ночками, желающими уйти от других и посвятить себя делу. Здесь они молча несли долг, и для многих это стало обретением своей ниши. Но всех дурачков распустили. Офицер Радов передавал им инструк- ции от менеджмента «Фау», и в глубине души они знали причину. На их место придет больше дронов. Они будут зачищать туннели быстрее и эффектив- нее, а также добывать и фильтровать оставшиеся в земле полезные ресурсы. Люди больше не нужны на внешних границах. Особенно такие дорогостоя- щие, как Миккель.

Ночью, стоя на вышке, он глядел на пируэты пыльной бури вдали и осмысливал свое будущее. Никогда оно не казалось таким мрачным. Прибор- ная доска приветливо мигала лампами, словно тоже прощалась с ним.

— Здоров́ о! — К нему поднялся Ким, планируя вступить на пост через пятнадцать минут.

Миккель сдержанно кивнул, наблюдая за метео- рологическими приборами. В окна тем временем застучал мелкий град или камни, которые несла буря, и в этих звуках словно слышалось какое-то дурное пророчество.

— Хватит уже пялиться в экран, забудь вообще про нашу работу.

— Излучение башни изменилось. Измерители Омикрона шалят.

— А что с ними может быть не так?

Миккель пожал плечами. Цифры на табло от- ражали скачки, хотя поток космических лучей на спутнике оставался прежним: тот принимал их и за- ряжал батареи на вершине Вавилона. Снабжение шло как обычно, но энергетический фон башни стал другим. Как чье-то сошедшее с ума сердце...

— Угрозы нет. Главное, что системы снабжения в норме. А скачки метеорологического происхож- дения... Забей! Готов к Вавилону-то? — И Ким под- мигнул, одновременно прихлебывая из термоса. На датчики ему уже действительно было плевать.

— Нет. Как и никто из нас, — отрешенно озвучил Миккель то, что вертелось на языке у каждого.

— Думаешь, все будет так плохо?

— Корпорация определит нас куда-нибудь, — миролюбиво ответил Миккель. — Просто все ста- нет иначе.

Когда солдата годами затачивают на то, чтобы выполнятьприказы, и вдруг даруют свободу воли, наступает сбой. Контакты преломляются,оголяются провода. Он возвращается в мир, в котором не знает, как жить.Разве не поэтому когда-то он ушел за пре- делы Вавилона?