У Дуная было тепло и совсем немного ветренно. Прозрачная голубая вода манила Петру, вспоминающую поездки с родителями к Адриатическому морю. Когда-то это происходило часто, когда они были «счастливы» вместе, когда Петра считала их идеальной семьей. А теперь она крепко держала за руку Джонаса и представляла, как с ним ехала к морю. И как рядом сидел Элиас.

Мог ли подобное вообразить и сам Джонас?

— Смотри, там лебеди, пошли их покормим, — сказала вдруг Петра, потянув следом растерянного парня к ступенькам, которые вели к воде.

Три лебедя будто ждали когда какой-то человек подойдет и бросит им кусочек хлеба. Они знали — здесь есть еда. Хитрие.

Петра достала из рюкзака булочку из слоеного теста с яблоком внутри. Отломала кусочек, запачкавшись начинкой. Лебеди смотрели на нее, ожидая броска.

— Я когда-то с Марлен кормила их чипсами. Просто ничего другого не было. Мне кажется это глупым — кормить таких красивых птиц чипсами с паприкой.

Джонас рассмеялся, а Петра бросила первый кусочек, который сразу же схватил один из лебедей. Невероятно красивые птицы.

— Вы проявили заботу, а это дорого стоит, — сказал Джонас.

Он сел на ступеньку, пока Петра старанно продолжала кормить лебедей. Джонас смотрел на ее образ — длинное серое платье, грубые черные ботинки, много браслетов и красная помада. Непривычный образ, но такие моменты показывали — она начала снова жить. Вылезла из безразмерных толстовок и широких джинс, уложила волосы, а не просто сделала хвост. Синяки под глазами пропали, бледная кожа покрылась румянцем. Она смеялась. Искренне, кидая взгляд на Джонаса. Волосы развевались на ветру, платье немного вздымалось. Такой он помнил ее после первой встречи.

Вскоре она упала рядом, смотря на свои грязные и липкие руки. Петра светилась от счастья, будто бы покормила всех голодающих детей в Африке, а не троих толстеньких птиц.

— Ну вот, руки теперь грязные, — пожаловалась Петра и Джонас быстро достал упаковку влажных салфеток, молча начиная вытирать руки девушки.

Она следила за его аккуратными движениями и положила голову на плечо. Дунай умиротворял. Не смотря на снующих вокруг людей, не смотря на музыку, доносящуюся от рядом лежащих баров.

— Мне с тобой хорошо. Спокойно, — сказал Джонас.

Петра приподняла голову, устремляя взгляд на его глаза. Она подняла руку, запуская пальцы в густые кучери и усмехнулась.

— Я люблю тебя, как эти лебеди любят кормящих их людей.

— Черт, ну это слишком мило...

Забыть обо всем, наплевать на переживания, на испытания, просто поцеловать ее губы — это все чего хотел сейчас Джонас. Чтобы она так же всегда трепала его по волосам и смотрела в глаза. Чтобы эти сладкие губы повторяли «я тебя люблю» каждый день. Но он понимал — это все будет и у Элиаса. Может, даже больше.

Но Джонас все равно ее поцеловал. Почему-то каждый раз будто в последний, но это лишь ему так казалось. Петра закрывала глаза, ощущая то, что всегда — любовь.

Лебеди уплыли. Они остались наедине с прозрачной водой Дуная, дурацкой музыкой, доносящейся из баров и поцелуями. Может, это их лучшие моменты. Может, завтра все оборвется, Джонас потеряет ее в объятиях Элиаса. В таких же поцелуях с ним.

Возможно он лучше, более любящий, нежный, заботливый, чуткий. Умел говорить то, чего Джонас не мог. Умел сделать так, что Петра забывала о нем. О всех признаниях в любви, о всех прикосновениях. О всей той искренности, которую дал ей Джонас.

Она поднялась, подходя к воде ближе. Внизу было глубоко. Пара метров? Джонас подошел к ней. Он мог поспорить — Петра прямо сейчас представляла, что с другой стороны рядом с ней стоял Элиас. Он всегда рядом. Даже если физически далеко.

