Начало пути и впрямь выдалось вполне мирным и благополучным. За пять часов дороги друзьям не встретилось ни единого живого существа. Талии пару раз померещилась впереди тревожная краснота открывшегося отблеска, но нет, Клубок не удостоил её демонстрацией своей главной диковины. Караван двигался в образцовом порядке. Впереди шествовал Фаргон. На его плече покачивались связанные шнурками сапоги: несмотря на все увещевания, едва ступив в Клубок, адор снял их, чтобы «лучше слышать камни». Замыкал процессию Риджи, выглядевший очень внушительно в своих задаром отремонтированных доспехах. Талия и Илег заняли место в середине мохнатой цепочки.

Алайка управляла десятком глазоухов и поддерживала осветительные чары, однако у неё ещё оставались силы, чтобы обращать внимание своей спутницы на местные «достопримечательности»: намалёванную светящейся краской надпись «Бездна – город-мечта»; женский силуэт на закопчённом участке стены, где Монео чуть не прикончил взорвавшийся железный паук; пучок пёстрых щупалец, срезанных почти год назад захлопнувшимся порталом, но всё ещё подёргивающихся и воняющих тухлыми креветками (проходя мимо, многие звери задвигали носами, видимо, запах показался им аппетитным); прилепленную к стене золотистой мастикой стеклянную ванну, в которой копошилась какая-то когтисто-клыкастая иномировая жуть.

– Так много развилок, – прошептала Илег. – Как мне повезло, что вы заметили меня и притянули к себе.

– О да. А сейчас нам всем повезло, что Фаргон уже ходил к Согриа и даже начертил карту, – откликнулась Талия.

– Всей этой системы?

– Нет, конечно. Только пути от Проклятых до дома главных поганкиных ухажёров – Лахтисса и Тияла. Но нам, я думаю, и этого хватит... Ой, смотри, какие дюны там, справа, намело! Хоть Тнори зови детям песочницу пополнять.

Илег повернула голову, но увидела только неровную каменную стену.

– Извини, это я через глазоух вижу, – конфузливо развела ушами Талия.

– Ты смотришь через них одновременно? Или по очереди?

– Одновременно. Диковатое ощущение, но любопытное... Забавно – поработаешь так пару часов, а потом неделю ходишь первой анлиморской красоткой.

– Как это?

– Глазными яблоками двигаешь независимо друг от друга, как хамелеон. На родине Риджи это считается прям о-очень привлекательным, – скосила левый глаз к виску алайка. – Жалко наша Монео не анлиморка, хохочет над бедным Преподобным после дежурства только так.

– А можно мне попробовать? – попросила Илег.

– Можно. Только давай-ка я перед этим возьму тебя под руку, – сказала алайка.

Как Талия и ожидала, стоило ей передать Илег картинку от глазоухов, та тут же сбилась с шага, закрутила головой и чуть не рухнула на землю. Алайка спешно перевела заклинание на себя, но жрицу всё же скрутило в приступе тошноты.

– Дыши, дыши глубоко и медленно, – посоветовала Талия. – На, попей водички.

– У вас там всё в порядке? – обеспокоенно окликнул их Фаргон.

– Да. Не мешай девочкам развлекаться, – замахала на него рукой алайка.

– Как у тебя это получается – вмещать всё это в своей голове? – просипела Илег, оторвав губы от горлышка фляги.

– Я много тренировалась. Мой дядя Малаур вырастил для начинающих магов специальный живой тренажёр. Взял хитрокожую манту, усовершенствовал ей мозги, удалил из спины ловчие языки, а глазам удлинил стебельки и вывел их в соседние лаборатории. Он перемещал наши души в неё и мы... обживались.

– Я подумала, что ты просто сначала научилась управлять одним глазоухом, потом подключила второй, третий и так далее.

