Прошел час.

Целый час с тех пор как вызвали полицию, и в доме началась настоящая беготня.

Фатма никогда не видела плачущую маму. Она как раз ее рисовала, но для слез не нашлось синего фломастера, они же должны быть синие, наверное, он закатился под кровать, но сейчас было лень его искать. Поэтому, на этот раз, у мамы будет улыбка, красная, как у всех. Но потом, она обязательно нарисует ей слезы.

Али сидел с полицейским и давал показания. Он старался не врать, признаваясь, что немного повздорил с братом и позволил ему уйти, но ведь так часто бывает, в чем тут его вина? Больше его волновал вопрос, почему этим занимаются евреи, в его доме, сидят и задают вопросы на их поганом языке, который он знает постольку поскольку.

- Почему ты оставил его? Почему именно сегодня? – сокрушалась мама. – Ты же знал о сюрпризе, почему не пошел с ним?

А, правда, почему? Всякий раз, когда Асаду представлялась возможность уйти – он уходил. Али не выбирал такой ответственности, ему было даровано первенство.

Улиткой протянулся второй час. Еда на столе давно остыла и к ней так до сих пор никто и не притронулся. Хотя есть хотелось сильно, особенно Али, он с утра ни крошки в рот, но в такую минуту, показать свою слабость и набросится на праздничный торт – не самый лучший случай.

А они задавали вопросы. Всем! Тому, кто нашел телефон, знакомый парень. Он нашел его в овраге недалеко от дома Алии. Ее тоже вызвали вместе с семьей. Асад действительно ушел сразу, как только родители ему позвонили. По крупицам информация начала собираться, но это не проясняло ровным счетом ничего.

- У Асада были какие-то проблемы в семье? В школе? – спрашивала психолог. – Как вы можете его описать? Не было ли в его поведении, чего-то подозрительного? У него есть любимое место?

- Нет,... нет, он хороший мальчик, ему никто не желал зла, у него сегодня день рождения, - тараторила мама. – Мы как раз готовились к сюрпризу. Я не понимаю, что значит подозрительное?

- Апатия, меланхолия.... Не был ли он в депрессии?

Когда мама волнуется, то начинает перебирать бусины на четках, настолько старых, что, кажется, ее дед еще держал их в руках, настоящая семейная реликвия.

Али понимал, к чему она клонит, со своими вопросами. Гораздо проще обвинить арабского юношу в суициде, нежели принять суровую правду.

- Ты думаешь? - вдруг встрял он. – Что мой брат сам выбросил телефон? Ты тупая?

- Али, - отец повысил голос. – Пожалуйста, помолчи.

- Да что вы! В самом деле, не понимаете? Это война. Его похитили! Потому что трое ваших мертвы. Он бы никогда не покончил жизнь самоубийством. Это же Асад, какое к черту самоубийство?! Алё! Вы проигнорировали, когда ваши вам позвонили, подумали, что это шутка и сейчас не хотите верить в то, что его похитили! Вы дебилы? – прокричал парень и стукнул кулаком по стене, так, что мама подпрыгнула на месте.

В этом случае Али был уверен, кто-кто, а именно ему в их семье выпадет быть первопроходцем в качестве жертвы. Этакая романтическая мечта подростка - умереть во имя чего-то, за какую-то цель, умереть сражаясь, даже так. Мириться с Асадом даже в смерти он не хотел.

- Вы уже начали искать? – спросила мама. – Уже организовали поисковые отряды?

- Мы не владеем необходимой информацией, но мы делаем все, что в наших силах, - ответил полицейский, который вошел в помещение.

- Я чувствую, - плакала мама. – Что-то плохое. О, Аллах, пощади моего сына. Это я виновата.

Слезы стекали по ее лицу и падали каплями на пол, разлетаясь, будто на осколки. Фатма смотрела на них и представляла, как сейчас этот поток не остановится. Соленой воды будет все больше и больше.

Она будет наполнять их дом. До конца, без края.