Петра и Амина сидели в палате с едой, принесенной из ресторана. Петра уже второй день не вставала с кровати, окруженная любовью и заботой всех, но не Филипе. Паста болоньезе доставляла удовольствие, но не заполняла зияющую рану внутри. Амина выглядела тревожной, она испугалась за Петру так, как никто другой, прибегая сразу же, как все узнала.

После долгого рассказа Петры о том, что же с ней произошло, Амина осознала, насколько они за это время отдалились друг от друга. Внутри нее что-то защемило от боли понимания, что их дружба могла закончиться в любой момент.

— Я хотела поговорить с тобой о Кристиане и Бриджит, — сказала Амина, нервно теребя краешек картонной коробочки.

— Я догадывалась, что ты как-то более тесно связана с Кристианом.

Амина усмехнулась.

— Очень тесно. Так, как на самом деле не стоило. Не думала, что любовь может привести к таким последствиям. Мы с Бриджит хотим обвинить его в том, что он столкнул ее с лестницы.

— Что? А разве она не сама упала?

Амина нервно поправила волосы, упавшие на лицо. Она хотела провалиться, исчезнуть.

— Я ее толкнула, — призналась девушка и глаза Петры от удивления расширились.

— Ты?

— Это было случайно, на эмоциях. Она застала нас вместе и я... переборщила, а Кристиан будто был этому рад. Ему нужны только деньги Бриджит, а сейчас... мы уничтожим его жизнь вместе.

Петра взяла Амину за руку, крепко сжимая.

— Мы сами загнали себя в этот угол. Разрушили свои жизни, совершая ужасные ошибки. Но все наладится. Со временем, возможно не скоро, но наладится, — сказала ободрительно Петра.

Амина нервно усмехнулась и достала телефон из кармана. Она разблокировала его и зашла в переписку с Кристианом. Повернула экран к Петре.

— Он пишет мне угрозы. Говорит, что убьет меня, тебя, всех. Но я не верю, что он способен даже шаг сделать. Он — трус, ужасный трус и манипулятор. Единственное на что он осмелился в своей жизни — изменить Бриджит.

Петра смотрела на пугающий текст с тонной нецензурной лексики, проклятиями и угрозами. А ведь для нее этот парень выглядел вполне адекватным, даже интересным. На деле, показал свою истинную натуру только сейчас.

— Не знаю, что я в нем нашла, — искренне сказала Амина. — Он не какой-то особенный, не какой-то крутой. Обычный. Первое время меня держал драйв от запретности. А следом? Привычка, разве что. И мне искренне жаль, что Бриджит пережила такое.

— Ощущаешь свою вину?

— Конечно! Ведь я ее столкнула с этой лестницы. Мне кажется, она тоже меня винит, хотя говорит обратное. Невозможно так быстро простить подобное. Я бы на ее месте не простила.

Петре больше не лезла в рот еда, поэтому она отставила в сторону полупустую коробку. Только сейчас девушка заметила уставшие глаза Амины с синяками и мешками. Она явно недосыпала, переживала, жила в вечной тревожности. Как и она сама.

— Мне Филипе перевел деньги на лечение. Я их не тронула, — сказала Петра.

— Почему?

— Не думаю, что будет правильным пользоваться им. Он не имеет никакого отношения к этому ребенку. Это только наша с Джонасом ответственность.

— Но он же выбрал тебя, а значит и твою дочь, — подметила Амина.

Она до сих пор не верила, что по-настоящему говорила о ребенке Петры.

— Не думаю. Я все больше и больше убеждаюсь, что ошиблась. Я почти потеряла Джонаса и ради чего? Ради Филипе? Я поступила, как настоящая мразь, как девушка, которых я всегда осуждала. Неужели какая-то глупая страсть затмила настоящую любовь?

Амина не знала, что сказать, ведь и сама была той, кто выбрала эту чертову страсть, от которой голова шла кругом. Она потеряла уже давно ту нить логики, объясняющую ее действия, превращаясь в одержимую дуру, желающую быть с Кристианом, не смотря ни на что.