– Через тело некоторым трюкам научиться проще. И эти навыки надёжнее закрепляются. Но главный плюс, конечно, в том, что манту не может вырвать, – доверительно сообщила Талия. – Жрецы Веиндора – нашего вроде как бога смерти – конечно, таких экспериментов не одобряют, но в Бриаэлларе, городе, откуда я родом, у них особой власти нет. И слава Великой Пушистой Аласаис! Их послушать, я и волосы не имею права себе перекрасить.

Илег наконец-то улыбнулась. Талия кожей чувствовала, как давит на её спутницу, привыкшую жить под открытым небом, каменный потолок. Как пугают её незнакомые, чуждые подземные запахи, как сжимается сердце Илег каждый раз, когда под её ногой хрустят камешки или тонкие косточки. В конце концов алайке надоело вздрагивать. Она уговорила жрицу присесть на одного из лосей и наложила на её обувь чары, приглушающие звуки ходьбы.

Путешественники окончательно утонули в глубокой вязкой тишине. Неслышно ступали звери. Бесшумно шагал Фаргон, оставляя на камне пола тусклые тепловые пятна следов. Ни скрипа доспехов, ни шелеста дыхания. Мимо медленно проплывали неровные стены туннеля, проходы в его ответвления, уходящие то вверх, то вниз. Кое-где у стен громоздились части проржавевших диковинных механизмов, белели чьи-то кости, посверкивали обломки оружия и лужицы непонятно откуда взявшихся жидкостей.

Талия почуяла пряный аромат Согриа задолго до того, как увидела первый гриб – наряженную сразу в три юбки ядовито-зелёную поганку, царственно взиравшую на путников с вершины соляного сталагмита. С каждым шагом грибов попадалось всё больше. Питаясь непонятно чем, они торчали прямо посреди каменного пола туннелей, прорастали сквозь отверстия гигантских шестерней, хохолками дыбились на макушках черепов и целыми семьями рассаживались на скальных выступах, точно на балконах высотных зданий.

Заглянув за один из сталагнатов, Илег наткнулась на «голубичную поляну» – сотни крошечных синих грибков рассыпались по отслоившейся от потолка зеленоватой породе. Не удержавшись, жрица тронула одну из «ягод», и та в мгновение ока выросла, вытянувшись в лазурную воронку. Из центра её выпростался длинный розовый отросток, покрытый резко пахнущей пеной. Несколько секунд он пытливо рыскал в воздухе, а затем разочарованно втянулся обратно. Края воронки завернулись внутрь, и она вновь сжалась до размеров бусины.

– Какой... языкастый, – обернувшись к Талии, сконфуженно пробормотала Илег и сделала ногой совершенно кошачье движение, будто закапывала какую-то пакость. – Действительно, лучше здесь вообще ничего не трогать.

– Это точно. Тут и без тебя найдутся любители ставить на себе эксперименты, – сказала алайка, неодобрительно косясь на Энаора, пытавшегося носом выковырять из похожих на мохнатые подгорелые тарталетки грибов лежащие на донцах округлые спороносные мешочки, отливавшие тёмным перламутром. – А ведь клятвенно обещал не безобразничать. Что поделаешь, пойду вразумлять...

Видимо, её доводы (или сопровождавшие их рывки за шкирку и щипки за уши) возымели эффект.

– Так вот вы какие – мозговые клопы, – с чувством сказал Энаор, войдя в очередную пещеру, но трогать ничего не стал.

Её облюбовали розоватые наросты, походившие на распаренные подушечки великанских пальцев. В их глубоких мягких складках копошились усатые светящиеся насекомые.

– Вот вы и свиделись, наконец, а то всё – на ощупь да на ощупь... – пробурчал Фаргон.

– Если бы даже в моём выдающемся мозге водились клопы, я не смог бы почувствовать их, как ты выражаешься, на ощупь: в мозге нет нервных окончаний, – совершенно серьёзно ответил Энаор.

– По-моему, у алаев везде есть нервные окончания. А у некоторых прямо-таки истеричные.

– Зато адоры славятся своими трезвомыслием и благими начинаниями. Которые, пра-авда, иногда тихой сапой заводят их товарищей в пасть к хищным поганкам, но тем не мен...

