Петра проснулась раньше Элиаса и уставилась на него, сначала не понимая почему они на одной кровати. Но после воспоминания из вчерашней ночи появились в голове, которая болела просто ужасно. Петра протерла глаза, переворачиваясь на спину. Она боялась разбудить Элиаса, ведь тот выглядел слишком милым когда спал.

Девушка могла винить себя за собственную слабость. Ей было стыдно за свое поведение перед Джонасом. Да и Элиас видел ее не в лучшем состоянии, от чего Петре хотелось пару раз ударить себя. Она осторожно слезла с кровати и на одних носочках прошла на кухню. Петра набрала полный стакан прохладной воды из-под крана и залпом выпила, ощущая, как живот скрутило в неприятном спазме.

Она ненавидела себя за слабость. Ненавидела все принятые решения. Ненавидела слезы. Но поддавалась эмоциям каждый чертов раз, погружаясь все глубже и глубже. Темная пучина затягивала и Петра терялась в тех длинных лабиринтах.

— Я очень чутко сплю, — сказал внезапно Элиас.

Петра обернулась к нему, видя растрепанного парня в дверном проеме. Ей было даже страшно представить как выглядела сейчас она. Поэтому Петра резко отвернулась.

— Извини, что разбудила, — прошептала она, нервно сжимая стакан в правой руке.

— Не стоит извиняться. Как ты себя чувствуешь?

— А ты как думаешь?

Элиас прекрасно знал ответ. Видел по ее бледному лицу, которое она так тщательно прятала за запутавшимися волосами. Петра отставила стакан и молча прошла в гостиную, где сразу же наткнулась взглядом на неубранный стол. Тарелка Джонаса заставила ее прикусить до боли внутреннюю сторону щеки. Она предала его.

Элиас последовал за ней, тоже видя стол. Он мог только представить, что случилось в этот вечер между Петрой и Джонасом. И ему было страшно думать насколько им обоим сложно. Да и ему нелегко!

— Если Джонас никогда не вернется, я буду полностью виновата сама, — сказала тревожно Петра и обняла саму себя руками.

Ей было холодно. Ее морозило, хотя в квартире было довольно тепло. Элиас подошел сзади и неуверенно прикоснулся к ее плечам.

— Он вернется, дай ему время.

— А если все же нет?

— Это будет его выбор, — ответил Элиас.

— Ты явно будешь этому рад.

Он убрал от нее руки и встал напротив. Петра не смотрела на него, уткнувшись взглядом на свои ноги.

— Не буду, потому что ты будешь страдать. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Она нервно хмыкнула и убрала волосы за уши. Петра ощутила какие же они грязные.

— Джонас для тебя конкурент.

— Нет, я... никогда его не воспринимал так.

— А как? Элиас, невозможно, чтобы ты не ревновал меня, чтобы тебе не было больно когда я с ним если у тебя есть ко мне чувства. Или их все же нет? И тебе элементарно понравилась эта игра...

Он молча обхватил ее щеки ладонями и поднял голову вверх. Их вгляды столкнулись и Элиас наклонился к ее лицу, нежно целуя в губы. Внутри Петры все перевернулось. У нее было ощущение, что она парила над полом когда отвечала на такой неожиданный жест от Элиаса.

— Надеюсь, ответ тебе понятен, — сказал парень, отстранившись от нее.

Петра не могла нормально дышать. Она задыхалась. Стояла и не могла схватить ртом воздух, будо бы в комнате резко стало мало кислорода.

— И ты готов... на то что тебе будет делать больно? Это мазохизм, Элиас.

— Если я готов рискнуть, то только потому что хочу быть рядом с тобой. Вчерашний день дал мне многое понять для себя. Я думал пока ты спала. Я смотрел на тебя и мне... не хотелось, чтобы это заканчивалось. Чтобы наступало утро и мы расходились в разные стороны. Да, есть Джонас, но если он для тебя важен, то я готов принять это. А я вижу как ты зависишь от него.

У Петры затряслась нижняя губа от попыток сдержать слезы и она просто бросилась в объятия Элиаса. Она заплакала. Уткнулась лицом в его плечо и заплакала только от одного факта — она готова тоже на многое ради этих отношений. Готова рискнуть, готова любить обоих одинаково.

