Кажется, я закат пропустил, засидевшись за подсчетами. Только по привычке зажег свечу у конторки, а светящиеся пещерные грибы в лампадках под потолком засияли сами, стоило сумеркам окутать город. Пепельно-серое небо заволокло тучами, не блеснул ни один прощальный лучик, лишь медленно, безнадежно на Ланаар опустился стылый вечер. В городе любили этот праздник — день святого покровителя мертвых и охранника живых. Помнится мне, последний раз такая мрачная ночь накануне Хелавина была лет десять назад. В тот год мне стукнуло двенадцать, и дед учил меня вырезать зловещие ухмылки на толстой кожуре турнепса. Рядом точно так же над своей репой пыхтел мой друг Мейв, и я всегда ему завидовал, потому что у него получалось намного лучше.

— Конрад! Не время медлить, когда такая ночь впереди! — мой друг и теперь был все время рядом, служил разнорабочим в нашей оружейной лавке.

Я улыбнулся, отложил тетради учета и кивнул на тыкву, что он водрузил на прилавок:

— А ты все никак не угомонишься? Детей нам заводить пора, будет, кого баловать!

— Тебе-то уж точно, — отозвался он, зажигая толстую свечу из бараньего сала и помещая ее внутрь жуткой тыквенной морды. — А я и сам еще позабавиться не прочь! Побалуй хоть меня, Конрад, если душа просит!

Мейв всегда смотрел на меня не так, как другие, и я это знал. Я тоже иногда украдкой разглядывал его, казалось бы, такого привычного и родного, но иногда словно дикого. Вечно растрепанный, — сколько раз ему приходилось напоминать, чтобы дошел до цирюльника — с трехдневной щетиной и хитрым блеском в одном глазу. Второй Мейв потерял совсем ребенком, когда по неосторожности незаметно сунулся под руку моему отцу, и ему прилетело в лицо раскаленной искрой от металла. Эльфийские лекари-волшебники залечили рану, но глаз восстановить не смогли. Кажется, Мейв от этого слабее не стал. Таскал повязку, воображая себя бесстрашным моряком — Ланаар был крупным портом, торговавшим лесом, зерном и специями с Жемчужными островами, и моряки у нас были в почете. И порой, когда во взгляде у Мейва мелькало что-то животное, меня это будоражило. В такие моменты я даже немного жалел, что мы друзья. Но грань была слишком неприступной, и Мейв тоже это понимал. Любить друг друга по-братски было легче и проще, и девушки на меня тогда бы не обижались, что я слишком много времени провожу в компании моего чудного дружка.

Мейв одним прыжком плюхнулся задницей на прилавок, едва не попортив чернильницей учетные книги, и я пихнул его в колено:

— Глаза разуй, смотри, куда швартуешься!

— Скажи, Конрад, кем ты будешь? Призраком? Или духом земли? Измажем тебе лицо сажей, а? Вот тут, у глаз, — он наклонился ко мне и провел пальцем по брови.

— Отвали, чудик, я буду Серебряным кочевником!

— Бэ-э, как пресно, тебе что, снова десять зим? Доспехи из коры и дощечек? И в таком виде пойдешь? Нас же парни из «Биты да Пинты» засмеют, как пить дать!

— Мейв, я сын лучшего оружейника Ланаара, ты что, полагаешь, я не подготовился? Я же говорил тебе, сколько шкур я выделал за эту луну!

— Ах, ты об этих шкурах... Я-то думал.

В ответ я только фыркнул — он был просто невозможным болваном. Порой мне казалось, что наша дружба держится только на том, что мы оба — люди. Большая часть жителей Ланаара была эльфами и их метисами. У подножья небольшой горы на побережье жило семейство орков-шахтеров, в самом городе было еще несколько клыкастых наемных рабочих, а людей — хоть и больше, но в основном они служили в казначействе и мэрии от Сильвер Хайма.

— Мне кажется, тебе бы подошло быть баньши. С такой бледной кожей и пепельными волосами, — он заботливо убрал прядь с моего лица. — Наденем тебе простыню... на голое тело... А глаза... Глаза мы тебе углем подведем, чтобы еще ярче их голубой цвет на черном фоне светился!

