Я стою на кухне и выкуриваю первую сигарету. В мыслях, почему-то, крутится одна и та же история, и я не знаю, как от нее избавиться.

Удачи не существует.

Как бы банально и бредово это не звучало, но мы всегда балансируем на грани исхода. Это первая и последняя особенная черта нашей жизни. И все это понимают. Все когда-то задумывались, читая интересные факты о том, что каждый человек десятки раз проходит мимо потенциального убийцы, либо общается с ним, делится секретами, либо сам им является по отношению к другим или же к себе. Потрясающая статистика, которую выдумали из космической пыли. Как это возможно посчитать? Никак, даже с десяти процентной точностью. Но вот что считать не нужно, так это то, что мы в любой момент времени, в любом месте бежим вместе со смертью, читаем книги вместе с ней, засыпаем в ее объятьях и просыпаемся тоже по ее зову. Сколько бы годов нам не было.

Это правда. Ведь столько людей хватаются за сердце и со стеклянными глазами падают наземь на третьем километре бега, а сколько с трясущимися руками жуют печенье за чтением и задыхаются? И уже никто не посчитает точно, когда люди всех возрастов умирают во сне или просыпаются от удушья по утрам. Однако смерть одна и на всех ее не хватает. Кому-то достается больше, кому-то меньше, но с каждым она ласково и бережно обращается, ускоряя шаг на пешеходном переходе или заставляя грызть колпачок ручки на паре. А кто-то слишком приглянулся этой даме, и она подарила ему возможность учиться жить в темноте или тишине, кашлять кровью, дышать через трубку или же вовсе не двигаться. Никогда не угадаешь, где и когда, что и как произойдет и будет ли происходить вообще.

На самом деле, наличие смерти у нас на плече – моя фантазия. Наша фантазия. Нужно дать всему объяснение и пусть оно будет таким. И если смерти, как таковой, не существует, потому что мы не видим ее ни в материальном, ни в духовном плане, то никогда не создавалось и такого явления как удача, везение или фортуна. Удача, как и смерть, додумывается нашим мозгом, так как если что-либо не имеет объяснения, никто не решается дать этому обычное название – неизбежное совпадение, случайность, чем просто кишит этот чертов мир! Мы не научились осознавать, что все вокруг – случайность. Она, находясь в том же состоянии, что и удача со смертью, существует! И наша вселенная этому подтверждение. Смерть и удача подтверждается только живыми существами, но не подтверждается космосом, а вот совпадение зарождается во всем и даже больше. И не надо говорить, что совпадение и удача – одно и то же. Это далеко не так, ведь я сейчас рассуждаю на самой поверхности, не углубляясь во все и сразу, потому что боюсь, что умру от инсульта.

Когда мы стоим на похоронах и прощаемся с умершими людьми – мы не видим смерть, мы видим то, из чего ее придумали, а когда футболист забивает три гола в важнейшем матче – мы не видим удачи, мы видим, опять же, то, из чего ее придумали. На самом деле мы видим неизбежное.

Ладно. Слишком большое вступление. А теперь пусть резко станет плевать на совпадение или случайность, плевать на фортуну. Никаких понятий нет, никогда не было и не будет, потому что это все бред, придуманный тупым человеком, который не смог нормально объяснить даже самому себе простейшие вещи, летящие ему в лицо.

Однако о каких бы противоречивых вещах я не говорил ранее, в моей жизни был и сопровождает меня в данный момент случай, когда в отсутствии везения можно сильно усомниться. Этот случай – единственный, когда я целиком и полностью признаю везение и невезение. У меня мысль не поворачивается назвать это случайностью, ведь природа не любит событий, которые повторяются больше пяти раз. Для нее это перебор.