Талия подняла с земли увесистый булыжник. Подумала и взяла второй.

– Всё, всё, мы умолкаем! – примирительно поднял руки Фаргон.

Но надолго их не хватило.

– Чего это ты там так притих? Замышляешь? – подозрительно спросил Фаргон вновь нарисовавшегося рядом с ним Энаора.

– Размышляю. Об алайских причудах. О нашей интуиции и о том, как её наличие на нас влияет, – непривычно вежливо ответил эал.

– С чего бы вдруг?

– Позади нас идёт неисчерпаемый источник информации к размышлению, – вильнул хвостом Энаор. – Разве тебе не кажется любопытным, что наша дражайшая подруга Талия встала на когти, едва заподозрив, что некие злоумышленники могут делать что-то скверное с душами воспитанников Тнори...

– Это только тебе может казаться любопытным. Я нахожу это совершенно естественным, – перебил его Фаргон.

– Ты не дослушал. И при этом на ней не шелохнулась и шерстинка, когда она говорила о гипотезе Тияла и Лахтисса, что Согриа поглощает души некоторых своих гостей – что, согласись, ничуть не лучше. Но тут Талия почему-то не рвётся разбираться, что к чему.

– Может, она чует, что предположение Тияла неверно?

– Едва ли. Скорее уж, она чует, что ей не совладать с Сонной Грибницей, и поэтому судьба жертв последней гораздо меньше задевает её за живое, чем гипотетические страдания пр-риютских ребятишек, – ухмыльнулся Энаор. – Я никогда не смотрел на нашу интуицию под таким углом – как на источник смирения.

– Я бы с-с удовольствием послушала о туманках, – зябко поёжившись, выдавила Илег, которой предстояло проверить на себе верность гипотезы Лахтисса и Тияла.

– В ваших лесах растут такие грибы... как мешочки: наступишь на них – и идёт дым? – спросил её Фаргон.

– Споровики, – понимающе кивнула жрица.

– Туманки на них похожи. Только внутри у них не споры, а туман – дурманящий, расслабляющий, навевающей сны наяву. Те туманки, которые растут в самой Долине Снов, засасывают его через поры из окружающего воздуха, накапливают и делятся им со своими сестрицами, обитающими в других землях.

– Через портал?

– Да. Он есть в каждой из них. Торговцы туманом этим вовсю пользуются. В некоторые государства ввозить его категорически запрещено. Так долинники, вместо того чтобы давать взятки на границе или пользоваться какими-нибудь потайными пространственными карманами, как приличные контрабандисты, просто проносят в собственных лёгких несколько грибных спор, выдыхают их в какой-нибудь горшок в подвале и...дои – не хочу, в смысле туман откачивай.

– А если чувствуют, что стража взяла их на прицел, бегут в тот же подвал, сбрасывают тела и утекают домой через ту же лазейку, – добавила подошедшая Талия.

– Их души утекают? – уточнила Илег.

– Да, их мерзкие преступные душонки, – оскалилась алайка. – Вообще, туманки очень красивые грибы. И каких их только нет: и гладкие, как воздушные шарики, и в складочку, и на кораллы похожие, и такие в рубчик – будто кто-то лисичке по краю шляпки нитку продел и стянул, вывернув её наизнанку. Про расцветки я уж молчу – сама увидишь. Некоторые светятся, некоторые пищат на в-ветру...

Алайка запнулась. В атмосфере туннеля что-то неуловимо изменилось. Звери зафыркали, затрясли головами. Их провожатые принялись тереть глаза, носы и уши, чтобы избавиться от слабого, но донельзя странного ощущения, посетившего всех пятерых.

– Началось, – возвестил Фаргон. – Талия, заканчивай разговоры. Ты нам нужна.

– Бегу-бегу, – ответила та, нагоняя его.

– Ч-что началось? – встрепенулась расслабившаяся было Илег.