Даже на жизнь другого человека.

— Все мы ошибаемся, но не все еще потеряно. Джонас рядом с тобой.

Петра сжала одеяло.

— Мне кажется, он рядом только из-за дочери, а я ему... противна.

Амина обняла подругу, которая молча расплакалась, утыкаясь носом в кофту. Не такой жизни она хотела. Не такого финала ждала для себя и Джонаса. Раньше Петра желала лишь быть с Джонасом и Элиасом, строить их совместный быт, но никак не быть беременной и почти одинокой.

* * *

Джонас пришел к Петре под вечер, заставая ту одну в палате с ноутбуком на коленях. Девушка была рада его приходу и ее лицо украсила улыбка. Мысленно она приняла для себя решение после ухода Амины и внутри у нее горел огонек надежды, который распалить до невозможного должен был именно Джонас.

Парень подошел к ней и сел рядом на кровать, поцеловав перед этим в щеку. Петра хотела получить поцелуй в губы, но Джонас отстранился, неловко умостившись на краю кровати.

— Как ты? — спросил он.

— Устала от капельниц, больничной атмосферы и лежания на кровати, а так... все хорошо.

— Я принес тебе одежду и те мелочи, которые ты просила.

Джонас указал рукой на объемный рюкзак.

— Спасибо. Мне нужен хоть какой-то уют вокруг, пока я здесь. Иначе просто сойду с ума.

— Не сойдешь, я всегда буду рядом с тобой и малышкой.

Он прикоснулся к животу девушки и она накрыла его руку своими. Но внезапно Джонас дернулся, а Петра замерла, осознавая, что произошло.

— Она толкнулась! — радостно сказал Джонас и прислонился ухом к животу Петры.

Нижняя губа Петры затряслась и она больше не смогла сдержать свои слезы, которые покатились по щекам. Джонас поднял взгляд на нее и, слабо усмехнувшись, вытер большим пальцем правой руки мокрые дорожки.

— Не плачь, милая, не надо.

— Я так рада, что с ней все нормально...

— Все хорошо, Петра, все хорошо.

Он хотел обнять ее, окружить любовью и теплом, создавая вокруг уют. Но страх, что их мир уже не прежний, сидел внутри.

— Джонас, я хотела попросить у тебя прощения за все, — сказала Петра. — Я совершила ужасную ошибку, выбрав Филипе. Я дура.

— Ты не обязана извиняться. Все уже хорошо.

— Нет, не хорошо. Я предала тебя, предала человека, которого люблю больше всего на свете. И я осознала это. Я хочу, чтобы мы были вместе. Мне не нужен никакой Филипе. Совсем не нужен, а только ты и наша дочь имеете ценность.

Джонас опустил взгляд на живот девушки. Погладил его снова.

— Ты мне тоже нужна, но... я не знаю, как поступить. Эмоционально мы выжали друг друга так, что я уже давно провалился в пустоту. Пока ты была в Испании, я чуть не умер. В прямом смысле. Прости, что рассказываю это, но я не могу взять себя в руки, как бы не старался. Меня спас Элиас и я не знаю, благодарить его или нет.

— Стой, ты снова...

— Да, снова пытался себя убить, напился, сходил с ума и понял, что это все не выход. Такая жизнь — это не жизнь, а существование. Если раньше я хотел к Карине, то теперь хочу избавиться от боли.

— От боли, которую причинила тебе я, — сказала тихо Петра, ощущая, как диалог сворачивал в неожиданную сторону.

— Моя цель жизни — это наша дочь, я готов ради нее на все, но не готов при этом страдать в наших отношениях.

— Но я выбрала тебя.

Джонас встал с кровати и отошел к окну. Так хотел закурить, но не позволял себе этого. Да и нельзя было.

— Ты убежишь в любой момент к Филипе, или к кому-то другому. Не подумай, я не считаю тебя легкомысленной дурой, просто знаю, что ты хочешь страсти и... неких приключений. Тогда зачем нас отягощать отношениями? — спросил Джонас.

