Джонас полностью винил себя в ужасном состоянии Петры. На третий день ее молчания он успел скурить столько сигарет, сколько обычно хватало на целую неделю. Он буквально поселился на балконе, а когда был в клубе, получал недовольные взгляды Йована, который норовил бросить в него отполированный до блеска бокал.

Конечно, Джонас даже теоретически не догадывался об Элиасе, полностью взяв вину на себя. Он думал. Много думал о том, как вернуть то, что уже начало зарождаться, как поднять дух Петры, поверившей в любовь. Или она просто запуталась?

На барной стойке перед Джонасом лежал телефон. Он смотрел на экран, каждый раз ожидая сообщения от Петры, но она не заходила в сеть все дни. Что же она делала? Джонас боялся даже предположить. Он заблокировал телефон и прикрыл глаза, абстрагируясь от громкой музыки. Ему нужно что-то делать, ему нужно помочь Петре.

В его голове были идеи. Он придумал свидание, спланировал это, думая, что экстрим обязан вытащить Петру из западни собственного саморазрушения. Она не должна страдать, не должна оставаться одна. Но с другой стороны Джонас понимал, что это, возможно, ей прямо сейчас необходимо. Каждый мог когда-то остаться наедине с собой, подумать, принять решение самостоятельно. Без влияния посторонних, без неуместного мнения и советов.

Но три дня прошло. Она не просила о большем. Джонас осознал для себя, что сегодня же пойдет к ней. Купит цветы, суши, вино, принесет ей, поставит на стол рядом и обнимет, сказав, что Ава — это прошлое, а Петра — это настоящее и только им решать, станет ли их пара будущим.

— Эй, ты снова выпал из реальности, — послышался недовольный голос Йована.

Он стоял в стороне, смотря серьезно на Джонаса и показывая всем видом, что зол.

— Думал о Петре. Она все еще молчит.

Йован лишь закатил глаза и отвернулся, принимая заказ у парня. Джонас подошел к алкоголю на прилавке и достал бутылку красного сухого вина. Он рассмотрел ее со всех сторон и решительно отставил в сторону, делая решение взять ее к Петре. Дело осталось за малым — уйти с работы пораньше.

Подобное Йовану никогда не нравилось, но спорить с сыном работодателей — себе же дороже. Поэтому когда Джонас ушел, схватив с собой бутылку, Йован лишь исподлобья посмотрел ему вслед. Джонас до Петры нравился ему куда больше, а сейчас он видел в парне лишь саморазрушение.

Джонас купил сэт суши, а после сразу зашел за цветами. Он долго стоял у прилавка, выбирая букет. Розы всегда ему казались банальными и поэтому Джонас остановил свой выбор на лилиях, покупая букет побольше. Он шел по улице уверенно, с уже поднятым настроением и желанием поскорее встретиться с Петрой.

После метро Джонасу осталось пройти совсем немного до квартиры его девушки. Когда оказался у уже знакомой двери, парень долго не мог решиться нажать на дверной звонок. Но рука наконец поднялась вверх, послышался мерзкий писк звонка, а после него наступила тишина. Он сжимал в руках букет, который выставил перед собой. Джонас представлял, как Петра откроет дверь, уткнётся взглядом в лилии и её лицо расплывётся в той улыбке, в которую влюбился Джонас.

Но она не открыла дверь. В квартире будто никого не было, но Джонас не собирался уходить. Он снова позвонил, снова представил ее. Попытался убрать волнение с лица, чтобы она увидела его счастливым. Но Петра будто бы не хотела видеть этой эмоции, будто игнорировала все попытки Джонаса быть заботливым.

У него вновь зародилось чувство тревоги. Он хотел попасть в квартиру, открыть чертову дверь. Но мысли резко стали негативными, Джонас представил Петру в ванной, наполненной горячей водой, которая окрасилась в багровый, а тело безжизненно лежало в ней. Ее глаза закрыты, руки исполосаны, а записки нет. Джонас мотнул головой. Нет, Петра не могла убить себя.

