mp3: Андрей Губин — Ночь

Хосок был самым обычным подростком шестнадцати лет. Он часто забивал на уроки днем и вспоминал о них лишь тогда, когда нужно было ложиться спать, вследствие чего оказывался в постели намного позже должного; когда часы показывали уже далеко заполночь.

Хосок любил подолгу стоять в душе и сверлить в стене точку взглядом. В такие моменты в голове рождались новые строчки и рифмы для стихов (которые, почему-то, сразу же из нее вылетали, как только выключалась вода, а его ноги касались махрового полотенца на полу); горели жаркие споры, в которых он всегда выигрывал и возвращая своего оппонента — будь то дерзкий одноклассник или строгая и невменяемая учительница литературы — на место, оставляя последнее слово всегда за собой. Частенько и просто плакал, прижавшись разгоряченной спиной к холодной кафельной плитке. Синюю бритву из шкафчика доставал в совсем уж редких случаях (но все же доставал) и использовал, не чтобы очистить свое тело от лишних волос, а чтобы избавить душу от лишней боли, а голову — от мыслей.

В кровать ложился с наушниками, до дыр заслушивая излюбленные треки, словно так он мог общаться с самим автором. Словно так мог ему сказать: «как здорово, что вы меня понимаете». Потому что больше сказать такого было некому.

Боялся темных силуэтов, мельтешащих по комнате, поэтому прежде, чем сомкнуть глаза, всегда сперва включал фонарик на телефоне, чей белый луч огибал все громоздкие стопки книг на столе, горы одежды на спинке стула и плакаты любимой рок-группы на стене, чьи прямоугольные очертания во мраке ночи его не самыми зрячими глазами воспринимались самыми настоящими черными порталами в небытие. Хосок никогда не интересовался мистикой, не читал ничего про спиритизм, не верил в домовых и привидений, но все равно почему-то боялся темноты.

А еще боялся отца. ведь тот был похлеще любого подкроватного монстра. Его леденящие душу шаги по коридору он уже давно научился отличать от маминых, и всякий раз слыша, как его тяжелая нога ступает по паркету, спешил сунуть телефон под подушку, принять правдоподобную позу и притвориться спящим, а главное — успеть провернуть все это абсолютно бесшумно за жалкие десять секунд до того, как дверь его спальни может с не предвещающим в дальнейшем ничего хорошего грохотом открыться.

Еще очень долго ворочался в постели, пытаясь найти то самое положение, когда у него не будет затекать спина, а левой руке найдется место быстрее, чем его голову посетит мысль о том, что в принципе, без нее было бы лучше (а она посетит).

А еще его посетит мысль о том, что, наверное, было бы здорово заболеть раком. Чтобы легкие отказывались дышать без помощи интубационной трубки, а все его близкие вдруг неожиданно начали понимать его без слов. Мама бы плакала, гладя его по голове и держа за руку, отец в сотый раз извинялся за все плохое. Друзья бы навещали каждый день...

От таких фантазий его губы трогала улыбка, однако засыпал он все равно со слезами на глазах. Потому что был убежден, что при подобном раскладе отец до самого последнего будет называть его «тяжелым крестягой», мать лишь растерянно разведет руками в стороны, друзья забудут и вовсе, а те, что в интернете, так и останутся в неведении.

Скучать, наверное, будет лишь кот. И тот сейчас выпрыгнул из его объятий, устремившись рысцой на кухню и оставив под одеялом после себя пустоту и холод.

Хосок был самым обычным подростком. Обычным, ночным подростком.