— Какими ты видишь нас через пять лет? — спросила Петра, сжав левую ладонь парня.

Он задумался. Увидел образ улыбающейся Петры в их общей квартире. Она в длинном платье, веселая, собиралась встретиться с Марлен. Квартира завешана ее портретами. Они просто счастливы.

— Не знаю. Я бы просто хотел, чтобы мы оба были счастливы.

— Счастливы вместе, или порознь?

— Этого я тоже знать не могу.

Петра с тревогой посмотрела на Джонаса. Она тоже видела квартиру. Большую, чтобы хватило на троих человек. С картой звездного неба рядом с кроватью, с фортепиано в гостиной, со столом, заваленным разрисованной бумагой и кистями, измазанными акварелью. С общими ужинами, где Петра смотрела на двоих вечно шутящих Джонаса и Элиаса. На подружившихся парней.

— А я бы хотела уснуть и проснуться в нашей общей квартире, — прошептала Петра.

— Общей — это и с Элиасом?

Она сильнее сжала его ладонь. Губы дрогнули в попытке улыбнуться.

— Конечно.

— И спать мы будем все вместе? Шведская семья.

Она хихикнула. Нервно, что сразу заметил Джонас.

— Джонас, такое чувство, что ты никак не можешь смириться.

— Дай время. Пока я уверен только в одном — я люблю тебя, а ты меня.

Петра взяла его за вторую руку.

— Знаешь, чего я сейчас хочу? — спросила она, хитро смотря на Джонаса.

— Мне страшно даже представить.

Она отпустила одну руку парня и неожиданно для него резко толкнула в сторону воды. Джонас не сразу осознал, что летел прямо в прохладную воду и при этом тащил за собой Петру, ведь вторую руку никто не отпустил. Мгновение — они под водой. Тело укололо сотнями иголок. Джонас всплыл, потянув и Петру, которая, оказавшись на поверхности, начала смеяться.

Ее тушь растеклась по щекам, а зубы моментом начали стучать от холода. Она прижалась к Джонасу под водой.

— Что ты творишь, дурочка? — спросил Джонас.

Он тяжело дышал, смотря на мокрую и счастливую Петру. Она ничего не ответила, впиваясь в его губы. Они оба дрожали от холода, люди вокруг смотрели на них с удивлением, а лебеди, уже давно отплывшие на пару метров, даже немного заинтересовались двумя безумцами.

— Я схожу с ума. От тебя, от Элиаса. От вас обоих. Я вас так люблю, — начала говорить она, отстранившись от его губ.

Петра задыхалась, заикалась, зубы дрожали. Но говорила о своих чувствах, хотела прокричать, но лишь шептала, хватаясь за Джонаса и веря — он ее никогда не отпустит.

Он потащил ее к берегу. Помог вылезти и начал молча выжимать ткань платья от воды. Петра сжалась от холода.

— П-прости, что я д-делаю странные в-вещи, — сказала Петра.

— Тихо, нам нужно поскорее домой, а то ты продрогнешь совсем и заболеешь.

— Как и ты.

— На меня плевать. Пошли.

Они шли, полностью мокрые, но Петра не жалела ни об одной секунде. Она осознавала — они живые, любящие. Они вместе. Будут всегда.

В метро на них глазели как на умалищенных, но Джонас не обращал на это внимание, согревая ладони Петры своим дыханием. Она была хрупкой, нежной и могла заболеть в то же мгновение. Но он был готов просидеть у ее кровати все время, нося горячий чай с лимоном. Обнимать до того момента, пока Петре это не надоест. А ей это не надоест, Джонас прекрасно знал.

Петре никогда не надоест любовь, которой ей всегда не хватало.

Дома у него было тепло. Как всегда. Он заботливо снял с Петры платье, ботинки и набрал полную ванну горячей воды, добавляя в нее пену с ароматом апельсина. Она погрузилась в нее без лишних вопросов, посмтрела на Джонаса, который тоже снял с себя мерзкую мокрую одежду и сел в ванную напротив.

