Если день не задался, то и от вечера не стоит ждать ничего хорошего. Зак, как только переступил порог клуба, кинул в общий чат предлогу встретиться, но прошло минут сорок, и выпито было уже два коктейля, а никто так и не перезвонил. Как всё достало! Он с психом откинул от себя гаджет и шагнул к перилам балкон ВИП-зоны.

Заку всегда нравились шумная разношёрстная толпа и общение. Он любил находиться в центре внимания, знал, что знакомые зачастую воспринимают его как шута или эпатажника. Но никто из них не догадывался, что такая модель поведения просто являлась ширмой, за которой скрывалось глубокое одиночество. Зак лениво наблюдал за фигурами внизу: кто-то отрывался на танцполе, кто-то закидывался алкоголем в баре, кто-то громко смеялся, сидя в компании за столиками. Там было весело, а тут наверху – випка, пользуйся всеми прелестями привилегированного положения, кисни в собственном сплине или изнывай в уединении: доблестные секьюрити поспособствуют, чтобы никто тебе не мешал. Странно, но вниз идти тоже не хотелось: каким бы сиротливым Зак себя ни ощущал, но кидаться в толпу незнакомцев и уж тем более знакомиться с кем-то "левым" он точно не рискнул бы.

Зак вернулся к дивану, снова взял в ладонь телефон. Полистал ленту "Тиндера", перечитал старые переписки в мессенджерах и понял, что никого из своих поклонников, регулярно заваливающих его приглашениями на свидания, видеть сейчас не желает. Ткнул, не разбираясь, какой-то коктейль на планшете меню и откинулся головой на спинку дивана. Зачем он тут? Попытка отвлечься обернулась полным провалом: их некогда дружная компания, которая сложилась ещё в школьные годы и пережила студенчество в разных ВУЗах, теперь разваливалась, не выдержав напора взрослой жизни: работа, разнящиеся интересы, постоянные отношения, которые требовали бо́льшего внимания, – растаскивали их всё дальше друг от друга. Привычка и ностальгия по юности ещё позволяли собираться раз в неделю, поддерживая на плаву видимость "друзья навсегда". Долго они так продержатся?

Шаги по лестнице заставили Зака приподнять голову, но вместо официанта с коктейлем он увидел братца Оборина и его благоверного.

– О-о-о, – протяжным выдохом Зак выразил свою "радость" от встречи с Грегом и снова откинулся на спинку.

– Мне казалось, приглашение завалиться в клуб касалось всех...

– Вот на кого-кого, а на вас я не рассчитывал.

– Нам уйти? – теперь голос подал Лёня.

Зак глянул на него из-под ресниц. Палкин стал ощутимо увереннее держаться, хотя не изменился внешне, да и лоском столичным ещё не пахло. Но он принял наконец своё место рядом с Грегом как должное, потому и фонил спокойствием, не обращая внимания на чужие косые взгляды. Затянувшееся молчание Зака было принято за согласие, и вновь прибывшие синхронно завалились на диван по обе стороны от него.

– Давай, колись, что у тебя уже случилось?

Грег всегда его чувствовал, с самого детства, и юлить перед этим умником было себе дороже: всё равно на чистую воду выведет да ещё и по-братски подзатыльников надаёт, если попробовать соврать. Потому и вывалил всё как на духу: и про папочку с его гиперопекой, и про гендира, и про натянутые отношения в коллективе. Про Батурина Зак умолчал, потому что сам не разобрался: действительно его торкнуло именно от шефа или просто месяцами сдерживаемое сексуальное напряжение дало о себе знать именно в ту минуту.

Грег, пытавшийся было шутить по ходу повествования, сник после третьей пропущенной братом мимо ушей шпильки и, почувствовав настроение Зака, стал предельно внимательным и серьёзным. А он всё вываливал и вываливал, словно не в клубе сидел, а на приёме у психолога, но легче не становилось. Не успел Зак договорить, как на балкон влетел Кир:

– Сорри, бро, раньше не мог.

