Я считаю себя нормальным и уравновешенным человеком. Наверно.

Смысл смерти есть смысл жизни. Если так, то наш Исход уже не так сильно обделен справедливостью. Он всегда идет в ногу с жизнью, потому что если это не так и человек по дороге теряет какой-то из двух смыслов – исчезает и другой. Это логично. Если бы не смерть со своим грубым названием, мы бы ни к чему не стремились, не спешили, не бежали, еще чаще откладывали дела. Но на этот раз это была бы не домашка в школу или универ, не уборка в комнате по просьбе мамы, не встреча со своей второй половинкой в любимом кафе и даже не принятие действительно важных решений. Мы бы откладывали жизнь как таковую.

Как ни крути, но жизнь не наполняется веселыми или грустными моментами, а в особенности воспоминаниями. Все это, в конце концов, смешивается и представляет собой угасающую ценность в наших мыслях. Там, через несколько десятков лет, в конце нашего пути, уже не будет существовать скучной спокойной или веселой наполненной жизни. Глупо считать, что полное отсутствие или да краев переполненное присутствие людей в нашем окружении становится определяющим фактором в том, какая же будет наша жизнь, а, следовательно, таковым фактором не обладают тусовки в особняке, дни рождения и все пятницы в году. Мы сами кудесники нашей жизни, и окружающая нас действительность принимает в этом косвенное, вспомогательное решение.

Исходя из этого, откладывать жизнь, значит откладывать начало своего творчества, откладывать свадьбу, рождение ребенка, написание книги, открытие в себе внутренней силы, очередное путешествие заграницу, что как раз и является тем, что мы успеем вспомнить на последнем вздохе.

Нельзя забирать у человека Исход, верно? Ведь сколько бы мы не гнались за бессмертием, мы придем к тому, что поймем, насколько бессмысленна жизнь без конца и как же все-таки хочется умереть после семидесяти лет ожидания. Наше тело может не стареть, но мозг, хоть и является частью организма, но обладает одним свойством – мыслью, что я бы с уверенностью назвал душой. И мысль, к сожалению, стареет, как и стареет наш мозг. Ему свойственно уставать – думать об одном и том же годами, мечтать одной мечтой, которую будто нельзя реализовать.

Любое явление и обладает ценностью, только если имеет конец. А ученые бездумно несутся за вакциной вечной жизни, будто не понимая, что человеку не нужно бессмертие. Человеку нужно время, которого предостаточно в семидесяти годах. Но которое почему-то не используется на полную катушку. Парадокс в том, что этот мир не настолько огромен, чтобы тратить на него тысячи лет. Он того не стоит. Если уж создавать бессмертие, то вместе с этим создавать то, над чем будет без устали трудиться мысль человека, а этого пока что не создали.

- Окно устанавливать той же конструкции или хотите что-то поменять? – спросил рабочий.

- В прошлой конструкции меня все устраивало, - немного помедлив, ответил я.

Сложно приходить в себя после отчужденной задумчивости. Все-таки странно сидеть на улице посреди повседневной рутины и думать об Исходе. Кажется, будто два мира сталкиваются друг с другом, но тот, что внутри, вынужден проиграть, потому что жить же как-то надо. Не только думать.

Я считаю себя нормальным и уравновешенным человеком. Абсолютно. Я обычный, в меру агрессивный, в меру спокойный, ленивый и подверженный всплескам грусти. Во мне почему-то никогда не зарождалась нужда становиться непохожим на других, показывать всего себя этому миру без остатка, выделяться из так называемой толпы без той же нужды, превосходить кого-то. Я красивый, этого вполне достаточно. Я хочу быть обычным человеком, который способен устроить революцию и начать гражданскую войну. Я могу выделиться, закричать, перебить, сломать челюсть кому-то, необязательно парню. Но мне кажется, это все могут, это обычное дело. Как же без этого. Жить в обществе – постоянно бороться, но не с другими людьми. С самим собой.

Я нормальный и уравновешенный человек. Но так почему-то мало кто считает. Особенно мои соседи по дому, особенно однокурсники, особенно преподаватели. Почему, если ты креслом разбил окно в своей квартире на первом этаже – это вдруг что-то из ряда вон выходящее? То есть танцевать под метал в три часа ночи – нормально, слушать программу про НЛО и нацистов на полную громкость с открытой форточкой – нормально, а вот окна бить – нет? Единственное, что в этом случае ненормально – произошло сие деяние в семь утра, без определенных предпосылок, хотя перед тем как кинуть стул я вполне громко прокричал, что сейчас будет бум.

