Оставшись в спальне один после ухода Петры на вечеринку, Джонас моментально ощутил нарастающий страх и тревогу. Иногда он хотел попросить Петру оставаться дома почаще, потому что боялся за нее до безумия сильно, опасаясь однажды увидеть в таком же состоянии, как и Карину. За сестрой он не доглядел, а вот за Петрой вполне мог, хотя не смел ее контролировать. Да и наркотики она никогда не принимала. Просто Петра ушла неведомо куда, к неизвестным людям, со странной Аминой, пишущей кровавые детективы. Ему казалось, он сойдет с ума.

Боялся, что Петра станет героиней глупой книжки про маньяка.

Джонас всегда задавался вопросом — разве Элиас не боялся за Петру так же, как он? Но видел — Элиас спокоен, он не понимал полностью того, что испытал Джонас. И хорошо, что не понимал.

Джонас без сил упал на кровать, думая лишь о том, как недавно на ней лежала Петра, умирая от их прикосновений. Она стала более дерганной, нервной, напуганной, но все еще была их Петрой. Их солнцем. И Джонас прикрыл глаза.

Он доставлял слишком много проблем. Видел, каким взглядом смотрела Петра на бокалы вчера. Она считала, что это алкоголь. Паника, ее каждый раз накрывала паника, как только в квартире появлялась какая-то подозрительная бутылка.

А Элиас благородно умолчал о водке. Парень, сидящий сейчас в гостиной, оберегал девушку от правды получше, чем Джонас. Он мог закрыть ее от проблем своим телом, а Джонас, в свою очередь, способен лишь на одно — разрушать все.

Джонас схватился за волосы, оттягивая их, чтобы отвлечься. Даже тихо застонал, боясь, что Элиас услышит и таким образом помешает ему с работой.

«Хочу умереть, чтобы не мешать, не мучить Элиаса и Петру. Они справятся. Хотя... они могут оказаться в том же ужасе, что и я. Гребаный эгоист!» — думал Джонас.

Его часто накрывали именно такие мысли. О конце всего, об освобождении от боли, страданий, мучений. И мучений в первую очередь Петры и Элиаса. Им ужасно. Им страшно. В отношениях так быть не должно. Джонас перестал быть безопасным тылом, причиной улыбки девушки. Причиной счастья. Стал проблемой.

Ему нужна бутылка. Та, что лежала под кроватью. Под местом, где они любили свою принцессу. Под местом, где плакал каждый, но Джонас не сдвинулся. Не пошевелился по направлению к водке. Он не мог вновь предать Петру. Она только ушла, только вздохнула полной грудью...

Джонаса из размышлений вырвал стук в дверь и он разрешил войти. Элиас неуверенно шагнул вперед, смотря на парня.

— Просто так тихо стало, я сразу заметил, — сказал он, сжимая дверной косяк.

— Я не сдох, не бойся, — сказал немного грубо Джонас.

— Я не думал о том, что ты умер. Просто обычно вылезаешь из комнаты и начинаешь мешать мне. Сейчас развалился, как тюлень.

— Может, так будет лучше. Не буду тебе мешать.

— Ты мне на самом деле не мешаешь, я привык к этому, — сказал Элиас и подошел к парню, садясь рядом.

Он положил руку ему на плечо и Джонас обернулся, слабо улыбаясь.

— Я ничтожество.

— Что? С чего ты это взял?

— Вы плачете из-за меня, волнуетесь, боитесь, что я сдохну, мать твою.

Элиас лег рядом с Джонасом, после переплел пальцы их рук и уставился в потолок.

— Для начала — все мы сдохнем, Джонас. Мы боимся за тебя, потому что тебе плохо. Ты переживаешь это все. Я хочу, чтобы тебе стало легче, поэтому мы заботимся о тебе. Всегда будем.

— Вы совсем не обязаны это делать.

— Мы тебя любим. Очень. И если перестанем заботиться — не простим себе. Мы хотим, чтобы ты был тем Джонасом, который всегда счастлив.