Итак, стоп. Нужно успокоиться. Приведем мысли в порядок, свободно выдохнем дым от сигарет. Забудем все, что было сказано ранее. Еще раз вдохнем и выдохнем. Прикоснемся к своей второй руке, ударим себя по щеке, почувствуем себя живыми. Расслабимся. Дальше можете просто слушать свой внутренний голос и ни о чем не задумываться. Да, можно переставать думать. Я просто расскажу интересную историю, которая является для меня подтверждением существования чего-то большего, чем вся наша вселенная.

Начнем с того, что я - дворовой ребенок. Я все свое детство провел во дворах своего района со своим поколением. Мы все вместе шагали к тому, что мы называли черновой жизнью, или жизнью после семнадцати. У нас было все, а чего не было, мы создавали и придумывали. Мы играли в прятки, строили замки в песочнике, кидали шарики с водой с окна, пытались делать дома на деревьях, но это все уходило со временем, потому что мы слишком быстро росли из-за неумения жить осознанно. Единственное, что сопровождает меня до сих пор с самого детства, - футбол.

Как только дети нашего района становились чуть больше самого мяча, они начинали играть. Так начинал и я. По-моему, мне и трех не исполнилось, когда я уже стал исполнять роль штанги, а в пять мне разрешали подойти и ударить по воротам. В шесть я прошел «дворовое крещение» и принял статус полноценного футболиста. Я стал частью команды.

Мы играли всегда, везде и в любые погодные условия. Даже наличие мяча не было определяющим фактором в том, будет сегодня игра или нет. Обед – одна вещь, которая могла нас остановить, и мы принимали ее с высоко поднятой головой и осознанием, что к вечеру мы снова выпремся из своих нор.

Когда мне было одиннадцать, в наш двор заселилась новая семья, а вместе с ней в компанию футболистов присоединился еще один пацан. Он был младше меня на целых два года, а некоторые ребята были выше его на две головы, но с самого первого матча мы поняли, что играет он лучше всех нас вместе взятых. Однако он сразу сказал, что никогда не занимался футболом и вообще впервые пинает мяч ногами, но кто ему поверил?

Я поверил. Он действительно не умел играть, его движения были до жути неловкими, мяч отскакивал от него, а о финтах и умении контролировать мяч я не буду заикаться. А у нас, пяти или шестиклассников, уже просматривался образ умелого футболиста, мы могли играть грамотно, уверенно и использовали трюки, чтобы удивить тех стариков, которое целыми вечерами льстили нам, наблюдая за игрой из окон. Однако ни у кого из нас не было такого азарта, желания борьбы и любви к игре как у этого малого. За счет этого он играл лучше всех нас. Он гнался за мячом, когда круглый уже был на ленточке, и догонял его, бил, когда никто бы не решился бить, и забивал, отбирал мячи такими способами, что никто не мог определить – с нарушением он это делает или нет. Он играл тогда, когда уже никто не мог и не хотел играть, потому что в нем была невероятная внутренняя сила. С нами он никогда не доигрывал до второго дыхания – просто не доходило до этого.

Он был лучшим, а я постарался быть наравне с ним, но все равно немного отставал. Мы играли хорошо, а когда приходили девчонки, то играли еще лучше. Это делало нас извечными соперниками, но никто из нас не думал об этом, это была внутренняя борьба. Единственное, что указывало на соперничество, - мы всегда играли за разные команды. Все просто - никто из наших ребят не соглашался на то, чтобы два лучших игрока района играли вместе. Мы всегда были капитанами, выбирали себе команду по разным соображениям и ставили мяч на середину поля, понимая, что сейчас начнется очередная битва.

Но было одно НО. Его команда всегда проигрывала. Всегда. Он играл просто великолепно, забивал, поддерживал ребят, но все равно проигрывал. Он был одновременно и талисманом, и проклятием для своей команды. Никто этого не замечал, так как все играли ради игры, а не результата. Но замечал я, и, казалось, замечал этот малой, но это никогда не било по нему. Несмотря даже на самые обидные поражения, на следующий день он выходил с той же бодростью, с тем же азартом и продолжал играть так, чтобы никто не считал его проигравшим. Он был победителем, с каким бы счетом не выигрывала моя команда. Статистика врала, а я полностью признавал его, мысленно передавая ему титул лучшего игрока.

