Батурин был трудоголиком и педантом до мозга костей и требовал того же от своих подчинённых. Прямолинейный и жёсткий, он со всеми общался через подчёркнутое "вы", и это являлось не данью уважению, а чистой воды дистанцированием. Го́лоса Александр Борисович никогда не повышал, ему достаточно было просто посмотреть – и уже хотелось съёжиться и уползти как минимум под стол, как максимум – в леса мистического Алтая. А если кто-то умудрялся ещё и облажаться, то харакири показалось бы виновному лёгкой смертью против личной беседы тет-а-тет с шефом. Всё это предстояло узнать Заку после. Сейчас же он, боясь сглотнуть, стоял на ковре начальственного кабинета в ожидании, когда Батурин, не стесняясь, закончит утюжить его своим тяжёлым взглядом, как катком.

– Вы к нам надолго?

К такому вопросу Зак готов не был, потому переспросил:

– Что?

– Действительно намерены работать или просто решили потешить самолюбие? – резко сжатые Заком кулаки, видимо, не остались без внимания, потому шеф решил пояснить: – Мне нужно предоставить вам доступ к внутренним и конфиденциальным документам, назначить стажирующего, которому придётся не только учить вас, успевать объяснять все нюансы работы, но и с собственными текущими заданиями справляться. Вот я и интересуюсь: насколько вы готовы погрузиться в работу? Стоит ли нам всем заморачиваться или вы, Захар, просто пару недель перетопчетесь и свалите?

"Такой же, как и все – судит по обложке", – с какой-то долей сожаления подумал Зак, а вслух сказал:

– Неужели я выгляжу настолько ущербным, что даже без собеседования и навскидку вы отмерили мне всего две недели?

Батурин медленно подтянул к себе пальцем резюме, которое Зак положил на его стол, как только вошёл, и откинулся на спинку кресла. Читал внимательно, время от времени бросая быстрый взгляд на претендента, будто искал соответствие между информацией на бумаге и стоящим перед ним молодым человеком. "Погорячился папенька – как пить дать пролечу с должностью. Не такой уж господин Елагин и всесильный, как сам полагает". Заку хватило представить лицо огорошенного отказом родителя, и он не сдержал усмешки, но, наткнувшись на пристальный взгляд шефа, попытался реабилитироваться и спрятал неподобающую ситуации эмоцию за деликатным покашливанием в кулак.

– Вы правы, – наконец разродился Батурин, – давать оценку нужно делам. Реальным делам.

Зак умел читать между строк, как и понимать намёки: следить будут за каждым его чихом, и поблажек ждать не стоит. Хотелось взбрыкнуть, показать свою гордость, но таким образом он только доказал бы ошибочное суждение Александра Борисовича о своей несостоятельности и несерьёзности как работника. Потому смиренно опустил взгляд долу и принялся внимать наставлениям шефа. Тот на удивление продолжал рвать шаблоны: говорил недолго и только по делу, не запугивал и не делал одолжений, не грузил пространными фразами и пустыми обещаниями, задавал конкретные, относящиеся только к будущим обязанностям вопросы, и сам охотно отвечал на встречные. К концу беседы Зак даже духом воспрял от замаячившей в перспективе надежды, что всё ещё не так плохо, как казалось вначале. Но главное – у него появилась цель и желание доказать, что он чего-то да стоит.

Оформив все необходимые документы и пройдя обязательные процедуры, Зак с головой окунулся в офисный быт. Собрав в первые рабочие дни информацию по крупицам, он узнал, что изначально должность в штатке была заявлена как секретарь. Но Батурин отказался от личного помощника, посчитав более целесообразным для отдела заменить его на ассистента по общим вопросам. В обязанности Зака входили: разбор входящей корреспонденции и фильтрация её по адресатам, ведение деловой переписки с иностранными партнёрами, переводы документации, документооборот, архив и, конечно же, присутствие на встречах в качестве переводчика. Соискателей на эту должность было немало, а чаша весов склонилась в сторону Зака отнюдь не из-за папочкиных договорённостей – полученный во время учёбы в университете сертификат TOEIC таки сделал своё дело. Об этом, как и о многом другом, доверчиво поведала ему Алина, которая, не спрашивая согласия, взяла новенького под свою опеку в части установки связей и налаживания контактов.