— Я не буду счастлив без Карины. Хочу, но не могу. Черт, я готов отдать все, лишь бы забыть ее смерть, — прошептал Джонас. — Забыть, а не мечтать попасть к ней. Я снова думал о смерти, спасибо, что ты зашел.

Элиас привстал, прикасаясь руками к волосам парня. Он провел нежно, с заботой. Наклонился ниже, оставляя поцелуй на лбу. Легкий, невесомый. Такой невинный, будто они были в начале отношений, но Джонас резко развернулся, целуя Элиаса куда напористее. Тот не возразил.

Он целовал, целовал, целовал, не желая останавливаться, чтобы передохнуть. Хотел вечно прикасаться к людям, которые его любили и ценили. Он им нужен, а они нужны ему еще больше.

— Люблю, я тебя люблю, — шептал Джонас, отрываясь на жалкие мгновения.

Он снимал с Элиаса одежду. Джонас касался к голой коже парня, оставляя на ней мурашки. Перешел к шее, спускался ниже и ниже. Элиас смотрел в потолок, тяжело дыша. Дорожка из поцелуев дошла до домашних штанов, Джонас развязал их, стягивая вместе с трусами. Все быстро, резко, как с Петрой было крайне редко.

Элиас напрягся, когда лицо Джонаса спустилось еще ниже. Глаза невольно закрылись, от наслаждения он шумно выдохнул. Джонас был для него одной из лучших разрядок, которую он мог представить. И наконец Элиас и сам прикоснулся к Джонасу, раздевая его. Теперь его было не остановить. Он был готов отвлечь Джонаса от любых мыслей о суициде. Возможно, забрать эту боль, которая делала невыносимой жизнь и для него самого.

Они лежали на кровати, прикрытие одеялом и Джонас уложил голову на грудь Элиаса. Вокруг было тихо и слишком жарко, поэтому Элиас постоянно думал о том, как поскорее открыть окно и впустить свежий воздух.

— Помнишь, как Петра впервые попросила нас поцеловаться? — спросил Джонас.

— Помню, она мне тогда показалась странной и я думал... что мне это не понравится.

— Мы просто не знали настоящих себя и эта девушка раскрыла нас. Она удивительная. Каждый раз думаю об этом.

— Не вини себя в том, что тебе бывает сложно, — внезапно сказал Элиас, погладив парня по волосам. — Ты потерял человека, которого любил. Мне кажется, если бы я потерял кого-то из вас, так же сошел с ума.

— Ты не потеряешь. Любовь к вам держит меня сильнее, чем что-либо другое. Хотя я так часто вспоминаю Карину... мы не успели покорить Эверест.

Джонас шмыгнул носом и Элиас сразу понял, что он на грани, чтобы расплакаться.

— Значит покорим вместе, ради Карины и памяти о ней, — сказал Элиас.

— Мне недавно написал Питер. Он приедет через неделю, прямо на годовщину. Хочет встретиться. А мне, мать твою, больно от этой мысли так, что чуть нахер его не послал. Хотя ты знаешь, как я отношусь к нему. Он никогда не был виноват в том, что произошло.

— И ты встретишься с ним?

— Встречусь. Вместе вспомним Карину. Она была бы рада, если бы я подружился с Питером. Он хороший и они были бы отличной парой.

— Эх, Джонас, спокойная жизнь сейчас такая привилегия...

* * *

В квартире Симона все было подготовлено к празднованию трех месяцев отношений с Авой. Он купил дорогое шампанское, поставил его в центр стола, заказал итальянскую еду и надел наверное свою лучшую одежду. Рядом стоял огромный букет розовых пионов и красиво упакованная коробка с подарком. Ава должна была прийти с минуты на минуту и Симон даже немного волновался. Как школьник перед самым первым свиданием.

Он наматывал круги по комнате, каждый раз не забывая проверить, все ли идеально стояло. Симон прекрасно знал, что Ава будет счастлива. Незабываемый вечер обещал порадовать обоих.

