Дженни

На следующее утро я иду к местному акушеру-гинекологу и делаю много анализов. Ма и Джорджи готовы держать меня за руку. Они также придут позже, чтобы затащить меня в Коттонтаун на поздний завтрак и небольшую розничную терапию, чтобы я не думала о результатах, которые должны появиться в ближайшие четыре недели.
Когда мы просматриваем платья, Джорджи раздвигает между нами вешалку с одеждой, словно это окно исповедальни, и смотрит на меня широко открытыми глазами.
— Мне нужно кое что тебе сказать.
— Я знаю, что это ты украла и уничтожила мое любимое платье, которое мама сшила для меня в выпускном классе, — бесстрастно говорю я, дергая ценник милого желтого сарафана.
Джорджи качает головой.
— О, Дженни, я отрицаю, что уничтожу это платье до последнего вздоха. Дело не в этом. Я должна сказать тебе то, на что у меня никогда не хватало смелости. Мама знает. Винтер тоже знает.
— Хорошо ...— Я поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на нее.— Продолжай.
Горло Джорджи нервно сглатывает.
— Тэхен. —Она облизывает губы.— В ту ночь, когда вы поженились...он действительно был пьян...он пытался поцеловать меня. Прямо перед церемонией. Не прижимался ко мне или что-то в этом роде, но пытался. Я оттолкнула его и дала ему по ушам, а потом побежала к маме и все ей рассказала.
Я продолжаю смотреть на нее, но ничего не говорю. Что тут сказать? Я верю Джорджи. Поверила бы ей, если бы она мне тогда тоже рассказала. Вот почему, я думаю, Ма сказала ей не делать этого.
— Что она сказала? —Я спрашиваю. Меня больше волнует, как моя семья отреагировала на это, чем Тэхен. Я уже знаю, что он подонок.
Ма стоит возле магазина, приносит нам кофе со льдом со взбитыми сливками.
— Она сказала оставить это без внимания. Что это могут быть нервы с его стороны. Но если это случится снова, мы обязательно должны тебе сказать.
Вот почему моя семья не говорила о Тэхене после похорон.Они раскусили шараду хорошего парня.Они не любили его.Или, по крайней мере, у них были серьезные оговорки.
— Ты не сердишься, не так ли?— спрашивает Джорджи, глядя на меня своим щенячьим лицом.
Я улыбаюсь.
— Нет. Но в следующий раз всегда говори мне. Я хотела бы знать.

На следующий день Джорджи тащит меня на два занятия по пилатесу, а еще через день Винтер настаивает, чтобы я помогла ей собрать ее новую детскую.
Я проскальзываю в свое существование до Тэхена, как в старое выпускное платье. Легко, и все же это странно носить мою прежнюю жизнь. Мои дни — это водоворот светских звонков, уютных обедов, вечеринок на заднем дворе и неторопливых прогулок у реки.
Через три недели после прибытия в Малберри-Крик я решаю, что у меня слишком много свободного времени. Я занимаю волонтерский пост в трех городах к северу от Ред-Спрингс, на границе с Кентукки, в качестве театрального режиссера в постановке«Ромео и Джульетты», поставленной группой малообеспеченной молодежи.
Во время автомобильных поездок я опускаю окна и включаю музыку кантри. Я делаю печенье, не чувствуя себя при этом тупицей, и раздаю его совершенно незнакомым людям.Я пишу Джихе и Чеен и посещаю детские праздники. Я ем домашнюю еду и обнимаю людей, которых люблю, и всякий раз, когда Тэхен приходит мне на ум, я не отталкиваю эту мысль, как горячую картофелину в моей руке. Я позволила себе почувствовать боль. И двигаться дальше.
Только когда Чонгук всплывает в моей голове, я начинаю сомневаться, зачем я здесь. Что глупо. Он снова и снова говорил мне, что мы друг другу никто. Это доказал и его неожиданный визит, когда он ругал меня, как будто он был учителем. И все же, если он собирается подать на меня в суд, то не торопится. Я проверяю свой почтовый ящик каждый день. Там не бывает ничего, кроме счетов и бумажной траты рекламы.
Я все еще не плачу, не в силах вызвать слезы, но я больше не беспокоюсь об этом.
Мои друзья и семья невероятно поддерживают меня. Рис, особенно, абсолютная звезда. Мы встречаемся за бильярдом раз в неделю и говорим о наших школьных годах, обо всем, о чем мы говорили раньше. Ничто в нашей тусовке не похоже на свидание. В первый раз, когда мы встретились за пивом и быстрой игрой, я прямо сказала ему, что не готова встречаться.