— В тебе что, придворный портной умер?

— Нет, но он во мне недавно побывал, — усмехнулся Мейв. — Ох, Конрад, иногда я жалею, что ты не девка!

— Это еще почему?!

— Потому что тогда я бы тебя так сильно не... Ой! Светлого мира, тетя Элора!

Мейв моментально сполз с прилавка и поспешил поприветствовать мою мать.

— Смотрите, тыкву вам принес! У нас на ферме в этом году щедрый урожай.

— Слышала от твоего дяди, дева плодородия вам благоволит. Решил и Хелавина задобрить, да? — рассмеялась мать и потрепала по голове моего непоседливого друга, словно шкодливого мальчишку.

— Да, вот уговариваю Конрада пойти детей попугать!

— Уж если пугать детей, — ехидно протянул я, — то на голое тело простыню следовало бы надеть тебе! Будешь мохнатым привидением!

Это я так подшучивал над его волосатым телом. Я чесался даже от одного вида Мейва, когда мы мылись в бане или отправлялись плавать в гавань.

— А вот знаешь, что? Возьму и буду! — буркнул он, подмигнул моей матери и вышел на крыльцо.

Мать убрала книги на полку, поправила зубастую тыкву на столешнице и ласково посмотрела на меня:

— Шел бы уже праздновать, сын. Уж никогда бы не думала, что буду горевать о том, что ты все время трезв и серьезен.

Я не стал спорить, мне уже давно хотелось развеяться, подурачиться и признаться самому себе, что я как и Мейв ждал Святого Хелавина. Но откуда же нам обоим было знать, что в эту ночь может произойти нечто плохое.

В патио Мейва уже и след простыл, только задняя калитка поскрипывала на осеннем ветру. Я успел напеть несколько песен, бросить зерно курам и покормить свиней, когда он вернулся с улыбкой до ушей, хитро сверкая в мою сторону своим единственным глазом.

— Мейв, ты что, ограбил прачечную? Эй, ну нет, я это не надену! Отвали!

Я отбивался не слишком уверенно, а он только смеялся, пыхтел, пытаясь натянуть на меня самодельный плащ из белого пододеяльника и распоротую по краю наволочку на манер капюшона. Отстегнул от своей куртки латунную круглую брошь в форме подковы и скрепил ею концы белой мантии на моей шее.

— Ну вот! Другое дело!

— Ладно, только одежду снимать я не буду. У нас, конечно, не Ньольмские морозы, но бубенцы свои застужать я не намерен.

— Бубенцы! Конрад, я их тебе согрею. Заодно проверю, как они звенят!

— Кусок пробкового дерева ты, я вообще не подписывался быть баньши! Я себе доспехи изготовил специально. Вот, погляди, — я потащил Мейва за руку в кузню, стараясь выкинуть из головы его слова о моих тестикулах — и какой только шершень его сегодня за хрен укусил?!

На стойке в отблеске от светильников из пещерного гриба сиял новенький комплект. Как поклонник эльфийского стиля, я выковал их по подобию брони кочевых эльфийских племен, которые иногда заезжали к нам поторговать из Тихих песков и степных равнин за лесом. У меня оставалось несколько выменянных железных наплечников, с которых я повторил замысловатый узор, дополнив его другими, найденными в старых исторических книгах о народностях Далтора.

— Друг мой... Ты просто волшебник... — медленно произнес Мейв, завороженно разглядывая расписные стальные чешуйки, крепко приделанные к основе из сыромятной кожи.

Доспех получился прочным, но легким, и мог сойти и для ежедневного ношения, способный, в случае чего, защитить владельца от разного рода нападений.

— Хочешь примерить?

Я знал, что он хочет. Я же сам об этом думал, пока изготавливал. Вложил всю свою душу и любовь.

— А... ты не против?

— Надевай уже!

