За время отношений с Джонасом и Элиасом Петра думала о ребенке лишь пару раз и в каждый момент она твердо отвечала себе — еще очень и очень рано. Да, она смотрела на счастливую Марлен, но знала — у нее были совсем иные приоритеты. Она не могла себя представить в роли матери в двадцать три года. Петра уже успела даже посчитать сколько ей будет на момент родов. А сейчас, в двадцать два, она была вовсе в ужасе.

Тишина в палате давила ей на уши и Петра постоянно думала о ребенке. Не могла даже на секунду задуматься о чем-то другом. Такие мысли так просто не вытеснить. Она успела поговорить с врачом, который подтвердил слова парней. Врач сказал, что ей на самом деле очень повезло и что если бы еще немного... она бы узнала, что ребенок просто умер.

Ей необходимо было спокойствие, пара дней постельного режима, хорошее питание, витамины, много воды. Она слушала все это, находясь в тумане. Ей на полном серьезе говорили о том, что она беременна и девушке в какой-то момент даже захотелось послать врача к черту и сказать, что он все же ошибся.

Петра не была способна осознать, что в какой-то момент они втроем допустили ошибку. Она не могла вспомнить, как бы не напрягала мозг. Всегда была контрацепция, всегда за нее беспокоился каждый. В какой момент жизнь сыграла с ними в русскую рулетку?

Девушка даже написала Марлен, попросив прийти. Она представляла, в каком была шоке подруга, осознав, что место встречи это больница. Петра знала — дальше станет только хуже. Она хотела видеть лишь Марлен, только ее лицо и слушать советы. Присутствие Джонаса или Элиаса приносило исключительно боль.

Спустя полтора часа Марлен стояла в палате, шокировано смотря на подругу и не зная, что говорить дальше. Она бросилась к ней, обнимая и по щекам Петры начали скатываться слезы.

— Что с тобой случилось? Ты когда сказала про больницу, у меня чуть земля из-под ног не ушла. Это из-за Джонаса? — спросила Марлен, усаживаясь на краю кровати.

— И да, и нет. Марлен, я беременна.

Марлен молчала. Она даже не моргала, смотря на подругу. Она протянула руку, которую Петра сразу же сжала.

— Охренеть новость, конечно. Какой срок?

— Шесть недель. Я узнала об этом только потому что чуть не потеряла этого ребенка. Из-за стресса... мне кажется, я схожу с ума.

— Милая, ты не сходишь с ума, все хорошо. Ты просто в шоке. Беременность — это страшно. Очень. А ты, тем более, не была готова.

— Я не то, что не готова, я не хотела этого! — сказала Петра, ее голос при этом жутко дрожал.

— Понимаю, тебе придется серьезно подумать, решить, как ты хочешь жить дальше. У тебя есть два пути.

Петра осознавала, что Марлен была права и оба этих пути ее не устраивали на сто процентов. Она была бы рада вовсе не делать таких выборов.

— А как Джонас и Элиас отреагировали на это? — спросила Марлен.

— Они в шоке, как и я. Больше ничего не знаю. Я попросила их уйти, но понимаю, что так проблему не решить. Я возьму себя в руки, обещаю. Сейчас я ответственна не только за свою жизнь.

Марлен добродушно улыбнулась.

— Когда я была беременна Леони, мне казалось, что все пошло наперекосяк. Я была напугана, ты же помнишь. Постоянный стресс, страх, волнение, ожидание. Я не была уверена в Пауле.

— А я не уверена в Джонасе и Элиасе. Одно дело — отношения, но воспитание ребенка все же куда сложнее. Куда больше требует ответственности. Мы все слишком молоды и беззаботны, чтобы обременять себя этим. Тем более со всеми сопутствующими проблемами...

— Забудь о тех проблемах, они заставят тебя волноваться, а тебе это противопоказано. Мне кажется, сейчас все изменится. Они вновь окружат тебя любовью, вот увидишь. Ты же сама знаешь, какими они могут быть.

