Яркая вспышка сознания, и разум вновь возвращается на свое законное место - ко мне в голову. Где я, черт возьми? Последним, что удалось запомнить, был прыжок с большой высоты, мощный и очень болезненный удар о воду, бурный поток ледяного течения, засасывающий меня в свои глубины, и адское ощущение того, будто меня перемололи в мясорубке, после чего наступил абсолютный мрак...

Легкие пронзают миллионы иголок, разрывая дыхательную систему на мелкие кусочки, когда я пытаюсь освежить в памяти события последних минут. Последних ли? Я все еще могу здраво мыслить, несмотря на то, что пришлось пережить совсем недавно. Что же заставило меня прыгнуть с того моста над озером Мичиган? Так, уже что-то! Значит, Чикаго...

Воспоминания начинают постепенно возвращаться, но пазл общей картины никак не хочет складываться воедино, частички неизменно разлетаются, когда я собираюсь соединить их друг с другом. Решив осмотреть место, в которое попал, я дергаю головой в сторону, но тут же отталкиваюсь от чего-то скользкого и упругого, словно от батута. Всей кожей я чувствую уютное тепло, обволакивающее меня со всех сторон, а тело будто прибывает в невесомости. Неужели я все еще нахожусь на дне озера Мичиган в штате Иллинойс, ведь водный мир, окружающий меня сейчас указывает именно на это.

Помимо телесных ощущений присутствуют еще и звуки: шумные всплески и громкое урчание одновременно сводят меня с ума, вынуждая закрыть уши ладонями, в то же время, принося какое-то неземное спокойствие и умиротворение. Искаженный гул, раздающийся буквально отовсюду заставляет меня визуализировать в мозгу размытый образ Чикагских трасс, освещенных яркими огнями и множеством автомобилей, на всей скорости несущихся по лабиринтам дорог. После того как образ рассеялся, пространство вокруг меня вновь поглощает вязкая темнота, заполняя собой все щели сознания.

Мои движения по-прежнему что-то сковывает, не дает вытянуться в полный рост и, наконец, найти выход из этого таинственного и пугающего места. Наверное, так и выглядит загробная жизнь, осталось понять, куда же мне все-таки удосужилось попасть: в рай или в ад... Если это действительно Эдем, то где та самая земля обетованная с ее бесконечными полями пшеницы, кристально-чистыми водопадами и блаженной жизнью? Конечно, существует теория о том, что каждому человеку, заслужившему при жизни эти дивные блага, уготовлен персональный рай, подстроенный под его личные пристрастия. Но эта... камера, наполненная непонятной жидкостью и жутковатыми звуками - совсем не то, о чем я мечтал.

В следующую секунду мозг пронзает очередная вспышка воспоминаний, которая уносит мои мысли куда-то далеко от этого места, заложником которого я стал поневоле.

Темные улицы, наверняка принадлежащие одному из дрянных райончиков Чикаго были полны бродягами, алкоголиками и прочими отбросами общества. Долговязый парень, телосложение которого можно легко сравнить с костями скелета, плелся по пропахшему жженым мусором переулку, еле передвигая слабеющие с каждой секундой ноги. Возле небольшого обветшавшего здания юноша не выдержал и без сил рухнул на грязный асфальт, прислонившись плечом к стене.

- Клемент Монтгомери, - хриплый голос принадлежал мужчине в порванном тряпье, развалившемуся возле притона в обнимку со стеклянной бутылкой. Вероятно, поэтому от него так сильно несло галимым спиртом. Парнишка поднял на пьянчугу затуманенный взгляд и попытался выдать какое-то подобие ухмылки. - Героиновый мальчик... Вот как тебя называют в наших кругах.

- Что ж, глумитесь, пока я не стал сдохшим мальчиком, - сквозь зубы процедил молодой человек, морщась от вновь накатившего потока боли, ломающего его изнутри.

Светлая челка упала на мертвенно-бледное лицо, а серые глаза наполнились жгучими слезами. Гниющее тело Клема требовало новой порции героина. Сейчас было абсолютно плевать на то, что может случиться очередной передоз, и в этот раз никто не сможет его откачать. Монтгомери был на мели и не мог позволить себе даже один из самых дешевых наркотиков.

- Ты плохо кончишь, приятель, - пьяно хохотнув, пробормотал мужчина, снова отрубаясь. Приятно, наверное, дрыхнуть в луже собственной блевотины и крови.

- Уж получше тебя, дружище, - злобно откликнулся Клемент, но его уже никто не услышал.

Вложив в этот рывок все свои оставшиеся силы, парень поднялся на ноги, тут же пошатнувшись. Каким-то образом доковыляв до выхода из этого дьявольского переулка, он оказался на оживленной трассе Чикаго. Дальше Клемом двигали лишь инстинкты и адская боль, ставшая в последнее время его верным спутником. Приблизившись к широкому мосту зеленого оттенка, юноша взобрался на железные перила.

Никто из проезжающих мимо водителей не пытался как-то помешать ему или остановить. Все были только рады тому, что еще одна никчемная душа, так называемый биомусор, очистит мир от своего существования в нем. Решив, что лучше умереть от утопления и прочувствовать все те ощущения, которых его лишили наркотики, чем сдохнуть с дырками в венах и шприцом в руке, Клемент Монтгомери прыгнул в ледяной поток воды озера Мичиган, в последний момент осознав, что совершил чудовищную ошибку.

