Меня вырвало. Глэдис была к этому готова, и заботливо натянула мне мешок на голову, да так старательно, что окунула меня носом в блевотину.

— Молодец, Глэдис, — я еле вылез из мешка, вытираясь поданными механическим захватом салфетками. — Сколько до дома?

— Нет данных. Сбой системы, — Глэдис сфокусировала на меня объективы и ждала дальнейших указаний.

— Хорошо. Твои системы в норме? — я зашёлся тягучим сухим кашлем.

— Мои системы продиагностированы на 99,7%, — бесстрастно сообщила она.

— Оу кей, — я начал приходить в себя. Жрать не хотелось, а это плохой признак. — Какие системы не прошли диагностику?

— Система коммуникации с сетью корабля. Сеть не отвечает. Остальные системы в норме.

— Отлично! Ты молодец! Расскажи обо мне, какую диагностику выполнила.

— Анализ крови плохой: Ц—реактивный белок 77...

— Стой! Состояние лёгких?

— Поражение 75% с обеих сторон. Приблизительно. Потеря мышечной массы 7%...

— Хватит, — я схватился руками за голову. — Чёрт!

Антифриз сильно помогает, но всё равно лёгкие подмораживает в криокамере. Примерно по одному проценту в год. До станции на Тау Кита, которую я летал ремонтировать, восемь лет. Ну десять, если придётся делать крюк. Что-то капитально пошло не так.

— Ты разбудила меня по медицинским показаниям?

— Да. Согласно протоколу, могла ждать ещё, но приняла решение, что вам нужна помощь.

— Ты правда молодец! — я специально старался хвалить её, чтобы закрепить нужное поведение. Такой алгоритм: обучаются они плохо, но на похвалы реагируют.

Я тяжело перевалился на кресло-леталку и позволил Глэдис установить мне катетер. Теперь будет жёстко.

— Надеюсь, я хоть яйца не отморозил? — скорее в шутку спросил я.

— Половая система восстановится через неделю, — сообщила Глэдис. — Ваша кожа потеряла до тридцати процентов влаги, поэтому конечности будут выглядеть сморщенными некоторое время.

— Отлично, — проворчал я, оглядывая сухие, как у мумии, пальцы.

Что-то подсказывало мне, что в трусы лучше пока не заглядывать.

Я полетел в рубку, Глэдис со спины прилаживала бутылки с физраствором и ещё какой-то гадостью. Каждая по литру, не меньше.

Как и ожидалось, все мониторы залиты синим цветом. Центральный экран погас. Освещение работает, значит, с электричеством не так всё плохо.

Что так могло вывести из строя системы тройного дублирования? Мистика какая-то.

Пришлось перезапустить все три машины, компьютер отображения, сетевой экран, запустить диагностику и синхронизацию. Глэдис вручила мне дымящуюся кружку «Мегафлю» с лимонным вкусом, и я откинулся на спинку кресла, позволяя ей подключить мне первую бутылку.

Центральный экран ожил, показав очень уж слабое наполнение звёздами, в правом углу побежали данные позиционирования, все красным: телескопы не могли отыскать знакомых звёзд. Появились данные одометра и время. Я чуть питьём не подавился, потому что корабль летел на всех парах в полную неизвестность вот уже 96 лет. Это значит, что все мои друзья и знакомые уже умерли. Что ж, не самый лучший способ расстаться с миром. И меня не искали? А что они сделают, с другой стороны.

Ускоритель станции сработал великолепно, но вот куда меня несёт?

— Добрый день, капитан, — очнулась Ариэль. — Диагностика завершена. Все системы функционируют штатно. Пытаюсь определить местоположение, но база данных не соответствует этому сектору пространства. Ищу звёзды по каталогу. Вероятно, мы находимся в ближайшем войде, поэтому определение местоположения может занять некоторое время.

— Как мы сюда попали? — я отхлебнул из кружки.

— Нет данных.

— Отлично. Просмотри архив: найди, когда был сбой. Сообщи, — по экранам замельтешили строчки из базы данных, я прикрыл глаза и успел даже задремать.

