Петра хотела вычеркнуть все воспоминания из прошлого. Выпить любую таблетку, которая заглушит навеки каждый образ, возникающий перед глазами. Уберет тело Джонаса в красной от крови воде, его слезы, мольбы простить. Он слабо порезал запястье, ему очень повезло. Настолько слабо, что тугая повязка, сделанная Петрой, смогла спасти. Он даже нормально порезать себя не смог, не решился. Только испугался и довел до истерики Петру и Элиаса.

Она не сразу осознала, что все стояли у пугающей могилы Карины. До того, как туда пришли остальные, до того, как вокруг станет тесно. Джонас сидел на коленях перед ее надгробием. Смотрел на портрет, где она слабо улыбалась. Такая молодая и красивая. Родная и одновременно далекая. Земля под Джонасом была холодной и влажной. Он не плакал, лишь молчал, не отрывая вгляда от даты смерти.

Петра крепко держала за руку Элиаса. Она не показала своих эмоций там, в квартире, но внутри умерла. У нее не было сил даже заплакать, обвинить Джонаса во всем, уйти. У нее были силы лишь ровно стоять и с трудом дышать, ловя себя на мысли, что она не могла этого пережить. Как и Элиас, который хотел провалиться сквозь землю.

Никто из них не думал, что однажды в своей жизни столкнется с подобным. Что однажды они могут стоять на такой же могиле и смотреть уже на фото Джонаса. Жить без него. Нет, существовать.

— Простите меня, — неожиданно сказал Джонас. — Простите, я не заслуживаю ничего хорошего в этой жизни. Я должен быть там, с ней под землей, а не приносить вам столько боли. Я должен был умереть один, чтобы вы не видели...

— Но ты порезал вены в нашей ванной, — перебил его Элиас, опускаясь тоже на колени рядом. — Ты хотел умереть один, выбрав место где мы точно увидим тебя.

— Я... не думал в тот момент, я... просто не мог остановиться. Мне так жаль...

Петра дрожала. Она буквально упала на землю, больно ударяясь коленями. Джонас с грустью посмотрел на ее бледное лицо. Его нижняя губа затряслась и он, не сдерживаясь, бросился к ней. Обнял, прижимая к себе. Ощущал, как она дрожала. Отстранился, начал целовать все лицо. А она не шевелилась, даже не моргала. Замерла, как статуя.

— Прости, прости, прости, я не хотел, чтобы ты этого видела, чтобы ты спасала. Я тебя люблю, больше жизни люблю, слышишь? Ответь мне, Петра.

Она даже редко дышала. Превратилась в манекен, а не в ту Петру, которая всегда мотивировала жить.

— Ты вместе с собой хотел забрать и нас, — сказал вместо Петры Элиас.

— Нет, нет, я хочу чтобы вы жили и были счастливы. Чтобы ни секунды не страдали...

— Если бы ты умер, я бы убила себя в следующую же минуту, — внезапно тихо сказала Петра.

Ее губы пересохли и она облизала их. Джонас продолжал ее обнимать, периодически целуя и не желая больше никогда отстраняться.

— Я никогда не сделаю этого больше. Я вас люблю. Обоих. Я совершил ошибку, понял это, когда увидел ваши лица. То, как вам больно и страшно. Мне тоже стало больно. Больнее, чем когда-либо, хотя думал, что после смерти Карины не смогу испытать боли сильнее.

— Мне нужно время. Я ничего не понимаю, — ответила на это Петра и отползла от Джонаса.

Он потерянно смотрел на нее и Элиас молча обнял Джонаса сзади. Он прикрыл глаза, сжимая его в объятиях. В сильных, отчаянных и таких необходимых. Джонас заплакал. Задыхался и плакал, понимая, что натворил. Какой ужас сделал.

— Я пойду к психиатру, пускай он мне выпишет таблетки, пускай все станет хорошо, — сказал немного истерично Джонас.

Элиас немного покачивал себя и Джонаса из стороны в сторону, пытаясь успокоить, как ребенка. Петра с ужасом смотрела на это, сжимая руками землю.

— Джонас? Что случилось? — послышался голос Авы где-то в стороне.

Девушка увидела его забинтованную руку. Он был будто весь изранен и она посмотрела на Симона, стоящего рядом, не зная, что делать дальше. Джонас повернулся к ней и она увидела его красное от слез лицо. Ава подошла к другу и опустилась на колени. Элиас отошел, желая побыть рядом с Петрой.

— Что произошло? Боже, я чувствовала, что что-то не так, — сказала Ава, потянувшись к его рукам.

Джонас не хотел, чтобы она видела это, но поддался. Ее руки были холодными, она смотрела на бинты и не могла ничего понять.

— Я... не могу сказать этого, прости, — выдавил из себя Джонас.