Мейва с детства завораживало оружейное дело, да так сильно, что за это он и поплатился глазом. Он скинул свою кожаную куртку, и я помог ему надеть нагрудник, а затем пристегнул наплечники. Наручи он натягивал с каким-то странным благоговением в своем единственном зеленом глазу. Я опустился на колени перед ним, чтобы надеть поножи, поднял голову и встретился с ним взглядом.

— Конрад... Ты великолепен! Всегда мечтал о комплекте, сделанном тобой лично!

— Эй, придурок, я тебе его не дарил! — возмутился было я, когда он склонился и дотронулся до моего подбородка. — Ну... Может, отдал в безвременное пользование... Но не дарил!

— И чтобы ты вот так стоял передо мной на коленях... — кажется, Мейв меня не слышал.

Продолжая гладить меня по лицу, он медленно опустился на корточки подле меня и неожиданно поцеловал. Хотя какое там! Долгожданно! Я всхлипнул, потому что сам и подумать не мог, как давно об этом мечтал.

— Сегодня особенная ночь.

— Особенная?..

Я был словно пьяный. Хорошо, что стоял на коленях, и крепкие плечи друга послужили мне опорой.

— Сегодня нечистая сила будет бродить по улицам Ланаара, а вместе с ней мы высвободим наши нечистые помыслы и желания, — улыбнулся он и подмигнул мне. — Пойдем, Конрад, повеселимся как следует! Джина зовет на пустырь у родника. Говорит, шаманство делать будем! Танцы с бубном мы с тобой еще вроде бы не танцевали.

— Я вообще не могу припомнить, чтобы мы с тобой танцевали.

— То-то и оно!

На выезде из города, перед старой лесной дорогой на Сильвер Хайм, простирались небольшие поляны, встречавшие путников волнистыми колосьями ковыля и маленькими дикими цветочками. Осенью же это были просто голые земли прибитой дождем жухлой травы. Иногда горожане устраивали тут народные гуляния или праздники, как праздник урожая, когда месяц назад мы прыгали через большой костер и смотрели, как обласканные лунным светом эльфийки танцуют под гипнотические звуки мандолины. И примерно тогда я почувствовал перемену между мной и Мейвом — он впервые нежно коснулся моей руки просто так, потому что захотел и смог себе это позволить.

В этот месяц на поляне собралась молодежь, со многими я учился счетоводству, а кого-то знал лишь поверхностно. В центре горел большой костер, окруженный мешками и ящиками, а вдалеке за группой музыкантов виднелись острые верхушки палаток, явно для уединения. Молодежь любила поразвлечься, и, зная моего друга, я сразу понял, к чему все идет.

Фигуры вокруг костра больше напоминали монстров, а не людей. Пока мы с Мейвом шли по Ланаарским улочкам, разглядывая причудливые тыквы в окнах и на крыльцах — отпугивать злых духов и почтить Хелавина — он был загадочно-серьезен. Его настроение передалось и мне, а в самодельном белом саване я себя ощущал как бельмо на глазу у ночи. Если какие духи и таились в тенях, то они абсолютно точно должны быть падкими на белое, незапятнанное и мягкое, и я мысленно ругал себя за то, что поддался затее с переодеваниями. В доспехе мне было бы уютнее.

— Будет весело, — сказал Мейв, дыхнув мне в висок знакомым ароматом, и я только теперь понял, что он еще и надраться где-то успел.

— Чего пил? И без меня!

— Кто, я?! Конрад, да я только одним глазком...

Я ненавидел, когда он шутил про свой глаз, будто это пустяк.

— Что — заглянул в «Биту и пинту»?

— Ну да. Народ с собой на поляну зазывал же! Эй, ребята! Смотрите, я поймал привидение!

Нас окружили некроманты, Везарские мумии, мертвые рыцари и даже две молодых сестрицы-орчихи в открытых национальных нарядах не по сезону, украшенных позвякивающими при каждом шаге монетками. На фоне богатых костюмов мой простой белый плащ и капюшон, должно быть, смотрелись дико, но симпатично. В белом я был такой один, ну точно лакомый кусок для нечисти!

— Смотрите, в темноте будто сам по себе парит над землей, да? А глаза-то, глаза! — воскликнул кто-то, разглядывая мое лицо.