Он достал телефон, набирая номер Петры. Джонас услышал гудки и следом громкую музыку, доносящуюся из квартиры. Петра была дома, по крайней мере ее телефон находился там. Джонас напрягся и снова нажал на дверной звонок, держа уже дольше палец на кнопке. Сердце отбивало болезненный ритм о грудную клетку. Дыхание сбилось от волнения.

Джонас уже хотел звонить ее маме, лишь бы кто-то смог докричаться до Петры...

Но внезапно за дверью послышались шаги. Петра остановилась, прислонившись к холодному дереву ухом. Она прикасалась к поверхности подушечками пальцев, будто находясь где-то в другом мире, в нереальном.

— Петра, открой дверь, пожалуйста! — попросил Джонас.

Тишина. Она молчала, смотрела в пустоту. Петра съехала на пол, прижимая к груди колени. На ней была только широкая футболка Джонаса, волосы грязные и запутанные, а лицо выражало эмоцию безразличия. Ее руки затряслись, когда она подумала о Джонасе и том, что он все же пришел к ней. Ему не плевать.

— Петра... Прошу, открой. Я знаю, что ты слышишь меня. Мне страшно за тебя.

— Перестань, — сказала нерешительно Петра. — Тебе не страшно.

— Мне не плевать на тебя.

— Ты не захочешь видеть меня в таком состоянии.

Джонас раздраженно хмыкнул.

— Хватит. Открой дверь и мы нормально поговорим. Я помогу тебе.

Она даже нервно улыбнулась.

— Не поможешь, но ладно, — ответила Петра и потянулась, чтобы открыть дверь.

Джонас ринулся внутрь квартиры и сразу увидел Петру, которая сидела на полу. Он бросил на пол все, что принес и упал на корточки перед ней. Джонас прикоснулся к ее холодным рукам. Она не смотрела на него. Джонас никогда не видел Петру такой. Девушка всегда была жизнерадостной, светлой, милой. А сейчас была безразличная и потерянная в этом темном мире.

— Петра... боже, мне так жаль, что так получилось, — прошептал Джонас, при этом хватая ее за руки крепче.

Она не спротивлялась, а была безвольной куклой в руках человека, перевернувшего ее мир. Он хотел прикоснуться к щекам, посмотреть в глаза и отыскать ту Петру, которая ходила с ним на свидание в планетарий.

— Не жалей меня, — сказала жалобно она.

— Тебя нужно привести в чувства. Как давно ты была в душе?

Она пожала плечами. Резко, кратко и поэтому Джонас попытался ее поднять, но Петра не прилагала никаких усилий. Парень подумал с пару секунд и решительно поднял ее на руки. Он нес обессиленную Петру в ванную, она прижималась к нему, вдыхая родной аромат и ощущая тепло тела. Ей этого не хватало.

Он усадил Петру в ванную. Она смотрела на свои худые ноги. Джонас молча стянул с нее футболку, а после и трусы, которые аккуратно положил в сторону. Он включил душ, дожидаясь горячей воды и направил струю на Петру. Она всхлипнула и парень дернулся, убирая душ.

— Я ничтожная, я мерзкая, я отвратительная. Что сейчас происходит? Почему ты моешь меня? Я ужасна... — сказала Петра, заливаясь слезами.

— Ты не такая, нет ничего ужасного в том, что я помогаю тебе. Не плачь.

Он снова направил струю в ее сторону и после намочил волосы. Петра продолжала плакать, прижимая к груди колени и постоянно вздрагивая. Джонас вылил ей на голову немного шампуня и начал мыть голову, делая ей нежный массаж, который, как он думал, сможет ее расслабить. Она и вправду утихла, даже плакала меньше.