* * *

Джонас не спал всю ночь. Он успел докурить пачку сигарет и выпить пол бутылки водки, которая стояла на экстренный случай. И он наступил. Джонас не понимал, что происходило. Он явно не был готов к такой правде и поэтому его мозг не мог поверить.

Джонас сидел на балконе, успел замерзнуть, но совершенно не обратил на это внимание. Иногда смотрел на экран телефона, на котором уже было с десяток уведомлений от Авы. Бутылка в правой руке уже приросла к коже и он пил обжигающую жидкость крупными глотками, а после каждый раз кривился. А от сигарет уже было сложно дышать, но Джонас не останавливался.

Смотрел в темноту улицы, на редко проходящих людей. Думал о Петре и ее напуганных глазах. Она была искренней. Ей по-настоящему было больно. Она не играла с ним, она раскрыла ему свои переживания. И ему от них стало слишком больно.

В их отношениях появился третий. Внезапно. Без каких-либо на это намеков, без причины и без малейших мыслей.

Джонас хотел верить Петре, что она даже не целовала Элиаса, но не мог. Не мог понять насколько долго она была способна ему лгать. Насколько долго любила Элиаса и одновременно была с ним. Говорить о чувствах и представлять другого, обнимать его и ощущать как это мог делать кто-то другой.

Он снова отпил водку и от отвращения ему захотелось выбросить бутылку в окно, чтобы она с грохотом разбилась. Прямо как и его моральное равновесие.

Джонас не мог ненавидеть Петру, хотя очень хотел. Она ведь его предала. Но одновременно призналась во всем, осознавая, что натворила нечто страшное. Насколько ее чувства сильны к Элиасу? А к Джонасу?

Опустевшая пачка сигарет буквально кричала Джонасу — ты мерзкий неудачник, тебе не везет с девушками, тебе нашли лучшую замену.

Джонас не мог дать Петре полное счастье...

Он ждал рассвета. Будто бы с появлением первых лучей света вчерашние события испарятся. Останутся в прошлом и он сможет спокойно прийти к Петре, а она будет на него смотреть так же, как и всегда. Любить так же, как и раньше.

Но появление солнца на горизонте не изменило ровным счетом ничего. Воспоминания так и остались при Джонасе, так и били по голове, которая кружилась от алкоголя. Он ненавидел водку. Терпеть не мог ее тошнотворный привкус, но пил, не сдерживаясь.

Петра была его главной слабостью. Его криптонитом, только вот Джонас далеко не Кларк Кент. Он ничтожен и труслив. Недостаточно дал любви, недостаточно был рядом, недостаточно хорошо доказал, что мог быть опорой. Поэтому Петра и метнулась к Элиасу. А сможет ли он дать ей все это?

Джонас совершенно не знал кто такой Элиас. Наблюдал за ним лишь в клубе, знал, что он любитель выпить со своими странными дружками и работал в планетарии. На этом все. Элиас — нераскрытая книга и видимо ее прочесть решилась Петра.

От водки Джонаса уже тошнило, да и он мог предположить, что сигареты сыграли в этом не второстепенную роль. Он встал со стула и вернулся в квартиру, где сразу наткнулся взглядом на духи Петры, стоящие на прикроватной тумбочке. Ему хотелось их разбить, но вместо этого Джонас сел на кровать, взял в руки круглый бутылек и открыл крышку. Он пару раз брызнул духами в воздух, вдыхая сладкий аромат.

Он напомнил ему о счастливых моментах с Петрой.

Она была чем-то притягательна. На нее смотришь и понимаешь — в ней есть что-то, что не в силах объяснить. Что-то, что Джонас искал годами. В ее улыбке, голосе, искренних эмоциях, взгляде было то, что заставляло Джонаса засмотреться. А волосы так и манили, чтобы зарыться в них пальцами. Она была для него особенной, как и этот приторный аромат, витающий в спальне. Он оседал в легких, возрождал их первую совместную ночь на этой кровати, напоминал как горели ее глаза утром когда Джонас заботливо подал кружку горячего кофе.

Она была его Петрой. Его любимой девушкой, которой хотелось дать все, лишь бы улыбка не сходила с лица и она никогда не плакала. Чтобы ее сердце билось быстрее от чувств и эмоций, от любви и страсти.