Ему с трудом давались эти слова, которые он хранил в голове, отодвигая на задний план. Он, как и Петра, надеялся, что еще возможно все спасти, проработать, приложить больше усилий. Но на пути всегда был яркий образ Филипе.

— Не говори, что ты хочешь все закончить...

— Ты знаешь, для меня эти слова — самое ужасное, что я могу произнести. Но я не могу продолжать эти отношения, полностью закрывая глаза на свои чувства. Я люблю тебя, люблю нашу дочь и знаю, что ты любишь меня, но разве этого будет достаточно?

Петра хотела вскочить с кровати, броситься к Джонасу, обнять его, начать умолять забрать все слова обратно, но она не могла. Не могла быть рядом. Они отдалялись. Руки Джонаса тряслись и он спрятал их в карманы джинсов. Ничего не должно выдавать то, как ему на самом деле больно, то, как в груди все разрывалось от ненависти к Филипе и непостоянству Петры.

— Я не хочу к Филипе! Я ни к кому не хочу, кроме тебя! — сказала немного громче Петра, сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик.

— Знаю, ты сейчас в отчаянии и очень напугана, но не думай, что я тебя оставляю одну. Я всегда рядом. Для нас будет лучше, если мы сможем построить наши жизни... отдельно.

Петра молчала. Она не могла плакать, не могла истерить. Она успокаивала себя, как и медикаменты в капельнице. Дочь снова пошевелилась в животе и Петра положила руки на живот, устало прикрывая глаза.

— Хорошо, я поняла, — сказала с трудом девушка. — Я все поняла.

— Я никогда не брошу нашу дочь, всегда буду ее отцом и не просто тем, кто платит деньги. Я буду принимать активное участие в ее жизни. Не думай, что я просто убегаю от ответсвенности.

Она ничего не сказала, отвернувшись от парня. Это молчание было громче любых слов. Джонас, у которого не было моральных сил, чтобы выдержать это, вышел из палаты, а следом и из больницы, наконец доставая пачку сигарет.

Внутри появилась мысль, что он совершил ошибку. Возможно, это она и была. Джонас поставил точку в отношениях, которые являлись самой большой надеждой на будущее. Он представлял, как состарится вместе с Петрой, как они будут счастливы. Джонас не верил, что все это умерло и исчезло.

Он любил. Любил так, как никогда раньше и от этого внутри все разрывалось. Все разъедало кислотой, вылитой Филипе. Мысль о том, что только он виноват во всем, заставила Джонаса с ненавистью отбросить окурок в сторону. Он достал следующую сигарету.

И Джонас осознал, что совсем не знал, как разлюбить Петру.

* * *

Джонас уже сидел в их квартире, смотря на картины Петры, висящие на стенах. Неужели он смог расстаться с ней? Вскоре в этих стенах не будет ничего, что напомнит о ней и останутся лишь воспоминания в голове. Жалкие обрывки того времени, когда все были счастливы и верили в лучшее.

Того времени, в котором не существовало Филипе.

Но в надеждах уже нет никакого смысла. Джонас смотрел на телефон, будто ожидая сообщения от Петры, но она молчала. Конечно, ведь он разрушил и ее надежды, разбивая о жестокую реальность. Ему хотелось, чтобы это все было дурным сном.

Из этих мыслей его выбил звонок телефона. Он с надеждой посмотрел на экран и увидел незнакомый номер. Джонас присмотрелся, замирая на пару секунд и после неохотно ответил.

— Привет, это Симон, — послышался голос парня по ту сторону.

Живот Джонаса скрутило от спазма из-за переживания. Он не был близок с Симоном, у него даже его номера не было. Почему он звонил?

— Привет, что случилось? Что-то с Авой?

После пары секунд молчания, Симон тревожно ответил:

— На нас напал Лука. Ава мертва.

Джонас вскочил с дивана, не веря своим ушам. От шока он не шевелился, но следом быстро нажал на кнопку сброса вызова и уставился в стену. Его начало трясти, а пол стал уходить из-под ног. Мир уплывал. Смысл утекал. Страх накрывал.