Заботливо смыв шампунь, Джонас взял тюбик с гелем для душа. Он ощутил его аромат, это был кокос, который отправил их обоих в лето. От прикосновений на коже Петры выступали мурашки. Ее выражение лица резко изменилось. Джонас прикоснулся к шее и Петра дотронулась к его руке щекой. Он замер.

Ее рука неожиданно поднялась к его и обхватила запястье. Петра осторожно опустила руку к своей ноге.

— Знаешь, я соскучилась по тебе, — сказала решительно она. — Я загнала себя в угол и не могу выйти. Сейчас я вижу свет и хочу идти к нему.

Она ощутила ту волну желания, которую испытывала ранее. Будто бы не было этих трех дней безумия, когда она почти не спала, не ела, а лишь рисовала и плакала.

— Иди решительно, потому что я тебя не брошу, — сказал Джонас.

Он прикоснулся к коже на ноге, а Петра перемещала его руку все ниже и ниже по бедру. Ее взгляд наконец был направлен на лицо Джонаса и они впервые за сегодня посмотрели в глаза друг другу. Джонас подумал, что она сейчас его поцелует, но девушка не двинулась к нему на встречу, лишь управляя рукой.

Ее дыхание прервалось, а глаза медленно закрылись. Джонас не знал, почему она так делала. Петра была морально истощена и это ей явно казалось выходом из ситуации. Только его прикосновения, его нежность и его любовь. Она была наркотиком, дозу которого так хотела принять Петра.

А еще она хотела попробовать наркотик Элиаса, чтобы заглушить этот голод...

Мир вокруг них окрасился иными, более яркими красками. Будто того ужаса в коридоре не было, будто Петра не плакала, а ссора была нереальной. Выдумкой. Она часто дышала, прикусывала губы когда Джонас делал то, чему успел научиться, чтобы Петре понравилось. Она не могла быть без него.

Даже эти три дня казались ей кошмаром. Одиночеством, которое забрало в свои пугающие пучины. Там без него страшно... без него невыносимо.

Она так и не потянулась его поцеловать, отстранив руку от себя и открыв следом глаза. Ее взгляд обрел решительность, наконец перестал быть таким пустым. Джонас немного отступил назад.

— Все хорошо? — спросил он.

— Да, дай мне пару минут, я соберусь с силами и выйду.

Джонас кивнул и вышел, прикрыв дверь. Он уставился на пакет с суши и вином, а после взял их в руки вместе с букетом, решая отнести в гостиную. В этой комнате было мрачно и он включил свет, который открыл вид на то, что там творилось.

На полу валялись скомканные листы бумаги, какие-то рисунки, много фантиков от конфет, карандаши и упаковки из-под чипсов. Джонас не шевелился, стоя на пороге. Его взгляд бегал по рисункам и он увидел собственный портрет. Он даже улыбнулся, ступая к нему. Джонас отставил пакет и букет в сторону, поднимая после портрет и рассматривая тонкие черты собственного лица.

Он улыбался на портрете. Его прическа была растрепана и Джонас увидел со стороны свой образ когда просыпался по утрам. Таким его видела Петра и эта искренность вызывала бурю эмоций.

Джонас перевел взгляд снова на бумажки и его глаза зацепились за слегка прикрытый фантиками портрет парня, которого он отдаленно узнавал. Он присмотрелся, а после резко нагнулся и схватил лист, осознавая, что и вправду видел перед собой лицо Элиаса.

Джонас не двигался. Его пальцы сжимали портрет, а мозг не мог ничего понять. Он услышал, что Петра вышла из ванной и быстро сложил листок пополам, кладя его в карман джинсов. Она оказалась в комнате, одетая в халат и с повязанным полотенцем на голове. Петра выглядела до безумия уставшей.

— Ты принес еды? — спросила она.

— Да, суши. И вино красное. Ты будешь?

Она коротко кивнула и села на диван. Джонас по-хозяйски прошел на кухню, доставая две тарелки и бокалы для алкоголя. Он вернулся в комнату и увидел Петру, лежащей на диване. Она подогнула колени к груди, а взгляд ее был устремлен на рисунки.