– Шеф в совершенстве владеет немецким, – шептала она Заку практически в ухо, считая, что так до него лучше дойдёт, – потому безусловно импонирует людям, у которых имеются языковые знания должного уровня.

"Это он меня ещё на практике не проверял, – вернувшись на своё рабочее место после очередного кофе-брейка, усмехнулся про себя Зак, в который раз провожая спину шефа долгим взглядом. – Да только вряд ли весь спектр моих навыков придётся великолепному Александру Борисовичу по душе".

– Не зависай, – несильно ткнул его в бок Игорь, которого назначили Заку в наставники. – Батурин бесится, если на него долго пялятся.

– Я пялюсь? – зачем-то переспросил Зак, хотя это было максимально глупо – его поймали практически за руку.

Новоиспечённая работа входила в повседневную жизнь Зака, отвоёвывая в его мыслях всё больше места. Он перво-наперво воспользовался давней договорённостью с отцом и переехал в квартиру, подаренную ему на окончание университета, как только получил на руки свой экземпляр трудового договора – если уж становиться самостоятельным, так по всем пунктам. Обновил гардероб, дабы соответствовать требованиям компании, хотя даже в скучной классике выбирал те модели, которые выгодно, но не вызывающе подчёркивали достоинства его фигуры; постригся короче, оставив удлинённую чёлку, старался следить за языком и не блистать ненужным остроумием, когда его не просили. Правда, его и не просили, потому Зак принял на себя роль скромного тихушника, не вынося на общее достояние подробности своей личной, семейной и далее по списку жизни.

Ассимиляция в сложившемся коллективе протекала без нареканий. Как и ожидалось, к Заку поначалу относились холодновато, оценивали, но уже к концу первой недели считали чуть ли не своим в доску, обсуждали при нём последние сплетни из курилки, обменивались шутками на грани фола. А Зак всё ещё не отсвечивал, молча мотал информацию на ус, изредка вставляя в беседу какую-нибудь подходящую шутеечку, чтобы уж совсем букой не посчитали. Так выяснилось, что Роман Леонидович, ярый гомофоб, находится в затяжном процессе развода, потому зачастую бывает не в духе; Камиль, холост, в активном поиске, одно время пытался ухаживать за Зоей, и вроде как даже успешно, но они договорились остаться друзьями, и их совместные обеды вдвоём "ничего не значат"; Игорь, весельчак и балагур по жизни, лёгкий на подъём, не до конца определившийся, которой из двух пассий всё-таки стоит отдать предпочтение, потому продолжающий встречаться с обеими, в работе обладал хваткой бульдога – фиг от него какой клиент уходил к конкурентам. Но больше всего Зака заинтересовал Батурин, хотя тут с информацией было туго: складывалось впечатление, что на разговоры о шефе у подчинённых наложено табу – ни разу с момента первого дня присутствия новенького в офисе беседа коллег не переходила к обсуждению непосредственного начальника. Потому Заку оставалось только наблюдать и строить предположения.

Александр Борисович выглядел отменно: худощавый, статный, с уверенным разворотом плеч, который отнюдь не тянул на косую сажень. Со спины вряд ли кто дал ему больше тридцати, и то только потому, что должность предполагала значительный опыт работы. Зато лицо, точнее, взгляд, всё расставлял по своим местам: тёмно-серые, как графит, глаза были пронзительными, холодными, смотрели цепко, порой даже подавляюще, и сразу становилось понятно, что за плечами Батурина, пусть и не особо широкими, огромный опыт, причём не только профессиональный. Его авторитет вкупе с харизмой не оставлял шанса остаться равнодушным. Но даже тут Александр Борисович не разменивался на полумеры: его либо безоговорочно любили (неважно, в каком амплуа: начальника, мужчины, товарища), либо люто ненавидели.