Тишина. Запах апельсина, от которого хотелось чихать. Жар от горячей воды. Запотешее зеркало над раковиной. Прикасающиеся ноги под водой, укрытой белой густой пеной.

— Чем тебя так зацепил Элиас? — спросил Джонас, нарушая идеальный момент.

Петра опустила взгляд на собственную грудь. Когда-то она ее стеснялась, а сейчас сидела перед парнем без какого-либо стеснения и даже не старалась спрятаться.

— Я не знаю. Он просто... мне понравился. В нем есть нечто, что я увидела привлекательным для себя.

— А во мне?

Она усмехнулась, решаясь поднять глаза.

— Твоя заботливость, искренность. Ты готов на все ради чувств и любви. Я никогда не встречала такой нежности по отношению к себе, — ответила Петра.

Про Джонаса ей всегда было легче говорить. Она знала, что ей нравилось в нем, могла легко перечислить все черты, которые ценила. А вот с Элиасом было сложнее. Он был другим.

— Когда люблю... я готов на многое. Особенно если человек любит меня в ответ.

— Я тоже.

— Ему ты тоже уже говорила о любви? — спросил сразу же Джонас.

Его рука прикоснулась к коленке Петры, торчащей из-под пены.

— Да.

— Он тебя так же искренне любит?

Она пожала плечами.

— Элиас более скуп на проявления чувств.

— Мне он вообще кажется холодным.

Петра ничего не сказала. Джонас еще плохо знал Элиаса и ему нужно время, чтобы он увидел в нем то, что Петра. А возможно он и не увидит это никогда.

— Скажи, я прав, что ты уже спала с ним?

Рука Джонаса скользнула вниз по мягкой коже ноги девушки и замерла. Петра заметно напряглась.

— Только после того, как... ты узнал всю правду. Я и поцеловалась с ним впервые только после раскрытых карт.

Петра и не заметила, как правая рука Джонаса оказалась на ее животе.

— Я верю тебе.

— Тебе теперь противно? — спросила она.

— С чего это? Я знал, что все случится рано или поздно.

— Теперь ты не хочешь меня?

Ее взгляд был жалобным. Как у щенка, который провинился, а теперь просил прощения. Прощения у любимого хозяина.

— Ну я же прикасаюсь к тебе.

— Может с отвращением.

— Ни капельки.

— Я целовала Элиаса, спала с ним, прижималась к нему, требуя любви. Как к тебе.

Джонас резко вылез из ванной, хватая полотенце и завязывая его на поясе. Он посмотрел на растерянную Петру и протянул руку. Она осторожно прикоснулась, вставая. Джонас молча поднял ее на руки, от чего она громко вздохнула, испугавшись.

Они оказались в спальне и Джонас в слегка более грубой форме положил ее на прохладные простыни. Навис сверху. Начал покрывать поцелуями каждый сантиметр кожи, начиная от лица и спускаясь к животу. Он посмотрел на лицо Петры.

— Разве Элиас может любить тебя так же, как я? — прошептал Джонас и прикоснулся губами к горячему животу.

Дорожка из поцелуев тянулась вниз, пока Петра не сжала руками простынь. Она зажмурила глаза. В глубине души понимала — Джонас боролся за ее любовь. Пытался сделать все, лишь бы она была меньше с Элиасом, лишь бы ее чувства к нему умерли в поцелуях любящего Джонаса. Разве ей его мало? Разве он мало делал? Разве она не умирала как только он прикасался к ней?

С момента встречи каждый его взгляд, каждое прикосновение — это волна эйфории, которую ничем не объяснить. Ему не нужно доказывать — она вся его. И одновременно Элиаса. Она не принадлежала им частями. Петра полностью принадлежала себе и любила их.

— Никто не может любить так, как ты, — прошептала она, не желая, чтобы все прекратилось хотя бы на мгновение.

Если жить вечность, то с Джонасом и Элиасом.

* * *

Карина Эдер часто завидовала брату, смотря на то, как он жил. Очень хотела поскорее повзрослеть, чтобы тоже уйти из дому и заняться собственным будущим. Только вот свое будущее она не видела так ярко, как хотела бы.