Ава умерла. Ава умерла.

И это было реальностью. Его лучшая подруга, его родственная душа. Мертва. Убита Лукой, от которого никто не смог ее спасти и уберечь.

Телефон полетел в стену, разбиваясь на мелкие кусочки. Джонас осел на пол, обхватывая голову руками и застонал. Он не мог поверить в это, просто не мог. Ава была молодой, полной надежд и целей, творческой, яркой, нашла хорошего парня... а ее убил тот, кто не стоил даже секунды внимания.

Джонас с трудом дополз до телефона. Он взял его дрожащими руками в надежде, что тот еще работает. Он с трудом смог найти диалог с Марлен на разбитом экране. Почему-то Джонас подумал о ней. Не об Элиасе и тем более Петре, которой и так хватает волнения. Он написал ей, умоляя, чтобы она пришла и после упал на пол, сворачиваясь в клубочек.

Марлен пришла спустя сорок минут. Она вошла в квартиру с помощью ключа, который ей когда-то дала Петра и обнаружила Джонаса на полу. Он не шевелился, лишь моргал, смотря в пустоту. Марлен опустилась на корточки перед ним, прикоснувшись к плечу.

— Эй, Джонас, ты меня пугаешь, — сказала она.

— Прости, — прошептал он и сел на полу.

Марлен села напротив него, смотря в совешенно пустые глаза.

— То, что ты написал...

— Да, Ава умерла. Это Лука.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

— Как мне помочь тебе? Я не ожидала, что ты напишешь мне, — сказала откровенно Марлен.

Джонас, посмотрев на девушку, бросился ее обнимать. Она немного опешила, но обняла его в ответ.

— Мне никак не помочь. Просто... побудь рядом, чтобы я не убил себя. Не попробовал это снова. Только в этот раз уже точно довел бы до конца.

— Не говори так. У тебя же есть Петра...

— Нет Петры, — перебил ее Джонас. — Мы расстались.

— Что?

— Я не могу быть с ней, зная, что она в любой момент уйдет к Филипе. Я не бросаю дочь, я буду рядом.

Марлен гладила его по спине, не представляя, в каком сейчас состоянии Петра. Ей стало так больно за нее, что вокруг глаз скопились слезы. А ведь когда-то, когда все было беззаботным, они обсуждали кучерявого пупса и не знали, что финал будет настолько болезненным. Это все было будто вечность назад и будто не с ними.

Не они, улыбаясь, шли в его клуб, выпивали, беззаботно танцевали. Вечность, прошедшая с тех времен, была лишь воспоминанием. Лишь их историей на пути к этому ужасу. К этой точке невозврата.

Похороненная Карина. Беременная Петра. Изнасилованная и убитая Ава. Разбитые сердца. Потерянные надежды.

— Выпьешь со мной? — спросил Джонас.

— Но алкоголь... это не лучшая идея.

— Я буду пить немного, обещаю. Ты контролируешь.

Марлен ушла на кухню, где достала бутылку белого вина из холодильника. Джонас уже успел сделать запасы, что вызывало чувство тревоги, но Марлен молча принесла бокалы и разлила в них жидкость.

— Я лишился всех дорогих мне людей, чуть не потерял дочь. Я выжат морально настолько, что не узнаю себя уже давно.

— Черная полоса затянулась, это правда, но держись за свою дочь. Поверь, дети — это прекрасно. Конечно, проблем полно и советовать заводить их без желания — плохая идея, но раз уже такая ситуация... вы оба справитесь. Будете хорошими родителями.

Алкоголь был приторно сладким.

— Я вылезу из этого дерьма только ради дочери, — решительно сказал Джонас.

Марлен нервно усмехнулась. Она знала — им будет крайне сложно, особенно из-за того, что они не вместе, как пара. Но подсознательно девушка верила, что и Петра, и Джонас не смогут быть долго друг без друга.

Они еще обязательно вернутся к своей любви, совершая ошибку за ошибкой.