Я уж и забыл, что перед выходом из кузни Мейв щедро измазал меня углем. Контраст белой простыни и черного, как ночь, лица и правда делал мой взгляд жутковатым.

— А ну-ка, улыбнись, Конрад!

Я оскалился, и толпа засмеялась. Белые зубы тоже, видать, неплохо сияли.

Несколько молодых музыкантов наигрывали в ночной тишине звенящие мелодии, впрочем, за смехом и болтовней это не нагоняло жути. Но когда мы все расселись у костра, прихватив по кружке браги да медовухи, тихие мелодии выгодно оттенили ту мрачную атмосферу, что напустил один из эльфов-рассказчиков.

— Я еще от своей бабки слышал, а та — от своего отца, что раньше в Ланааре лесу поклонялись, а не Создателю. Мы и сейчас талисманы носим, что церковь презирает. Но вот, что я вам скажу: талисман этот — символ благосклонности.

— Чьей? — спросил кто-то.

— Духа лесного.

Рассказчик достал из кармана небольшой камень размером с куриное яйцо и повернул его к свету. Камень был полупрозрачным, идеальной формы капли, будто сама Драконья гора проронила хрустальную слезу. В отблеске костра на поверхности камня вспыхнули зеленые руны, и толпа завороженно ахнула.

— Да магия обычная! Поди к зачарователю, он тебе таких кучу наделает, были бы монеты!

— Не наделает. Это охранная руна сил природы. Оберегает того, кто лесу подчинился. Моя бабка мне такой в наследство отдала, говорила, храни его и береги. А ей — отец ее отдал, говорил, коли родишь сына, путь носит не снимая.

— И от чего же оберегает этот амулет?

— Он чаще лесной не даст тебя забрать.

Мейв опустился на траву за моей спиной, устроившись на мешке сена, что служил нам вместо стульев, и приобнял меня, от чего я сразу напрягся. Томительно это было и ново. И руки его были горячие, шарили под моим белым плащом, трогали бока и живот, забираясь под рубаху, а я покрывался мурашками.

— Боишься? — шепнул он мне, и это дыхание обожгло шею.

— Да.

Кажется, он понял, что я имел в виду не россказни эльфа, а нашу с ним предстоящую близость. Это пугало меня больше старых выдумок. Меж тем эльф продолжил:

— Все мы слышали, что... В местных деревнях люди или эльфы бесследно пропадают. Так вот, однажды... Давным-давно, как раз в ночь Святого Хелавина, когда такая же густая тьма, как сегодня, спустилась на Ланаар... Мой прадед тоже пропал, а ему было всего девятнадцать. Искали его везде, ни трупа не нашли, ни записки. Думали, уехал в Сильвер Хайм или, может, на торговом судне ушел на Жемчужные острова. А потом через год вернулся. Молчал, ни слова никому не рассказал, где был. Через несколько зим женился, дева плодородия была милостива и подарила им дочь — мою бабку. И вот, уже на смертном одре, он моей бабке и отдал этот амулет и сказал, что если будет у нее сын или внук, чтобы его лес не забрал, пусть носит этот амулет, а особенно в канун Хелавина.

— Так что же с ним было-то, в лесу-то?

Эльф понизил голос так, что даже музыканты перестали играть и прислушались:

— Там, в чащобе Селианда... Говорил он, есть старое озеро — Иссок. Озеро, что питает лес и всех его жителей. И деревья, и травы, зверей и птиц. И дриад. Озеро — дух леса Селианда. Дриада заберет у тебя душу, а лес — плоть, и в озере том сгинешь. Но если ты докажешь, что силен, оно тебя отпустит и подарит свое благословление. Вот это, — рассказчик показал на светящийся зеленым амулет.

Толпа поёжилась, и ребята с опаской уставились на черневшую вдалеке на лунном небе полоску леса. Селианд будто тоже слушал, затаившись.

— Ой, Эйрик, а расскажи нам еще про говорящую тыкву!..

— Ну все. Хватит нам страшилок, — шепнул Мейв и потянул меня прочь от костра, к одному из шатров.