Ава посмотрела на Элиаса и Петру, но те не смотрели в ее сторону, обнимаясь.

— Если это то, о чем я думаю...

— Это именно то, о чем ты думаешь.

— Господи.

Она обняла его. Симон смотрел на это все со стороны, не веря собственным глазам. Он впервые увидел могилу Карины и ему стало не по себе. Все же увидеть на надгробии фото такой молодой девушки оказалось слишком тяжело. А еще сложнее видеть Джонаса в этом состоянии.

— Все хорошо, — сказал Джонас, пока Ава гладила его по спине. — Я жалею об этом, я дурак.

— Я чувствовала весь день что-то. Я так и знала, что нужно быть рядом.

— В этом никто не виноват, Ава, только я. Я натворил столько херни. Даже не знаю, что сейчас с Питером. Он был со мной, мы много выпили, я бросал в него бутылки...

— Что? — послышался встревоженный голос Петры. — Бутылки? Ты с ума сошел?

Она перешла на истерический крик, вскакивая на ноги. Петра достала телефон и набрала номер Марлен. Она тоже должна была прийти на могилу, но ее все еще не было рядом. Сердце девушки ускорило ритм до невозможного.

— Прости... — прошептал Джонас и упал на колени Авы, не чувствуя уже ничего.

Он все больше жалел, что выжил в этой мерзкой ванной. Петра дозвонилась Марлен не сразу и услышала ее встревоженный голос. Она сказала, что Питер пьяный пришел в их с Паулем квартиру. Начал плакать, молить встретиться с Кариной и дать ему хоть что-то, что отключит. Устроил истерику с криками, напугал Леони и хотел выйти в окно. От ужаса Петра чуть не выронила телефон из рук. Сейчас Питер спал, а Марлен сказала, что никто из них не придет на кладбище. Петра лишь согласилась с этим.

Она пересказала все остальным и Джонас ударил кулаком по земле от злости.

— Я сволочь! — закричал он. — Я чуть не убил всех, я... не могу, не могу...

Он начал пытаться разбинтовать руку, но Ава не давала ему это сделать. Элиас, подошедший к ним, начал помогать удержать Джонаса.

— Я хочу закончить это все! Я не могу видеть, как всем плохо! Уберите эту повязку!

Петра попятилась назад, закрывая глаза ладонями от ужаса. Она хотела громко закричать, но голос пропал. Она приросла к земле и забыла, как дышать. Забыла, как жить.

— Успокойся, прошу! — кричала Ава, хватая руки Джонаса. — Прошу, ты нам нужен. Всем нам! Умоляю!

— Я вас всех люблю, но не могу делать и дальше больно. Я не могу...

Элиас, не сдерживаясь, повалил Джонаса на землю, садясь сверху. Ава тряслась уже как Петра, не понимая, что происходило. Элиас держал руки Джонаса так крепко, будто желая их сломать, чтобы тот наконец успокоился.

— Ты нужен нам, мать твою, живым. Если мы тебя выбрали, значит готовы на все. Готовы помогать, поддерживать и любить. Нам не станет легче от твоей смерти, — сказал Элиас, смотря на лицо человека, которому клялся в любви так же, как и Петре.

— Я хочу домой, — лишь тихо сказал Джонас.

* * *

Если Петру попросили назвать последующие три дня одним словом, она бы выбрала опустошающие. Она не могла прийти в себя, просто не находила себе места. Девушка даже спала одна, закрываясь в спальной комнате и оставляя Джонаса с Элиасом на диване. Ей было страшно смотреть на перебинтованную руку любимого человека и вспоминать весь пережитый ужас.

Тяжелее всего ей было на утро следующего дня. Ее тошнило несколько часов, она не ела, лишь ходила, как зомби. И следом пошла с Элиасом в клуб, оставляя Джонаса с Авой. В клубе было по-настоящему страшно — стекло валялось по полу, алкоголь разлит, стулья упали. Будто вокруг была бойня.

Петра убирала осколки веником и даже порезалась, прикасаясь к одному из них. Элиас промывал ей рану, как это делала в том же туалете Петра Джонасу. Там она наконец разрыдалась, высвобождая эмоции.

Рыдала в объятиях Элиаса, внутри нее все разрывалась, вновь разбивалось. Она не узнавала себя, не видела ту прошлую Петру больше. Хотела уснуть, потому что там не настолько больно. Кошмары есть, но они — это малое из того, что Петра переживала в реальности. Щепотка песка в океане.

И Петра ушла в себя. Она давно так не делала, не оставалась с болью сама, но сейчас ей это было необходимо. И Элиас знал, что стоило дать это пространство. Как и Джонасу, который боялся заходить в ванную комнату.