Пожал каждому из присутствующих руку и плюхнулся в кресло напротив, переводя дыхание. Появления ещё одного человека в випке кардинально изменило настроение. Это перед Грегом, ну и Лёней теперь, можно было из себя ничего не строить. А для остальных Зак должен был держать марку. Да и не любил он показывать посторонним свою слабость. Заказали ещё выпить, каких-то закусок, болтали ни о чём, всё больше переходя на смех от дурацких шуточек. Зак поймал себя на том, что много смотрит на брата и Лёню, подмечая, как они умудряются не терять контакта друг с другом, даже сидя в разных углах випки: все эти быстрые полувзгляды, мимолётные касания, только одним им понятные улыбки в уголках губ. По отрывочным рассказам Грега Зак знал, что за внешней оболочкой погружённости в себя внутри Лёни скрыт огромный потенциал чувственности, к которому имел доступ только один человек. За грудиной несильно, но ощутимо кольнуло, когда Зак в очередной раз стал свидетелем обмена взглядами сладкой парочки. Он, подцепив свой початый стакан с коктейлем, вновь отошёл к перилам балкона, отхлёбывая на ходу значительно больше, чем нужно для одного глотка, и едва не поперхнулся. Хотелось утопить всплывающее из потаённых глубин натуры и доселе неизвестное ему чувство – зависть. Неужели Зак настолько прогнил, что даже не в состоянии радоваться за брата? Нет, всё же радость за Грега была, и искренняя, тем более что он не собирался претендовать на чужое счастье. Наверное, именно теперь он в полной мере ощутил то, что толкало его отца на постоянное соперничество с Емельяном Павловичем: урвать хоть немного себе, чтобы понять, как оно, когда получается. И пусть сейчас они, Грег и Лёня, с ним, но ночевать в любом случае ему придётся в собственной шикарной квартире на Пречистенке со свежим ремонтом от модного дизайнера. Одному.

Зак разблокировал телефон и стал спешно проверять сообщения в чатах.

– Что ты там так сосредоточенно ищешь? – окликнул его Кир.

– Пытаюсь вычленить из всего разнообразия того, кому сегодня повезёт.

– Что? – переспросил Лёня, но почему-то у Грега.

– Палкин, не тупи! – Зак на секунду оторвался от экрана мобильного, чтобы оценить озадаченную моську Лёни и снова вернулся к поиску.

– Зак, ты серьёзно, что ли? – всполошился брат.

– Я-то серьёзно, но выбор, мягко скажем... Вот, послушайте. Захарушка. Восклицательный знак. Думаю о тебе постоянно. Восклицательный знак. Был бы рад, если бы мы смогли встретиться в ближайшее время. Восклицательный знак. Жду твоего звоночка. Три восклицательных знака. – Он посмотрел на пристально следящих за ним друзей. – Нет, вы слышали?! Я такое количество восклицательных знаков на один квадратный сантиметр текста последний раз видел только в учебнике по литературе. Так что остаётся использовать неоднократно проверенный вариант...

– Зак, ты пьян. – Грег в два шага оказался около него.

– Не в той мере, чтобы не отдавать отчёта своим действиям. – Улыбка сползла с лица Зака под пристальным взглядом брата. Но он выдержал, не отвернулся. Наоборот, демонстративно, глядя тому в глаза, нажал кнопку вызова на телефоне: – Игорь Петрович, добрый вечер...

– Блядь, Елагин! – Грег, услышав имя вызываемого абонента, звучно стукнул себя по лбу.

– Что, Гриша? Ну что?!.. – и тут же в динамик: – Извините, Игорь Петрович, отвлёкся... Да... В "Жаре"...

Зак прислушивался к быстрой речи на том конце провода и одновременно следил, как Грег заметался по випке, ероша свои кудри, как всё ещё не въезжающий в ситуацию Лёня поднялся на ноги и непонимающе оглядывался по сторонам, как, закатив глаза к потолку, осуждающе качал головой Кир. Да и по фиг! Все умные, все поучать могут. А если от тоски уже выть хочется?.. Кивнув ещё пару раз в пустоту, коротко рассмеявшись какой-то шутке, Зак произнёс "жду" и сбросил вызов.