— Честно говоря, я так и думал. — Он улыбнулся и швырнул через стол мел для кия.— Не могу винить тебя после того, через что ты прошла. Но я готов подождать.
Эти слова преследуют меня по двум причинам. Первая - потому что они содержат заявление о намерении. Он готов ждать меня, а это значит, что он чего-то ждет. Он хочет продолжить то, на чем мы остановились. Сейчас я понимаю, что, несмотря на прошедший год, несмотря на то, что я боготворю то, что было у нас с Рисом после того, что я узнала о Тэхене, я не думаю, что это хорошая идея - разжечь это старое пламя. "Мокрая спичка никогда не разгорается", - говорила Мемо, когда была жива.
Второй, более насущный вопрос, связанный с тем, что сказал Рис, заключается в том, что причина, по которой я не двигаюсь дальше, не имеет ничего общего с Тэхеном.
Прошел почти год. Год, чтобы переварить то, что произошло, что он сделал, то, что уже невозможно исправить. Я заплатила взносы вдовы. Я скорбела. Я плакала. Я сломалась. Вместе чинила себя, потом снова ломала. Тэхен не заслужил меня: это я могу сейчас сказать. Он видел меня в том же свете, что и все его друзья. Те воспитанные, закончившие частные школы, профессионалы в области вертолетов, с которыми он столкнулся плечом к плечу. Я была трофеем. Символ статуса. Больше ничего.
Нет. Причина, по которой я не могу расстаться с Тэхеном, не в Тэхене. Это кто-то другой.
Рис говорит мне, что меня ждет работа в местной средней школе, и теперь, когда я работаю с молодежью, я начинаю серьезно об этом думать.
Это то, что я хотела сделать со своей жизнью, когда я была подростком? Нет. Я хотела играть. Быть на сцене. Но мечты меняются. Люди превращаются в разные версии самих себя. А комфорт —...
Ужасно,— завершает голос Чонгука в моей голове.
Когда приходит звонок от акушера-гинеколога, и они просят меня вернуться в клинику, я не разваливаюсь, как я себе представляла. Я бронирую время, сообщаю маме и сестрам, надеваю солнечное платье и беру ключи.
У меня есть история любви, которую я хочу снять.
Люди нуждаются во мне.
Чонгук был прав. Обязательство — это блаженство.

Один месяц превращается в три. Джихе звонит каждую неделю, чтобы убедиться, что со мной все в порядке, и подтвердить, что она не злится из-за того, что отказывается от своей благотворительности. Чеен идет еще дальше и наносит мне визит. Заряженный, хоть и приятный. Она все еще недовольна моим решением встать и уйти. Она была той, кто остался, чтобы убрать мой беспорядок. Но меня также воодушевляет тот факт, что она действительно больше, чем просто агент. Что она поехала в Малберри-Крик, чтобы увидеть меня, хотя мое будущее в ее агентстве висит на волоске.
Мы отправляемся на девичник в Нэшвилл.
— Добро пожаловать на наш Бродвей. —Я протягиваю руки и веду ее по залитым неоновым светом улицам Нэшвилла. Низкие здания из красного кирпича пестрят вывесками гитар и пива. Может быть, это не такой шикарный город, как Нью-Йорк, но он интересный. Мы заходим в "дыру в стене" в стиле хонки-тонк, где пол липкий, а плейлист состоит только из Блейка Шелтона и Люка Брайана.
Мы опрокидываем шоты, заказываем корзину грибных шляпок в пивном кляре и запиваем их местным пивом. Посасывая свою электрическую сигарету, Чеен говорит мне, что с кем-то встречается. Что он живет в Лос-Анджелесе и что она подумывает переехать туда.
— Это было в твоей повестке дня какое-то время. — Я потягиваю ледяное пиво.— Переезд на запад. Может быть, это последний знак того, что тебе стоит сделать рывок.
— Может быть. Посмотрим. — Чеен хмурится.— А ты? Пожалуйста, скажи мне, что ты встречалась с кем-то и что ты больше не зациклена на нем.
Когда она говорит «он», я сразу же думаю об Чонгуке, хотя знаю, что она имеет в виду Тэхена.
— Я не зациклена на нем, — подтверждаю я, и это правда. Во всяком случае, о Тэхене.— Но я также ни с кем не встречаюсь. Просто выясняю, что такое фертильность. План жизни.
Мы говорим еще немного. Она не спрашивает о анализах, а я добровольно не сообщаю никакой информации. Я не смущена как таковой. Просто чуть более осторожная, чем в Нью-Йорке, когда я видела все сквозь раскаленную и безумную дымку возможности того, что я никогда не стану биологической матерью.