— Я тебе и цветы принес. Лилии.

— Я видела, спасибо. Мне приятно.

Она говорила будто отстраненно, складывалось впечатление, что говорила не Петра, а кто-то другой. Джонас выложил еду, ставя тарелки на столик, разлил вино по бокалам и один протянул Петре. Она неохотно села и взяла тонкую ножку стеклянного бокала.

— Мне было правда страшно за тебя, — сказал Джонас, сев рядом.

Петра пожала плечами.

— Прости, что заставила страдать. Я виновата, знаю. Это был эгоистичный поступок.

Джонас посмотрел на то, как Петра рассматривала суши и сам взял палочки, аккуратно хватая один ролл. Он окунул его в соевый соус и заботливо поднес к Петре. Ее глаза расширились от удивления, но Джонас лишь кивнул и девушка открыла рот, в котором сразу оказался ролл с тунцом. Она жевала сначала неохотно, но после все же заулыбалась.

— Это очень вкусно, — сказала она с набитым ртом.

Джонас и сам съел ролл, радуясь тому, что смог как-то повлиять на состояние Петры. Но вот портрет Элиаса не выходил из его головы.

— Знаешь, я хочу, чтобы у нас не было секретов, — решительно сказал Джонас.

Петра залезла на диван с ногами, они чекнулись бокалами и девушка отпила сухой напиток, приторность которого сначала даже заставила зажмуриться.

— Я была бы этому рада.

— Я хочу тебе рассказать одно и ты будешь вправе снова закрываться где угодно, даже может задуматься, а стоит ли продолжать отношения со мной. Но я не буду лгать. Это ломает все хорошее.

Она кивнула. Перед ее взглядом стоял образ Элиаса, который тоже их слушал и поддерживал. Он всегда рядом, но так далеко...

— История с Авой была расказана только частично. У нас случилась ситуация... после которой остались некие травмы. Дело в том, что когда-то Ава чуть не забеременела от меня. Нас подвела контрацепция и... было страшно. Я помню ее бледное лицо, мой перепуганный взгляд.

Петра смотрела на Джонаса непрерывно, а после неожиданно для него прикоснулась к его руке.

— Так все же хорошо в итоге?

— Да, она сразу приняла таблетку экстренной контрацепции. Но мы были в шоке. Петра, у меня был такой опыт и тебе стоит принять его. И тот факт, что я дружу до сих пор с этой девушкой.

— Я приняла это все. Просто... мне нужно было время побыть наедине. Я не могу осуждать тебя за твои прошлые действия, потому что тогда ты считал их правильными.

Он молча обнял ее, прижимая хрупкое тело к себе. Она понимала его, принимала, любила...

— У меня было много девушек. Со многими я спал не в отношениях и я рад, что ты не осуждаешь меня.

— Все мы грешны, как сказала бы моя мама, — ответила Петра.

Ей и вправду было в какой-то степени все равно на ситуацию с Авой, ведь ее больше всего волновала запутанность с Элиасом. Это казалось проблемой номер один.

Суши закончились очень быстро. У Петры проснулся аппетит и она уплетала роллы за обе щеки, жадно запивая вином. Джонас лишь умилялся такому. Он все время прекрасно помнил о рисунке. В заднем кармане его джинс лежал главный вопрос, который он боялся задать. Ему стало страшно за стабильность Петры, которая уже примостила свою голову на его плече.

Она лежала, смотря на листки и хотела все поскорее убрать, очистить комнату от ужасных трех дней. Петра давно не впадала в такие состояния. Она помнила, как в подростковом возрасте такое случалось из-за отца. Она пропадала так же на пару дней, ела сладости, пила колу и слушала грустную музыку, лежа прямо на полу. Тогда ее никто так не доставал из этого, ведь мать постоянно работала, а отец просто равнодушно смотрел на нее, говоря, что ей просто скучно и она делала это ради привлечения внимания.

