Это было лет десять назад. Мы тогда только познакомились с Джудит. Её семья из Техаса, крайне пуританских нравов, не одобряла отношения до свадьбы. Поэтому мы сняли домик на севере, в какой-то несусветной глуши. Там мы провели свои лучшие дни. Теперь же я собирался укрыться от чужих глаз со своим парнем именно там, где мне было хорошо когда-то. Что ж, всё возвращается на круги своя.

К четырём мы были уже на месте. Я припарковал катер в лесу, подальше от домика, но так, чтобы можно было легко добежать. Домик обычно пустовал в это время года. Осенью невыгодно топить, хотя одетый в разноцветные листья лес был удивительно прекрасен. На всякий случай я обошёл домик вокруг и убедился, что никто не ходил тут уже несколько дней: опавшая листва была не тронута.

— Надеюсь, медведи тут не такие страшные, — Монро отозвался на мои жесты и подошёл ближе.

— Частная территория, — я выудил ключ из-за обналички двери. — Тут есть забор под напряжением, медведи его не любят.

Внутри всё было так же, как и десять лет назад. Разве что обстановка чуть поменялась, да дерево посерело. Пахло запустеньем и сухой древесиной. На полу тонкий слой пыли. Босиком я прошлёпал в гостиную, отдёрнул шторы с больших окон, открывая вид на веранду и широкий пруд, уходящий вдалеке в лесистые холмы.

— Красивый вид, — он подошёл ко мне и взял за руку. — Покажешь, где здесь душ?

Мы надолго застряли в ванной. Дурачились, целовались, намыливали друг друга. Он долго размазывал мне пену по груди.

— Если тебя побрить, то будешь вылитый Фрэнк...

— Ну нет, тогда я буду чувствовать себя голым.

— Ты и так голый, — он рассмеялся, а я улыбнулся в ответ, и мы снова поцеловались.

В буфете нашлось две бутылки вина и вяленое мясо. Я приготовил нехитрый ужин из сублиматов, вытащил два шезлонга на веранду, и мы принялись за скромное пиршество, завернувшись в пыльные пледы. Солнце закатывалось, небо пожелтело, цветастые осенние деревья отражались в безмятежной глади пруда.

— Скажи, — вино зашумело в голове, мешая соображать. — А это всё правда происходит с нами, или это опять какой-то эксперимент? И вообще, Фрэнк и Эрик ведь не могут быть правдой. Слишком всё надумано, таких совпадений не бывает. Кто ты?

— Я?

Он поставил бокал, встал и потянул меня за собой. Мы снова оказались в гостиной, он подошёл к старинному музыкальному автомату и долго выбирал песню. Когда заиграли первые аккорды, он скинул плед, обнял меня, прижался ко мне всем телом. Я накинул на него кусок своего пледа. Мы стояли и целовались посреди комнаты.

— Истина — кристалл, как ни поверни, сияет свет из темноты, и свет мой — это ты, — повторил он за неизвестным певцом. — Я тот, кто любит тебя всем сердцем. Кто пойдёт за тобой на край света. Разве не обо мне ты мечтал в своих снах?

— О тебе, любовь моя. О тебе, — я уткнулся носом в его волосы. — Но я боюсь, что всё это опять кончится, что ткань бытия разойдётся под моими пальцами, и в руках окажется только горсть пепла, лишь бесцельно прожитые годы. Уж десять лет пролетело, как кошмарный сон. Скажи мне, что я сейчас не сплю, что твой образ не плод моего воображения. Я не могу больше... — слёзы навернулись на глаза.

— Не бойся, мой друг, — он принялся целовать меня. — Я всегда буду возвращаться к тебе.

Его руки скользнули по низу спины, по бёдрам, между ног, и я почувствовал, что хочу его больше всего на свете. Он рассмеялся, встал на колени, поцеловал меня в живот, лизнул.

Не помню, как мы оказались на диване, но я изнемогал под его ласками. Он довёл меня до крайней стадии возбуждения, дал разрядиться и снова принялся ластиться. Я тоже в долгу не остался, и вот уже он затрясся в моих руках, наполняя мой рот тёплой кашицей с запахом свежих каштанов. Оба так устали, что вырубились прямо на диване. Мне даже сон приснился, как Эрик дарит мне венок из полевых цветов.

Проснулся я от дикого холода. Судорогой свело правую ногу, я вскочил, заскакал вокруг дивана. Эрик ушёл. Должно быть, спасается от холода в ванной. Откуда-то пахло дымом электронной сигареты. Серебряный лунный свет едва проникал сквозь плотные гардины, и в полутьме я не сразу заметил фигуру в кресле-качалке у дальней стены. Кресло слегка покачивалось, над фигурой поднималось облачко дыма.

— Эрик, ты что, куришь? — я, наконец, смог вытянуть ногу.

— Его нет.