Джонас прекрасно понимал, что ее сердце возможно билось так же быстро и рядом с Элиасом...

Джонас не мог ее так легко отпустить, как и смириться с тем, что возможно уже все рухнуло, а он просто отрицал это.

* * *

В клубе Джонаса было очень шумно. Люди толпились у барной стойки в субботу вечером, желая заказать себе что-то алкогольное и оторваться по полной программе. Погрузиться в басы музыки, которые били по барабанным перепонкам, оглушая каждого.

С момента последнего разговора Петры и Джонаса прошло три дня. Три долгих молчаливых дня. Никто не решался написать и вообще появиться в сети. Джонас даже намного реже отвечал Аве, будто бы желая оградиться от всего мира высоким колючим забором.

Но на работу он ходить должен был, поэтому прямо сейчас стоял за барной стойкой и готовил уже явно двадцатый коктейль за вечер, полностью влившись в безумную атмосферу. Джонас периодически вглядывался в лица людей в толпе. Он хотел увидеть в них Петру. Красивую, милую, счастливую. Возможно с Марлен под руку, которая уже тащила ее выпить. Но знакомых черт лица видно не было.

Она не заходила. Явно боялась встретиться с Джонасом, посмотреть ему в глаза. Он это понимал.

— Ты сегодня какой-то сонный, делаешь все как черепаха, — пожаловался Йован, подойдя к коллеге.

— Не выспался, — ответил неохотно Джонас.

Отчасти парень говорил правду. Все же спал он паршиво, постоянно пил и явно чувствовал, что на грани физического изнеможения. Но морально ему было куда хуже. Он отдал полный стакан голубоватой жидкости и забрал деньги у милой девушки. Она ему улыбнулась и отпила сладкий напиток. Джонас безразлично отвернулся, желая просто провалиться в подвал и отоспаться.

— Что-то я Петру давно не видел. Почему не заходит?

— Занята.

— И ее подруги тоже нет...

— А тебе-то что? — резко спросил Джонас, от чего Йован даже замер.

— Ты чего такой агрессивный? Я же просто поинтересовался. Обычно они частые гости здесь.

Джонас не ответил, отходя от друга подальше и принимая новый заказ. С Йованом обсуждать Петру совершенно не хотелось, а тем более посвящать его в историю с Элиасом. Он не сразу увидел подходящего парня к барной стойке, с которым был уже знаком. Это оказался Элиас.

Его лицо Джонас увидел когда Элиас стоял чуть ли не напротив и смотрел немного напуганным взглядом на него. Джонас сжал в руке стакан и после резко отставил его. Он вышел из за барной стойки и быстро подошел к Элиасу.

— Нам нужно поговорить в более тихой обстановке, — сказал строго Джонас и указал куда-то в сторону.

Элиас не смел отказаться, да и не имел этой цели. Он просто последовал за Джонасом в комнату, которую так любила Петра. Джонас прикрыл дверь, заглушая музыку и оперся на стол спиной. Элиас с интересом осмотрел комнату и сел на маленький мягкий диванчик. Ему было очень неловко.

— И в какой игре мы оказались, Элиас? — спросил Джонас, скрестив руки на груди.

В целом он выглядел расслабленным, но это лишь на первый взгляд. Внутри на самом деле был ураган, от которого ему стало слегка дурно.

— В очень болезненной для всех, — ответил максимально спокойно Элиас.

Они выглядели так, будто относились к этой ситуации с безразличием, но если дать волю обоим — все вокруг бы летало и разбивалось вдребезги.

— Как там Петра? Она молчит.

— Как и ты.

— А как мне реагровать? Я не знаю, что происходит. Может хоть ты нормально объяснишь.

— Мне кажется, что все понятно — Петра влюбилась в нас обоих. Она... запуталась, — ответил Элиас.

Лицо Джонаса дрогнуло и наконец маска безразличия спала. Он еле сдерживался.

— Она была с тобой все эти три дня?

Элиас не отвечал с пару секунд. Его глаза смотрели куда-то в левую сторону, рассматривая картину на стене. Это было изображение старого красного американского автомобиля.

— Да, я был с ней.

Джонас отошел от стола, повернулся к Элиасу спиной.