Она зашла в квартиру уже через десять минут, такая красивая, воздушная, улыбчивая. В черном обтягивающем платье, накрученными плойкой волосами и очень милым макияжем. Симон обнял ее, следом целуя в губы и Ава буквально растаяла в этих прикосновениях.

Конечно, в ее голове всегда звучало — не растворяйся в мужчине, но она смотрела на Симона и хотела утонуть в нем.

Ава прошла в гостиную и заулыбалась, увидев еду и цветы. Симон гордо вручил их и девушка чуть не запрыгала на месте от радости. Она была счастливым ребенком. Ей для счастья нужно было так мало... лишь чтобы по-настоящему любили.

— Пионы... это так красиво. Спасибо большое, — сказала она.

— И я приготовил еще кое-что для тебя. Знаю, что это не наша годовщина и даже не полгода, но хочу подарить сейчас. Хочу видеть, как ты радуешься.

Симон протянул ей коробку. Она была довольно крупной и увесистой. Ава аккуратно разорвала обертку трясущимися руками и открыла крышку. В коробке лежала новая камера и Ава сразу осознала, какой модели. Ее сердце от страха забилось в разы быстрее и воздуха в комнате стало критически мало. Она чуть не упустила подарок, но успела передать его удивленному Симону. Ава отошла от него на пару шагов.

— Что случилось? Тебе не понравился подарок? — спросил парень.

Ава подняла руку вверх, прося замолчать. Эта камера была такой же, какую когда-то разбил Лука. После той ситуации Аве пришлось купить более дешевую и не такую удобную. А прямо сейчас в коробке лежала точно такая же камера из болезненного прошлого, только новенькая.

Она не могла вздохнуть. Наклонилась вперед, оперевшись руками о ноги. Перед глазами все плыло, а Симон неуверенно подошел к ней, кладя руку на спину. Она вздрогнула и отскочила, отрицательно мотая головой и давая понять, что прикосновения для нее сейчас непозволительны.

— Скажи, почему ты купил именно эту камеру?

— Она лучше твоей, я читал много отзывов, смотрел обзоры. Мне показалось...

— Симон, почему именно она? — не унималась Ава и начала плакать.

Ее трясло. Она перестала видеть перед собой Симона. Напротив стоял Лука, вновь с той же мерзкой ухмылкой, с кольцом в руке, со злобным взглядом. С ненавистью к ней, а не любовью. Он вернулся призраком, полтергейстом, разрушающим все вокруг.

— Я не понимаю твоей реакции. Объясни все, прошу. Хочешь, я верну камеру? У меня есть чек, купим другую.

— Нет, спасибо, мне приятно, правда. Просто... ты не знаешь некоторых деталей из моей жизни.

— Так расскажи, я готов слушать. Давая сядем на диван, ты мне все расскажешь. Я могу сделать тебе массаж, чтобы ты расслабилась, — сказал Симон, указывая на диван.

— Давай обсудим, только без прикосновений.

Они сели по разные стороны дивана. Ава заметно сжалась и стала очень скованной. Не смотрела в глаза Симону.

— Около года назад я была в отношениях с другим человеком. Его звали Лука, он показался мне таким... хорошим. Я влюбилась очень быстро, он жил в Зальцбурге, поэтому виделись мы не так часто, как хотелось. Я ездила к нему, он приезжал ко мне — типичные отношения на расстоянии. Сначала все было, как в сказке, хотя я просто игнорировала красные флажки. Оказалось, они были, как сказал мне мой психолог. Я просто в упор не видела абьюзера, пока он привязывал меня к себе. Сначала это были мелкие сцены ревности — ограничь общение с Джонасом, удали его фотографии со своего профиля, вообще не общайся с парнями. А после вовсе запрет на общение с Джонасом, — рассказывала Ава, при этом плача. — Я сначала как-то мирилась, даже думала, что это нормально, ведь какой может быть у меня друг? У меня есть Лука, я влюблена и точка. Я поддалась, перестала общаться с дорогим мне человеком, но Лука будто сходил с ума. Он душил меня своими выходками. Тогда у меня была такая же камера, какую ты мне сегодня подарил. Лука разбил ее при мне, перед тем как ушел навсегда и после того, как сделал мне предложение, чтобы удержать.