В пятнадцать лет, на пике своей популярности, крутые ребята из параллельного класса спустили меня с двух пролетов лестницы, и я сломал ногу. По этой причине я не мог играть целых два месяца. Но каждый день с огромным гипсом и без костылей, я выходил на улицу, чтобы пофлиртовать с девушками своего возраста и посмотреть игру. И все матчи, в которых участвовал Лучший, были победными для его команды. Он ни разу не побеждал за четыре года, но, когда меня не было на поле, выигрывал все матчи.

В тот момент я понял три важные для себя вещи. Во-первых, он был нужен мне как соперник, чтобы становиться лучше. Я понял, что играл бы гораздо хуже, если бы не наше противостояние. Однако я для него не был мотивирующим соперником. Без меня он играл с тем же желанием, отдачей и настойчивостью. Ему не нужна была дополнительная мотивация, чтобы бежать за мячом, а не дать себе отдохнуть. Для него не существовало соперничества, что делало его полностью независимым и властным над собой. Он становился лучше сам.

Во-вторых, удача не всегда приходит к тем, кто много работает, что часто твердил мой отец. Удача – сомнительная штука, не похожая сама на себя.

И в-третьих, мы с Лучшим были одной качелью, той, что балансирует на центре тяжести. И когда мы сталкивались, вес почему-то всегда был на моей стороне. Он витал в воздухе, а я был у земли, хотя этого не заслуживал. Рассказывая об этом, я не побоюсь сказать, что мне сопутствовало везение, а у него был только он сам. И подтвердилось это на следующий день после того, как мне сняли гипс. Я сразу же пошел на поле. Я даже не размял ногу, и она жутко белела, хотя поврежденной кости уже ничего не угрожало.

И я победил, а Лучший, впервые за два месяца, проиграл, но даже это не заставило его сдать позиции и перестать стараться. И так продолжалось до того момента, пока наши пути не разошлись. Я поступил в универ, у меня полностью поменялось расписание, я отдалился от своих ребят, которых тоже разбросало по стране. Я даже не ходил играть в футбол с новым поколением, потому что Лучшего с ними не было.

Но судьба – штука солиднее удачи, способная творить невообразимые вещи. И даже со мной она решила провернуть сделку, организовав самую нелепую комедийную драму.

Еще на первом курсе универа я с ходу пробился в факультетскую команду по футболу и стал исправно выступать за нее. На втором курсе мне выдали кредит доверия, я стал чаще мелькать в матчах, забивал, придумывал празднования и плавно становился лидером. В тот сезон мы подняли над своей головой два кубка, что сделало меня любимчиком публики, а вежливый пятикурсник, для которого весенние соревнования были последними, торжественно передал мне капитанскую повязку и символическую футболку с тринадцатым номером. Да, даже без Лучшего я играл достаточно хорошо, чтобы стать первым номером.

Спустя еще год обучения, на третьем курсе, я вызвался встречать «первашей». Точнее не вызвался, меня просто заставили опрашивать их на предмет отношений со спортом и записывать, кто и где участвовал раньше и хотел бы участвовать сейчас.

В тот время на мои плечи свалилась обязанность собрать фактически новую футбольную команду. Старая была полностью расформирована после ухода выпускников, которые были костяком команды на протяжении пяти или шести лет, и был огромный риск пропустить осенние соревнования, чего очень не хотел наш деканат, поэтому я вынужден был принять этот вызов. Я все-таки по-прежнему числился капитаном, хоть и не сыгравшим ни одного матча с повязкой на руке.