Петра прикрыла глаза, вспоминая прошлое. Их многочисленные свидания, закаты, рассветы, поцелуи... перед глазами девушки появился четкий образ того, как спустя три месяца после смерти Карины они поплыли на корабле по Дунаю в Братиславу. Петра помнила, как светились глаза Джонаса, как он радовался каждому бесценному мгновению рядом с ней и Элиасом. Это было короткое путешествие, они провели в Братиславе два дня, арендовав небольшой номер с раздельными кроватями и со смехом сдвигали их в одну огромную. Ту ночь Петра вспоминала слишком часто и каждый раз улыбалась. Что и сделала сейчас.

— Знаешь, я все равно так сильно их люблю, — сказала Петра. — Как не думала, что смогу когда-то любить. Даже после того, что случилось с Джонасом... я просто сильно переволновалась. Я не злюсь на него, только вот внутри меня правда что-то сломалось.

— Мне кажется, ребенок будет отличным поводом починить себя. Конечно, я могу ошибаться, но посмотрим.

— Я еще буду решать, как мне поступить. Я не могу просто взять и так кардинально изменить свою и их жизни.

Марлен хотела сказать, что она их уже изменила, но промолчала, лишь положив голову рядом с рукой подруги. Они так лежали в тишине и умиротворении. Петра впервые захотела по-настоящему искренне поговорить с Джонасом и поцеловать его.

* * *

Петру выписали на следующий день и парни привезли ее в уже чистую квартиру. Спальня блестала чистотой и лишь разрисованная стена напоминала о том, что в ней случилось так недавно. Петра осторожно ступала по полу, смотря на картинку. Она навеки будет ассоциироваться у нее с беременностью. Петра положила руки на свой живот и прикрыла глаза.

— Ты голодная? — спросил Элиас.

— Да, пожалуй я готова съесть слона.

Он улыбнулся. Петра начала шутить, это был хороший знак, который давал расслабиться хоть на эти жалкие минуты. Элиас ушел на кухню, желая разогреть лазанью, приготовленную еще с утра специально для девушки. Джонас, в это время, прошмыгнул в спальню и прикрыл за собой дверь.

Петра села на мягкую кровать, прикасаясь ладонями к чистому прохладному постельному белью. Джонас, помявшись немного на месте, подошел к ней и сел рядом. Петра с опаской посмотрела на его бинты.

— Я рад, что с тобой все хорошо. Прости за то, что заставил пережить такое, — сказал Джонас.

Девушка прикоснулась к его волосам. Мягкие кучери напоминали о их первом свидании и первой ночи. Петра начала улыбаться, в ее глазах не было тревоги, лишь любовь и безграничная забота.

— Я никуда не делась, солнце. Я рядом, не смотря на то, что случилось.

— Тебе так сложно... обещаю, дальше так не будет.

Она рассмеялась.

— С учетом моего положения, ты явно ошибаешься.

— Что ты решила?

Петра упала на кровать, Джонас, глянув на нее, прилег рядом. Она взяла его за руку.

— Пока ничего, у меня еще есть время подумать. А что думаешь ты? — спросила девушка.

— Я скажу сразу, что не готов к такой ответственности и ты это знаешь, но приму любое твое решение и постараюсь сделать все возможное для ребенка. Я научусь с этим жить.

Петра положила голову ему на грудь и парень ощутил, как тепло растеклось по телу.

— Ты станешь отцом?

— Мы с Элиасом. Я думал, что ребенок сможет стать моим... якорем в этой жизни. Я никогда не сдамся, буду бороться ради него. Может, он и был послан судьбой, чтобы помочь нам.

Петра выводила узоры пальцем на его животе.

— Только вот я до ужаса напугана. Не думала, что беременность так сильно меня напугает. Так... обескуражит.

— Я вообще как минимум лет пять не планировал становиться отцом, — подметил Джонас.

Петра подняла взгляд на его родное лицо. Каждая деталь была знакомой до боли. Она знала его родинки, его морщинки, его шрамы. Петра прикоснулась к подбородку, проводя пальцем выше. Дошла до губ, нежно прикасаясь к ним. Джонас взял ее руку, прислоняясь губами к коже. Поцеловал так невесомо, что Петру накрыла волна мурашек. Его губы спускались от кисти вниз, прямо до локтя.