– Мы подходим к границе владений Согриа. Всё, что бы мы тут ни увидели и ни услышали, может оказаться наваждением, – объяснил адор. – Теперь вся надежда на Талию: алаи, как никто, умеют отличать иллюзии от реальности. Их не заморочишь.

– А вот у моих глазоухов уже появились глюки, – буркнула «надежда и опора». – Всё в таких диких красках отображается.

– Запомни, потом зарисуешь и продашь за бешеные деньги в Эмори, – усмехнулся Риджи. – Тамошняя... элита без ума от безумной мазни, – добавил он для Илег.

– Постойте, как это – подходим? А как же... всё это? – спросила она, обводя взглядом царившее вокруг грибное буйство.

– Это всё были так, приживалки. А дальше будут уже все свои, родные. Приживлёнки, – глядя куда-то сквозь жрицу, многозначительно проговорил Энаор.

– Как это?

– Что – как?

Эал воззрился на Илег в полном недоумении, словно и сам не понимал, что хотел сказать. Жрица смущённо промолчала.

Скрепя сердце Талия рассеяла большую часть глазоухов, сконцентрировав силы на защите оставшихся, но и они то и дело начинали барахлить. Осветительные чары алайки тоже едва работали.

Прошёл почти час, пока она осознала, что в словах её наставника был смысл. Если на подступах к владениям Согриа грибы росли довольно обособленно и привлекали внимание разве что необычностью форм и расцветок, то внутри незримой границы неведомая сила заставила их срастаться друг с другом, образуя самые причудливые структуры. Усеянные крошечными, рахитично-тонкими опятами бархатистые трутовики до жути напомнили алайке хитрокожих мант, о которых она только что рассказывала Илег. Слипшись деформированными шляпками, фиолетовые поганки превратились в застывших в неестественных позах пауков и свисающих со сталактитов сколопендр, в сетчатых брюшках которых томился флуоресцирующий молодняк. Россыпь бирюзовых строчков на одной из стен, объединённых множеством ветвящихся волокон, казалась моделью нервной системы какой-то диковинной твари, обзаведшейся для надёжности добрым десятком крошечных мозгов.

Постепенно этих связующих гиф становилось всё больше. Цепляясь за мельчайшие выступы, они разбегались по стенам, тянулись от гриба к грибу, врастали в них и самих себя, свисали с потолка затейливыми сетями. Изначально тонкие, как паутинки, цветные нити свивались друг с другом, образуя всё более и более толстые жгуты – гладкие и матово-бархатистые, пупырчатые и колючие, кольчатые, как трахеи, и суставчатые, будто внутри них прятался чей-то позвоночник. В просветах между ними всё реже проглядывал камень. Его погребли под собой подобия исподов грибных шляпок, то покрытых рыхлыми губками, то усеянных острыми сосочками или сходившимися к центру извивистыми пластинками. Кое-где мерцали полупрозрачные мембраны, за которыми что-то бугрилось и загадочно сияло, или виднелись кособокие ячеистые напластования, похожие на гигантские соты, из которых торчали глянцевитые отростки, наводившие на мысль о жабьих языках.

Но, как бы странно ни выглядели местные диковины, насколько бы тревожные ассоциации они ни навевали, самым пугающим в них было не это. А сознание того, что они были одно. Одна. Она. Согриа. Единый, древний, крайне сложно устроенный организм, преследующий неведомые цели. И не стесняющийся использовать случайных путников для их достижения.

Талия постоянно следила за сознанием друзей, исправно докладывая им, что из видимого ими является иллюзией. К счастью, Согриа пока скупилась на наваждения, продемонстрировав гостям с полдюжины несуществующих грибов, зажаренную на вертеле гигантскую саламандру, пирамиду из свечных огарков посреди тронутой ледком лужи, трещину в полу, якобы забитую доверху обломками металлических статуй, и пролом в стене, за которым над уставленным одинаковыми больничными койками полем с рёвом кружил зажевавший собственный хвост мусорный смерч. Лишь в одном из туннелей Талия почувствовала себя по-настоящему неуютно.