Сборами команды не мог заниматься наш тренер из-за переквалификации. К тому же он поставил условие, что будет тренировать только готовую команду, что ставило меня в еще более затруднительное положение. Поэтому я вернул в команду второ- и третьекурсников, добавил щепотку «стариков», которые не могли пробиться в команду раньше, надеясь, что они только с радостью будут прогуливать пары и сидеть на скамейке, если вдруг у нас не будет хватать людей для заявки на осенние соревнования. Оставалось густо забетонировать команду «первашами».

Вот тогда-то я вновь встретился с Лучшим. Он поступил на наш факультет и яро хотел выступать за команду по футболу, что было действительно первым невероятным совпадением в моей жизни. И я согласился, сразу же вписав его в стартовый состав на позицию единственного центрального нападающего, хотя он мог играть, где угодно. Но тогда я посчитал такое решение просто идеальным, ведь прямо за Лучшим, на атакующем полузащитнике плотно сидел я и мог свободно руководить всей остальной командой, будто воздушным змеем.

В таком виде наша команда предстала на первой тренировке, когда с командировки вернулся тренер, бодро поприветствовав нас всех. Я передал ему все, что наработал и он с радостью это принял, потому что совершенно не смыслил в футболе, но был готов отдавать нашей команде все, что было в его силах и власти. За счет этого мы тренировались чаще, на лучшем поле, с лучшими мячами и в новеньких подаренных университетом формах.

Каждую тренировку мы проводили двусторонние матчи, в которых мы с Лучшим, конечно же, играли за разные команды. И я побеждал. Магия продолжала действовать даже спустя несколько лет, даже в других условиях, что делает этот рассказ еще большее отбитым, чем он мог показаться в начале.

Я ждал первого официального матча больше, чем свой первый секс. Я должен был играть с Лучшим в одной команде, что было попросту невозможным событием, но осуществляемым на наших глазах.

Но было много проблем, которые были не просто ложкой дегтя, а целой канистрой, портившей мне весь настрой. И основным минусом было то, что у нас не было никакой сыгранности. Мы не знали, как контактировать друг с другом, как перемещаться по полю без мяча, открываться, помогать друг другу. Если в одиночку мы были просто беспомощны, то командой мы становились воплощением всего худшего, что может быть в футболе. А я совершенно не понимал, что с этим делать, потому что невозможность во время игры доставлять мяч вперед, к Лучшему, лишало нас всяческих шансов на победу. Мне только и оставалось успокаивать себя тем, что когда начнется матч, наш механизм все-таки заработает, потому что до этого нам просто не хватало толчка в спину.

И перед самой игрой наше положение упало ниже плинтуса. Лучший слег на неделю с гриппом. Даже лучшие не всесильны. Тогда я был слегка подавлен, но пытался не показывать своего состояния, а сейчас я даже не пытаюсь забыть тот день.

Я помню, что быстро пришел в себя перед игрой, выставил стартовый состав, заменил Лучшего, дал какие-то указания, произнес мотивационную речь и взбодрил всех, отметив, что отсутствие одного нападающего лишь даст возможность сыграть больше времени другому. Все знали, что Лучший был лучшим на своей позиции, но тогда делать было нечего, и мне поверили.

И все еще больше вдохновились, когда вышли на главное университетское поле. Здесь все было прекрасно. Светило солнышко, нас поддерживал весь факультет, все самые красивые девушки универа пришли посмотреть на нашу игру, и я просто не мог облажаться. Я решил сделать все, чтобы мы достойно отыграли.

Я повел за собой основной состав из одиннадцати человек и с самой первой минуты понял, что оказался прав – механизм завелся. Мы начали играть как команда, как будто играли вместе всю жизнь, хотя видели друг друга только на тренировках. Мне приходилось лишь дергать за ниточки, чтобы управлять всем. Ребята подстраховывали друг друга, менялись, подстраивались и кричали через все поле, что все отлично. Мы невероятно раздражали соперника, были им неудобной мишенью. Мы все больше заводились, а я был уверен в каждом. Я видел, что они знают свое дело.