В ней навеки останется образ, который никто не хочет увидеть за свою жизнь.

Петра рисовала. Только не на листах, которые валялись на полу, а на стенах. Хватала гуашь, разрисовывала стены, как ненормальная, превращая их в нечто сюрреалистичное. Она почти не ела, лишь изредка брала еду у Элиаса, который заботливо приносил ее. Петра искренне не понимала, как он держался.

Спустя три дня она стояла перед огромным изображением таинстванного зверя с шестью лапами и длинной шерстью. Ее спутанные грязные волосы были собраны в пучок, одежда испачкалась краской. Она была похожа на безумную, только сбежавшую из психушки.

В комнате было ужасно душно и жарко. Свет почти не поступал из-за опущенных жалюзей. В гостиной слышно, как Джонас смотрел фильм, а Элиас готовил обед. Петра сжала в руке кисточку. В образе зверя она увидела мертвого Джонаса.

— Нет, нет, ты живой... — прошептала она, прикасаясь руками к изображению.

Яркие краски будоражили разум, сводили с ума, заставляли видеть то, чего нет. Она тяжело дышала, слабость в теле заставила осесть прямо на бумагу. Петра сжала ее грязными руками, смотря вниз. Все плыло. Она не завтракала и живот скрутило от спазма.

Петра свернулась калачиком прямо на полу. Прижала к груди колени и захныкала.

— Ты не умер, ты не умер... это умерла я.

От резкой боли в животе у Петры заплясали звездочки перед глазами и она очнулась. Так больно не было никогда. Она не могла вздохнуть. Умирала прямо на полу. Петра пыталась встать, но боль сбила ее с ног. Она застонала, умоляя мысленно, чтобы Элиас вошел в комнату с обедом.

Петра с трудом села. Вокруг все плавало и плясали яркие точки. Очередной ужасный спазм в животе заставил ее громко вскрикнуть. Это услышали парни, сразу метнувшись в спальню. Картина, представшая перед ними, была пугающей. Элиас сразу упал рядом с ней, помогая подняться.

— Петра, что случилось? — обеспокоенно спросил он.

— Мне больно... очень...

Она держалась за живот, скручиваясь. Джонас стоял в стороне, дрожа, как когда-то Петра. Он знал, что виноват в этом, но впасть в состояние настоящего ужаса и паники его заставила картина, которую каждый увидел следом. По ноге Петры покотилась одинокая струйка крови.

— Элиас, посмотри на ее ноги, — сказал Джонас.

Элиас уставился вниз и обомлел.

— Звони в скорую!

Джонас метнулся к телефону, набирая страшные цифры. Он не попадал по ним, но вскоре с трудом смог вызвать врачей.

— Что происходит? Элиас, я не понимаю... — говорила Петра.

Ее шатало, ужасно болело все, а особенно живот.

— Милая, все хорошо, мы вызвали врачей.

— Что у меня на ногах?

— Петра...

Она посмотрела вниз и вскрикнула. Элиас подхватил ее на руки, укладывая на кровать. Ему было плевать, что все вокруг станет красным. Цветом, который убивал.

— Тихо, тихо, я рядом. Скорая приедет, не бойся, — говорил Элиас, гладя ее по лицу.

Петра плакала.

— Что со мной? Откуда кровь? Элиас, я умираю?

— Ты не умираешь, не говори чепухи. Тебе скоро станет лучше.

Спустя десять минут Джонас впустил врачей в квартиру. Петру сразу унесли на носилках вниз. Парни последовали за ней. Все было, как в тумане. Они ехали по дороге, миновали повороты. Петра плакала, врачи суетились вокруг.

Больничный запах сразу напугал до состояния чуть ли не истерики. Джонас и Элиас остались в коридоре, а Петру увезли. Джонас осел на кушетку. Он не мог остановить дрожь ноги.

— Элиас, — позвал он. — Что случилось?

— Молчи, — лишь сказал парень и сел рядом.

Джонас положил голову на плечо и Элиас взял его руку в свою. Джонас заметил кровь Петры на ней.

Им понадобилось добрых полчаса сидеть в ожидании, пока не увидели врача. Джонас и Элиас вскочили одновременно быстро. Они чуть не сбили с ног мужчину средних лет.

— Как Петра? — спросил Элиас.

— С ней и ребенком все хорошо.

— Что? С каким ребенком?

У Джонаса земля начала уходить из-под ног и он схватился за руку Элиаса, чтобы не упасть. Сам Элиас мигом побледнел.

— Вы не знали?

— Нет, мы не знали... черт, что с ней случилось?

— Из-за стресса чуть не случился выкидыш. Это довольно частое явление на таком маленьком сроке. Мы смогли остановить кровотечение.

— Какой срок? — с трудом спросил Джонас, немного заикаясь.