Джонас позвал ее к нему домой сегодня вечером. Познакомиться с Петрой, узнать что за девушка вскружила голову парня. И чем она лучше Авы.

Но пока у Карины были еще планы на светлое время суток и она сидела на улице с бутылкой кока-колы, ожидая своего друга. А друга ли? Сложные отношения, которые она сама выстроила, ужасные привычки, которые он передал ей. Джонас был бы очень зол.

Убил бы Даниэля, увидев его смазливую рожу.

Его образ появился в зоне видимости уже совсем скоро. Даниэль был чересчур красивым парнем восемнадцати лет: высокий, с крашенными белыми волосами, веснушками на лице, да и еще занимался футболом. Спортсмен, подсевший на наркотики. Как забавно.

Карина улыбнулась. По-настоящему радуясь его приходу. Даниэль сел рядом на лавочку, поздоровался, закурил. Мерзкий запах дешевых сигарет ворвался в легкие девушки и она скривилась. Становиться пассивной курильщицей совершенно не входило в ее планы, поэтому она поднялась, отходя от парня на пару метров.

— Ну что, как жизнь? — спросил равнодушно Даниэль.

— Неплохо. Ты принес что-то?

В какой момент их отношения стали крутиться вокруг этого вопроса. Только вокруг темы таблеток и порошка. Даниэль посмотрел на Карину и она наконец заметила эти бездонные зрачки, которые не сужались. Он уже что-то принял.

— Как всегда. Увеселительные таблеточки для зайки Кариночки.

Она хмыкнула и протянула бледную ладошку к парню. Он схватил ее и притянул девушку к себе. Карина упала на Даниэла, оказываясь рядом с его лицом. От него воняло сигаретами. Он ими пропах до самых костей.

Его губы прикоснулись к щеке Карины. Рука заползла под рубашку, застегнутую на все возможные пуговицы. Она была маленькой девочкой рядом с ним, которая ничего не могла сделать против.

— Ты очень красивая сегодня. Не хочешь пойти ко мне? — спросил Даниэль, оставляя уже влажные поцелуи на ушах.

От прикосновений к ушам по спине Карины пробегал холодок. Она просила его их не трогать.

— Нет, я сегодня иду к брату и его девушке.

— К брату? Надолго?

— Думаю на весь вечер. Может даже ночевать останусь. Я не знаю, правда.

— А таблеточки хочешь? Я могу и им парочку подкинуть.

— Они не принимают, — коротко ответила Карина.

Знала, что если попросит больше — до конца жизни не рассчитается.

— Тем более у меня деньги только на одну.

— Сегодня я не хочу брать от тебя денег. Говорю, ты слишком красивая.

Она села на его колено. Уставилась на безумные глаза. Он даже почти не моргал. Какой мерзкий. И она такая же.

— А я говорю, что сегодня не получится, — стояла на своем Карина и достала купюру в пятьдесят евро, свернутую в левом кармане джинсов.

Она повертела ей перед носом Даниэля. Приманивала, как пса косточкой. Он схватил купюру и выудил из кармана маленький пакетик с зеленой таблеткой в форме аккуратной звездочки. Милые, будто детские и кажутся сладкими, как сахар.

— Спасибо.

Карина выхватила пакетик, сжимая его в правой руке, пытаясь спрятать от Даниэля. Она отстранилась от него и вздрогнула, когда он шлепнул ее по заднице. Даниэль рассмеялся и достал вторую сигарету.

— А что за девушка у твоего братца? — спросил парень, будто бы ему было дело до Джонаса.

— Да так, Петра. Милая девушка.

— Сколько ей лет?

— Двадцать один.

— М, я думал, что он по молоденьким, таким как ты.

Карина скривилась и отрыла пакетик. Взяв в руки свою колу, она открыла крышку и уставилась на маленькую таблетку в руке. Она лежала, смотрела на нее, манила, привлекала, соблазняла. Затягивала в темноту, поближе к Даниэлю. К мерзкому наркоше.

