Все в недоумении посмотрели на Энаора. Талию его слова тоже удивили: кошки не договаривались, что раскроют коллегам все карты на первом же собрании.

– У Балакроча наверняка есть холу... подчиненные, желающие выслужиться, – пояснил эал. – Такие могут напакостить без приказа сверху.

– Из любви к искусству, – скривила губы Дицида.

– Да-да-да, – попробовал когтями ковер Энаор.

– И что вы намерены предпринять? – спросил Тю-юкт.

– Завтра Талия приступит к осмотру системы безопасности. Высока вероятность, что она и есть предатель. Я имею в виду систему, а не Талию, разумеется.

– Да, в неё могло быть внедрено вражеское заклинание, – покивал Лам.

– Запоминалку также не помешает тщательно осмотреть. Мало ли, – вставила Талия.

– Мы можем помочь? Последить, например, за чем-то или кем-то, – предложил Дисей.

– Не рисуйте больше никого в неприглядном виде, – свёл глаза к скособоченному носу Энаор (светлый образ пантеры из папье-маше, видимо, так и не изгладился из его ранимого сердца).

***

– Фаргон все разболтал Илег – про историю с Чарионой, – прошептала, замерев на пороге дома, Талия.

– А ты сомневалась, что он это сделает? – протиснулся мимо нее Энаор.

– Нет. Но я надеялась, что хоть не так быстро, – в свою очередь переступила через эала ан Камианка. – Сейчас меня будут так утешать, так утешать, что аж боязно... Впрочем, если честно, немножко участия мне не помешает. Противно на душе.

– Мыши скребут, собаки воют, блохи кусают.

– Ага. И как-то не шутится мне пока над всем этим, – покачала головой Талия.

Предчувствие не обмануло. Стоило ей переступить порог гостиной, как к ней подлетела Илег и, с лимонными от сочувствия глазами, принялась возмущаться предательством Чарионы и убеждать Талию, что не все существа таковы. Ан Камианке пришлось приложить все усилия, чтобы не захихикать, испортив трогательную сцену. Наконец, усадив свою подопечную в кресло и вручив ей кружку с хвойным отваром, Илег перешла от соболезнований к вопросам:

– Но скажи мне, Талия, вы ведь видите души? Как же ты проглядела, что Чариона... вот такая?

– Способность видеть души, безусловно, позволяет нам защититься от злых существ. Но не уберегает от гадких поступков милых созданий, – ответил вместо присосавшейся к горяченькому ученицы Энаор.

– Я не понимаю.

– Существ, злых по природе их душ, крайне мало. Тех, кто сам, в ходе жизни, пропитал свою душу злом, несколько больше. Мы отлично их чуем, поэтому и можем обойти стороной или, при желании, использовать в своих целях. Угрозы они не представляют. Куда опаснее – я имею в виду, для юных наивных кошек – существа на перепутье. Те, в ядрах чьих душ нет врождённых честности, верности, отзывчивости, бескорыстия (и что там ещё обычно включают в понятие «доброта»?). И кто, на словах заявляя, что стремится быть обладателем всех вышеперечисленных качеств, жил, старательно избегая ситуаций, всерьёз требующих эти качества проявить, так что и в более гибких структурах души они прочно не запечатлелись.

– Как по плохому учебнику читает, скажи? – подмигнула вжавшейся в кресло Илег Талия.

– Я, кажется, всё-таки уловила смысл, – выдавила та. – Поведение таких не определившихся существ вам довольно трудно предугадать.

– Да, некоторым. Но это не самая большая проблема.

– А в чём же она?

– Проблема – в скудном словарном запасе, – провозгласил Энаор.

Талия поперхнулась настойкой. Фаргон со стоном стянул себе на лицо салфетку со спинки дивана.

– В их – как и в твоём – активном словарном запасе на этот случай всего три слова: враг, посторонний и, ваше любимое, друг. У вас нет ни знакомых, ни приятелей, ни коллег, ни товарищей, ни сторонников, ни последователей – все сразу друзья!

– Это же хорошо, когда есть, кому доверять... – прошептала Илег.

– «Это хорошо, когда есть, что поесть», – сказала она, откусив от мухомора, – передразнил её Энаор. – Затверди себе: ни самые милые манеры, ни самые распрекрасные слова ничего не говорят о существе. Говорят поступки. Причём в чем более сложной, тяжёлой, рискованной ситуации эти поступки совершены, тем они весомее... Монео и Преподобный проявили себя как наши друзья, когда вызвались идти с нами в Согриа, несмотря на опасности пути и запрет аспиранта. Тоз проявил свое неравнодушие к животным, вступившись за них. Я проявляю своё расположение к тебе, терпеливо объясняя элементарные вещи. А как проявила себя Чариона? Что позволило тебе считать её другом Талии?

– Но вы же помогли ей справиться с таким кошмаром как кошмары! – выпалила Илег.

– О, я же говорю: скудный словарный запас, – скорбно провел лапой по усам Энаор. – Ладно, ладно, не буду цепляться к мелочам. Спрошу о главном: как связана услуга, оказанная Талией, с дружескими чувствами Чарионы?

– Нормальные существа обычно благодарны за услуги. Особенно оказанные бескорыстно... – под конец фразы голос Илег стал звучать совсем неуверенно.

– Уже сама видишь свою ошибку, да? Поступки Талии характеризуют только Талию. Чтобы что-то сказать о Чарионе, мы должны увидеть поступки Чарионы. Мы их видели? Нет. Мы знаем только, что они с Талией мило ворковали, пока одна вдохновляла другую, валяясь под мольбертом. Чариона даже не стала вникать в историю с увольнением Талии из приюта, я не говорю о том, чтобы предложить помощь.

– Она занималась школой... – решила всё-таки вставить слово ан Камианка.

– Да. И это характеризует её как существо, искренне радеющее о своём деле. Но другом тебе не делает.

– Ну что ты так на них накинулся, Энаор? Будто Илег и Талия виноваты, что Чариона опаразитела!

– Я лишь помог нашим милым девам омыть свои засахарившиеся мозги в студеном кладезе моего здравомыслия, – с самым серьёзным видом проговорил Энаор.

– Мы просто обязаны увековечить эту жемчужину слова! – хохотнул Фаргон.

Талия сбегала за альбомом и карандашами, и весь остаток вечера их маленькая компания провела, рисуя широкий, обитый черным мехом колодец, в котором, как листья кувшинок, плавали срезы алайских мозгов. Энаор остался недоволен анатомической достоверностью изображения. Как, впрочем, и качеством прорисовки шерсти. Сегодня определённо был не его день.