17.11.20... Вск. (вечер)

Не стоит мечтать о прошлом. Можно забыть или помнить вопреки всему, но вернуться нельзя. Как ни старайся, невозможно вернуть того, кто не хочет возвращаться. Я стискиваю зубы и пишу, может, потому что только так, хоть на бумагу, могу выплеснуть то, что живёт внутри многие годы. И меня рвёт этой правдой до изнеможения. Потому что придётся снова учиться дышать, а с каждым разом это становится всё труднее.

Самолет благополучно приземлился, а телефон Алекса по-прежнему был выключен. И безразличной пустотой отвечает мне чат. Теперь уже точно мёртвый. Уже навсегда.

Значит, тот снежный вечер пятницы, ночь и дождливое утро субботы были подарены мне на прощание. Чтобы я запомнил его таким, каким он всегда был нужен мне. А поездка в родной город была хорошим предлогом, чтобы я не успел удержать его и оставался спокоен хоть первое время, до тех пор, пока на меня не обрушится лавина понимания. Он не собирался больше возвращаться. Поэтому я сижу и говорю со своей памятью, и мы спорим, перебивая друг друга. Было — не было?

...Больше двух месяцев после расставания с Альбертом я почти не выбирался из дома, не хотел встречаться с людьми, с друзьями. Исключение составлял Пашка. С ним мы дружили ещё с седьмого класса, отметив знакомство дракой во дворе прямо в день нашего переезда. Он вытягивал меня с собой на тусовки. Куда-то я ходил, но больше старался сидеть дома, чтобы не раздражать отца и Ника.

Пашка позвонил мне и сказал, что на случай, если у меня совсем плохо с головой и меня поразила тотальная амнезия и рассеянный склероз, он напоминает мне, что у него завтра день рождения. Отмечать он будет на даче у своего дядьки, и чтобы я брал такси, а не припёрся к нему на своём грузовике, потому что пить будем много и курить тоже. А если я попробую спрыгнуть, то он лично привезёт Байкала и скормит меня ему по частям, а то что-то у него в последний раз морда больно загадочная была, когда он «нежно» прикусил зубами джинсы полупьяного мудака, вякнувшего в сторону дяди Камиля что-то про засилье «чёрных» в нашей священной православной столице. Пёс явно недоедает.

Байкал был здоровенной кавказской овчаркой с пудовой башкой, страшной лохматостью и умильным взглядом маленьких медвежьих глазок. Мы с Пашкой считали его каким-то божеством среди собак, потому что умом он явно превосходил и меня, и Пашку, и, наверное, легко бы мог взять тройной интеграл по замкнутому контуру, но не хотел подавлять нас своим превосходством, поэтому просто валял дурака, развлекаясь по-своему. Сбивал с ног при встрече, норовил лизнуть в ухо в прыжке и обтереться об штаны, оставляя на одежде слюни и клочья шерсти.

«Поеду, хоть с Байкалом поцелуюсь», — подумал я, и впервые за долгое время настроение мое перевалило нулевую отметку, устремляясь в плюс.

Когда я приехал, гульня уже была в разгаре. Дядя Камиль встретил меня вместе с Байкалом, который облизал меня сразу от кроссовок до ушей и полностью перегородил мне дорогу необъятным задом, пока хозяин не оттащил его в сторону.

Их было двое: брат и сестра — Камиль и Амина. Что-то там случилось у них с их родителями. Что-то страшное, о чём Пашка не рассказывал. После чего их из Дербентского детдома забрали дальние родичи, живущие в Троицке. Амина вышла замуж за Пашкиного отца, а Камиль женился здесь и перебрался к жене, занимался своим каким-то бизнесом. Я не особо вникал, каким именно.

Сыновья дяди Камиля, Вадим и Игорь, учились со мной на одном курсе. Тусили вместе с нами и со своими одногруппниками у нас в общаге. Были они двойнятами, абсолютно разными внешне. Вадим — копия дядя Камиль, смуглый и горбоносый, а Игорь — светловолосый и синеглазый, полностью в мать, такой же тихий и спокойный, в отличие от Вадима.

Было уже совсем тепло — конец мая. Стол для гостей накрыли под тентом в саду. Викуся, Пашкина девушка, помахала мне рукой от компании подружек.

— Данька! — завопила она. — Иди сюда, быстрее, пока тебя там Пашка не напоил!