— Сбой идентифицирован, — голос Ариэль вывел меня из оцепенения. — Через час и девять минут после того, как вы погрузились в сон, активировался компьютерный вирус типа Троян Си 84, точнее тип определить невозможно. Вирус помещён в карантин. Удаление вируса привело к аварийной перезагрузке, но сбой затронул области запуска, поэтому все три системы ушли в отказ на перезагрузке. Таким образом, с момента активации вируса, то есть от входа в разгонный блок врат станции Омега, и до настоящего времени, данных нет. Сейчас все системы функционируют нормально. Я проверила на вирусы все подсистемы и сравнила сигнатуры образов программ в памяти. Всё в норме. Каковы будут дальнейшие указания?

— Продолжаем двигаться дальше, — я вяло махнул рукой. — Постарайся определить местоположение.

Мне захотелось в туалет, я развернул кресло и вылетел из рубки. Кружка с недопитым напитком осталась на столе.

В санузле из зеркала на меня уставился сильно осунувшийся небритый парень лет двадцати пяти. Под впалыми серыми глазами пролегли глубокие тёмные круги, длинные засаленные каштановые волосы спутались в неприятный комок. На лбу проступили синие жилки. Вот такой я, 121-летний астронавт. Фиг знает, где, и без малейших перспектив на будущее.

На всякий случай, я намазал лицо кремом для бритья. Без щетины стало как-то легче, и уже не так тошнило. Одышка, правда, никуда не делась, но это лечится всё.

Глэдис уже дожидалась меня с очередной бутылкой — так и буду теперь капаться непрерывно. Надо бы полежать.

Так прошло три дня. В полузабытье, потому что всё время сваливался в тревожный сон, я мотался по кораблю, проверяя системы жизнеобеспечения, подсчитывая питание, воду, диагностируя генераторы. Лицо приобрело полуживой оттенок, и к вечеру третьего дня я уже мог что-то поесть. Глэдис подогрела мне фрикадельки с пюре, и я вяло ковырялся вилкой в получившейся размазне.

— Итак, — я глянул на её тарелкообразную голову с глазами-объективами. — Запаса кислорода у нас примерно на 100 лет, если не считать возможность стравить часть из баков двигателей маневрирования. Воды меньше, лет на 80, если экономно расходовать. Самая тяжёлая ситуация со жратвой: хоть «Адмирал Нэвис» и рассчитан на двух человек, еды положили впритык, лет на двадцать. На случай, если разгонный блок не сработает, и мне придётся жрать всю дорогу до дома. Как думаешь, сможем растянуть жратву на подольше?

— Не могу дать точный ответ, — глаза-объективы просканировали моё лицо. — Рацион рассчитан на крепкого мужчину тридцати лет. Для вас можно снизить калорийность на 20-25%, это позволит растянуть рацион на четверть.

— Что ж, значит, у меня есть 25 лет на всякие безумства.

Опять подступил кашель, и я скорчился в кресле, пытаясь отдышаться. Глэдис сунула мне кружку с лимонным питьём.

Самое сложное в этой ситуации — выбор. Хотя, если подумать, то выбирать не из чего. Что ждёт меня на Земле? Неизвестность. За столько лет там многое поменялось, если не всё. Но это не самое тяжёлое. Ко многому можно приспособиться, привыкнуть. Наверняка, у меня будут какие-то привилегии, всё-таки подопытная мышь, столько лет в криосне. Побывал в неведомой части галактики. Ага, дуралей, за это медаль дадут, а потом догонят и ещё раз дадут.

Компания частная, сбой оборудования не к лицу. Свалят всё на меня, типа неправильно сделал вводную, не проконтролировал, притащил вирус на флэшке. Если б у меня хоть эта флэшка была, но никому ничего не докажешь. Затаскают по судам и адвокатам. Отстранят от полётов и через несколько лет выкинут на пенсию. Буду работать охранником в какой-нибудь конторе, пить пиво с «друзьями» по вечерам, смотреть спортивные матчи в баре на пятой авеню. Тьфу. Ненавижу спорт!

Личная жизнь — ну тут вообще всё плохо. Рожей не вышел, да ещё и гей. Стеснительный. Нет, девочки, особенно некрасивые, подкатывали, конечно, но куда мне их девать? Пробовал и с парнями, но как-то мне не везло. Поэтому и возникла шальная мысль, что в астронавты мне подберут совместимую пару. Вроде в рекламе так обещали. Ох, каким наивным дураком я был! В первый полёт со мной отправился спившийся дядька бомжеватого вида лет сорока. Он строго-настрого велел не будить его ни при каких обстоятельствах: так и проболтался в криосне, пока я делал всю работу. Впрочем, я и не особо настаивал. Уж лучше пусть дрыхнет, чем терпеть его компанию.