Но нам не хватало одной детали, без которой матчи можно заканчивать только поражением или в ничью. Мы попросту не могли забить гол. Не было завершения атак, либо все заканчивалось промахами. Нам не хватало Лучшего, и к концу первого тайма я стал отчетливо это понимать, что привело к активной перестройке всей игры. Я менял оборону в пять защитников, убирал их, ставил три защитника, отдавал одного игрока в нападение, упразднял позиции и создавал новые, заменил пол команды, но действовал без риска. Мы все также не пропускали, играли слаженно, но при этом все равно не могли забить.

И только к концу игры я решил пойти ва-банк, что стало моей первой серьезной ошибкой в роли капитана, стоившей мне победы и секса в душе с какой-нибудь выпускницей после матча. Я поменялся позициями с нападающим, оставшись один на острие атаки и отрезав себя от обороны. Я уже не мог повелевать бурей. Все пошло под откос с первой секунды. Мы потеряли контроль над мячом, нас начали давить, и о возможности получить шанс забить победный гол можно было забыть.

Я надеялся, что смогу исправить ситуацию, но облажался. Своими действиями я расшатал команду, мы полностью развалились на последних минутах и пропустили гол. До боли обидная дрянь – уходить с поля, осознавая, что ты, возможно, не оправдал надежд всех наших болельщиков, а в особенности выпускниц.

Но и тут я понял три вещи. Никогда не идти ва-банк, кидая на карту самого себя. Не засматриваться на короткие юбки во время перерыва. И дорожить очком. Хоть и одним, но очком, ведь даже нулевая ничья лучше поражения. За ничью стоит сражаться хотя бы на групповой стадии университетского турнира. Никто не знает, как все сложится в решающих играх.

Не могу сказать, что поражение подкосило меня. На следующий день оно отдавалось лишь легким волнением, не более того. А для остальной команды это было лишь началом. Все знали, что отыграть так круто в первом матче дорогого стоит. Я отчетливо помню то чувство, когда понял, что все играли ради игры, а не результата. Я будто снова вернулся в детство, снова выбирал себе команду из дворовых пацанов и разводил мяч с центра поля, чтобы побегать два часа и выбиться из сил.

Это вдохновило меня. Я совсем забыл, как нас освистывали после матча, как ко мне подошел зам декана и влепил затрещину, а потом это сделал сам декан. Я чувствовал, что этот матч был всего лишь нашим разгоном, не поворотом или торможением, а именно разгоном.

И еще больше меня зацепило то, что в пятницу к нам вернулся Лучший. Здоровый как бык он влетел на тренировочное поле, черт возьми! Он был везде, в каждом уголке, в каждый момент времени. От него веяло энергией, как и всегда, как и десять лет назад. Он смеялся вместе со всеми и заряжал всех, спрашивал у меня о следующей игре, а я отвечал, что он в старте и может не париться. Он называл меня «кэп».

Я даже не заметил, как наступил вторник – день матча. Этот вторник я до сих пор помню всем своим нутром, каждую деталь, каждую мелочь. Я запомню этот день на всю свою жизнь как момент, поломавший мое представление об этом мире. 

Я безумно волновался, но волнение это было больше приятным, чем наглым и беспорядочным. К тому времени я уже устал думать над тем, что произойдет, если мы с Лучшим выйдем на поле и сыграем за одну команду. Эта вселенная треснет нахрен пополам! Чье везение или невезение перетянет этот канат? Тогда я был переполнен мотивацией, я горел изнутри, готов был рвать и метать.

И уже ничто не могло этому помешать.