Услышав этот голос, я, как ошпаренный кинулся к выключателю. Доктор Спэнглер поморщилась, блеснули очки, когда она повернулась ко мне.

— Откуда вы здесь? — я судорожно натягивал штаны.

— На вашем месте я задалась бы вопросом, откуда здесь вы, — она затянулась электронной сигаретой.

— Где Эрик? — я поднял с пола бластер и направил ей в лицо.

— Его нет и никогда не было. Это плод вашего воображения. Фантом. Воплотившееся желание. Обратите внимание на следы.

В пыли чётко просматривались следы босых ног. Моих ног. Они шли цепочкой к музыкальному автомату, огибали комнату, размазывались посредине и у дивана. Ещё были отпечатки туфель доктора. И всё. Мне стало не по себе.

— Я что, сошёл с ума?

— Хуже. Всё гораздо хуже. Я специалист по постмортальным допросам.

— Пост... Что, простите?

— Это когда мозг умершего преступника подключают к компьютеру, и я в нём копаюсь.

— Боже! Я умер?

— Ещё нет. Но близко к тому. Вы пилот звездолёта «Эксельсиор». По неизвестной причине на звездолёте отключилась вся техника. Экипаж находится в криосне. Вы единственный, до чьего сознания мы смогли достучаться. Вероятно, медицинский андроид вас разморозил и проводит реанимационные мероприятия. Если не сможем вывести вас из комы, все 105 человек экипажа погибнут. Я уже не говорю о дорогостоящей технике, — она махнула рукой. — А вы всё путаетесь в своих фантазиях.

— Послушайте, я бы охотно вам поверил, но я читал две книжки с похожим сюжетом. И название звездолёта уж очень отдаёт попсой. Потом, на диване два пледа. Если фантом таскал на себе плед, а следов не оставил, то тут одно из двух: либо он умеет летать, либо вы каким-то образом переформатировали следы. Перестарались вы с этим.

— Разумеется, книжки. Подсознание человека не может генерировать независимые образы. Ваш внутренний мир построен на фантазиях, основу которым даёт ваша начитанность. Находясь в вашем подсознании, я могу оперировать только теми мыслеформами, которые приемлемы для вас и есть в вашей памяти. Ваши фантомы реальны настолько, насколько вы им позволяете быть реальными. Если бы вы задумались над его следами, он бы их оставил. Но вы не подумали. Я пытаюсь избавить вас от фантомов, они удерживают вас здесь. А вы сопротивляетесь, как мальчишка. Возьмите уже себя в руки.

— Предположим, что я вам поверил. Что вы предлагаете?

— Для начала избавьтесь от фантома. Вы должны убить его сами, чтобы закрепилось в вашем подсознании, что его уже нет.

— А если я убью вас?

— Тогда я вернусь. Потому что я не фантом, а проекция.

— Ты уже встал? — голый Эрик с полотенцем на голове вошёл в комнату. — Откуда она взялась?

— Убей его! — прошипела доктор.

Я выстрелил. Голова доктора упала на грудь, в которой зияла здоровенная дыра. Ручейки крови побежали по белоснежному халату.

— Надо уходить, — я кинул Эрику его брюки.

Мы выскочили на улицу. Дул ледяной ветер, в воздухе кружились снежинки. Катера на месте не оказалось. Я чертыхался, бегал кругами и хватался за голову.

— Есть ещё транспорт? — Эрик остановил меня и взял за руки.

— Да, в гараже должен быть квадроцикл.

Спускаясь с холма, я заметил, что с домом творится что-то неладное. Он будто распадался на мелкие частички, а ветер уносил их прочь. Я резко остановился, и Эрик влетел мне в спину.

— Что за... — он тоже это увидел.

— Давай обратно, там дальше должно быть ещё одно владение.

Пробежав пару километров, мы оказались на дороге. Я остановился, чтобы отдышаться и вспомнить, в какой стороне будет следующее ранчо. Впереди всё мельтешило, ветер кружил снежинки и частички деревьев. Трава и почва медленно распадались, поднимаясь вверх, смешиваясь со снежинками, уносясь вместе с ветром. Там, дальше, была только тьма. И она наступала.

— Я люблю тебя, — Эрик прижался ко мне и поцеловал. Я почувствовал, что он весь дрожит.

— Ты — самое прекрасное, что есть у меня. Я тоже очень люблю тебя, — я прижал его к себе крепко-крепко. — Не бойся. Это всё ненадолго, потом мы окажемся в новом мире, — соврал я.

Всё вокруг распадалось и уносилось во тьму. Она окружала нас, подступала со всех сторон. Свет померк, луна пропала, но я всё ещё видел его заплаканное лицо. Потом накатило и на нас. Я перестал что-либо чувствовать. Хотел сказать, что люблю, но уже не смог. Какое-то шипение вырвалось из груди, и я потерял сознание. Растворился во тьме навсегда.