Я остолбенел, не зная, как себя с ним теперь вести, и он почти тащил меня, но когда мы юркнули за завесу внутрь, я увидел низкий столик и лавку, а с другой стороны сидела ярко накрашенная Джина, хитро ухмыляясь. На ней был вычурный кафтан, расшитый южными узорами, лимонный платок на голове и крупные серьги-кольца.

— Что это вы тут устроили?

— Сеанс!

— Отец Джины привез ей из Везареса чудную книгу! Ну что, Конрад, узнаем наконец, какая нас с тобой ждет судьба?

Джина очень любила южную эстетику Везареса и мечтала, что однажды приплывет моряк на алых парусах и увезет ее в пустыни и оазисы, покажет ей всю красоту и богатство жарких земель. Я же если и думал о Везаресе, то только о том, какие знания хранят его знаменитые библиотеки и как бы я был счастлив, учась, например, в Академии, а не в простой Далторской школе при казначействе. Но раз из Везареса прислали книгу, обидно было бы не ознакомиться с ее тайнами.

— Что ж, давай! Что это вообще за книга? — я коснулся кожаной обложки явно старинного фолианта, гравированного изображением глаза в треугольной рамке.

— Книга Тота. Не знаю, что это за Тот такой, отец говорит, древнее божество Везарийцев. Купил на блошином рынке у старого торговца. Смотри, — она открыла книгу, и под блоком из станиц обнаружилось прямоугольное углубление. — Тут есть карты, которые укажут судьбу.

Книга была явно сделана любителем, написана от руки на общем языке, а значит, смысл перевода с Везарийского мог быть искажен, и слепо верить всему, что поведают карты, было бы безрассудно. Но Мейв наивно воскликнул:

— Ну давай, удиви нас, Джина!

— Задай картам вопрос. Он должен быть точным, иначе ничего не получится.

Мейв глянул на меня и незаметно сжал мою ладонь под столом. И вообще как-то притих, явно надеясь, что я озвучу это сам.

— Хочу знать, что ждет нас с Мейвом. Какое у нас будущее.

— Вот как, — прищурилась девушка, поправляя сползающий тюрбан. — Ну что ж... Возьми одну карту и положи вот сюда. Потом выбери вторую, положи ее слева, а третью — справа.

Я сделал, как она велела, и убрал руки от стола обратно в ладони Мейва. Мне нравилось, что они теплые и сухие — значит, он не слишком нервничал.

— Итак... — Джина сделала небольшую паузу и открыла первую карту. — Это твое будущее, Конрад.

На истертой карте был нарисован мужчина в мантии, поднявший над головой жезл. Джина пролистала книгу до нужной страницы и прочла:

— «Маг талантлив, но горд. Мешает эта гордость ему, поэтому одинок маг. Лишь вершины мастерства дано покорить ему, но сердце ему недоступно, ибо пуст он в душе и всю жизнь ищет, чем пустоту заполнить». Тут еще много написано, но остальное надо смотреть в сочетании, когда откроем все карты. Так, вторая — будущее Мейва.

Вторая карта обозначала руку с мечом и надетой на него короной.

— О! Туз мечей! Грозная карта. Торжество силы, борьба.

— Я борюсь каждый день, — хмыкнул Мейв.

— Но тут еще написано, что в ситуации есть силы, которые превосходят твои, и лучше не пытаться с ними бороться. «Но если храбрость превыше всех чувств, к стойким, вызов судьбы принявшим, смилостивится она». Это решение будет за тобой, Мейв.

На третьей карте были искусно вычерчены нагие мужчина и женщина, а над ними раскрывало объятия огромное небесное существо.

— Это карта влюбленных, — пояснила Джина. — Долгий союз, эмоции или встреча с новым человеком, которая не оставит равнодушным.

— О!

— Не торопись окать. Чтобы изучить все три вместе, теперь ты, Мейв, должен вытянуть из колоды еще одну.

Когда Мейв выбрал и перевернул рубашкой вниз финальную карту, у меня непроизвольно вырвался сдавленный стон: в подписи внизу изображения всадника на белом коне значилось «Смерть».