— Джонасу двадцать четыре, придурок. Ему не интересно с шестнадцатилетками, — выпалила Карина и забросила экстази в рот, а после запила колой.

— Как раз в таком возрасте самые милые. Девственницы, как ты, которые совершенно ничего не понимают.

— Девственность — конструкт патриархата, чтобы возможно было контролировать женщин.

Даниэль прыснул со смеху, даже выронив сигарету. Карина уставилась на медленно тлеющий окурок. Какой же он свинья...

— Какие умные словечки в интернете увидела. Все же понимают, что патриархат был, есть и будет. Даже вам так удобнее.

— В каком месте? — резко спросила Карина.

Иногда она понимала — лучше не спорить с узколобыми людьми (а особенно с людьми под кайфом), но сейчас ей просто хотелось выместить свою злость и агрессию хоть на кого-то.

— Вам даже работать не обязательно, все мужик оплачивает. Смазливое лицо, неплохая фигура и все — ты в шоколаде.

— А ты не думал, что не всех женщин устраивает подобная картина?

Он пожал плечами.

— Всех, просто пытаетесь строить из себя независимых таких, крутых. На деле всем, мать твою, ясно, что вы все с радостью броситесь насосать на айфон, украшения, одежду.

Карина сжала кулаки. Хотела врезать, да смелости не хватало. Такая отрыжка патриархата ей голову снесет и не заметит.

— Скажи, у тебя какой-то комплекс?

— Что? — переспросил удивленно Даниэль.

— Тебе обидно, что не предлагают на айфон насосать? Какой бедный.

Даниэль встал. Подошел к Карине. Он был выше нее на полторы головы. Карина захотела, чтобы рядом оказался Джонас и закрыл ее собой. Старший брат — всегда опора.

— На айфон такой как ты придется работать и работать. А твой педик брат будет смотреть и наслаждаться.

Ее тело ослабло. Приход. Как не вовремя. Карина прикрыла глаза и осела на лавочку. Даниэль лишь хитро усмехнулся. Тоже сел рядом и, осторожно положил голову Карины себе на ноги. Она не шевелилась. Ровно дышала, слыша как сердце бешено стучало в груди. Даниэль погладил ее по голове.

— Все хорошо, Кариночка, ты приползешь ко мне за таблеткой как миленькая и весь твой феминизм испарится как только я сниму штаны, — прошептал он, а после поцеловал ее лоб пересохшими губами.

* * *

У них осталась смятая кровать, накрытый для ужина на троих стол, аромат корицы и звук игры на фортепиано. До прихода Карины оставалось тридцать минут. И Джонас сидел за музыкальным инструментом, играя незнакомую Петре мелодию, а она стояла сзади, положив руки на его плечи.

Джонас весь был в музыке. Пропускал сквозь себя, а Петра даже не смела дышать, боясь нарушить эту интимную атмосферу. Лучше было бы оставить его наедине с музыкой, но Петра понимала — он играл для нее. Лишь для нее.

Петра волновалась перед приходом Карины. Знакомство с близкими парня — всегда сложное испытание. Но это были не родители, а младшая сестра, которая по рассказам Джонаса была чудесной. Местами противной, как и любой подросток с играющими гормонами.

Им не дали доиграть мелодию, нарушая ее писком дверного звонка. Джонас дрогнул и вскочил на ноги. Карина пришла рано. Петра не шевелилась, смотря как парень удалялся из гостиной. Она услышала как он открыл дверь, как поздоровался с Кариной. Она звучала счастливой.

И появилась перед Петрой спустя мгновение. В рубашке, светлых джинсах и коробкой печенья. Улыбалась, даже светилась от позитива, но бегала глазами по деталям в комнате.

— Привет! — радостно поздоровалась Карина и обняла Петру.

— Привет, я очень рада познакомиться.

В комнату вошел Джонас. Такой же радостный.

— Я купила печенье. Извините, совсем забыла спросить что нужно докупить.

— Ничего, у нас все есть, — сказал Джонас, беря из ее рук коробку и относя на кухню.