— Вы уже, я так понимаю, довольно сильно сблизились.

Конечно же Элиас понимал что имел в виду Джонас. Он хотел возразить, сказать, что все время они только целовались и обнимались, но понимал, что это ничему не поможет. Он в целом не обязан оправдываться перед Джонасом за то, что было между ним и Петрой.

— Она все время говорила о тебе, очень переживала, много плакала, — сказал Элиас.

Джонас резко развернулся и подошел к Элиасу, от чего тот вжался в диван, уже представляя, как ему в нос прилетает кулак парня.

— Думаешь, я буду рад узнать то, что она говорила обо мне в момент когда ты ее трахал?

Элиас поднял взгляд на Джонаса и уставился на его глаза, которые выражали явную агрессию.

— Я не трахал ее, — ответил коротко Элиас.

— Что-то слабо верится.

— Смысл мне врать, когда ты уже знаешь остальную правду?

Джонас коротко пожал плечами и неожиданно сел рядом с Элиасом.

— Смысл ей говорить обо мне, когда ты ее обнимаешь? — спросил Джонас и Элиас услышал в его голосе нотки отчаяния.

Ему было больно, он скрывал это, но теперь чувства вылезли наружу и Элиасу стало противно только от одного факта — они с Петрой разрушали Джонаса.

— Потому что она тебя любит.

— И тебе легко говорить об этом? Ты же тоже якобы испытываешь к ней чувства.

— Мне сложно это дается, но Петра... особенная. Она так хочет от нас просто любви, понимания, внимания. Она сама не понимает, как могла полюбить нас одновременно.

— Это бред какой-то, — неожиданно сказал Джонас.

Он нервно потер ладонями по ногам и после поправил волосы.

— Что бред?

— Это все. Какая, нахрен, полиамория? Разве это работает? Разве можно жить, понимая, что твоя любимая в этот момент спит с другим, а потом приходит к тебе и нежно целует? Это странно, это... нереально.

— Я согласен, но если абстрагироваться от общепринятых норм и рискнуть? Тебе не хочется, чтобы Петра была счастлива?

— Хочу, но одновременно желаю тоже быть счастливым, — ответил Джонас и встал с дивана, подходя к столу.

Он достал оттуда бутылку дорогого виски и налил его в два стакана. Ему хотелось выпить и как можно быстрее. Джонас протянул стакан Элиасу и он взял его без сомнений. Они молча выпили, даже не смотря друг на друга. У обоих тряслись руки.

— Что ты чувствуешь рядом с Петрой? — спросил Элиас, рассматривая аккуратные узоры на хрустальном стакане.

— Тепло, уют, ощущение, что прихожу домой. Я смотрю на нее и вижу родного человека. Она может одним взглядом успокоить меня, забрать всю тревожность. Но одновременно загнать в угол когда ей плохо. Когда она закрывается в квартире, не реагирует на звонки, лишь рисует. В такие моменты мне ужасно плохо.

— Она говорила, что такое состояние у нее было из-за меня. Я больше не сделаю ей больно.

Джонас усмехнулся и налил еще виски, после делая то же самое для Элиаса.

— Мы оба ей сделаем больно, вот увидишь, — сказал грустно Джонас.

Он знал, что прав. Даже если они попробуют полиаморию, протянется ли она долго? Сможет ли любовь Петры к обоим быть вечной? Рано или поздно кто-то надоест, рано или поздно эти отношения изживут себя. И либо Петра останется совсем одна, либо с кем-то одним из них.

— Она готова рискнуть ради нас, — сказал Элиас. — Ей сложно, она все время дома. Общается только со мной.

— А кому сейчас из нас легко, черт побери? Всем сложно.

— Я сам не понимаю, как функционирует полиамория, но осознал, что не ревную ее к тебе.

Джонас отпил обжигающий напиток.

— Странный ты, Элиас. Другие бы тебе морду набили давно.

— Но ты не ударил меня.

— Потому что осознаю, что не выбью из тебя любовь к Петре, как и ее к тебе. Кулаками махать бесполезно в этой ситуации. Какими Петра видит эти отношения? Мы будем видеться по дням недели? Или я утром, а ты вечером? Мне кажется, тогда она получит больше удовольствия.

Элиас скривился от слов парня.