– На самом деле тут всё тускло сияет – и стены, и потолок, но Согриа как-то маскирует это. Не знаю уж зачем, – прошептала она тоже напрягшимся друзьям.

Наличие света в отсутствии его источников вызывало сюрреалистическое ощущение и нагоняло необъяснимое оцепенение. К счастью, уже через пару десятков шагов коридор погрузился в привычный полумрак, слегка рассеиваемый густым сиянием грибного сока. В этой пещере его было особенно много. Он сочился смолой из вертикальных, толстых, как стволы молодых деревьев, пористых отростков Согриа; копился в вогнутых шляпках ветвями отходивших от них крючковатых грибов; переливаясь всеми цветами радуги, подтекал из треснутых глянцево-чёрных шаровидных образований, наполнявших серевшие тут и там сетчатые многогранники из окостеневших волокон.

Талия осторожно притронулась к одной из капель. Она оказалась неожиданно упругой, словно была заключена в невидимую оболочку. Лиловый отблеск лёг на ладонь алайки и остался на коже, когда Талия убрала руку.

– Иллюзия. Стойкая-престойкая! – восхитилась она, развеивая чары.

– Прихвати таких, только оранжевых – будет тебе экономия на краске, – посоветовал Риджи.

– А это мысль!

– Повторим клейкую историю? – усмехнулся Фаргон.

– Мру-у, я давно хотела прикупить домик в Бездне, – лукаво повела ухом Талия.

Адор погрозил ей пальцем и принялся безмолвно пересказывать Илег историю двух мошенников, которые, набрав в Согриа какой-то слизи, принялись клеить на неё обои в домах честных граждан. Клеили они на славу, граждане были довольны. Однако настроение их быстро портилось, когда в жилищах начинали происходить пугающие вещи: то окно, выходящее на ларшевое озерцо, начнёт показывать репортажи с ближайшей скотобойни, то все ножи разом станут невидимыми, то отхожее место оккупирует призрак сквернословящей энвирзийки. Хозяева проверялись у врачей, вызывали магов, приглашали священников всевозможных религий, но ничего не помогало. Тогда, отчаявшись, они решали продать дом. Покупателя, как правило, не находилось. И тут в дело вступал сообщник «обойщиков». Выторговав большую скидку, он покупал злосчастную недвижимость. Мошенники отдирали обои, оттирали стены и продавали дом за его реальную стоимость.

– Их, конечно, со временем вычислили и съели, но заработать они успели прилично, – закончил Фаргон, утирая пот со лба: воздух заметно потеплел.

Пол, будто калькой, затянуло тонким слоем густого тумана. С каждым шагом его становилось всё больше. Фаргон и Талия разгоняли его сапогами, но он накатывал и накатывал, словно Эна... какое-то безумное животное, которому нравилось, что его пинают. Туннель перестал ветвиться, зато принялся извиваться, как змея. Несколько раз путешественникам встречались куски толстого бугристого малинового стекла, прислонённые к стенам (Фаргон в шутку назвал их памятниками выдающимся отблескам – тем, что принесли Согриа наиболее ценные приобретения).

Становилось всё жарче.

– Чувствуете, да? – обеспокоенно спросила Талия. – Волнами накатывает, будто там дышит кто-то. Горячо так дышит.

– Поговаривают, где-то в Лэннэс ещё остались харнианские драконы. Таятся... и алчут, – «приободрил» её Энаор.

– К-кто? – переспросила Илег.

– Не слушай его, – отмахнулась алайка. – Всех их давным-давно попереубивали вместе с хозяевами. Харнианцы – это такие... местные любимые дети огненного бога. В какой-то момент они вдруг разом спятили, стали жечь всё и всех подряд. Энхиаргцы объединились и наваляли им от всей души.

– А почему они?..

– Того? – покрутила пальцем у виска Талия. – Никто так и не узнал. Там вообще много загадочного, дорого бы я дала хоть за сла-абенький намёчек, что т... Так, стоп!

Талия остановила животных. Вдвоём с Фаргоном они прошли вперёд и осторожно заглянули за угол.