– Ты мне только скажи, – Грег снова подлетел к нему вплотную, – нахуя?!

Зака грела мысль, что хоть кто-то по-настоящему за него переживает, видел искреннее волнение вперемешку с негодованием в глазах брата. Стало ещё печальнее. Потому абсолютно честно ответил:

– Чтобы было.

Игорю Петровичу Липскому было хорошо за сорок, точнее, пятьдесят два, он молодился всеми правдами и неправдами, ведь был из тех людей, которым возраст совсем не идёт. Ещё он был глубоко женат и баснословно богат. Любовников и любовниц у него всегда было в достатке, потому Зак и не понимал, почему Игорь Петрович так за него держится и срывается к нему по первому зову. Они познакомились, когда Заку минуло всего девятнадцать, причём на каком-то торжестве, которое организовал отец. Липского не смутило, что парень, к которому он так активно подкатывает на фуршете, пока супружница звенит тарелками у стола с закусками, сын его делового партнёра. Зак, находящийся в тот момент в затяжной депрессии после неудачи с балетной карьерой, усугублённой личной драмой из-за некрасиво закончившихся отношений (первых серьёзных и оттого очень драматичных), от безысходности польстился на такое откровенное, даже наглое, проявление заинтересованности. Игорь Петрович брал нахрапом, подкупал честностью, не обещая воздушных замков, зато чётко формулировал, что именно желает получить. А Заку в тот момент просто очень хотелось почувствовать себя живым. Липский не обманул ни разу, был щедрым и во всём потакал ему, но чем дольше они общались, тем отчётливее проступало ощущение использованности, обесценивающее любое проявление эмоций между ними. Промаявшись около года, Зак стал инициатором разрыва. Липский вроде как согласился, уговорив его "остаться друзьями", предвидя, что точка в их истории ещё не поставлена.

Он всегда появлялся в жизни в "подходящее" время, хотя, скорее всего, всё было наоборот: как только Заку становилось херово, имя Игоря Петровича само всплывало в голове. Грег распсиховался от того, что прекрасно знал, что будет с братом после: самобичевание и угрызения совести от осознания, что Зак просто пошёл на поводу у низменных потребностей, что цепляется за нездоровые отношения, прекрасно понимая, – их встречи сродни замене антибиотиков каплями Бестужева. И всё же он позвонил, снова. Потому что невыносимая пустота внутри сжирала Зака сейчас, а чувство вины будет потом.

– Здравствуй, мой хороший, – Липский с искренней улыбкой смотрел на него всё то время, пока Зак устраивался рядом с ним на переднем сиденье "Майбаха", блестя предвкушением в болотно-зелёных глазах за стёклами очков в дорогой черепаховой оправе. Потянулся было ладонью к его волосам, но, заметив предостережение во взгляде долгожданного пассажира, просто опустил её Заку на плечо, – Тебе идёт эта причёска, Захар.

– Едемте уже, Игорь Петрович, – фраза прозвучала нетерпеливо, но если Липский принял это за радость от долгожданной встречи, то сильно ошибся.

Он всегда привозил Зака в свою квартиру с панорамными окнами на Храм Христа Спасителя, потому что Липскому нравилось смотреть на красивое, а ещё больше – быть причастным и обладать таковым. Зак, точнее, его внешность, очень даже неплохо отвечал завышенным требованиям Игоря Петровича и вписывался в продуманную до мелочей композицию его спальни, в которой, как однажды проговорился этот маньяк-визуал, даже свет был специально выставлен с акцентом на кровать – всё для, мать её, эстетики и наслаждения эмпиризмом.