— Шесть недель.

В палате Петры, которая оказалась довольно маленькой, но уютной, девушка лежала на кровати, приковав спокойный взгляд на потолок. Она услышала, как кто-то вошел и медленно повернула голову. Джонас и Элиас мялись на месте, но все же вошли внутрь, прикрывая дверь.

Джонас сел на кровать Петры, прикасаясь к руке, в которой он увидел капельницу. Элиас сел на стул рядом.

— Что со мной случилось? Вы разговаривали с врачом? — спросила Петра.

— Ты выглядишь такой спокойной и умиротворенной. Я рад, что с тобой все хорошо, — сказал Элиас, будто избегая ответа.

— Меня накачали успокоительными и я просто ничего не чувствую. Но вопрос остается прежним.

— Мы разговаривали с врачом, — все же начал разговор Джонас. — Петра, скажи, ты знала, что беременна?

Она одернула руку, чтобы Джонас не прикасался к ней. Ее глаза округлились, а зрачки забегали.

— Беременна? Нет... это невозможно.

— Шестая неделя, — добавил Элиас мрачным голосом.

— Скажите, что это шутка. Тупая, но шутка. Что вы хотите отвлечь меня в переживаний, что... нет, я не могу быть беременной!

— Петра, тихо, — сказал Джонас и поднялся с кровать.

Он взял ее руку, сжимая. Она тряслась.

— Шесть недель... — прошептала Петра и заплакала.

— Тихо, тебе нужен покой. У тебя чуть не случился выкидыш. Сейчас все хорошо, ребенок жив, с тобой тоже все нормально.

— Какой ребенок, Джонас? Боже... я только сейчас узнала. Даже не подозревала.

Она положила себе руку на живот и разревелась еще сильнее.

— Это наш ребенок, Петра, — сказал Элиас. — Наш.

Она посмотрела на него. Петра не знала, как реагировать. Как не закричать. Она бы радовалась, но не могла. Не могла поверить, что это случилось.

— Наш ребенок чуть не умер сегодня, — мрачно сказала Петра и перевела взгляд на Джонаса.

Он сразу почувствовал нарастающую вину.

— Я сделаю все, чтобы и ты, и ребенок никогда в своей жизни не страдали. Милая, я готов на все, чтобы искупить свою вину.

— Я хочу побыть какое-то время одна. С ребенком. Дайте мне пару часов, умоляю.

Парни знали, что не могли отказать. Они по очереди поцеловали Петру в лоб и вышли, оставляя девушку одну в палате. Она обнимала живот и беззвучно плакала. В ней шесть недель была жизнь. Она не знала, не понимала, не чувствовала. Жила, как раньше. И чуть не потеряла все, даже не обретя. Она не могла физически волноваться, потому что лекарства все еще действовали. Петра лишь ощущала пустоту и потерянность. Неизвествость, ведь к такому она не была готова морально.

Джонас и Элиас вышли в коридор. Они прошли мимо медсестер и пациентов, желая поскорее уйти оттуда и оказаться на свежем воздухе. На улице Элиас отошел от Джонаса на пару метров и схватился за голову, явно пребывая в шоке.

— Что, мать твою, происходит с нашими жизнями? — спросил громко он у парня.

— Я не понимаю. Как так получилось?

— Как получилось? Ты будто не знаешь откуда дети берутся.

— Нет, я понимаю, просто ты же сам знаешь, что мы всегда осторожны, — сказал Джонас.

— Видимо, недостаточно.

Элиас сел на деревянную лавочку, а Джонас разместился рядом. Он даже боялся смотреть на Элиаса, ощущая до сих пор свою вину за произошедшее.

— И что дальше? Чей это ребенок? — спросил Элиас.

— А это важно? Он наш.

— Мне кажется, в этой ситуации важно все, особенно вопрос, готовы ли мы к этому? Я могу ответить уже сейчас — нет. Ни я, ни ты, ни Петра не готовы. Наш ребенок — это не то, что мы видели, приходя домой к Марлен и играя с Леони. Это охренеть, как сложно. Это конец нашей свободе. Мы не сможем в какой-то момент встать и уйти.

— А что тогда делать? Аборт? Тут дело в том, что не мы решаем, а Петра. И давить на нее...

— Никто не собирается на нее давить. Это последнее, что я думал делать.

Джонас уставился на кроссовки. Вокруг было слишком напряженно. Они были на грани нервного срыва и не верили в реальность. Конечно, и Джонас, и Элиас думали о теоретических детях, но в далеком будущем, когда вокруг не будет столько проблем и даже не только моральных, а финансовых.

— Если Петра захочет родить ребенка... наши жизни никогда не станут прежними, — сказал Джонас и Элиас застонал, опустив голову вниз и закрывая лицо руками.