— Ой, да ладно, это всех нас ждет! — отмахнулся мой друг.

— Смерть не означает конец. Смерть означает перемены, переход, — задумчиво пробормотала Джина и полезла рыться в своей книге.

Она долго листала описания сочетаний карт, бормоча что-то себе под нос, а я украдкой косился на Мейва, пытаясь понять, насколько серьезно он верит в эту чепуху, но кажется, сам я проникся даже больше него. Наконец Джина откашлялась, призывая все наше внимание, и тоном бывалой ярмарочной гадалки, напустив на себя таинственности, объявила:

— Братья-влюбленные встретят свою судьбу, но разную. Прежние чувства умрут, и вместо них появится любовь, но не друг с другом. Жизнь столкнет с трудностями, которых не избежать. Борьба принесет свои плоды, вас ждут испытания, но туз мечей сулит возможную победу, которую друг с другом вам, увы, не разделить.

— Джина, ты чего? Мы же договорились! — зашипел на нее Мейв, почувствовав, как я сжал его руку.

— Волчье дерьмо! Прости, Мейв, я задумалась, и... Словно карты сами сказали это в моей голове!

— Хватит придуриваться, ты все испортила!

— Ну уж извини, что так вышло! Можешь не верить, это же все, как ты утром говорил, «дешевые трюки, чтобы залезть в чужой карман или исподнее»!

— Я... Мне надо выйти, я сейчас, — пробормотал я, не желая слушать, как они собачатся из-за предсказания.

Мейв почему-то был очень зол, а я — растерян. Я был склонен верить старым книгам и тому, что в них написано.

— Эй, ты куда, Конни? — его рука схватила мое запястье.

— Мне... Надо отлить. Сейчас вернусь, не ходи за мной.

— Точно помощь не нужна? Я бы мог... Ну там, знаешь, борьба, испытания...

— Нет, Мейв! Не смешно! Ты же знаешь, что карты могут и не врать, уж слишком они настоящие, понимаешь? Прости. Просто дай мне побыть одному, я скоро вернусь.

Он нехотя отпустил меня и скрылся в шатре.

Я отошел на приличное расстояние от поляны, не желая смущать никого своими телесными позывами, распахнул белую накидку, расстегнул портки и с тяжелым вздохом облегчился на какой-то куст. Толпа вдалеке уже шумела гуляньем, позабыв обо всех страшилках, что недавно рассказывались у костра. Я расслабился, повел плечами и вгляделся в черный лес впереди. Неужели в нем может таиться какое-то зло? Это же обычный лес, исхоженный поколениями торговцев и дровосеков. Правда я и не слышал, чтобы в глубине его было какое-то озеро...

Мои раздумья прервал резкий хруст, словно ветки в кустах зашевелились. В ножнах с собой у меня был небольшой кинжал, и я взялся за рукоять, опасаясь волков. Хотя их вряд ли бы привлек такой громкий и яркий праздник. Может, парочка влюбленных решила уединиться?

Сам не понимая, зачем, я углубился в кустистые заросли, стараясь ступать как можно тише. Подумал о Мейве, если бы он был со мной, то обязательно решил бы разыграть этих горе-любовников! Вот же будет веселье, если я его удивлю, рассказав, как сам сделал нечто подобное! Еще хруст. Хлоп-хлоп-хлоп над головой. Я поднял глаза к кронам высоких кустарников — то ли чубушник, то ли сирень — и всмотрелся в темные силуэты.

— У-у! У-у! — раздалось оттуда, и вдруг в небо вспорхнула большая тень.

Всего лишь сова. Крупная, белая и недовольная. Кажется, я помешал ей.

Вернувшись к шатру, я заглянул внутрь: Джина пожала плечами и сказала, что Мейв тоже как раз искал меня. Но как я ни старался разглядеть его в толпе, бегая от одного парня в доспехах к другому, так и не нашел. Ни в ту, ни в последующие ночи. Будто бы его забрал лес или сам Святой Хелавин. Мейв исчез, а вместе с ним я словно утратил и часть самого себя, ведь тогда я думал, что больше его не увижу.