– Ты тоже это видишь? – озадаченно поскрёб затылок адор.

– Да. Это не иллюзия, – откликнулась Талия. – Чем бы они ни были, они настоящие.

Туннель перегораживало несколько десятков длинненьких бирюзовых рыл в ногу толщиной, гордо устремлённых в невидимое небо.

– Они полые, – немного помедлив, добавила алайка. – Внутри чувствуется что-то огненное.

– Думаешь, повзрываются при нашем приближении? – прищурился Фаргон.

– Запросто. Давай отойдём, выставим щит и попробуем в них чем-нибудь кинуть.

Адор кивнул, и они медленно отступили к каравану. Объяснив Риджи и Илег ситуацию, Талия велела животным попятиться и, выбрав место, где туннель сужался, перекрыла его голубоватой огнеупорной завесой. Энаор молча одобрил результат, и алайка принялась за создание нового, особо надёжного глазоуха.

– Долго он всё равно не проработает, но на минуту должно хватить, – проговорила она, вынимая из кармана давешний булыжник.

Сопровождаемый глазоухом камень понёсся по туннелю, свернул раз, другой и оказался над рылами. В тот же миг из нескольких ноздрей вырвались тонкие нити цвета раскалённого металла. С шипением рассёкши воздух, они опутали камень, расплавили его, точно кусок воска, и картинно разбрызгали по стенам. Глазоух испарился за компанию.

– Мы тут не пройдём, – тут же заявила Талия.

– Сразу сдаваться? – удивился Фаргон.

– Во всяком случае, лично мне они явно не по зубам.

– Они каменные, – сказал адор. – Я мог бы зарастить им ноздри, чтобы эти огненные нитки не вылезали наружу.

– Гениально, – хмыкнул Энаор. – Только, пожалуйста, начни с одного рыла – мало ли что.

Фаргон пожал плечами.

– Разгони-ка туман, – попросил он Талию. – Как скажу, целься в крайнее правое рыло – то, что на отшибе.

Усевшись возле её ног, адор плотно прижал ступни и ладони к полу. Лицо его застыло. Алайке почудилось, что по камню пошла едва заметная рябь. Второй булыжник завис рядом с ней в ожидании.

– Давай! – скомандовал Фаргон.

Талия сделала несколько резких движений, завершающих создание глазоуха, и вновь два снаряда устремились к колонии рылец. Взметнулись огненные нити, камень увернулся от первой, второй, вильнул в безопасное пространство над рылом с «заложенным» носом... И тут оно с оглушительным хлопком треснуло. Пламя выплеснулось наружу широким веером. Пятачок откололся, ударил в потолок, и на несколько секунд оплавившееся рыло превратилось в основание огненной колонны.

Лишившись глазоуха, Талия вскинула руки, укрепляя барьер, но, несмотря на защиту, в лица друзьям дохнуло сильным жаром. К счастью, он схлынул довольно быстро.

– Все похлопаем Фаргону за то, что он послушался старших и поставил свой эксперимент только с одним рылом, – издевательски промяукал Энаор. – Ну и самим старшим заодно: что бы вы без них делали.

– Вернёмся домой – попрошу Фаргона склепать тебе медальку на ошейник, – с ядовитой ласковостью сказала Талия.

Она запустила третий глазоух.

После взрыва в туннеле почти ничего не изменилось. Разве что рыльца из непрозрачно-бирюзовых превратились в нефритовые. Зеленоватые стенки леденцово поблёскивали. Внутри рдели рыхлые мотки нитей.

– Будем искать обходной путь? – нарушил тишину Риджи. – Фаргон, где там твоя карта?

– Его нет, – без особого расстройства ответил адор.

– И что же, ты решил, что нам лучше вернуться? – с надеждой спросил анлиморец.

– Его нет, но я могу проложить его! – ответил Фаргон, сделав руками движение, будто собрался нырнуть в стену.

__________________________

Иллюстрация Марии Филипповой (https://vk.com/lady_zlatigoryan)