Петра приподнялась, наконец целуя его в губы. Она скучала, хоть и не была долго далеко. Иногда думала, что не сможет дышать, если рядом не окажется Джонаса. Просто забудет, как это делать. Петра оказалась сверху Джонаса, продолжая сладкий поцелуй. Она ощущала, как парень хотел ее, но не начинала снимать одежду.

Джонас потянул ее футболку за края и Петра его внезапно остановила. У обоих сбилось дыхание.

— Я пока не могу, — прошептала Петра. — Просто не могу, хорошо?

— Я ни к чему тебя не принуждаю. Я могу хотя бы покрыть тебя нежными поцелуями, чтобы ты меня простила?

Петра заулыбалась и кивнула, вновь окунаясь в омут чувств. Джонас раздел ее до нижнего белья, много целовал, замирая на животе и не понимая полностью своих эмоций. Все было другим, все казалось немного чужим. Но Джонас хотел это изведать и понять.

— Мир без тебя теряет все краски. И я чуть не оказался во тьме. Я недеюсь, что ты когда-то меня простишь, — сказал Джонас в момент, когда покрывал поцелуями ее шею.

— Я уже тебя простила, солнце. Я умру, но не брошу тебя.

* * *

Из-за чувства вины Питер уехал от сестры на три дня раньше запланированного. От наблюдения за тем, как он приносил в жизнь Марлен волнение, становилось грустно и больно. У нее была иная жизнь, куда лучше, чем раньше. Чего стоила маленькая Леони, которая так мило улыбалась своему дяде, давая ему забыть обо всем плохом.

Он уехал в Линц, покидая свою сестру и любые надежды, что в Вене когда-то будет не больно. Нет, это место навеки ассоциировалось с ней. С ее голосом, с ее смехом, с ее теплотой, а в Линце... Питер хоть немного свободен.

В пустой арендованной однокомнатной квартире оказалось настолько неуютно, что Питер сразу забился в угол дивана, держа в руках телефон с открытым диалогом девушки, которая способна заменить Карину. По крайней мере, Питер надеялся. Верил в то, что возможно исцелиться даже от этого. Стать нормальным.

Он редко общался с ней, ходил дважды на свидание. Мило улыбался, в глубине души желая орать от боли. Она не была похожа на Карину. У нее короткие медного цвета волосы, низкий рост, милые ямочки на щеках, заразительный смех. И столько жизни в глазах, столько позитива... что Питер невольно задумывался — а такое возможно?

Ее звали Анна. Она даже была старше него на год, но Питер этого не ощущал. Он сам не заметил, как превратился в совершеннолетнего, а Карина навсегда осталась шестнадцатилетней девочкой.

Пальцы без особого сопротивления написали «привет» Анне и Питер уставился на диалог, не отрывая взгляда. Она ответила быстро, даже смайлик в конце поставила. Питер чувствовал — он ей нравился. Они начали общаться. Стандартные вопросы, немного лжи, что все хорошо, краткий пересказ поездки к сестре и ни слова о мертвой девушке. Анне знать такое было очень рано. Или вовсе не стоило.

Она отвечала радостно, быстро, и будто поскорее хотела услышать приглашение на долгожданное свидание, а Питер медлил, думая лишь о том, что мог ошибаться. Мог оказаться на месте Джонаса, сделав очень больно невинной девочке.

Но желание отвлечься оказалось сильнее какого-то глупого страха, поэтому Питер позвал ее прогуляться, с надеждой на то, что после заглянут с ужином к нему домой. Питер не спал ни с кем после смерти Карины. Думал, что и не захочет, но буквально слышал голос девушки — ты должен жить дальше. Не нужно умирать, когда вся жизнь впереди.

Когда есть Анна и десятки других таких же девушек. Когда есть надежда и чувства, когда есть мир вокруг. Когда-то Питеру хотелось, чтобы этот мир исчез.

Она согласилась. Написала, что ей удобно через два часа и Питер даже улыбнулся. Может, она и вправду изменит что-то к лучшему. По крайней мере, даст повод привести себя в порядок, поэтому Питер поковылял к ванной.