Я хочу затронуть Чонгука в разговоре. Спросить, говорила ли она с ним в последнее время. Я знаю, что он узнал мой адрес через нее. Я бы хотела иметь кроху информации о нем. Что угодно подойдет. Теперь, когда я не слышала о нем несколько месяцев, я ненавижу себя за каждую секунду, которую я не ценила, когда он был здесь, в Теннесси. Я должна была как-то продлить это время. Пригласить его на ужин. Спросить о видео. Что он о них думает.
Я была так занята защитой, что не успела насладиться его близостью.
Он приехал, чтобы оттащить тебя за уши в Нью-Йорк, напомнила я себе. Вряд ли это большой романтический жест.
— Эй? Джен? Ты здесь? — Чеен щелкает пальцами перед моим лицом.
Я сижу прямо.
— Ага. Думаю, выстрелы попали в меня.
— Ты слышалачто-нибудь,что я сказала? —Она скрестила руки на груди.
— Что-то о Джейдене, верно? —Джейден - ее новый парень.
Она закатывает глаза, вздыхая.
— Ладно, говори. В чем дело?
— О чем ты? —Я моргаю, сбитая с толку.
— Что ты хотела сказать и/или спросить с тех пор, как я пришла сюда? Я знаю, что ты скрываешь от меня.
Я тревожу свою губу. Явный признак того, что я нервничаю. Но, в конце концов, я не могу остановиться.
— Ты вообще говорила с Чонгуком?— выпалила я.
Она откидывается на спинку кресла, улыбаясь, как кошка, получившая сливки.
— Ах, Джихе должна мне пятьдесят баксов. Мои чувства никогда не подводят меня.
— Джихе? —Я моргаю, сбитый с толку.— Почему ты говорила об этом с Джихе?
— Ну, сначала она не подумала, что будет хорошей идеей давать Чонгуку твой адрес. Сказала, что он хулиган класса А. Но я думала, что это нечто большее. Мужчина не встает и не уходит, чтобы преследовать сотрудника. Требуется страсть, чтобы прибыть куда-то без приглашения.
— И что ты ей сказала? —Я спрашиваю.
— Насколько мне известно, у тебя с Чонгуком были сердечные, профессиональные отношения, и вы делились некоторыми заметками о ваших покойных близких, но на этом все. Она согласилась со мной.
Я с облегчением киваю.
— Но.— Чеен допивает остатки пива и бьет кружкой о липкий стержень.— Я также думала, что ты ему нравишься больше, чем просто друг, что, по словам Джихе, невозможно, потому что он явно не испытывает чувств. Ну, мне все равно, что он хочет сделать, на практике он уловил много чувств к тебе, и от этого нет лекарства.
Она делает паузу, наклоняя голову, чтобы более внимательно рассмотреть вопрос.
— А еще мне показалось странным, что ты решила ну...переехать после того, как тебе удалось выжить без Тэхена в Нью-Йорке. Время было подозрительным.
— Я не убегала, — выдавливаю я, вспоминая слова Чонгука.
— Конечно, дорогая. Конечно.
— Ты не ответила на мой вопрос.— Я кладу последние грибы в рот и жую.— Ты давно говорила с ним?
Она качает головой.
— Не недавно, и не совсем недавно. Он не отвечает на мои звонки. Очевидно, он разорвал твой контракт на глазах у всех в тот день, когда вернулся из Теннесси, и поднял по этому поводу большой шум, сказал Лукас. Это было последнее, что о нем слышали или видели в "Калипсо Холл". Его трудно вычислить. Я могла бы, конечно, наладить контакт с Джихе, но какой в этом смысл? Я хотела поговорить с ним о некоторых из моих перспективных актрис, и я уверена, что этот мост сожжен.
Я и вполовину не чувствую себя виноватой из-за этой информации. На самом деле меня больше беспокоит его публичное проявление презрения ко мне. Разорвать мой контракт на глазах у публики? Он так отличается от человека, которого я узнала еще в Нью-Йорке. Безразличное, отчужденное существо. Он казался человеком, который ничего не воспринимал всерьез. Он, должно быть, действительно ненавидит меня.
— Пожалуйста, не делай такое лицо.— Чеен вздыхает.— Лучше бы я тебе не говорила. Кого вообще волнует, что он думает? Не то чтобы он владел Бродвеем. И вообще, он известный мудак в городе. Никто не осудит тебя за то, что ты бросила его.
Я издала полупридушенный смешок, просто потому, что знаю, что она ожидает какой-то реакции. Но в глубине души мне хочется плакать.