Стоял дикий запах хлорки от постиранных футбольных форм. Мы стояли в подтрибунном помещении перед самым выходом на поле, переговаривались, здоровались с командой соперника, подкалывали и в то же время были готовы разорвать друг друга. Еще пятнадцать минут назад в раздевалке я распрягал про тактику, давал указания, произносил на ходу придуманную речь. Последнее, без капли нарциссизма говорю, я умею делать, наверно, лучше всех, ибо пока что из меня не вытянули всю искренность.

Единственное, что портило всю картину, это пасмурная погода. Дождя не было, но трава была мокрой, а сам стадион покрылся легкой дымкой. Но даже это не помешало собрать народ на трибунах. Мы сразу же словили порцию оваций вперемешку со свистом. Декан пригрозил мне кулаком, стоя рядом с нашим тренером, который с довольной миной доедал огромный чизбургер, настраивая при этом свои умные часы.

Я помню эту свежесть, этот запах и постукивание бутс сначала по асфальту, а потом их шелест на газоне. Я помню, как чуть не наступил на боковую линию при выходе на поле, но вовремя опомнился и перескочил ее. Как поправил волосы и с высоко поднятой головой посмотрел в сторону нашей трибуны, а затем показал им средний палец с улыбкой на лице, но сразу же отвернулся и нагнулся поправить гетры.

Мы с капитаном команды соперника переговорили с судьей, решили все вопросы, обменялись вежливыми рукопожатиями. Наша половина поля наполнилась игроками в красно-синих формах. Только вратарь своим темным набором выделялся среди всех. При разводе мяча я обменялся взглядами с Лучшим, который был готов хоть сейчас улететь в космос.

И воздух разрезал свист. Как же круто мы начали матч! Ничего не поломалось с прошлой игры. Весь механизм работал как на дизельном топливе. Каждый бежал за мячом, будто это стоило ему жизни и диплома. И я понимал, что весь пазл сложился. С нами был Лучший, он играл как умел играть.

Меня уже мало что волновало, я забыл, о чем думал перед матчем. Я уже был на поле, уже получил мяч, уже нагло обвел соперника, несмотря на скользкую траву, и уже бежал через все поле, выслеживая Лучшего между защитниками. Я пробежал, может, метров тридцать, прежде чем увидеть нашего феноменального нападающего. Он возник из ниоткуда, вырвался из опеки, а я без доли жадности и зависти отдал ему мощную разрезающую передачу, ощущая, что сейчас будет гол. Наш первый гол в этом сезоне, а забьет его тот, кто постоянно мне проигрывал.

Лучший как пушинка сместился и филигранно принял мой пас, чем заставил весь стадион охнуть в ожидании гола. Он с такой ловкостью обработал мяч, что совершенно не потерял в скорости и все так же несся к воротам. Я улыбался во весь рот от осознания, что сегодня мы ответим всем за свист в нашу сторону. По-моему я даже заранее закричал от радости.

Но, когда Лучший уже был готов обводить вратаря и забивать гол, он вдруг пропал из моего поля зрения. Я не сразу понял, что произошло, и почувствовал странное волнение, которое уже не было связано с матчем. Туда, где должен быть Лучший, сбежались защитники другой команды, а за ними подоспел судья. Я отчетливо помню, как таяла улыбка на моем лице, а от внутреннего ликования оставался громоздкий осадок. Время замедлилось, на трибунах послышались крики.

Я на секунду остановился, почувствовав, что начался дождь. В груди все почему-то резко переменилось на чудовищный страх, хотя казалось, что ничего не произошло. Обычное столкновение нападающего и вратаря, но от крика судьи, который требовал медиков, я снова помчался к штрафной соперника вместе со своими ребятами.

Я помню, как расталкивал игроков вместе с медиками, но с каждым рывком все больше не хотел этого делать. Меня оттягивало то, что я могу увидеть. Но меня самого вытолкнули вперед. Я сразу заметил ошарашенного вратаря соперников, который не понимал, что ему делать и оставался сидеть в ногах, а уже потом увидел Лучшего в бессознательном состоянии, лицо которого было залито кровью.