Зак в данном вопросе взял паузу. Определённо, Батурин был в его вкусе – не секрет, что его всегда тянуло к мужчинам значительно старше себя. Внешность... Низкие надбровные дуги над глубоко посаженными глазами; нос с явной горбинкой, причём не природной, а из-за искривлённой, наверное, вследствие травмы перегородки; узкая верхняя губа и на контрасте пухлая нижняя придавали рту чувственности, если бы не вечная манера сжимать губы одну линию; явно выраженные заломы носогубных складок на впалых щеках... Не писаный красавец из глянцевых журналов, но Зак был последним, кто вёлся исключительно на внешность – слишком часто его самого оценивали по данному критерию. Он старался оставаться предельно собранным и тактичным в присутствии шефа, не попадаться на глаза без необходимости, потому что не уяснил для себя, какую выбрать тактику в отношении Александра Борисовича: робкого и очарованного вьюноши, исполнительного и молчаливого новичка-заучки или в меру дерзкого, но в рамках субординации, молодого специалиста.

Невзначай брошенная Ковальчуком фраза в тот день расставила всё на свои места.

Гендир, улыбаясь только ему известным мыслям, посчитав свою миссию покровителя выполненной, удалился из их отдела, и в общем кабинете повисла гробовая тишина, прерываемая только специфическим звуком сканера МФУ. Зак обрадовался, что листов в договоре, загруженным им в лоток офисной оргтехники, было около десяти, значит, есть время на то, чтобы хоть немного привести эмоции в норму. Стоял, жадно прислушиваясь, в надежде, что дверь в отдельный кабинет Батурина закроется раньше, чем он закончит сканировать.

– Елагин, зайдите ко мне, как закончите с документом, – тон Батурина не оставлял сомнений – удача от Зака сегодня явно отвернулась.

МФУ, справившись с заданием, затихло. Зак сложил листы договора, радуясь, что с их помощью можно занять свои руки, и шагнул в сторону специально оставленной для него открытой двери. Батурин стоял у окна, заложив руки в карманы брюк. Проследил через плечо, как Зак закрывает дверь, и снова отвернулся к стеклу.

– Захар, у вас за всё это время были какие-то проблемы на работе? – услышал он через некоторое время.

Заку не нравилось чувствовать себя заведомо виноватым и оправдываться в том, чего даже не делал. Ещё меньше нравилось, что шеф не смотрит на него во время разговора.

– Никак нет, сэр.

Его интонация специально звучала бравурно и дерзко. "Посмотри же на меня. Скажи в лицо всё то, что успел надумать". Сработало – Александр Борисович не просто обернулся, теперь он глядел на Зака с большим интересом.

– Вы считаете, что открывшиеся обстоятельства позволяют вам так себя вести?

– Я считаю, что открывшиеся обстоятельства не должны мне мешать работать. – Зак понимал, что указывать начальнику – идея провальная, с какой стороны ни посмотри. Но ему очень хотелось донести до коллег, особенно до Батурина, мысль, что он не собирается прикрываться личными связями. На автомате свернул договор в трубочку, стараясь унять волнение, и продолжил: – Уверен, вы уже сделали определённые выводы, но всё-таки скажу: я никогда не просил у Владимира Анатольевича помощи или протекции, никогда не...

– То есть получается, что и на работу вы устроились сами? – перебил его шеф.

– Окончательное решение по моему приёму было принято именно вами, – напомнил Зак.

– А пришли вы к нам прям-таки с улицы...

Крыть этот факт Заку было нечем. Он упрямо сжал губы, не желая признавать своё поражение. Ему казалось, что это своеобразная проверка на прочность от Александра Борисовича: с каким результатом сейчас закончится их беседа, таковым и будет будущее Зака как сотрудника отдела поставок.

– Неужели вы решили изменить своему правилу судить о людях по их делам и поступкам?

