21.11.20... Чт. вечер (продолжение)

Когда-то я думал, что моих воспоминаний хватит надолго, а сейчас события шестилетней давности проступают сквозь туманную морось той осени зыбко и недостоверно. Может, потому, что я всё-таки добился своего, стирая память, и одержал хоть небольшую, но победу, перестав думать о том, что не сбылось? Отчего тогда я не радуюсь? Оттого, что в глубине души надеялся на иной исход, чем тот, который сейчас толкает меня к выходу, который всегда есть у нас всех?

Жидкость в стакане цвета тёплого янтаря и дорожки из толчёных глицинок готовы и ждут, хотя и без них я всё ещё вижу то, мокрое от дождя осеннее утро, когда вместо пар я заехал к Вольге в салон. Он просил приехать ближе к вечеру, но что-то было в его голосе такое... Ощущение неминуемой потери, которую я предчувствовал инстинктивно едва ли не с первой нашей встречи.

— Как ты теперь будешь? — Вольга выглядел расстроенным. Я смотрел в сторону, не желая говорить и вообще обсуждать с ним своё будущее.

— Как-то буду.

— Ты же сам так решил...

— Да. — Я закрыл глаза. — Иди уже, а? Я решил. Не трави меня. Я не могу так, ты знаешь.

На втором курсе института мне до смерти захотелось татуху. Многие мои друзья и знакомые ещё со школы били втихую от родителей. Я не мог себе такого позволить, так как из-за травмы долго был под жёстким контролем врача и мамы. А в общаге жизнь била ключом.

К мастеру меня привёл Женька — мой сосед по комнате.

— Давай, валяй, — напутствовал он меня. — Вольга — художник. Он сам решит, что тебе нужно.

Вообще-то, он был Олег, но увлекался историей, викингами и прочей реконструкторской фигнёй и называл себя Вольгаст. Ну, а все звали просто — Вольга.

Он посмотрел на меня, прищурившись, потом сказал:

— Я знаю, что тебе набью. Снимай футболку.

«Солнце светит всем» — арабской вязью на боку. От лопатки до низа живота. Жизнь — это боль. Вот это я знаю точно. И надо было мне эту фразу тоже где-то набить, о чём я ему и сообщил, когда осознал, что́ мне предстоит.

За один раз такое не бьют, а болевой порог у меня оказался низким. Я терпел, конечно, но с трудом.

Он жалел меня, отвлекал разговорами. Если бы я сразу знал, что там так больно, я бы отказался ещё в общаге. Хотя... Не знаю уже. Но раз начал такое дело, то на полпути не бросишь. После второго этапа, когда я ещё лежал на топчане, шипя сквозь зубы, его лицо оказалось совсем близко. Я смотрел в глаза — карие со светлой лучистой зеленью вокруг зрачка, — ничего не понимая. Он погладил меня по щеке, и у меня мороз по коже прошёл. Я отстранился. Хотел незаметно, не получилось. Он засмеялся.

— Так я и знал, — сказал непонятно, но у меня что-то дрогнуло внутри.

— Есть девушка у тебя?

— Сейчас — нет.

И это была правда. С Вероникой я не встречался уже больше двух недель и не сказал бы, что сильно переживал по этому поводу. Я как-то быстро уставал от отношений. Спустя месяц после вспыхивающего интереса меня начинала тяготить неизбежность встреч, однообразность слов, эмоций, впечатлений. Загадки в женском теле для меня не было лет с четырнадцати. Благодаря танцам я никогда не боялся дотрагиваться до девушки, а половину лета мы проводили на сборах, в лагерях, где ночью, по-моему, спала только малышня, которую тренировки укатывали до изнеможения. У нас сил хватало на встречи, перебежки между комнатами, походы за территорию лагеря за чипсами и прочей вредной фигнёй вроде орешков, сухариков и колы. И опытов. Первых, неуверенных и не всегда удачных.

Но то, что я увидел в лице Вольги, застало меня врасплох. Нет, я, конечно, знал, что бывает и так, но не задумывался. В моей жизни таких людей ещё не было, а он... Не отталкивал. Скорее, наоборот. Я понимал, на что он намекал, спрашивая про девушку. Я чувствовал его близость, и он это заметил.

— В следующий раз попробуем закончить, — сказал он, и я ощутил досаду в глубине души. Как будто он знал, что я исчезну после того, как он добьёт последний арабский знак внизу живота.