В любимом парке Анны (она об этом сказала заранее) было безумно уютно и красиво. Питер даже купил маленький букет цветов, очень жалея, что не успел подарить хоть один Карине. Анна шла в брюках и топике, с уложенными аккуратно волосами. Такая улыбчивая, что Питеру стало моментально тепло на душе. Она подошла к нему, поднялась на носочки и оставила поцелуй на щеке.

— Какие они красивые... спасибо, — сказала Анна, беря в руки букет и вдыхая очень слабый аромат.

— Ты говорила, что никто никогда не дарил тебе цветы. Исправляю ситуацию.

— Это слишком мило, Питер. И как тебе мой любимый парк? Я люблю здесь читать.

— Очень красивый и уютный. Есть какое-то укромное любимое место? — спросил он.

— Конечно!

Она повела его в неизвестном направлении, пока вдалеке, возле милого прудика, не показалась скамейка. Она спряталась меж кустов и на ней никого не было. Они сели на нее, устремляя взгляд на уточек, мирно плавающих в воде. Тишина убаюкивала.

— В природе есть что-то невероятно притягательное, — сказала Анна и осторожно положила голову на плечо Питера.

Он хотел погладить ее по волосам, но как только вдохнул аромат духов с нотками ванили, сразу же подумал о том, как поскорее хочет оказаться с ней дома. Неприличные мысли вытеснили любые хорошие и милые. Любую романтику и нежность.

— А ты часто бываешь на природе? — не унималась Анна.

— Иногда. Я больше сижу дома.

— Дома? Но это ведь скучно.

— Там можно спрятаться.

— От чего?

— От... мира, — неуверенно ответил Питер.

Хотел сказать, что от мыслей, но в доме они никуда не девались. Наоборот — были куда громче обычного.

— Ты опасный серийный убийца и поэтому решил погулять в парке?

— Возможно.

— Знаешь Чикатило? Так вот он тоже убивал в парках, но я как всегда о негативе, прости.

— Ты можешь говорить о чем угодно. Мне интересно.

Анна усмехнулась. Ее рука легла на грудь Питера и его дыхание сбилось. Он сжал руку в кулак, пытаясь не думать об Анне без одежды. Но она предательски начала гладить рукой по футболке.

— Я думаю, ты будешь ждать вечера и убьешь меня в тихой улице, как Джек-потрошитель.

Питеру не было важно, что говорила Анна. Пускай она бы описывала во всех подробностях, как Чикатило насиловал мальчиков, или как Джек-потрошитель доставал внутренности — ему плевать. Ее чертова рука, нежно гладящая грудь, убивала парня. И он не знал, почему.

Питер посмотрел в глаза Анны. Карие, огромные, она улыбалась. Он заткнул ее поцелуем. Не их первым. Вторым, только вот совершенно отличающимся от того, какой был до. Анна даже немного опешила, но ответила Питеру взаимностью, ощущая, как его рука легла на голую кожу между топиком и брюками. Ее кожа покрылась мурашками.

— Что с тобой? Ты раньше даже боялся пальцем прикоснуться ко мне, — сказала Анна, отстранившись.

Она тяжело дышала, но Питер не ответил ей. Он снова поцеловал девушку, прижимая с силой к себе. Он бы раздел ее прямо здесь, не будь бы это людное место, а кусты слишком низкими.

В какой момент он стал таким?

Как осмелился после прогулки повести немного удивленную Анну в свою квартиру, как вновь набросился ее целовать. Питер волен был не думать о Карине в этот момент, но ее четкий образ стоял перед глазами. Он целовал не Анну, а Карину. Он раздевал не Анну, а Карину.

На кровати он смотрел на Анну, находясь сверху, пытаясь искать в ней черты Карины. Целовал губы, спускаясь ниже. Оставлял отметины своего присутствия рядом с этой милой девушкой. С этой миниатюрной, хрупкой, нежной девушкой, которую раздевал, оставляя краснеть от неловкости. Разное по цвету нижнее белье, она пыталась прикрыться, будто боялась Питера. Но сама тянулась целовать.

Питеру самому было страшно. Страшно осознавать, что жизнь продолжалась и без Карины.