Зак отлично понимал, что Батурин не пойдёт против Ковальчука, как и осознавал то, что в силах шефа сделать его жизнь, точнее, условия труда, невыносимыми. Но всё-таки надеялся, что они придут к взаимопониманию. Александр Борисович отлепился наконец от окна и подошел к Заку практически вплотную. Разница в росте помогала ему быть выше не только по статусу, но и фактически, отчего подчинённому волей-неволей пришлось поднять голову, чтобы удерживать зрительный контакт.

– Я ещё та принципиальная мразь, Елагин. Иной раз не отступаюсь, даже зная, что делаю тем самым хуже себе. – Зак должен был трепетать от страха под действием вкрадчивого и одновременно уничижительного тона голоса. А вместо этого он млел, ощутив исходящую мощь и какой-то животный магнетизм стоящего рядом мужчины. Внутри разливалось тепло, а в голове нарастал шум, как если бы он принял большую порцию алкоголя. Осознав, что слишком пристально следит за артикуляцией рта напротив, Зак смял многострадальный договор, что крутил в руках, и увёл взгляд в сторону. Пусть шеф думает, что ему страшно, лишь бы не понял, что творится на самом деле. – Одна маленькая просьба: если вдруг у вас возникнут трудности любого характера, обратитесь для начала ко мне, не прыгайте через голову. – И, не дав возможности что-либо ответить, добавил: – Идите, Захар, работайте.

Батурин договорил и тут же потерял к подчинённому интерес, демонстративно вернувшись к своему рабочему месту и склонившись над документами на столе. А Зак, будто холоп, получивший вольную, пулей выскочил из кабинета, пока барин не передумал.

Какое-то время после беседы с шефом Зак находился в прострации. Причиной раздрая стали сразу два фактора. Во-первых, резко поменявшееся отношение коллег: по их настороженным взглядам и какой-то гнетущей тишине в общем кабинете стало понятно, что его считают не просто протеже гендира, а ещё и "засланным казачком". Во-вторых, сам Батурин. Точнее, ощущение, испытанное рядом с ним. Зак никак не мог сосредоточиться на письме, которое составлял уже битый час в ответ на запрос об участии в тендере, снова и снова поворачиваясь к двери в кабинет начальника. Может, показалось, просто давление подскочило на нервной почве и всё? Не бывает же, чтобы накрывало вот так быстро, в одну секунду, всепоглощающе...

Часа за полтора до окончания рабочего дня Александр Борисович стремительно вышел из своего кабинета, на ходу бросил "Меня сегодня в офисе уже не будет. По срочным вопросам – на телефон", не обращаясь ни к кому конкретно и одновременно ко всем в общем зале, и был таков. Пару минут в воздухе ещё витал остаточный шлейф начальственного парфюма, но и он растворился, забирая с собой и оторопь Зака. "Всё-таки показалось," – тряхнул он головой. Его прострация трансформировалась в раздражение, а затем обернулась, как любил выражаться брат Оборин, "полыхающей жопой": Зак чувствовал глубокую несправедливость. Ну как так-то?! Он честно надеялся, что кто-нибудь из коллег задаст вопрос, позволит ему объясниться, но несвойственную их кабинету тишину нарушили лишь шуршание кнопок клавиатур да редкие телефонные звонки. Не обращать внимания на косые взгляды рядом сидящих было невозможно: Алина постоянно крутила своей головой, однако стоило Заку посмотреть на неё в ответ, тут же отворачивалась. Игорь хмурился, то и дело поглядывая на него, словно прикидывал, много ли лишнего успел наговорить стажёру. Зоя делала вид, что новенького не существует. Роман Леонидович осуждающе сопел да сокрушённо вздыхал, один раз умудрившись выдать на выдохе: "Во же блядь!". Зак аж на стуле подпрыгнул – сказал бы он ему, кто есть кто на самом деле. Смолчал в который раз, прекрасно понимая, сакцентируй он внимание – ещё хуже сделал бы. Зак еле дотерпел до положенных "нуль-нуль" и первым вылетел из офиса.

Продолжало подгорать знатно и никак не давало успокоиться, потому Заку срочно нужно было скинуть негатив, и лучшей идеи, чем завалиться в клуб посреди рабочей недели, он не придумал.