Да, она хотела закричать, что он прав. Петра жаждала его внимания, его поддержки, а не сухих упреков. Он искал в ней изъяны, говорил, что она не заслужила ничего, что он ей дал. Она была ненужной.

— Я поеду с тобой и Авой в Зальцбург. Я хочу, чтобы все было, как раньше, — сказала Петра.

— Ты уверена?

— На все сто. Мне нужна эта поездка. Иначе я не выйду из этого состояния.

— Хорошо, тогда все остается в силе. Я рад, — ответил Джонас и поцеловал ее в макушку.

Она сильнее прижалась к нему, будто требуя больше внимания и заботы. Требуя любви, которую не дал отец.

— Можешь остаться сегодня у меня? — спросила осторожно Петра.

— Да, могу. Помогу тебе убраться как раз. Петра, скажи, что это было в ванной?

— Ты о чем?

— Ты будто переменилась когда я к тебе прикоснулся. Ты резко стала... другой. Не такой, как в коридоре.

Петра смутилась, ее щеки покраснели, а живот скрутило спазмом от волнения.

— Просто твои прикосновения все меняют. С ними легче. Я поняла, что ты мне нужен. Что я хочу быть с тобой, чтобы ты целовал меня, обнимал, мы спали вместе. Мне хорошо... когда ты рядом.

Джонас переплел их пальцы.

— А мне хорошо с тобой.

— И знаешь, я начинаю подозревать, что что-то не так, потому что... я даже сейчас думаю о том, как оказаться поскорее в спальне. Это как помешательство, как наркотик и у меня ломка. Хотя буквально три дня назад я не хотела, чтобы ты даже прикоснулся ко мне.

— Насколько частая твоя ломка? — спросил Джонас.

— Регулярная. Мне кажется, я не смогу остановиться. Мне мало.

Эти слова почему-то отбросили Джонаса к мыслям об Элиасе. Он снова подумал о портрете. Но ничего не сказал, просто повернув лицо Петры к себе и поцеловав наконец ее в губы.

Раз ей было мало, то нужно было сделать так, чтобы ломка прекратилась.

* * *

Петра лежала на кровати, смотря в темный потолок. Джонас уже уснул, отвернувшись от нее и укрывшись одеялом чуть ли не с головой. Девушка сложила руки поверх одеяла и тяжело вздохнула. Сон не шел, хотя она устала.

Все мысли крутились вокруг Элиаса. Его голос так и не покидал воспоминания Петры. Она взяла в руки телефон и зашла в Инстаграм. Проверив ленту, Петра рассмотрела новые фото Марлен и усмехнулась. Она выставила снимок с Паулем и они оба выглядели безумно счастливыми.

Петре тоже хотелось такой легкости в отношениях с Джонасом. Чтобы не было Элиаса.

Петра зашла на профиль Элиаса и от удивления ее глаза широко открылись. Он отписал ее от себя и девушка наблюдала лишь надпись, что профиль закрыт. Это больно ударило по ней и она вскочила с кровати, тихо спрыгивая на пол. Оказавшись в ванной, Петра умылась ледяной водой.

Он откровенно послал ее куда подальше. Показал, что она ему не нужна, что только ей интересна его личность. От этого осознания Петра хотела расплакаться, но слезы не выступили из ее глаз. Она просто не могла оторвать взгляда от текста.

Петра сразу зашла в переписку с Марлен и напечатала ей сообщение:

«Привет, прости что молчала. Мне нужна твоя помощь. У тебя полно левых профилей. Подпишись, пожалуйста, на Элиаса. Я буду очень благодарна».

Она отправила этот текст и с облегчением выдохнула. Марлен всегда увлекалась такой глупой слежкой в интернете и поэтому имела профили, к которым невозможно было придраться. Она умела лгать, умела играть с людьми. Хотя раньше Петра не видела в этом смысла.

А теперь поняла, что внезапно сама стала Марлен.