На следующий раз мне отрядили жизнерадостного болвана, румяного, как дама с обложки шоколада для младенцев. Он успел перепортить половину оборудования, пока мне удалось его хоть как-то угомонить. Я посадил его играть в шарики, на том мы с ним и порешили, что лучше ему никуда не соваться. Он был мне безмерно благодарен и даже чмокнул в щёчку, когда мы прощались после полёта. Телефон его я выкинул в ближайшую урну.

С тех пор компания решила, что раз я справляюсь один, то нафиг мне партнёр. Ещё деньги лишние платить. Так я и застрял на «Адмирале Нэвисе». Полгода на Земле, потом опять чинить какую-нибудь станцию. Они вечно ломаются. Земля ведёт широкомасштабную экспансию. Политики стремятся застолбить ближайшие звёзды, будто кто-то может это у них отнять. И каждый раз это вызывает такие восторги в прессе: мы поставили станцию у новой звезды! Ах! Кому она нужна, станция эта? Что вы там делать будете? Потратили очередные денежки налогоплательщиков? Ну молодцы, что ещё тут скажешь.

Поэтому мысль о самоубийстве потихоньку сочилась откуда-то из подсознания, всё явственнее и явственнее проступая на фоне трезвой оценки ситуации. Нет, я не из тех болванов, что режут себе вены. Мне бы хотелось пожить ещё. Только зачем? Смысл этого всего в чём? Вернуться на Землю и взять на себя вину за фирму? К чему я буду раздавать такие щедрые подарки. Пусть сами выкручиваются. А тут я уже привык. Глэдис — медицинский андроид G-797, модель «Эскулап». Есть ещё один, 798-й, но его я даже не распаковывал. Ариэль — электронный мозг корабля, голосовой интерфейс A-431 «Элеонора». Какой дурак придумывал все эти названия? Я их, конечно, давно заменил. Пусть все идут лесом до ближайшей станции. Меня им не достать на сей раз.

Решение созрело как бы само собой. Я буду двигаться к ближайшей звезде, периодически засыпая, насколько позволят медицинские показания. Потом выйду на орбиту, энергии преодолеть притяжение звезды всё равно не хватит, и буду болтаться вокруг неё миллионы лет мумией в криокапсуле. Как там: «я памятник себе воздвиг...» Зато эти 25 лет я проживу в своё удовольствие, окружённый верными андроидами. Не самое плохое решение, не находите?

Приободрившись такими рассуждениями, я двинулся в рубку. Ариэль уже рассчитала местоположение, оставалось только подкорректировать курс, и мы устремились со скоростью 0,97 от световой прямиком к тусклой оранжевой звезде из национального каталога.

Чередой потянулись ленивые дни. Кожа восстанавливалась, на щеках заиграл румянец. Скоро я уже мог ходить, слегка стукаясь о переборки головой. Вытянул из каталога все те книги, что не успел прочитать, и теперь с удовольствием поглощал произведения авторов 20-го века. В основном, конечно, фантастику. Чем старше было произведение, тем смешнее выглядели прогнозы автора по освоению космического пространства. Кто грезил гигантскими кораблями и станциями, кто-то выстраивал отношения с чудными существами населённых планет... Эх, знали бы они тогда, насколько всё будет просто и неприглядно!

Ну раз корабль теперь мой, то я ведь имею полное право его переименовать? Сказано-сделано! Вооружившись великолепным набором инструментов, я несколько дней ваял табличку из лучшей корабельной бронзы. И вот, торжественный момент. Я даже заготовил для этого кусок простыни. Целых три автоматических камеры снимали моё счастливое лицо в скафандре, когда я сдёргивал импровизированную завесу с таблички. Ткань поползла, запуталась у меня в перчатках, и под светом камер обнажила приличного вида табличку «Королева Солнца».

— Ура! — прохрипел я в шлемофон. — Да здравствует «Королева Солнца» и её бессменный капитан Фрэнк Симмонс!