Карина села за стол, постоянно ерзая на стуле. Она меняла позу каждые пару минут, улыбалась очень широко и поправляла волосы, вечно выпадающие из укладки.

— Ну что, как тебе Джонас, Петра? — спросила она.

— Эм... он замечательный. Были некие проблемы, как и у других пар. Но сейчас все супер.

— Я рада. Тебе нужно познакомиться с нашими родителями. Они сразу вам свадьбу распланируют.

Петра покраснела и неловко опустила голову.

— Я все слышу, Карина Эдер! Не нужно пугать Петру свадьбой так сразу, — крикнул с кухни Джонас и Карина звонко рассмеялась, от чего Петра даже дернулась.

— Что, не хочешь, чтобы она стала Петрой Эдер?

Джонас вышел из кухни с двумя тарелками, на которых лежало странное блюдо, которое привлекло огромное внимание Карины.

— Хватит пугать ее, — прошептал немного злобно ей на ухо Джонас и поставил тарелку.

— Интересно, что это за блюдо?

Карина посмотрела на Петру и та расплылась в добродушной улыбке.

— Это голубцы «жапрак». Национальное блюдо Боснии и Герцеговины. Я же оттуда родом.

— Вау. А мясо какое здесь?

— Говядина. Вообще правильно делать из баранины, но Джонас сказал, что ты не любишь.

— Да, я в основном только куриное мясо ем, но мне очень интересно попробовать что-то необычное! — сказала Карина и схватила нож с вилкой.

Джонас принес оставшуюся тарелку и они сели все за стол. Карина осторожно отрезала кусок мяса, завернутый в лист салата и отправила его в рот. Петра замерла, ожидая реакцию сестры Джонаса. Она вспомнила, как когда-то в детстве мама научила ее готовить эти голубцы. Как они вместе стояли на кухне, как мама давала настановы, а потом отец возвращался с работы и хвалил свою хозяйственную дочь.

— Это невероятно... — прошептала Карина.

Ее лицо расплылось в эмоции наслаждения. Внутри Петры загорелся огонек счастья.

— Спасибо, это по рецепту мамы. Она всегда вкусно готовит.

— А ты в хороших отношениях с родителями?

Джонас замер с вилкой в руке, покосился на Петру, следя за ее эмоциями. Она была спокойна.

— Сложно объяснить. Мои родители мусульмане, этим можно многое сказать.

— А ты нет? — сразу спросила Карина.

Хотя знала, что вопросы веры бестактны.

— Нет, уже давно.

— А я думала... у вас невозможно отречься от веры.

— Карина, это не очень хороший вопрос, — перебил ее Джонас, бросив немного строгий взгляд.

— Нет, все нормально, я понимаю ее любопытство. С переездом сюда я смогла жить так как хочу, без осуждения. Для меня вера отошла на далекий план. Отец не особо одобряет это и явно будет не рад тому, что у меня парень католик. Но мне плевать, правда.

— В двадцать первом веке думать о том, что у вас разная религия глупо. Любовь есть любовь. Пора стирать все рамки.

— Если эти рамки — не любовь мужика к ребенку, — сразу же сказала Петра, от чего Карина рассмеялась, а после ее хохот подхватил и Джонас.

— Хорошая шутка. У вас юмор похож, а значит — вы не соскучитесь вдвоем.

Джонас хотел сказать, что Петра уже скучала, что нашла Элиаса. Но промолчал, ковыряясь вилкой в голубце. Не надо настолько сильно погружать Карину во все.

— Слушайте, а я могу у вас остаться сегодня? — спросила Карина.

Она посмотрела в свой телефон, что-то быстро напечатала и в глазах бегающих Петра сразу заметила тревогу.

— Да, конечно. Ляжешь спать на диване, — согласился Джонас.

— Спасибо. Ты лучший брат!

Петра смотрела на них с умилением. Когда-то и она себе хотела брала или сестру. Чтобы всегда была поддержка, опора, человек, которого можно назвать родным. Но на самом деле очень хорошо, что ее родители не завели второго ребенка.