- Тим, ты ненормальный, - спокойно пропела моя тетка, сидящая рядом в огромном пуховике и наблюдающая, как работники голыми руками на морозе устанавливают оконную раму.

Как же зовут мою тетку? Тетка есть тетка, имя знать необязательно. Я просто не могу вспомнить. Мне кажется, там что-то начинается на Н. Да и знать как она выглядит тоже необязательно. Обычная, стандартная тетка, немного отбитая вечными домашними войнами с ее пятым мужем, но все еще тетка. Суть не в этом. Она – мой самый пока что единственный близкий человек. Примчалась из другой страны ради этого пустяка. Племянник окно разбил! На самом деле я бы сам приехал ради этого, чисто кинуть пару тупых шуток по этому поводу, ну и посмотреть на реакцию, ведь по телефону сказать не так круто. А вот вживую... интересно, черт возьми.

- Как у тебя сил хватило в семь утра кресло поднять? – продолжала тетка. – Я свою тушу с кровати поднять не могу, а ты встал, взял кресло и запустил его в окно.

Родственные души.

- Я не очень люблю мелодию на своем будильнике после девяти часов сна и просмотра сновидений эротического характера.

- О, Тим! С кем же ты развлекался этой ночью?

- Я уже и не вспомню, - я почесал лоб. – В этом определенно участвовала подушка, опроси ее.

По-моему, за девять часов я успел переспать со всеми.

- Купи новый будильник, - осторожно посоветовала тетка, так как понимала, что я не люблю переходить на обычные темы. – Закажи набор мелодий.

- Ты с ума сошла? Этому уже четырнадцать лет! Он стар как твой кот. Эли, который. Этот будильник столько пережил. Водить другие будильники к себе домой было бы просто неуважением.

- Ага, значит окно, которое установили еще в прошлом веке, тебе не жалко?

- Какую функцию оно выполняет? Всего лишь не позволяет мне замерзнуть к хренам этой зимой. При том его постоянно нужно было подклеивать, потому что снизу продувало со скоростью света и делало скотч непригодным. Это окно умерло достойной смертью, пусть его оплакивают окна из кухни и гостиной. А вот будильник у меня один, кто его оплакивать будет? Никто. К тому же, как ты себе представляешь просто замену окна. То есть с условием того, что все окна живы, я привел бы в дом новое окно на замену этому, светлая ему память. Каким бы моральным уродом я бы выглядел в глазах всей моей квартиры. Лампочка в уборной такого бы не выдержала.

- Тим, вообще-то ты убил окно и доставил креслу неудобства, - тетка, уймись же ты наконец.

- Я избавил окно от страданий, а кресло просто соучастник, оно все знало заранее. Это окно постоянно жаловалось, пищало, ругалось матом. Вот сама подумай, тетушка, жила бы ты счастливо, если бы тебя постоянно продувало? Да-да, эта тупая боль, от которой хочется себе шею свернуть, да жаль не выходит. Не самое лучшее времяпрепровождение.

- Ладно, соглашусь с тобой. Племянник все-таки, одна кровь...

- Одна бровь, что? – не расслышал я.

- Я говорю, одна кровь по венам бежит. Боюсь, я бы сама сделала точно так же. Хотя будильник все-таки обошелся бы тебе дешевле.

- Кого волнуют эти деньги, когда на кону чувства моих друзей.

- Денег завалом?

- Хм, - я почесал подбородок. – Если бы ты каждый месяц с момента моего рождения подкидывала мне по сотне баксов – я бы уже был миллионером. Но ты не подкидываешь, однако деньги у меня есть. Сама знаешь откуда.

- Черт, – тетка покачала головой. – Прости. Не нужно было затрагивать эту тему.

- Однако затронула, - все так же спокойно ответил я, пытаясь закончить разговор на той же ноте, которой он начался. - Опасно разговаривать с человеком, который имеет столько болевых точек. Риск должен чего-то стоить, а этот бесценен.

Тетка больше ничего не говорила. И не будет, скорее всего, до следующего разбитого окна.

Я откинулся за спинку, спрятав руки в карманы, и осмотрел сверху вниз четырехэтажный дом. Благо, погода позволяла свободно поднимать голову и не ловить глазами снег. Сегодня было спокойнее.

Может показаться, что меня волнуют деньги, но это не так. Меня волнует то, за что я их получаю. А это не самая приятная вещь, которая сразу напоминает мне о том, что нельзя забывать, но безумно хочется это сделать. Когда-нибудь расскажу, возможно. Сейчас я не настолько потерял в настроении, чтобы рассказывать грустные истории.