Разомкнув глаза, я словно очнулся после долгого сна. События, свидетелем которых я стал, повергли меня в настоящий шок. Тем худощавым парнем, страдающим героиновой зависимостью, был я. Неужели это и есть моя земная жизнь, столь сильно пропитанная болью и безысходностью? Самым ужасным казалось то, что там я был лишь наблюдателем и не имел никакого шанса воздействовать на собственный выбор.

Насколько мне известно, самоубийцы просто не могут попасть в рай, если верить религии и легендам, суицидникам уготовлен отдельный котел в аду. Возможно, эта жуткая сырая камера и есть моя личная преисподняя.

Только сейчас я обратил внимание на то, что пространство вокруг меня было лишено каких-либо ярких красок или цветов. Окружающий мир был исключительно черно-белым, однако это не помешало мне различить изогнутые полосы, тянущиеся по стенкам и потолку округлого "кейса". Коснувшись гладкой пульсирующей поверхности, я нащупал что-то похожее на веревку, а точнее длинный трос, который был очень мягким и легко сминался в руке. И тут меня осенило... Пуповина! Я толкнулся вперед, нащупав лодыжкой теплую и упругую стенку. После этого произошло то, чего я совершенно не ожидал: с обратной стороны послышались голоса.

- Боже, Дастин, он толкается! - донесся мелодичный звук голоса женщины. Она явна была чрезвычайно взволнованна.

- Любимая, это прекрасно, доктора говорили, что восемнадцатая неделя
- самое подходящее время для начала шевеления! - взбудоражено и в то же время радостно воскликнул мужчина. После его фразы я почувствовал какое-то движение в области моей руки. Очень приятное движение.

Следующие дни, недели и месяца пролетели настолько быстро и стремительно, что казалось, будто прошло всего пару часов. Все это время я раздумывал над тем, что на первый взгляд выглядело бы безумием для любого адекватного человека.

Влажной пугающей и в то же время приносящей необычайное умиротворение камерой было вовсе не дно озера Мичиган. Также, это оказались отнюдь не рай или ад, как я предполагал в начале. Это была самая настоящая утроба матери, моей новой матери - Изабель. Предыдущая мать, являвшаяся моей родительницей тогда, когда я еще был Клементином Монтгомери, пыталась избавиться от плода с помощью аборта, но, по несчастливому стечению обстоятельств, мне удалось выжить. Своего отца я никогда не знал и рос в детском доме, что сильно отразилось на моей судьбе в будущем. Жизнь отброса общества, алкоголь и наркотики в неограниченном количестве, после чего - бессмысленная смерть.

В какой-то момент начинало казаться, что я действительно сошел с ума и сейчас брожу по чертогам своего больного разума, но голоса новых родителей, то и дело доносящиеся из-за брюшной стенки придавали мне спокойствия и уверенности. Эти прекрасные люди пели мне веселые песни, разговаривали со мной через животик и постоянно напоминали о том, как сильно они меня любят.

Кажущееся таким огромным сердце мамы билось над моим временным домом, сосуды шумели, создавая ровный гул тока крови, а легкие двадцать четыре часа в сутки с шумом качали кислород. Когда на животик Изабель падал яркий солнечный свет, мой мир озарялся оранжево-розовыми оттенками, после чего я, недовольно поморщившись, отворачивался. Все свои чувства я дублировал от мамы, если она была испугана или расстроена - кровоток приносил эти эмоции и мне. Если же она пребывала в радостном и безмятежном настроении, эндорфины - гормоны счастья поступали ко мне в избытке.

Похоже, все чудеса и явления, происходящие в утробе матери, которые обычный человек совершенно не помнит, были неким перерождением моей никчемной и жалкой души. Бог решил дать мне шанс прожить эту жизнь заново, на этот раз без совершения ранних ошибок Клема Монтгомери.

Также я стал замечать, что чем больше времени проходило и, чем больше развивался я сам, тем меньше воспоминаний о прежней жизни оставалось у меня в голове. С одной стороны было грустно терять уже накопленный опыт и начинать учиться всему заново, но с другой, это оказалось просто подарком с небес - теперь я, наконец, смогу забыть о тех ужасах, творящихся со мной прежде, и начать по-настоящему новую жизнь с чистого листа.

В утробе Изабель было настолько тепло, мирно и уютно, что покинуть ее оказалось достаточно сложно. Внезапный переполох в доме родителей, мягкая ладонь отца на животике матери, уверенные просьбы акушерки успокоиться и дышать размеренно, после чего довольно стрессовое прохождение по родовым путям... А затем абсолютно новый для новорожденного младенца мир. Яркий свет больничной палаты, холод на мокрой коже, первый вдох, врывающийся в легкие воздух, свой собственный крик, множество людей вокруг, совершенно неожиданный возглас медсестры: "Это девочка!", смирение с тем, что теперь меня зовут Саманта... И, в конце концов, такое родное тепло материнских объятий.

Все еще не верите в реинкарнацию души?