Сказать, что я нервничал, когда шёл к нему в следующий раз, значит, ничего не сказать. Всё я понял про него. Про себя ничего не понимал. Когда я снимал футболку, у меня тряслись руки. Он заметил. Он всё замечал. Потом я тоже так научился. А тогда он принёс мне стакан с водой и таблетку.

— Это... — Я узнал её веселенький цвет. Отказываться я не собирался. Не знаю почему, но он вызывал у меня доверие. Безграничное.

— Это МДMA. Экстази, короче. Пробовал?

Я пробовал два или три раза. Такое невозможно забыть.

Пока он добивал мне буквы, спустя минут тридцать, я говорил. Что я нёс, уже не помню, но я фонтанировал остроумием, вываливая ему запасы своих знаний и понимания всего на свете. Очень хотелось обниматься, но он говорил: «Лежи спокойно». Смеялся, убирал за ухо длинную каштановую прядь, выбившуюся из хвоста. Боль ощущалась, но сдержанно. А когда он закончил, я, для того, чтобы встать, обхватил его за шею и потянулся к нему. Сам.

Звонок Ника вышиб меня из воспоминаний.

— Приезжай сейчас же.

Я посмотрел на часы. К Альберту я успевал, если разговор с Ником не будет долгим, а он в принципе не любил долгих разговоров.

С Вольгой я был почти полгода. Мне повезло, что первый подобный опыт у меня был со взрослым, намного старше меня, понимающим человеком. Незабываемый опыт, который мне захотелось потом повторить и не раз, настолько он отличался от тех впечатлений, которые я в своё время получал от секса с девушками. Настолько же притягательный, как прыжки с парашютом или глубокое погружение. Из-за адреналина, может быть, не знаю. Ему нравилось делиться со мной знаниями. Рассказывал и показывал он подробно. Я оказался благодарным слушателем, хотя многие эксперименты отмёл напрочь, но он и не настаивал. Моё любопытство, часто толкавшее меня на рискованные в какой-то мере поступки, имело свои границы.

— Без презервативов — никогда. Не вздумай! — вдалбливал он мне, когда я заикнулся, не хочет ли он без. — У нас нет здоровых. Есть недообследованные. У нас в стране любую справку купить можно. И не у нас в стране тоже. И без колёс. А то инстинкт самосохранения притупится.

Я кивал. Ему я верил до конца.

— Твоя семья не примет, ты и сам знаешь.

Я знал.

— Не знакомься в приложениях для знакомств. Там, по большому счёту, или такие, как ты, или извращенцы всех мастей, или провокаторы. Узнаю, увижу — найду тебя и сам прибью.

Я смеялся. Не собирался я ни с кем знакомиться. Я хотел быть с ним, хотя это было и нелегко. Он нравился всем — и мужчинам, и женщинам, приходившим к нему в салон. Я видел это по их лицам и ревновал страшно. Так что даже перестал ходить к нему во время его работы. Не мог я смотреть, как он улыбается другим.

Жалел ли я? Бывало, и жалел. Если чего-то мне не хватало, так это покоя. Иногда хотелось замереть и не двигаться, не говорить, не думать. Каждая мысль тянула за собой другие мысли, сворачивая их в плотный клубок, каждое сказанное слово звало к ответу. В то же время я понимал, что могло сложиться и по-другому. Но хорош ли гниющий номос внутри тебя, сводящий с ума невысказанностью, сожалениями о том, что мог, но не сделал? И для меня не существует тут других ответов, кроме одного — всё правильно. Как будто из всех предлагаемых мне дорог я выбрал ту самую, единственно возможную для меня.

А потом прошлое, которое редко давало мне передышку, снова ударило. Но на этот раз с его стороны. Его парень возвращался со стажировки из Германии. Вольга ждал его со дня на день и только сейчас решил, что не может больше молчать.

— Одно твоё слово... — Он оборвал фразу, увидев мой взгляд. — Ладно, я понял.

В офисе у Ника было неожиданно пусто. «Всех сотрудников разогнал», — удивлённо подумал я, проходя мимо пустых кабинетов.

— Твои бастуют, что ли? — Я вошел без стука. Он посмотрел на меня странным взглядом, и я инстинктивно подобрался. Рядом с ним нельзя было расслабляться ни на минуту.

— Иди сюда. Посмотри.

Я подошёл к его столу, глянул на экран ноутбука и почувствовал, как сердце сильно толкнулось один раз прямо в рёбра. А потом подкатило в виски и бухало там отчётливо, то замедляя, то ускоряя ритм.