— Не думаешь, что это звучит мерзко?

— А что? Она явно будет не против. Я знаю ее, — сказал спокойно Джонас.

— Правда?

— Угу, у нее бывают периоды, когда ей важно одно. И ты сам прекрасно понимаешь что. Мне иногда кажется, что она влюбилась в тебя, потому что ей просто мало меня.

Элиас смотрел на Джонаса с прищуром, пытаясь поверить в его слова. Но сам анализировал поведение Петры, которая тянулась к нему, как магнит, не желая отпускать. Эти три дня они были очень близки, она каждый раз пыталась сделать более откровенный шаг. Элиас замечал это, но игнорировал. Не считал таким важным.

— Ты правда думаешь, что она с нами хочет быть... ради секса? — спросил тревожно Элиас.

Джонас пожал плечами. Он показал рукой, чтобы Элиас выпил виски и тот покорно отпил его, немного скривившись.

— Я не считаю ее бесчувственной, не подумай. Петра очень добрая, нежная и умеет любить. Но взгляд... он особенный когда ты целуешь ее.

— Мы не можем знать об искренности чувств, не спросив у нее лично. Так что это просто наши догадки, — сказал серьезно Элиас и Джонас лишь согласился с этим.

Он продолжил наливать алкоголь в стаканы. Элиас охотно пил, поддерживая сложный диалог, но все же он становился с каждой минутой легче и легче. Будто бы градус облегчил ситуацию.

— Значит, ты фанатик космоса? — спросил Джонас, уже сидя на столе.

Он с интересом рассматривал Элиаса, пытаясь понять, чем же тот зацепил Петру. Объективно говоря, Элиас был симпатичен. Как подметил Джонас — типаж Авы.

— Да, еще с детства, всегда мечтал связать свою жизнь с астономией. А у тебя есть какие-то хобби?

— Фортепиано, я играю с десяти лет. Раньше еще с сестрой часто альпинизмом занимался. Она бредит горами и мечтает покорить Эверест. Я все шучу, что пускай хотя бы с Гросглоккнером (1) справится.

Элиас посмеялся с этого, осознавая, что атмосфера и вправду стала мирной и спокойной. У него не было страха, что Джонас ударит его.

— А куда вы уже забирались?

— На Дахштайн (2), Шнеберг (3), Ракс (4)... вообще очень много гор было, я все и не вспомню.

— Я пару раз тоже ходил в походы. Люблю горы.

— Как ты считаешь, любовь Петры продержится долго? — внезапно снова спросил Джонас.

— Я не могу знать. Ты вообще ее лучше понимаешь, чем я. В моей жизни не было примера здоровых отношений и когда я встретил Петру... мне захотелось попробовать. У меня можно сказать, что неполная семья, только мать и она воспитывала меня. Пыталась, по крайней мере. Я всегда хотел что-то... нормальное в своей жизни, но в итоге думаю о полиамории.

— Жизнь бывает непредсказуемой.

Джонас уже ощущал, как опьянел, да и Элиас уже был в кондиции.

— А у тебя полная семья? — спросил Элиас.

— Да, они типа любят друг друга. Это мило даже. Но мама всегда в бизнесе, деньгах. Ее всю жизнь это волновало больше. А мы с Кариной сами по себе. Клуб уже стал считай моим. Мама не заходила сюда с полтора месяца. Главное, что прибыль есть. Карина не особо любит это место.

— Она более... правильная?

Джонас помотал ногами в воздухе, кинув взгляд на полупустую бутылку.

— Есть такое. Против алкоголя, против курения, против клубов. В общем, против меня.

Они оба рассмеялись. Алкоголь уже не давал быстро соображать, но почему-то они прекрасно понимали — этот разговор будет очень важным и почти что решающим в их жизнях.

* * *

(1) Гросглоккнер — самая высокая гора Австрийских Альп. Ее высота составляет 3798 метров. Расположена на границе Каринтии и Восточного Тироля.
(2) Дахштайн — гора в центральной Австрии высотой 2995 метров.
(3) Шнеберг — самый высокий горный массив в Нижней Австрии. Высота составляет 2076 метров.
(4) Ракс — горный массив на границе Штирии и Нижней Австрии. Высота составляет 2007 метров.