Сейчас я рассматриваю четырехэтажный дом. Один чертов дом. Столько жизней, столько неуслышанных историй. Вроде живешь всю жизнь на одном месте, творишь, мечтаешь, работаешь, пытаешься свершить что-то великое и даже не задумываешься, что за стеной люди делают то же самое. Может в другой последовательности, может меньше, может больше, может по-другому. Десятки миров в каждой квартире, зарождающиеся жизни маленьких детей и подходящие к своему завершению потрясающие истории стариков, а где-то жизнь вовсе разрушается на полпути из-за глупости, возможно, а может, кто-то другой постарался, а может, просто жизнь такая.

Один дом – миллион проблем и столько же достижений, даже самых незначительных. Столько мечтаний перед сном, столько привычек, зависимостей, любви и ненависти. Столько криков и шуршащих приятных разговоров за закрытой дверью, лишь бы не слышали родители. Столько переживаний, волнений, столько разочарования и триумфа. Столько белых и черных полос, везения и невезения. Столько пересекающихся судеб и судеб, которые веками идут параллельно, а разделяет их всего одна стена панельного дома.

Представить сложно какой контраст в каждой квартире. Где-то пишет художник, где-то пишет писатель, где-то работает скульптор, а где-то талант только зарождается или совсем застывает как глина. Где-то занимаются спортом, занимаются любовью, готовят семь дорожек на весь день, хотя давно уже не вставляет, где-то, конечно же, пьют, где-то бьют стекла. Столько всего, столько незаконченных жизней. Разве будет это что-то значить, если добиться бессмертия?

Каким же глобальным это кажется, а ведь это всего лишь один четырехэтажный дом.

Написать бы об этом книгу. Но я не могу, я не хочу портить идею, которая может прийти в голову действительно талантливому человеку. Этот человек обдумает все, запишет что-то в блокнот, помечтает перед сном, а с утра начнет рассказывать о том, чего может быть не знает. Начнет писать книгу про дом. Один чертов дом.

- Как ты относишься к тому, чтобы твой племянник прошелся немного по железнодорожным путям? – спросил я.

- Будь я моложе, пошла бы с тобой, - ответила тетка, радуясь, что я снова с ней заговорил. - Поэтому как я могу тебя остановить?

- Кинуть в меня креслом.

Но тетка вдруг снова меня окликнула:

- Тим, помнишь, как меня зовут?

- Тим.

- Хвала небесам, ты помнишь свое имя. Я тобой горжусь.

- Спасибо, тетка, я расцвел.

- И запомни – бессмысленно бежать от поезда по рельсам.

Бежать от поезда бессмысленно, а вот бежать на него – имеет куда больший смысл. Это тетка верно подметила. Иногда она выдает содержательные и адекватные вещи, жаль, что в остальное время она кормит своих кошек и пятого мужа. Если бы она в свое время перестала думать знаменитой фразой «молодость все простит», была бы она сейчас где-нибудь на модном показе в Париже, вела бы за собой лучших моделей Европы, ностальгируя о том, как сама когда-то училась ходить на каблуках по подиуму. От бедра.

Я услышал впереди шум и отвлекся от подкидывания идеально ровного камня, найденного еще на станции. Честно, сидеть на замерзших рельсах – не так приятно, но почему-то удивительно прекрасно и как в фильме. Почему я не могу посидеть на рельсах? Могу, любой может. Главное, пропасть из зоны видимости работников станций и ждать своего часа. Часа, когда поезд вдруг так же резко перестанет гудеть.

Не могу сказать, что я не думал о таком способе самоубийства, но применять его к себе я не собираюсь. Я вообще не собираюсь заканчивать тут свою жизнь, просто рассуждаю. Надумал я то, что это самый глупый способ покончить с собой. Только если ты в этот самый момент не занимаешься любовью, прямо на рельсах и желательно где-нибудь в марте. В этом есть романтика, а вот поезд снаружи не обладает никакой романтикой. Внутри – конечно, но снаружи – груда железа.

А вот и он показался из-за угла, прогудел и заткнулся. Пассажирский. Это уже лучше, чем броситься под грузовой. Быстрый, почему-то, ведь станция недалеко отсюда. Зачем разгоняться. Еще и сигналит мне.

Я уже хотел было подняться, но почувствовал сильную вибрацию под ребрами.

- Тим? – спросили по ту сторону.

- Не слышу вас! – прокричал я в телефон. – Здесь очень громко! Хочу прыгнуть под поезд!

- Зайдешь выпить чаю? – невозмутимо продолжила молодая шляпа, делая свой голос еще более игривым.

- Тут как бы поезд приближается! Не тот момент, чтобы спрашивать меня о чем-то таком.

- Жду к шести.