Они начали целоваться, стоя у кровати. Игорь Петрович явно никуда не торопился, стараясь максимально растянуть их первую за прошедшие полгода встречу. Зак подставлялся под умелые ласки, под выверенные движения чужого языка у себя во рту, старался проникнуться моментом, но у него всё никак не получалось расслабиться полностью. Что-то постоянно отвлекало: слишком громкие чавкающие звуки, много слюны, от которой стал влажным даже подбородок, отросшие ногти Липского, ощутимо царапающие кожу на шее. Он собрался было отстраниться, как вдруг Игорь Петрович прервал поцелуй сам:

– Как обычно? – заботливо поинтересовался он, стирая пальцами с лица молодого любовника некрасивые потёки. Всё происходящее стало казаться Заку сценой из какой-то третьесортной бульварной постановки, в которой реплики и перемещения актёров расписаны сценарием от и до. Но он подписался на неё сам, потому лишь кивнул, а Липский, дождавшись согласия, добавил: – Раздевайся, хочу посмотреть на тебя.

Распорядился и сел на кровать, настраиваясь на представление, поправил очки. Зак знал, что он и в постели их не снимет. "Чтобы лучше тебя видеть, мой хороший". Медленно стащил с себя толстовку, взялся за вырез горловины футболки, замечая, что Игорь Петрович уже успел снять свою рубашку. Оставшись по пояс голым, Зак плавно отвернул голову в сторону, напрягая шею, замер с закрытыми глазами, помня, что его будут осматривать, любоваться. От неожиданных прикосновений к груди вздрогнул.

– Ты хорошо поработал, – сиплый шепот выдал накатывающее возбуждение Липского с головой.

Тот скользил раскрытой ладонью по его торсу, оценивая плоды регулярного посещения тренажёрного зала. Ответить стоящему рядом мужчине комплиментом Зак не мог. Игорь Петрович старел. Даже в полумраке были заметны проявившиеся крупные пигментные пятна на кистях, провис щёк, проигрывающих гравитации, что абсолютно не вязалось с неподвижной мимикой лица, по которому хорошо прошлись ботоксом, и чрезмерно отбеленными почти в голубое зубами. Тело его всё ещё сохраняло рельеф, но казалось сухим, а не упругим. Не факт возрастных изменений отталкивал Зака, а то, как остервенело, но не особо удачно, Липский им сопротивлялся, теряя мужское достоинство и превращаясь в пластиковый манекен. Но больше бесило его желание окружать себя "юностью": постоянно меняющиеся любовники становились раз от раза всё моложе.

Игорь Петрович снова его поцеловал, прижимая к себе, стал отступать к кровати. "Не то. Всё не то. Больше противно, чем приятно". Сомнения, от которых Зак пытался сбежать, усаживаясь в роскошный "Майбах", обрушились на него с утроенной силой.

– Подождите... – он вывернулся из крепких объятий и упёрся ладонями в грудь Липского. Сглотнул, набираясь решимости под пристальным взглядом обескураженного Игоря Петровича. – Давайте остановимся на этом.

– Что ты, мой хороший, – тот несмело улыбнулся, словно отказывался принимать то, что услышал, – сейчас всё будет...

– Игорь Петрович, – Зак немного повысил голос, привлекая внимание, одновременно разжимая чужие пальцы на пряжке своего ремня, – ничего не будет. – Дождался, пока взгляд за очками наконец сфокусируется и станет осмысленным, и повторил: – У нас ничего больше не будет.

Зак чувствовал лёгкость, спешно уходя в ночь от красивого дома на набережной, радуясь, что отсюда можно, пусть и далеко, дойти до Пречистенки пешком. Он был благодарен, что Липский принял их окончательный разрыв достойно (то, что он окончательный, больше ни у кого не вызывало сомнений), но не стал скрывать, что глубоко обижен таким непоследовательным поведением Зака. Единственное, о чём тот попросил напоследок – разделить с ним бокал коньяка, чей дубовый привкус до сих пор стоял в горле. Зак не стал вникать, что это за шаманский обычай, просто выполнил просьбу, оставив Игорю Петровичу возможность в задумчивости крутить за ножку пустой фужер, из которого они пили по очереди. Липский даже не отвернулся от панорамного окна, когда сегодняшний несостоявшийся любовник закрывал за собой дверь его квартиры, ставя жирную точку в их истории.

Размеренно шагая по пустынным улицам, Зак шумно дышал открытым ртом, стараясь вытравить холодным воздухом алкогольное послевкусие и чужой запах, и понимал, что в кои-то веки поступил правильно.