— Что он с тобой сделал?

— Кричал, называл ненормальной, уверял, что я без него ничего не могу. Ударил. Один раз, но этого было достаточно, чтобы все понять. Протрезветь. Я не могу жить, вспоминая его. И надеялась, что никогда не расскажу тебе обо всем.

— Почему?

— Ты осудишь меня.

— За что? За то, что он идиот? Глупо осуждать тебя.

— Я оставалась с ним, давала шансы. Думала, что мне кажется, что он изменится. Но такие не меняются.

— Я могу прикоснуться к тебе? — спросил Симон, протянув руку.

Ава смотрела на нее, вспоминая, как так же, стоя на коленях, к ней тянулся Лука. С помолвочным кольцом, с щенячьими глазками, с обещаниями, что будет все хорошо. А хорошо бы не стало и он рано или поздно убил ее.

— Можно.

Симон осторожно взялся за руку, гладя тонкую белоснежную кожу. Хотел поцеловать, но не смел пугать девушку.

— Прости, что купил именно эту камеру. Дурацкое совпадение.

— Ничего, я справлюсь. Тем более она очень хорошая. Я скучала по ней. Когда Лука разбил такую же, мне казалось, что я не вернусь к фотографии. Опустила руки, не верила в себя. Но Петра вернула сначала хоть небольшую уверенность, а следом и ты. Жаль, Джонас уже не такой, каким был. Мне всегда печально делать его фото.

— Он и вправду всегда грустный. Но сильный, как и ты. Вы оба многое прошли.

Ава усмехнулась. Слезы на ее щеках уже засохли, а покрасневшие глаза болели.

— Я не сильная, просто смирилась. Наверное, как и Джонас. Хотя я не могу сравнивать наши ситуации. Он потерял сестру, а надо мной всего-навсего поиздевался парень.

— Не преуменьшай свои проблемы, ты же понимаешь, что легче от этого не станет, — сказал серьезно Симон и Ава, более не сдерживая себя, бросилась в его объятия.

Он прижимал ее к себе, такую уязвимую и разбитую. Такую нежную, обиженную судьбой. Она была сегодня перед ним другой. Обычно Симон видел ее улыбчивой, спрятанной за камерой и звуками затвора. А сейчас она была перед ним обнажена полностью, хотя сидела в одежде. Этот момент был самым интимным в их отношениях.

— А я не встречался с девушками очень давно, я как-то говорил.

— Но ты не говорил, почему.

— Мне изменила моя, как я считал, любовь всей жизни. Спустя год отношений. И я подумал — а зачем страдать? Ушел в себя, работу, хобби. Лишь со временем понял, что отношения — это не такая уж и проблема. Иногда сложно, да, но без сложностей жизнь скучная.

— А со мной разве сложно? — с наигранной обидой спросила Ава.

— Ну-у если немного... но, честно говоря, больше легко. Ты принимаешь меня таким, какой я есть, не ограничиваешь, поддерживаешь.

— Стой, мне кажется, психологи это называют здоровыми отношениями.

Симон рассмеялся, поцеловав Аву в висок.

— Если это здоровые отношениях, то я хочу быть в них вечно.

Ава заулыбалась. Она не верила, что Симон любил ее по-настоящему. Даже после этих слов ширма недоверия не упала полностью, лишь слегка приоткрылась. Когда Ава приступила к еде, ей вновь стало не по себе. Ведь даже если Симон такой милый, чуткий, добрый, он может быть просто хорошим актером.

Лука тоже когда-то устраивал ей свидания, романтические ужины, обнимал, целовал, говорил, что любит. Как же Ава хотела бы отбросить эти мысли по поводу Симона. Она могла лишь глянуть на него и сразу начать улыбаться. Девушка не способна была представить его в гневе, не способна представить, как он кричал на нее и тем более ломал то, что она любила. Он лишь оживлял ее, вдохновлял, мотивировал...

А может запутывает в своих сетях сильнее, чем Лука?