Внутри меня уже ждала Глэдис с кружкой лимонного напитка. Но не успел я насладиться триумфом, как по кораблю пошёл сигнал тревоги. Вот же, в самый подходящий момент! Босиком я прибежал на мостик. Прямо по курсу радар обнаружил неопознанный летающий объект. Мы бы всё равно проскочили мимо, но любопытство заставило меня грызть ногти, и я решился сделать манёвр торможения. Ну, потеряю ещё каких-то сто лет. Сущая ерунда.

Объект стоил моего внимания — это был идеальный куб приличных размеров. Но это стало понятно на пятый день, когда бешеное вращение «Королевы Солнца» вокруг неспешно летящего объекта сошло на нет. Мы заходили кругами, постепенно гася набранную скорость. Пришлось даже запустить термоядерный реактор, чтобы тормозить плазменными двигателями. Наконец, скорости выровнялись, и я смог рассмотреть чудо инопланетной техники. Удача буквально улыбалась мне: иссиня-чёрный куб светился яркими габаритными огнями, грани переливались всеми цветами радуги под лучами моих мощных прожекторов. Вот только была одна загвоздка: я нигде не мог рассмотреть вход. Этот аппарат состоял из более мелких кубиков. Вероятно, они должны были как-то передвигаться, чтобы образовать проход внутрь. Что ж, это мне и предстоит выяснить.

Вооружившись плазменным резаком, я медленно подплыл к кубу. Никаких намёков на кнопки, сдвигающиеся панели, камеры и антенны. Только холодный шлифованный металл, больше ничего. Как гроб. Неприятный холодок пробежал у меня по коже. Хорошо, что металл оказался магнитным. Я медленно двинулся вокруг куба, рассматривая каждую щёлочку. Нет, все мелкие кубики хорошо подогнаны друг к другу, и даже отвёртку не засунешь нигде. Вытащив мелок, я разметил приличных размеров круг, в который точно должен был поместиться, и запалил горелку. Но стоило мне коснуться горелкой поверхности, как куб зашевелился весь, ощетинился, и рука с горелкой провалилась внутрь. Я инстинктивно дёрнулся, пытаясь освободиться, но куб затянул меня и выплюнул во внутреннее пространство.

Тусклый голубой свет еле позволял ориентироваться, настолько он был слаб. Гравитация не работала, хотя, судя по тому, что был явно выделенный пол, она тут предусматривалась когда-то. Скафандр показал нормальный состав атмосферы, только кислорода на процент больше. Температура 29 градусов, значит, система охлаждения уже не справляется. Структура помещений вполне разумная. Есть даже небольшой спортзал. Рубка заблокирована, но это мы потом вырежем, если что. Оставалось осмотреть ещё пару помещений, а у меня уже защемило сердце: какой-то такой же неприкаянный астронавт застрял здесь вдали от дома. Судя по понятным знакам и органам управления под человеческую руку, это кто-то из гуманоидов. Ну здравствуй, брат по разуму, если ты жив ещё. Я открыл последнюю дверь в криоотсек.

Стекло криокапсулы запотело. На мониторе все показатели в красной зоне, но не на нуле. Уже хорошо. Инфографика продумана явно лучше нашей, сразу понятно, что нужно делать. Пара нажатий кнопок, и я запустил процесс размораживания. Слишком долго он тут лежал, но, может быть, Глэдис сумеет поставить его на ноги. Пока шла промывка антифриза, я летал по кораблю в поисках скафандра. Наконец, мне удалось найти парочку в неприметной нише. Криокапсула уже открылась, и моему взору предстал совсем ещё мальчишка. Бледный, как мел. Тонкие светлые волосы разбросаны по кровати. Лицо, руки, тельце — всё высушено, как у мумии. Губ почти не видно, но чувствуется, что дышит.

— Держись, — на всякий случай сказал я, хотя, конечно, он меня не слышал.

Оторвав все катетеры и трубки, я аккуратно запихал мальчишку в скафандр. Заработали вентиляторы охлаждения, значит, ему будет там чем дышать. Мы медленно двинулись к тому месту, где куб меня поглотил. На этот раз горелки не понадобилось: нас выплюнуло в космос, стоило лишь поднести перчатку его скафандра к стене. Что ж, теперь будем знать, как это работает. Ну, Глэдис, не подведи.