Я махнул в ответ, но подходить не стал. Потом, когда освоюсь немного. Не хотелось мне с ней сейчас сталкиваться, особенно после того инцидента в клубе. Воспоминания были ещё свежи, и неприятный осадок тоже. Мне казалось, что теперь знают все, хотя никто ничего не знал, но после той роковой поездки я не мог отделаться от этой паранойи. А у Викуси была непонятная и неприятная мне привычка — знакомить меня со своими подружками, их сёстрами, сёстрами их сестёр. Я терпел поначалу, потом предупредил, что начну хамить. Если бы она ещё и телефон мой не давала кому попало, было бы вообще замечательно. На рабочий звонили поменьше, и я там всегда только по делу общался — резко и быстро обрывал ненужные мне разговоры, пресекал неприятные знакомства.

Пашку я нашёл возле площадки с мангалом вместе с братьями. И ещё какой-то их друг, показавшийся мне смутно знакомым темноволосый смуглый парень, над переносным столом нанизывал на шампуры истекающие душистым маринадом куски мяса. Какой-то дальний родственник приёмных родителей дяди Камиля и Пашкиной матери, как оказалось потом.

— Поздравляю. — Я вручил Пашке пакет с подарком — дамаском ручной ковки, на который он облизывался ещё год назад, и другой пакет с вискарём и ромом. За ними я заезжал по дороге по его просьбе. — Давай, сам пожелай там всего себе, а я поддерживаю.

— Какие мы красноречивые сегодня, не могу! — закричал уже основательно поддатый Пашка. — Надо тебе налить, а то ты нас не догонишь. Ладно, принимается. Знакомься — это Алекс.

Я споткнулся о его взгляд. Улыбался он как-то так... Непонятно, чего там было больше — приветливости или ехидства.

— Данил. — Я пожал его запястье — руки у него в маринаде были.

— Алексей.

Улыбка затаилась в уголках рта и в насмешливых тёмных глазах.

— Вот только не надо так официально, — не удержался Пашка. — Ты без своего костюма-тройки — пенсне — бабочка — презерватив — просто Лёха!

— Ой, щито ви, попгавьте галстук, и ви будете вилитый Мойша из Скогнячного пегеулка, — смеялся Алекс, ловкими движениями загорелых рук протыкая мясо острым концом шампура и стараясь, чтобы брызги маринада не попали на белую футболку.

Пашка разлил виски, сунул мне в руку стакан. Много пить я не собирался — на завтра были построены планы, и надо было сесть и разобраться со сметами, которые я давно откладывал на потом. Но, как у нас водится, фразой «я не пью» вы кидаете вызов всем присутствующим, и смысл пьянки начинает сводиться к тому, чтобы вас напоить.

Весь вечер я чувствовал странный зуд между лопатками, какое-то невидимое осторожное прикосновение — взгляд в щёку или на руки, мимолётный, скользящий, не встречающийся с твоим. Взгляд, от которого хотелось не то спрятаться, не то развернуться и всё-таки встретиться лицом к лицу с тем, кто так пристально и в то же время незаметно наблюдал за мной из-под ресниц. Взгляд, который я уже видел однажды на себе. Давно или недавно... Не мог вспомнить.

Около полуночи я засобирался домой. Не люблю ночевать в чужих домах. Ощущение чужой постели, пускай даже на одну ночь, словно прилипает к коже вместе с запахом белья, чужих подушек и одеял, вещей, который хочется побыстрее смыть с себя. Только Альберт и Вольга в своё время были исключением.

Я не был сильно пьяным, но Вадим всё равно не хотел отпускать меня одного и уговаривал остаться и лечь в мансарде. До города было далеко.

— Вот грабанут тебя такого весёлого, и будешь голышом до города топать, если в живых оставят, — злился вместе с ним дядя Камиль.

— Я уже такси вызвал, — упирался я, отпихивая от себя ухмыляющуюся морду Байкала, который вытирал слюни о мои джинсы и толкался толстым боком, так что я чуть не завалился, оступившись и споткнувшись о какой-то камень возле дорожки.

— Я тоже поеду. — Алекс поддержал меня за локоть. Я ощутил крепкие пальцы на предплечье. — Высажу его и сам домой. У меня завтра встреча.

В такси меня развезло так, что я заснул на заднем сиденье, но адрес назвать успел.

Возле подъезда моего дома Алекс вышел вместе со мной.

— Подождёшь? — Он обернулся к водителю, намереваясь, как и обещал дяде Камилю, доставить меня до дверей.

— Домой мне надо, — с сомнением пробурчал тот в ответ.

— Ну и катись! — Я кинул таксисту деньги. Меня повело, и Алекс придержал меня за плечо.

— Пойдём, у меня переночуешь.

Сейчас, когда я вспоминаю то своё первое утро с ним, я понимаю, что счастье можно потрогать. Вот так просто. Открыть глаза и увидеть рядом лицо любимого человека.