На корабле я сразу полностью раздел его. Мало того, что мне ужасно было любопытно, так ещё я боялся, что он обделается в штаны. Анатомия совпала с моими ожиданиями, и, довольно хмыкнув, я оставил его на попечение Глэдис. У парня оказалось 90-процентное поражение лёгких, так что шансы на выздоровление не очень велики. Но всё же я надеялся.

Довольно быстро он пришёл в себя, зыркал большими голубыми глазами из-под прикрытых век, думая, что я не вижу. Глэдис установила ему сплит-систему для насыщения крови кислородом в обход лёгких, поэтому к вечеру он уже освоился и смог даже сесть. Есть всё равно ему ещё нельзя, но я принёс ему кружку тёплого напитка.

— Выпей, — как можно дружелюбнее сказал я и протянул ему кружку. — Нужно, чтобы желудок заработал.

Он молча взял у меня кружку, отхлебнул, поморщился, поставил её рядом. Отвернулся от меня, показывая, что разговор окончен. Вот зараза!

Следующие десять дней он игнорировал все попытки наладить контакт. Ему явно становилось лучше, Глэдис свою работу знала, но со мной он общаться отказывался на прочь. Стоило мне присесть рядом, как он тут же отворачивался. В конце концов, это меня выбесило. Я налил большую кружку куриного бульона, сел рядом и протянул ему её. Он, как всегда, взял кружку и отвернулся.

— Послушай, — я схватил его за плечо, разворачивая к себе, и почувствовал, как он напрягся. Большие голубые глаза с ужасом воззрились на меня. Ну, хоть какая-то реакция. — Я не сделаю тебе плохого. Не затем я тебя вытаскивал оттуда, — я показал рукой куда-то в неопределённом направлении. — Пойми, будет лучше, если у нас не будет тайн. Ты понимаешь меня? Кивни, если понимаешь, — он еле заметно кивнул. — Хорошо. Хочешь, я расскажу тебе свою историю? Я всё равно расскажу, даже если не хочешь.

И я принялся пересказывать ему свою жизнь с самого рождения, где-то посмеиваясь над жизненными ситуациями, а где-то даже всплакнув. Да, во мне пропал хороший актёр. Наверное. Он слушал меня внимательно, не отворачивался, попивал бульон из кружки. А я распалялся, играл по ролям, не утаивая ничего. Да и чего мне таить от инопланетянина, который, скорее всего, даже не понимает, о чём я говорю. Пару раз, когда были напряжённые моменты, его глаза будто вспыхивали и наполнялись любопытством, а когда я рассказывал про то, что почувствовал себя геем, то мне показалось, что он даже сочувственно покивал головой. Но это, конечно, лишь мои проекции. Он дал мне выговориться, только и всего.

— Ладно, отдыхай, — я выдохся. — Прости, что заставил тебя слушать весь этот бред.

Когда я уходил, он провожал меня взглядом. С тех пор больше не отворачивался, но и не говорил ничего. Сидел и смотрел мне в лицо, когда я подходил. Я тоже молчал. Всё уже сказано, добавить нечего.

Вскоре он начал уже самостоятельно передвигаться по кораблю. На всякий случай я заблокировал рубку, мало ли чего у него на уме.

В тот день я читал Рассела. Забился в свою нишу и лежал с планшетом, похохатывая, даже не заметил, как Ино, это я так его назвал, подкатил ко мне на летающем кресле. Лечение пошло ему на пользу, кожа приобрела естественный оттенок, губы наполнились розовым, и лицо уже напоминало не маску мумии, а мордочку озорного мальчишки. Я вздрогнул, когда тонкие холодные пальцы схватили меня за запястье.

— Не бойся, — Ино говорил шёпотом, видимо, речь ещё давалась ему с трудом. — Надо спешить... Забрать воздух, продукты, воду. Они придут... Прости меня, Фрэнк. Прости...

Он потянулся ко мне губами и поцеловал. Я поддался этому порыву, и мы слились в страстном поцелуе. Он перебрался с кресла в мою нишу, и льнул ко мне всем телом, изгибаясь, мурлыча. Гладил меня кончиками пальцев, целовал, путаясь в трубках от капельниц, и я поддавался ему, таял в его объятьях, не понимая уже, что происходит. Да и какая разница, если у нас теперь вся жизнь впереди.